Тот, кому ведома сия повесть, рассказывает, будто, проведя некоторое время в стране лунных обитателей, Индрапутра явился к государыне и молвил: «О матушка, я хочу проститься с тобой, ибо чересчур долго пребываю в сих пределах. А неисчислимые милости, кои ты оказала мне, я навеки сохраню в своем сердце». Ответствовала Меньерма Деви: «О сын мой Индрапутра, по моему разумению, хорошо бы тебе еще немного погостить во граде лунных обитателей». Сказал Индрапутра: «О матушка, не было бы в том большой беды, если бы я уже исполнил волю раджи Шахиана».

Не зная, какими словами удержать Индрапутру, государыня горько заплакала, ибо полюбился ей юноша своей мудростью и речи о близкой разлуке опечалили ее. Индрапутра же почтительно склонился перед государыней и пожал ей руку. Явились тогда к Индрапутре Сеганда Чахая Ирам, главный везирь и царевичи духов, почтительно склонились пред юношей, обняли его и заплакали. После Индрапутра распрощался с везирями и витязями и отправился в сторону, где заходит солнце, поднимаясь на высокие горы и минуя бескрайние луга.

По прошествии недолгого времени Индрапутра достиг глубокой пещеры — сокровищницы раджи Бахарума Табика.— и, обойдя вокруг горы, в коей была сокрыта та пещера, нашел вход в нее. Пещера была выложена зеленым камнем, дверь ее — выкована из драгоценного сплава меди и золота, и охранял дверь грозный змей небывалой длины.

Когда Индрапутра взглянул на змея, тот почуял человечий дух, проснулся и открыл глаза. Завидев юношу, поднял змей голову, разинул пасть и высунул язык. Засверкали на солнце его страшные рога, и с рыком, подобным громовому раскату, грозный змей бросился на Индрапутру. Тот уже поджидал чудовище, сжимая в руке обнаженный меч, ударил змея мечом и рассек надвое. Дивясь огромным извивам мертвого тела, вздымавшимся, подобно высоким горам, Индрапутра отворил двери сокровищницы, столь обширной, что взор не достигал ее конца.

Войдя, узрел Индрапутра четыре залы, наполненные всяческими превосходными вещами из золота и серебра. В первой зале Индрапутра нашел драгоценные одежды, во второй — воинское оружие: щиты, мечи, доспехи и шлемы. Индрапутра подивился тем залам, хранившим облачения стародавних раджей, и, ничего не взяв, покинул их и вошел в третью.

В третьей зале Индрапутра увидал зеленого коня, быстрее молнии устремившегося к юноше, ощерив зубы и раздувая ноздри. Индрапутра обратился к коню на языке джиннов и молвил: «О конь, не лучше ли нам стать друзьями, нежели врагами!» И вознес Индрапутра тому коню всевозможные хвалы, успокоил его ласковыми словами, конь же плавной поступью приблизился к юноше и, склонив голову, спросил на языке джиннов: «О юноша, как твое имя, откуда ты родом и куда направляешься?» Ответствовал Индрапутра: «Меня зовут Индрапутрой, я сын махараджи Бикрамы Буспы». И поведал он коню обо всем, что с ним произошло, от начала и до конца.

Когда конь, звавшийся Джангги Гердана, услыхал рассказ Индрапутры, он вновь поклонился и покорно последовал за юношей. Индрапутра же вошел в четвертую залу, наполненную седлами и конскими сбруями, и отыскал там среди многих седел одно — небывало прекрасное, усыпанное многоразличными самоцветами. На том седле было начертано имя — Джангги Гердана.

Оседлав коня, Индрапутра объехал сокровищницу Бахарума Табика, дивясь ее невиданным чудесам. Когда он выехал наружу, молвил Джангги Гердана: «О господин, в голове сего змея Мамдуда сокрыт ларец из белого стекла, в коем хранится талисман, именуемый Беди Захир. Ежели воззвать к тому талисману над телом умершего, вмиг оживет умерший. Талисман наделен такой силой, что может оживлять людей либо же лесных тварей, от коих остались одни только кости».

