Итак, на след «хозяина» вышли. Теперь он никуда не денется. Старый Рыбаков забеспокоился, когда Грачев внезапно переменил место встречи. Петляет. Хитер. Но это ему не поможет. Ведь с тех пор как Артемий Максимович вышел из ворот Гознака, сотрудники комитета не спускали с него глаз. Наконец, они увидели того, кого искали столько времени. В переулке он внезапно остановил Рыбакова, взял у растерянного старика сетку. По повадке это вероятней всего и есть сам «хозяин». Решительный, деятельный, напористый. Отправился он совсем не в Одессу, как сказал Рыбакову, а в Батуми. И билет на самолет у него был припасен заранее. Впрочем, это теперь не имело значения.

Сейчас перед Андреевым стояла другая задача. Надо было срочно обезопасить Олега, находившегося под присмотром «соседа».

На короткое совещание собралась оперативная группа.

«Сосед», по-видимому, и есть тот сообщник «хозяина», который принимал участие в обыске у Мокасинова. Во всяком случае, словесный портрет милиционера, данный Мокасиновым, и внешность «соседа», описанная Рыбаковым-старшим, совпадают. Значит, «сосед» знает Мокасинова. Может быть, знает и то, что Мокасинов — хозяин явочной квартиры. Бубенцов, как известно, не уехал и вернул документы Мокасинову, но от самой идеи поездки не отказался. А что, если Мокасинов по поручению Андреева несколько раз пройдет мимо дачи, где находится Олег. «Сосед» непременно обратит на него внимание. Может быть, удивится, что Мокасинов узнал адрес. Но все же он будет вынужден отреагировать на появление Мокасинова. Что он может подумать? Скорей всего, что «хозяин» поручил Мокасинову передать какое-нибудь срочное распоряжение, касающееся Олега или, быть может, Бубенцова.

Расчет Андреева оказался верным. Логинов с тех пор, как уехал Грачев, неотлучно сидел в комнате, где спал Олег. Теплоход уходил к вечеру. Логинов даже был рад, что его подопечный продолжает спать. «Наверное, Грачев дал ему снотворное, — решил он. — Что ж, это к лучшему, после такой передряги парень мог и вовсе рехнуться. Даже самому Логинову стало как-то не по себе, когда он узнал о гибели Гали. Когда, по распоряжению Грачева, он предложил Гале путевку в дом отдыха под Одессой, то, конечно, совсем не предполагал, что все кончится так трагично. Да, он неудачник, пьяница, подонок. Из-за денег согласился когда-то выполнять некоторые распоряжения одного проходимца, который оказался сотрудником иностранной разведки. Помог ему выбраться за рубеж. Операция называлась «Племянник», а сам он играл роль дяди.

Тогда-то и появился в Советском Союзе вместо его «племянника» Николаев. Жестокий, беспощадный.

Все припомнилось Логинову так ясно, как будто было вчера.

...С катера, идущего вдоль батумского побережья, хорошо была видна узкая каменистая полоска берега. В это время на побережье всегда полно народу, и с раннего утра до самого вечера на берегу — загорелые тела, яркие купальные костюмы, тенты и зонтики. Все это, освещенное заходящим, но еще ослепительным южным солнцем, было похоже издали на пестрые пятна, по воле неведомого художника нанесенные на огромное полотно побережья. И даже море у берега тоже было пестро от людских тел, байдарок и лодок, сновавших взад и вперед. Лишь кое-где вздымались на гребнях волн шапочки отдельных смельчаков, заплывших далеко от берега. Да там, где кончался пляж и круто громоздились скалы, тоже было безлюдно. Особые любители солнца находили удовольствие в том, чтобы растянуться на раскаленных камнях далеко от воды. На одной из таких глыб виднелся широкий голубой зонт, какими обычно пользуются художники. Этот зонт, наверное, совсем не привлек бы внимания пассажиров катера, но некоторые помимо воли отметили, что зонт на вершине скалы то опадал, то снова распускался голубым цветком, словно кто-то нарочно раскрывал и складывал его. Нет, ничего подозрительного в поведении голубого зонта не было. Человек в белом костюме, наверное художник, сидел за своим мольбертом, а девочка лет десяти, видимо дочка его, баловалась, открывая и закрывая зонт.

