Джеймсон

— Все еще не могу поверить, что у него хватило наглости! — я практически кричу, выходя и хлопая дверью студенческого клуба на кампусе, мой голос разносится по двору, отдаваясь эхом среди редких деревьев и мерзлого грунта. Несколько студентов, идущих по расчищенной бетонной дорожке, разворачивают головы и с любопытством поглядывают в мою сторону. — Этот… этот… говнюк!

Не останавливаясь, я шествую по кампусу, не сводя глаз с одного здания, и только одного здания.

Мой день проходил отлично; после долгой, бессонной ночи я, наконец, выбросила Себастьяна Осборна из головы, успешно справилась с лабораторной по химии и заполучила последнее хрустящее рисовое лакомство из автомата в кафетерии.

Все это до десяти часов.

Присвистывая, вприпрыжку я зашла в офис лыжного спорта и сноуборда, чтобы узнать самую последнюю информацию, которая необходима для завтрашней поездки. У меня не было никаких забот, пока Чед Хэнсон, наш президент, не объявил:

— Эй, Джеймс, у нас в последнюю минуту появилось пополнение в предстоящую поездку на этих весенних каникулах. Он записался вчера поздно вечером, оплатив все кредитной картой.

Затем Чед сделал паузу, переместив стопку бумаг и откашлявшись, смахнул длинные волосы с зеленых глаз и снова обратился ко мне.

— Джеймс? Ты меня слышала?

Покачав головой, я нацепила радостную улыбку на лицо.

— Извини, не знаю, что со мной. О чем ты там говорил?

— К нам на поездку записался новый парень — Себастьян Осборн, если можешь в это поверить. Почему ты не сказала мне, что он твой кузен? Он позвонил, прежде чем я закрыл офис прошлой ночью, и заплатил за поездку кредитной картой. Странно, да?

Прости, что?

— Извини, кажется, я тебя не расслышала.

— Я сказал, к нам на поездку записался новый парень…

Я выставила вперед руку, чтобы остановить его.

— Нет, нет, я поняла, что ты сказал, Чед. Просто… не могу поверить услышанному. Мы закрыли регистрацию недели назад. Недели.

Чед закатил свои прелестные зеленые глаза — зеленые глаза, на которые я в последнее время незаметно восторженно глазела, смотрела в их глубины, когда они игриво расширялись.

Он был добрый, но дерзкий. После неустанного флирта со мной в течение всего прошедшего года, я, наконец, начала откликаться на его чувства взаимностью. Вроде как.

Ну, своим особым способом. А если добавить к этому, что он невероятно талантливый сноубордист?

— Я знаю Джеймс, но это Оз Осборн. Этому парню не просто сказать нет…

— Еще как просто.

— Подруга, мне пришлось принимать оперативное решение; прошлой ночью здесь больше никого не было, — Чед вскинул брови, приглашая меня поспорить. — Осборн хочет отправиться в поездку, Осборн едет в поездку. Нам нужна реклама.

— Реклама? Нам не нужно больше рекламы! Чед — ты и Патрик поехали на Игры Икс в прошлом году, — правда, они не прошли предварительный тур, но все же.

Игры Икс.

— Джеймс, я вовсе не спорю с тобой.

— Серьезно? И это все? Ты позволяешь ему ехать? У нас был крайний срок, Чед! Никто не имел право записываться на поездку после 12-го числа!

— Знаю, но, подруга — поскольку Селеста отказалась, когда ее финансовая помощь не пришла, у нас оставалось одно дополнительное место…

Одно дополнительное место, как же.

— Где он будет ночевать, умник?

— Разберемся, когда доберемся до отеля. Он твой кузен, так что может быть…

— Нет!

— Все разрешится само собой, расслабься.

Расслабиться? Ох уж эти сноубордисты с и их равнодушным отношением.

К сожалению, если Чеду Хэнсону нужен Оз Осборн в проклятой поездке, в таком случае Чед Хэнсон получает Оза Осборна в проклятой поездке. И теперь я не отделаюсь от него целых пять дней. Пять дней и четыре ночи. В тысяча семьсот сорока шести километрах от школы. Без профессоров, соседей по комнате и родителей — только мы и горы и новенькая бошка под нашим руководством.

Моя поездка была испорчена.

Загублена сквернословящим спортсменом-качком, у которого склонность сводить меня с ума. Разрушена светловолосым Голиафом ростом метр восемьдесят восемь по имени Себастьян, которого я собиралась убить голыми руками, как только доберусь до него.

Когда я достигаю ступенек библиотеки, поднимаю взгляд на увитые плющом кирпичи четвертого этажа, гадая, будет ли удача на моей стороне, задаваясь вопросом, внутри ли Оз Осборн.

Чего он от меня хочет?

Я не глупая; понимаю, что он отправляется в эту поездку, чтобы помучить меня.

Но почему? Он едва меня знает!

Полная решимости, я прерываю свои размышления, и проталкиваюсь через тяжелые двери в холл. Не удосуживаясь снять свое тяжелое пальто, как сделала бы обычно, сканирую глазами первый этаж, тщательно осматривая каждого, кто там занимается.