Услыхав слова Джангги Герданы, Индрапутра возрадовался, направился к поверженному змею и, отсекши мечом его голову, достал из змеиного черепа ларец белого стекла, в коем был укрыт талисман Беди Захир. После же в великой радости воротился к коню.

Обретя талисман Беди Захир, Индрапутра остановился на недолгое время в сокровищнице Бахарума Табика и что ни день разъезжал на Джангги Гердане по окрестным лугам, горам и пещерам, тешась лицезрением всевозможных чудес.

Теперь поведаем о радже страны Зайнон, прозывавшемся Пуспа Пандей. Рассказывают, что вел он свой род от правоверных джиннов, женат же был на дочери человеческой. Двоих детей породил государь: сына, несказанно прекрасного, по имени Динар Пандей и дочь — царевну Пуспу Серигадинг, которую ласково величали Чендра Лела Нор Лела. Царевна та была прельстительна, словно медовый океан, и славилась небывалой красотой и превосходным обхождением. Подданными раджи Пуспы Пандея были обезьяны и мартышки различных родов, макаки, лемуры и гиббоны, превращавшиеся по ночам в людей. Тогда-то и восходил государь на свой трон, и перед ним представали везири, витязи и многочисленное войско, с которыми государь пировал, шумя и веселясь. А как только наступало утро, народ Пуспы Пандея вновь принимал обезьяний облик.

Как-то раз предался государь думам: «Дочь моя выросла и вступила в брачную пору. Как бы не проник к ней какой-нибудь юноша и не случилось беды. Ведь в этих краях обитает множество небожителей и пери, мои же подданные днем обращаются в лесных тварей и не могут им противостоять. Построю-ка я высокую башню для дочери, дабы отвратить беду».

Решив так, Пуспа Пандей призвал к себе везирей, витязей и народ разного звания. Когда же подданные собрались, государь отправился с ними в луга, именуемые Анта Берахи, и возвели они в тех лугах девятиярусную башню со стенами из лазурита, оправленного драгоценным сплавом и чистым золотом и изукрашенного рубинами. На кровле же повесили четыре могущественных талисмана.

Башня была так высока, что с вершины ее люди казались шмелями, наверх вела лестница, у которой одни ступени были из острых мечей, другие — из превосходного золота.

Вокруг башни вырыли семь рвов, вымощенных золотыми и серебряными плитами, через те рвы перебросили мосты из синего стекла, один же из мостов возвели из драгоценного сплава меди и золота. И населили рвы жемчужницами, устрицами и иными морскими тварями.

Когда башня была выстроена, государь привел дочь и оставил там за семью стеклянными завесами. А чтобы царевна не скучала, в башне поместили нескольких разноцветных птиц. Покончив с этим делом, Пуспа Пандей воротился во дворец и распустил везирей, витязей и воинов по домам.

Сидя в башне, царевна очень тосковала по отцу с матерью, и, дабы утешилась она, послали ей родители яванского скворца и попугая, которые умели петь пантуны, селоки и шаиры, а также тешили слух царевны всевозможными историями. Услыхав пение тех птиц, возрадовалась Чендра Лела Нор Лела. Что ни день развлекал ее скворец, когда же ей хотелось полакомиться сладкими плодами, царевна посылала за ними скворца, оставляя при себе попугая. А если улетал попугай, с царевной неотлучно пребывал скворец. Так оберегали Чендру Лелу Нор Лелу те птицы.

Однажды молвил попугай, обратясь к скворцу: «Пора бы царевне выбрать себе жениха. Как бы помочь ей в этом деле?» Ответствовал скворец: «О попугай, давай полетим к юным царевичам, прославленным стройностью стана, и поведаем им о несравненной красоте нашей госпожи, дабы тем рассказом заронить любовное томление в их души». Молвил попугай: «Воистину справедливы слова твои. Так и надлежит поступить».