С катера в бинокль был во всех подробностях виден заполненный курортниками берег, лодки, качающиеся на волнах, и большой белый пароход под турецким флагом, идущий по направлению к порту.

Это был «Цинтауэр», торговый корабль, уже не раз бывавший в Батумском порту. Свободные от вахты матросы толпились на палубе. В бинокль старшине были хорошо видны их улыбающиеся лица. Перевесившись за борт, матросы что-то кричали пассажирам маленького спортивного катера, и те в свою очередь дружески махали руками в ответ.

С борта парохода хорошо был виден берег пляжа, белый курортный город, встававший за линией железной дороги, и скалистый обрыв. Один из матросов, стоявший на палубе турецкого судна, так же, как, и старшина сторожевого катера, взял бинокль и тоже обратил внимание на голубой зонт. Только его нисколько не удивило странное поведение зонта. Наоборот, проследив за тем, как он складывается и раскрывается, он с удовлетворением подумал: «Значит, все в порядке. Хорошо, что они отказались от радиосигналов, которые легко могут быть перехвачены и сразу же насторожат местные органы охраны. Незачем посылать свою визитную карточку, если ты незваный гость». Матрос снова посмотрел в бинокль на художника в белом костюме, стараясь как можно лучше разглядеть его лицо. Окончательно раскрывшись, зонт застыл на скале голубой точкой. Теплоход, обойдя стороной пляжный берег, подходил к причалу порта.

Трое суток, которые требовались для разгрузки и погрузки новой партии товара, стоял «Цинтауэр» в порту. Работа шла непрерывно. И только на третьи сутки, когда в трюм был опущен последний тюк хлопка, команда получила отдых и разрешение сойти на берег. Одна за другой съехали на берег несколько групп моряков. Радуясь предстоящему отдыху и развлечениям, они торопились в город, чтобы побродить по улицам, купить в киоске Интуриста сувениры и подарки, посидеть в большом ресторане на приморском бульваре.

Не прошло и часа, как эта программа была выполнена. Во всяком случае, один из моряков вышел из закусочной в весьма приподнятом настроении... Коверкая русские слова, он напевал «Подмосковные вечера», добродушно улыбаясь прохожим. Постоял немного на крылечке, что-то крикнул лохматой собаке, в ожидании подачек сидевшей у дверей закусочной, а потом сошел со ступенек, но при этом, не свернул на улицу, а, по-видимому, заплутав немного, очутился на базаре среди прилавков, заваленных зеленью. Но это нисколько не обескуражило веселого моряка. Напротив, он, видимо, был доволен, что попал в это зеленое царство. Покачиваясь и все так же улыбаясь, он шел вдоль прилавков, разглядывая лежавший на них товар. Солнце поднялось довольно высоко. Курортники в это время обычно предпочитали сидеть у моря, поэтому покупателей было немного. И только торговцы, не успевшие распродать свой товар, скучали за прилавками. Появление веселого моряка не прошло незамеченным. А когда он, объясняясь наполовину на ломаном русском языке, наполовину знаками, непонятно зачем купил у чернобровой, застенчиво улыбавшейся девушки-колхозницы целый ворох петрушки, все окружающие смотрели на него с симпатией и веселым ожиданием.

— Подвыпивший он везде подвыпивший, — глубокомысленно сказал стоявший по соседству с девушкой продавец гранатов, по-видимому, и сам любитель заложить за воротник. И когда морячок обратил внимание на его гранаты, стал так же весело и шутливо расхваливать свой товар.