Отправился попугай в некую страну и там узрел несказанно прекрасного царевича, происходившего из рода небожителей-индров, который, сидя во дворце, сладостным голосом читал вслух дивную повесть. Спустился попугай к тому царевичу небожителей и принялся танцевать, взмахивая крыльями, распуская хвост и распевая пантуны, селоки и шаиры. Весьма пораженный видом чудесной птицы, царевич отложил книгу и молвил: «О попугай, что привело тебя сюда?» Ответствовал попугай, распростерши крылья: «О царевич небожителей, ведомо ли тебе о госпоже моей, царевне Серигадинг, ласково прозываемой Чендра Лела Нор Лела, которая обитает в лугах Анта Берахи в позлащенной башне, изукрашенной драгоценными каменьями? Несравнена красота Чендры Лелы Нор Лелы. Ее пышные волосы до того тонки, что их можно продеть в кольцо, ее лоб подобен молодому месяцу, брови — петушиным шпорам, глаза — утренней  звезде, нос — бутону жасмина, уши — увядшим водяным лилиям, щеки — половинкам манго, губы — сердцевине сладчайших яств, зубы — гранатовым зернышкам, белеющим в трещинке плода, язык — цветку лотоса, подбородок — пчелиному рою, свисающему с ветки. Нежную шейку царевны можно уподобить высокогорлому сосуду, вылепленному на гончарном круге, плечи — изящно изогнутому навершию ножен, руки — жгутам, из коих сворачивают  тюрбан, пальцы — иглам дикобраза, грудь — изгибу радуги, перси — птичьим яйцам, стан — стебельку цветка. Бедра у нее тонкие и стройные, как у кузнечика, икры подобны удлиненным зернышкам риса, а горделивой осанкой царевна напоминает павлина, распустившего хвост». И еще молвил попугай: «О царевич, воистину госпожа моя подобна готовому раскрыться бутону. Ежели господин ее увидит, сердце его исполнится любовной страстью». Поведав царевичу о красоте Чендры Лелы Нор Лелы, попугай улетел, царевич же в великом смятении вышел из дворца и один без свиты последовал за птицей, минуя леса, луга и непроходимые джунгли, ибо сердце его сжигал любовный пламень. Попугай привел царевича к башне в лугах Анта Берахи, и еще издали царевич узрел ту башню, окруженную рвами, которая показалась ему золотым островом, распространяющим окрест нестерпимо яркое сияние.

Между тем повеял легкий ветерок, взволновались воды во рвах и зазвенели, подобно сладостным звукам бамбуковой флейты. И поднялись на поверхность рыбы, распевая пантуны и со смехом взирая на царевича, тщетно искавшего дорогу к башне. Пропели рыбы такой пантун:

Услыхав те слова, воскликнул царевич: «О Чендра Лела Нор Лела, как мне достичь твоей башни?» Всплыла тогда из глубины несказанно прекрасная рыбка и, смеясь, пропела такой пантун:

Услыхав песню прекрасной рыбки, царевич почувствовал, что его страсть стала сильней прежнего, и пошел вдоль рва, плача и возглашая: «О Чендра Лела Нор Лела, как мне достичь твоей башни?»

Наконец отыскал царевич стеклянный мост и, весьма подивившись, ступил на него. Когда же он достиг середины моста, вновь повеял ветерок, и взволновались воды, зазвенев, подобно тихим звукам оркестра, и выплыли на поверхность рыбы, пропев такой пантун:

Только они допели, как из глубин поднялась еще одна рыбка, красотой превосходившая первую, и, смеясь на разные лады, потешила слух царевича таким пантуном:

Услыхав те слова, царевич не сумел превозмочь любовного томления и воскликнул, рыдая: «О Чендра Лела Нор Лела, как мне достичь твоей башни? Поистине, печальна моя участь!»