— Бери! Смотри какие гранаты. Первый сорт. Во всем мире таких не сыщешь. Из совхоза «Заря», запомни. Так и скажешь потом. Из совхоза «Заря», — посмеиваясь говорил он, забывая, что моряк не понимает по-русски. Но моряку не очень понравился товар. Во всяком случае, он, осмотрев то, что лежало на прилавке, покачал головой, с трудом подбирая нужные слова, сказал: «Спелый. Спелый купим».

— Вот беда-то какая, — сказал владелец гранатов соседям. — Как на грех, все уже распродал. А дома у меня еще две корзины. Привез, а на базар не взял — не дотащить было сразу. — Он был расторопный малый — этот продавец гранатов.

— Эй, друг! — закричал он, заметив, что моряк собирается уходить. — Погоди, погоди. Пойдем ко мне. Я тебе дам спелых. Спелые! Спелые! — повторил он моряку громко, как глухому, и ткнул пальцем в крупный плод. — Да я тут рядышком, близко. — Он быстро собрал с прилавка остатки товара и вместе с моряком вышел за ворота рынка.

— Ишь, как его, сердешного, на гранаты повело, на кисленькое, значит, — сказала бабка, торговавшая рядом абрикосами. — И энтот, с гранатами, сурьезный, видно, мужчина, своего не упустит, — не без зависти проговорила она. — Конечно, хорошему покупателю отчего ж не удружить.

Продавец гранатов сказал правду. Идти им было совсем недалеко, только свернуть за угол. Здесь он вчера остановился на квартире, приехав из дальнего совхоза «Заря» вместе со своим племянником, специально, чтобы продать гранаты. Он очень торопится, потому что отпросился у бригадира всего на два дня, объяснил он хозяйке квартиры. Думал сегодня все и продать. Но тут в дороге прихворнул племянник. Видно, продуло, когда ехали в открытой машине. И правда, вчера, как только приехали, племянник, предоставив дяде все хлопоты, с вечера лег в маленькой полутемной боковушке, которую им уступила хозяйка, и так, не поднимаясь, лежал там. Даже не помог дяде донести до базара гранаты. Хорошо еще, что тому удалось найти такого покупателя. Хозяйка видела из летней кухни, как ее постоялец провел в дом морячка. Тот шел, покачиваясь, напевая «Подмосковные вечера». А постоялец громко расхваливал свой товар.

Морячок нисколько не торговался. Через несколько минут он вышел из дома, прижимая к груди пакет гранатов. Теперь он был совсем доволен. Насвистывая свою песню, он, все так же покачиваясь, прошел через двор мимо кухни. «Ишь, налакался, — подумала, глядя ему вслед, хозяйка, — гранаты ему надобны. А у самого вон штаны сползают. Сюда шел — держались вроде. А обратно так прямо дорогу метет. Небось явишься на корабль, увидит старшой, что ты штаны чуть не потерял, будут тебе гранаты. Ловок, — думала она о своем постояльце. — Такому покупателю все равно, что спелые, что неспелые. Он за ценой не постоит. И правда, наверное, моряк хорошо заплатил владельцу гранатов, хотя и купил не так уж много. Во всяком случае, тот был очень доволен. Сказал, что больше не хочет задерживаться».

— А как племянник-то.? — спросила хозяйка.

— Ничего, вроде отлежался. Приедет домой — полечится. А теперь пора. Не то больше расхвораться может.

— Ну ладно, будьте здоровы, — сказала она. — А когда надо — милости просим. У нас удобно. Базар вон — рукой подать. Спасибо за портрет за дочкин. Нюрка моя, как живая, у моря стоит. Хорошо рисуете.

— Не за что. Я люблю рисовать.

— Приезжайте. Рады вас видеть, — сказала хозяйка.

— А вы когда приедете, возьмете меня опять на берег зонтиком поиграть? — спросила девочка, дочка хозяйки.

— Непременно возьму, — отвечал постоялец.

Он расплатился с хозяйкой и оставил дочке ее непроданные гранаты — не тащить же их было обратно в село. Быстро собравшись, чтобы не опоздать на автобус, они вместе с племянником отправились в дорогу.