Миновав семь стеклянных мостов, царевич узрел, что небывало высока башня царевны и что ведет к ней лестница со ступенями из чистого золота и из мечей. Снедаемый страстью, царевич ступил на лестницу, миновал грозные мечи и начал было подниматься по золотым ступеням, когда царевна вдруг глянула вниз и спросила, обратясь к своим стражам: «О скворец и попугай, что за юноша приближается к моей башне?» Попугай и скворец расправили крылья и пропели такой пантун:

Царевна улыбнулась и выглянула из окошка; царевич же посмотрел в это время вверх, так что взгляды их встретились, и столь прекрасна была Чендра Лела Нор Лела, что царевич, объятый томлением, захлебнулся в море любовной страсти, оступился на позлащенной лестнице и упал прямо на острые мечи, кои надвое рассекли его тело. Та же участь постигла других царевичей, которые, выслушав попугая, влюблялись в Чендру Лелу Нор Лелу, все они погибали, рассеченные мечами, когда пытались взойти по золотой лестнице. И было тех царевичей, лишившихся жизни, без единого сорок.

Теперь расскажем об Индрапутре, обитавшем в сокровищнице раджи Бахарума Табика. Как-то раз молвил Джангги Гердана, обратясь к хозяину: «О господин мой Индрапутра, не желаешь ли ты направить стопы свои в ту сторону, где заходит солнце, дабы узреть находящиеся там чудеса. Есть в тех краях некая диковина, несказанно прекрасная, которую я хотел бы тебе показать». Ответствовал Индрапутра: «О Джангги Гердана, я согласен отправиться в путь».

Сел Индрапутра на коня, и они полетели в ту сторону, где заходит солнце. Немало высоких гор, неприступных круч, лесов, лугов и рек повидал Индрапутра на своем пути. И наконец достиг горы, где простирались луга Анта Берахи. Спешившись, Индрапутра узрел высокую башню посреди тех лугов и пустил коня на пастбище, сам же направился к башне, окруженной семью рвами.

Между тем повеял легкий ветерок, взволновались воды во рвах и зазвенели, подобно нежным звукам оркестра. Индрапутра приметил, что в иных местах рябь пробегает по водной глади, в иных же — нет, и понял, что это не гладь, но прозрачные мосты. Тогда направился он к одному из мостов и узрел, что несказанно прекрасен тот мост, возведенный с великим искусством из синего стекла. Когда же Индрапутра ступил на него, из глубин поднялись рыбы и принялись распевать пантуны и селоки сладостными голосами.

Индрапутра прошел по мосту и, приблизясь к башне, с восхищением стал разглядывать превосходную постройку и золотую лестницу, у которой иные ступени были сделаны из острых мечей. Подивился Индрапутра и горе трупов, громоздящейся у подножия лестницы, после же быстрей молнии взлетел вверх по ступеням к башне.

В ту пору царевна выглянула из окошка и увидала несказанно прекрасного юношу, проворно поднимавшегося в башню. Спросила царевна, обратившись к скворцу и попугаю: «Должно быть, вы летали в страну этого юноши и знаете, из каких он краев?», — спросив же, скрылась за драгоценным пологом. Ответствовали скворец и попугай: «Неведомо нам, из какой он страны».

Между тем Индрапутра вошел в башню, и, поспешно распростерши крылья, спросили его птицы: «О юноша, откуда ты явился, как твое имя и кто твой отец?» Ответствовал Индрапутра: «Меня зовут Индрапутрой, а отец мой — махараджа Бикрама Буспа». И Индрапутра поведал птицам обо всем, что с ним произошло, от начала и до конца. Царевна же, укрытая за завесой, выслушав тот рассказ, предстала перед Индрапутрой, который в изумлении не мог отвести глаз от ее прекрасного лица, распространявшего столь ослепительное сияние, что взор не в силах был проникнуть сквозь его завесу.

И Индрапутра, ослепленный блеском царевны, упал без памяти, она же принесла розовой воды и смочила ею чело юноши, тоже дивясь его красоте. Придя в себя, Индрапутра молвил: «О сестрица, о золотой слиток моей души, как твое имя и как зовут родителей моей хрустальной владычицы? Какого ты рода и почему скрываешься в этой высокой башне?» Ответствовала царевна: «О брат, отца моего зовут Пуспа Пандей, и принадлежит он к роду правоверных джиннов. Моя мать, государыня Серигадинг, — дочь человеческая». И Чендра Лела Нор Лела рассказала Индрапутре о том, как родители заключили ее в высокую башню. Спросил Индрапутра: «О сестрица, чьи это кости громоздятся горой у подножия башни?» Ответствовала царевна: «О брат мой, это кости царевичей, возжелавших подняться наверх. Дойдя до середины лестницы и узрев мое лицо, они забывали обо всем на свете и, оступившись, падали на мечи, кои надвое рассекали их тела».