«А племянник вроде вчера показался мне пониже ростом, — подумала хозяйка. — И брюки на нем коротковаты немного».

Морячок был Николаев — Грачев.

Был морячок, стал — племянничек. А тот племянничек, который больной лежал, выздоровел и уплыл с кораблем. Морячком стал. Помог дядя тогда одного на другого обменять.

...Теперь, когда Логинов вспоминал все это, его пробирала нервная дрожь. Одно дело, думал он, помочь обмену племянничка на морячка или забрать деньги у ворюги Мокасинова и совсем другое — убийство девушки. И он, Логинов, теперь тоже невольный участник этого убийства. Надо спасать своего подопечного и спасаться самому. Другого выхода нет. Как долго тянется время! Хорошо, что он, вопреки наказу Николаева, все же припас пол-литра. Оглядываясь на спящего Олега, он потихоньку прикладывался к бутылке. Случайно выглянув в окно, Логинов увидел Мокасинова, прогуливающегося по противоположной стороне улицы. «Этот еще зачем пожаловал?» — мелькнуло у него. Протрезвев от страха, он наблюдал из-за занавески. Мокасинов продолжал ходить взад-вперед. «Вот дурак старый! И чего он ходит, глаза всем мозолит? А может, его прислал Николаев с каким-нибудь срочным распоряжением? Скорее всего это так. Ведь откуда бы Мокасинов узнал адрес дачи? Может быть, напали на след, ищут. И Николаев велел Мокасинову передать, чтобы они уходили отсюда».

Логинов приподнял занавеску, Мокасинов увидел, остановился. Логинов махнул рукой, показывая, чтобы Мокасинов вошел в сад, но тут же вспомнил, что садовая калитка закрыта на засов. Он сам запер ее, проводив Николаева. Не может же старик лезть через забор. Выругавшись, Логинов пошел отпирать калитку. Но едва он ступил на крыльцо, его схватили крепкие руки. Сопротивляться было бесполезно. Да он и не сопротивлялся. Семь бед — один ответ. В комнату вошел Андреев и, подойдя к кровати, на которой лежал Олег, сказал:

— Вставайте, Олег Артемьевич. Пришла подмога, которую вам обещал отец.

* * *

С Быковского аэропорта Грачев летел ночным рейсом в Батуми. Откинувшись в кресле самолета, он думал о том, что осталось позади, и о том, что еще предстояло. Успешно завершен его тотальный план. В его руках была защитная сетка. Получена она вместе с рождением еще одной Вариолы. Этой Вариолой теперь стал Артемий Рыбаков.

На первых порах, вызванный в Одессу Галей, он привез тетрадь с расчетами сына, еще ни о чем не подозревая. Но теперь, оказавшись в подстроенной Грачевым ловушке, он был вынужден сознательно пойти на преступление. Путь к отцу оказался самым коротким через сына. Говорят же: «Увяз коготок — всей птичке пропасть». Этот химик сыграл свою роль. Выдав иностранной разведке графику сетки, секрет Гознака, Рыбаков-старший предал интересы Родины. Кто-кто, а уж он должен был знать, что делает. Ведь столько лет проработал на Гознаке, где создавалась вся система государственной документации страны. Теперь Грачев был уверен — Рыбаков полностью в его руках. Так и останется он до конца своих дней Вариолой под номером, который присвоит ему Грачев. Оба они — и отец, и сын — стали порядковыми номерами Вариолы. Младший вернется на Запад, старший останется здесь. В обмен на известия о сыне отец будет сообщать все сведения о тайнах документации. Там, у Кларка, давно мечтали подобраться к Гознаку. И только ему, Грачеву, удалось этого добиться. Они должны оценить его успех. Располагая сеткой, его боссы приобретут возможность дублировать различные государственные знаки Советского Союза.

#img_15.jpg

В общем, все то, что всегда представляло огромные трудности при изготовлении. Не было главного ключа — секрета защитной сетки, которая сейчас находилась у него в кармане. Какое большое развитие получит теперь Вариола! Это его — Грачева — коронный номер. Теперь он сможет уйти на покой. Жизнь его всегда была как бы в закладе. Настал час выкупить ее. Уж тут он своего не упустит. Кларку придется платить. Нет, больше он не станет подвергать себя опасности, рисковать. Вилла на берегу моря. Тишина. Рыбалка...

Осталось уже немного. Вывезти Олега тем же способом, каким он был доставлен сюда. Это единственная брешь в границе. Она была открыта им, «хозяином». Он — автор этой идеи, которая так успешно осуществлялась. До сих пор советские контрразведывательные органы не обнаружили эту брешь. Не заделали.

Грачева тревожил, правда, еще Бубенцов. Почему все-таки он не пришел на «Либавию»? Что ему помешало? Вихрь стремительных действий, связанных с тотальным планом, не дал возможности Грачеву все последние дни оторваться от главного. Правда, он несколько успокоился, увидев Мокасинова на следующий день после отплытия «Либавии». Тот, как обычно, спокойно продавал груши на рынке. Значит, не чекисты помешали Бубенцову. Причина, следовательно, в другом, и надо выяснить, в чем именно. Придется послать в Одессу к Мокасинову Логинова — Вариолу № 1. Но это уже после того, как они отправят Олега на знакомом уже «Центауэре», который придет в Батуми через несколько дней. Как хотелось бы ему уехать тоже! Но придется ждать другой оказии. Теперь-то боссы поторопятся вытащить его отсюда, раз у него в руках Гознак. Мысли Грачева прервала хорошенькая стюардесса, предлагавшая пассажирам выпить чашку кофе.

«Это кстати, — подумал Грачев. — Можно выпить кофе даже с коньяком и, вытянувшись в удобном кресле, поспать немного под равномерный гул моторов».

Грачев спал после кофе весь рейс. Он спал и тогда, когда санитары «скорой помощи», вызванной командиром самолета по радио, вносили его на носилках в автомашину с красным крестом. Проснулся он в незнакомом, мало уютном месте с наручниками на руках. Перед ним сидел майор Андреев.

* * *

Грачев был опытный разведчик и понимал: прежде чем заговорить, нужно знать, что известно о нем противнику. Так вот он какой, этот самый Андреев. Их интересы столкнулись в тот день, когда Олег Рыбаков покинул советский теплоход и попросил права убежища. Это был его, Грачева, успех, ему с помощью Тейлора удалось тогда взорвать психологию молодого ученого. Они удачно использовали настроение Олега, нервозную обстановку, сложившуюся у Рыбакова на работе, его столкновения с профессором Сморчковым.

Тогда Грачев был сильней Андреева. Он действовал, оставаясь невидимкой, удачно обрывая связи, перевоплощаясь. Что-то не сработало в его расчетах или сработало против. Грачев не знал причины провала. Но он был, уверен: противник не мог раскрыть всей сети Вариолы.

Сейчас, когда они оказались лицом к лицу, сильнее стал Андреев. Андреев держит его в руках. Но это еще не конец. И если он, Грачев, сейчас не знает, что именно отдало его в руки Андрееву, то и Андреев не может располагать обширными сведениями. Правда, в руках Андреева серьезные и достаточные данные для того, чтобы Грачев надолго остался за решеткой. Его взяли, как говорят, с поличным. С сеткой в кармане. Потянут Рыбакова. Может, и удар ему нанесен именно с этой стороны. Тогда дело хуже. Там смерть Гали. Обязательно будут уточнять, почему она погибла. Все обстоятельства против молодого Рыбакова. Он был близок с ней. Он лгал ей. Он побудил ее вызвать отца. Он поссорился с ней, и она грозила выдать его. Этой версии трудно что-либо противопоставить. Все улики против Олега Рыбакова. Представив себе измученное безразличное лицо Олега, Грачев с удовлетворением подумал: «Нет, этот безвольный, сломленный горем молодой человек не сможет отстоять себя, оправдаться в глазах правосудия». А вдруг причина совсем в другом? И Рыбаковы тут ни при чем? Сетка, если ее обнаружат, конечно, может вызвать подозрения. Но она не сразу о себе заявит. Даже самый осведомленный человек не вдруг поймет, что такое эти листочки... Тогда он еще поборется с Андреевым.