Подивился Индрапутра, услыхав рассказ царевны, и вновь спросил ее: «О сестрица, можно ли вернуть к жизни сих умерщвленных царевичей?» Улыбнувшись, ответствовала царевна: «Здесь поднимется неслыханный шум, ежели Всевышний их оживит». Молвил Индрапутра: «О сестрица, давай спустимся с лестницы, и, если Всевышний мне поможет, я верну к жизни этих царственных юношей».

Спустившись с царевной вниз, Индрапутра достал свой талисман Беди Захир, добытый из черепа змея Мамдуда, и опустил талисман в сосуд с розовой водой. И когда в первый раз спрыснул Индрапутра той водой останки царевичей, над ними поднялся густой дым, когда он спрыснул их во второй раз, на истлевших костях наросло мясо, когда же в третий раз Индрапутра окропил розовой водой тела царевичей, они ожили.

Молвил тогда Индрапутра, обратясь к царевичам: «О братья мои, что приключилось здесь с вами?» И царевичи, весьма дивясь, рассказали Индрапутре обо всем, что им довелось испытать. Спросил тогда Индрапутра: «Кто же вернул вас к жизни?» Ответствовали царевичи: «Этого мы не знаем». Молвил Индрапутра: «Всевышний возвратил вам жизнь, я же был лишь орудием в его руках». Спросили царевичи: «О наш юный господин, как твое имя, как зовут родителей твоих и кто ты родом?» Ответствовал Индрапутра: «Меня зовут Индрапутрой, я —сын махараджи Бикрамы Буспы, родом же — сын человеческий».

Услыхав те слова, царевичи почтительно склонились перед Индрапутрой, а он подумал про себя: «Всем этим царевичам и невдомек, что не кто иной, как я, вернул им жизнь». И вознесли царевичи молитву, дабы здрав и счастлив был Индрапутра, обняли его и облобызали. Царевна же Чендра Лела Нор Лела весьма подивилась небывалому могуществу юного героя. После Индрапутра отправился во град царевны, а за ним последовали тридцать девять царевичей.

Между тем весть о деянии Индрапутры дошла до раджи Пуспы Пандея, и он поспешил вместе со своим сыном Динаром Пандеем, везирями и витязями обезьян навстречу юноше. Увидев государя, Индрапутра спросил, обратясь к Чендре Леле Нор Леле: «Кто это приближается к нам?» Ответствовала царевна: «О брат, это отец мой». Не мешкая подошел Индрапутра к Пуспе Пандею и пожал ему руку. Пуспа Пандей обнял Индрапутру и облобызал, восхищаясь его красотой, мужеством и преданностью, а Динар Пандей почтительно склонился перед Индрапутрой, который обнял его и расцеловал.

И пригласил Пуспа Пандей Индрапутру во дворец и усадил на позлащенное кресло, изукрашенное драгоценными каменьями, а когда наступила ночь, обезьяны превратились в людей — и везири их и витязи воссели на свои места. Индрапутра весьма подивился тому, что звери приняли человеческий облик.

Между тем слуги внесли всевозможные угощения, и Индрапутра, Пуспа Пандей и Динар Пандей вкушали те яства из одного блюда, а вместе с ними пировали тридцать девять царевичей. Когда же они насытились, были поданы пьянящие напитки и пущены по кругу чаши, усыпанные самоцветами. Музыканты громко заиграли на ребабах, лютнях, флейтах, бамбуковых свирелях, гонгах и тарелках, сладкоголосые певицы запели прекрасные песни, и обезьяний народ принялся за игры и всевозможные забавы.

С того дня Индрапутра поселился в обезьяньем городе и проводил все дни свои в пирах и развлечениях.