И наконец, в резерве у него имеется испытанный прием — поторговаться и оплатить предъявленный счет. Оплатить тем, что знает. Не раз охнет там Кларк, если он заговорит. А пока молчать. Выдержки у него хватит.

Грачев с любопытством, нагловато, спокойно смотрел на майора Андреева, который заговорил первым:

— Как выспались? Как себя чувствуете?

— Спал крепко. Чувствую себя отлично. Хочется дополнительно к тому, чем вы угостили меня ночью в самолете, получить хороший завтрак, и, я думаю, мы скоро достигнем взаимопонимания.

— Завтрак уже готов. Я действительно с ночи забочусь о вашем питании.

— Спасибо. Ценю ваши любезности, кроме одной.

— А именно?

— Мне никогда не нравились украшения, которые на моих руках. Они раздражают звяканьем и лишают ощущения свободы.

— У вас большой запас юмора. Но это лишь увеличивает мое желание познакомиться с вами поближе. О том, что вы и Грачев, и Николаев, мне известно.

— Значит, вам известно все, что относится к Николаеву и Грачеву. Вы это хотели сказать?

— Нет. Я просто хочу положить начало допросу обычной записью в протоколе. Кто вы в действительности?

— В сравнении с тем, что вам уже известно, остальное несложно. Я — Николаев Василий Иванович. Сын царского чиновника. Родился в эмиграции. Иностранный подданный. Иностранный агент. Я действительно заброшен в Советский Союз по заданию иностранной разведки. Я просто агент, исполнитель. Допрос не встретит запирательств в том, что относится к моей роли, к моей деятельности в СССР. Вы получите подтверждение всему, что вам уже известно о Грачеве и Николаеве. Получите также подтверждение о том, что я — Николаев по указанному мной адресу моего проживания в Париже. В этом у вас не будет трудностей.

Но не в этом главное. Как профессиональный разведчик, я представляю себе и меру ответственности, которую несу, и значение для вас сведений о моих хозяевах. Я уже сказал вам, что надеюсь на взаимопонимание. Вы обещаете мне свободу. Я обещаю вам ценные сведения и выход на главные позиции игры с моими боссами. Мой проигрыш пусть будет проигрышем боссов и может стать вашим крупным выигрышем. В конце концов мне все равно. Кто платит, тот и музыку заказывает.

Допросы продолжались в Москве, с участием свидетелей. Свидетелей действий Николаева. Свидетелей обвинения. Их показания были как бы отдельными кадрами, из которых Андреев монтировал документальный кинофильм. Сам Грачев находился на положении зрителя, которому предложили посмотреть этот фильм, о самом себе. И по мере того как узнавали в нем и Николаева, и «хозяина», и Грачева, главный актер все больше понимал, что давно уже, очень давно крепкая рука Андреева схватила его за горло, а теперь сжимала все сильней и сильней.

Понял он на допросах и то, как давно оказались в проигрыше его боссы — еще при рождении плана «Вариола». Он тогда уже был обречен, этот план, а деньги, предназначенные для его выполнения, пускались на ветер.

И только по одной причине. Нет в советской действительности реальных условий для враждебной деятельности. Нет почвы для этого. Нет людей, которые сознательно согласились бы вредить интересам Родины.

Вот, подписав протокол показаний, поднялся из-за стола Андреева Мокасинов. Незаметно от майора показал на прощание бывшему «хозяину» кукиш.

Вот прошел перед ним Елкин, грозя пальцем и повторяя: «Я сразу узрел, что не от брата он. Книги те, что привез, так и лежат на чердаке. Не дал никому. Не от брата они. Не от брата».

Вот и Генка, и Бубенцов. Оба, обманутые им, в равной степени смотрели на него с удивлением и злостью.

Полным ненависти взглядом ожег его Гузенко. Приемщик Николаев пытался связать его с «тем светом», с его прошлым.

— Не вышло и не выйдет, — говорил он теперь.

Логинов подробно рассказывал Андрееву о том, как встречал Николаева два года назад в Батуми. Как порекомендовал подходящую работу в Лагутвинском комбинате. Как узнал от зятя Мокасинова — Валерия о его махинациях. Как ходили вместе на обыск к Мокасинову с подложными документами. Говорил больше, чем от него требовалось. Каялся, что жил как бы во хмелю. Плакал, будто пьяный, о своей пропавшей жизни, о потерянных годах. Бормотал: «Талант был. Художник. Все пропил. Все — прахом». Вдруг высказал мнение, что Николаев виновен в смерти сторожа Гаврилова. Ведь это Николаев угостил сторожа пивом. А в пиве было что-то намешано. Однако доказательств не было. Старик, выходило, умер естественной смертью, и предположение Логинова Николаевым категорически отвергалось. Все остальные обстоятельства свидетельских показаний Николаев полностью спокойно подтверждал, как и обещал Андрееву:

— Да, участвовал в обыске Мокасинова. Да, вербовал его. Да, пытался побудить Гузенко работать на новых хозяев. Да, привозил книги к Елкину. Да, познакомил Малова с Тейлором. Таковы были задания его боссов. И не он первая скрипка. Он простой агент. Даже Логинов — более важная персона. Логинов уже работал давно с иностранным агентом, вместо которого приехал потом он, Николаев. Логинов также занимался подготовкой Гали Громовой и пригласил ее в Одессу.

На очной ставке с Олегом Рыбаковым Николаев держался тоже спокойно, ровно.

Олег говорил о главном. О том, что виновен. Виновен во всем. Никогда не простит он себе гибель Гали. Он не ищет оправдания. Но до сих пор для него самого не ясно, как это произошло. Он сидел на веслах, когда Грачев неожиданно сказал Гале, что Олег ее обманул, что он приехал нелегально и опять собирается уехать. Галя потребовала повернуть к берегу. Она разволновалась. Грозила броситься вплавь. Олег и Грачев хотели удержать ее. Но Галя, внезапно вскрикнув, свалилась за борт. Грачев удержал Олега, пытавшегося броситься вслед. Олег ждал, что Галя выплывет. Ведь она хорошо плавала. Но сколько он ни вглядывался в темноту, нигде ничего не было видно. От ужаса он впал в шоковое состояние. Так и приволок его в тот вечер Грачев на дачу.

— Все было именно так, как говорит Рыбаков. Только во время ссоры Олег бросился и схватил ее раньше. Она свалилась за борт. Я пытался и ее и его удержать. У меня создалось такое впечатление, что он ее нарочно толкнул в воду, но утверждать этого нельзя. Может быть, она сама бросилась и утонула.

* * *

«Что действительно произошло там, в лодке? Почему погибла Галя?» — думал Андреев. Выходит, что виновен в этом Олег. Во всяком случае, сам не отрицает, что бросился к ней. Схватил ее. Раньше, чем Николаев. Может быть, косвенно, но все же виновен. И Николаев свидетельствует против Олега. А Олег действительно мог бояться, что Галя разоблачит его. Ведь не обратился же он к помощи органов раньше, когда приехал. Объясняет это страхом за жизнь Гали и отца. Преодолел бы он страх — и не погибла бы эта молодая женщина.

А согласиться с мыслью, что Олег — убийца, невозможно. И любовь его к Гале искренняя. И горе его искреннее. Сам-то Андреев это понимает, а как доказать невиновность Рыбакова? Как убедить в этом других? Руководство? Ссылки на интуицию, к сожалению, недостаточно. Улики сильней. Мысли Андреева прервал телефонный звонок. Генерал Светлов вызывал его к себе.