Рыжеволосый парень в очках с девушкой, которая очевидно занесла того в категорию друзей, несмотря на его ужасные попытки флиртовать. Латиноамериканский парень, бывающий здесь чаще меня, у которого всегда одна и та же стопка книг на том же самом углу того же стола.

Футболист и его симпатичная блондинистая подружка.

А… Оз.

Я бы узнала этого подлого паску… паршивца где угодно, даже сзади.

Ручка зависла над тетрадкой, мышцы его сильной спины натянуты под его тонкой светло-голубой майкой, четко обрисованы, позволяя смело пускать слюни. В смысле, я реально вижу отсюда каждый выделяющийся мускул его проклятой широченной спины.

Боже, этот ублюдок великолепен.

К сожалению, он не один; я узнаю в одном из парней идиота с того вечера, который поддерживал Оза и пялился на меня.

Тем не менее, одержимая целью, я марширую прямо к их столу и так резко останавливаюсь, что толкаю Оза сзади под локоть, с удовлетворением отмечаю как черная, чернильная линия заляпала что-то похожее на очень важную бумагу.

Усмехнувшись, я наклоняюсь достаточно близко, чтобы он мог расслышать каждое слово, которое собираюсь сказать, мое черное дутое пальто задевает его крепкое плечо, когда я шепчу ему сзади на ухо.

— Я буквально собираюсь убить тебя.

Он отклоняется назад, широкие плечи касаются передней части моего пальто, прежде чем склоняет голову на бок.

— Я получаю угрозы ежедневно, Джим. Ты должна быть более конкретна.

— Зачем ты это сделал? Совсем спятил? — я отстраняюсь, отступая назад, чтобы шлепнуть его по руке — его плотной, теплой, мускулистой руке. Под моей ладонью она тверда как камень.

Наконец, он прекращает писать, откладывает ручку и с довольной миной разворачивается всем телом ко мне. Нахальный ублюдок.

Верзила рядом с ним смеется.

— Этой-то что ты сделал, Оззи? Слишком глубоко вогнал?

Большой черноволосый парень непристойно ржет, словно я какая-то шутка. Как будто я одна из членов их маленького фан-клуба, выстраивающихся в очередь, чтобы переспать с ними. Нет ничего лучше, чем поклонницы. Он, должно быть, полагает, что я изнываю от желания, потому что его равнодушный взгляд вспыхивает, прежде чем перевести свои холодные, леденяще голубые глаза на Оза.

— Уведи ее отсюда.

Я снова шлепаю Оза, от смеха в уголках его глаз образуются морщинки, по мере того как он демонстративно медленно осматривает меня сверху донизу — прямо как он смотрел на Сидни и Эллисон, и всех остальных девчонок. На ту рыжеволосую девицу, которая дрочила ему на домашней вечеринке.

Бесчувственно, холодно и пренебрежительно.

— О, пожалуйста, — нарочито закатываю глаза. — Не трудись делать вид, что не знаешь, кто я такая, подонок. Сейчас я так зла на тебя, что могла бы задушить голыми руками.

Раздаются очередные смешки за столом, когда Оз отвечает:

— Мне нравится жестко, как и любому другому парню, Джим, но почему бы тебе не подождать, пока мы не останемся наедине.

— Ха-ха. Считаешь это забавным? Для тебя все шутки? Но знаешь что? Забудь об этом — ты не едешь в мою поездку на весенних каникулах.

— Погоди, — озадачено крякает сидящий с ними белокурый гигант, — Оззи, мужик — это твоя сестра?

Оз подмигивает мне.

— Кузина.

Я игнорирую идиота, несмотря на то, что мои щеки начинают жарко пылать.

— Себастьян Осборн, я хочу, чтобы ты прямо сейчас позвонил и отменил эту поездку.

— Вау, Оззи, она использует полное имя — должно быть в бешенстве. Уверен, что не трахаешь ее?

Вместо того чтобы ответить на шпильку, Себастьян лезет в сумку, достает пачку жевательной резинки, медленно разворачивает одну пластинку и сует в рот. Недолго жует и…

— Прости, Джимми, уже оплачено.

Мои руки скрещены на груди поверх дутой застегнутой куртки.

— Что ж, очень жаль, не так ли? Потому что ты сейчас же звонишь Чеду Хэнсону и все отменяешь, — принуждаю я, желая топнуть ногой в знак протеста.

На мой повышенный тон Оз оглядывает тихую библиотеку сначала через левое, потом правое плечо и заговорщицки понижает голос:

— Слушай, Джеймсон — мы можем поспорить об этом в частном порядке? Беззрителей?

О, теперь он хочет быть воспитанным?

Хорошо. Я могу быть воспитанной.

Его бегемотное тело отталкивается от стола, стул скрипит по деревянному полу, когда он встает, поднимаясь в полный рост.

Я вспоминаю, какой он мужественный и сильный. И крепкий.

Его тело возвышается надо мной, я борюсь с восторженным всхлипом, когда его рука свободно обхватывает мое предплечье. Оз тащит меня к дальнему концу библиотеки, осмотрительно избегая и петляя между столами, как бегун в лабиринте.

Прижимая меня спиной к дальней стене, он опирается на нее руками, склоняясь ко мне так, чтобы ему не пришлось повышать голос. Он пахнет мятной жвачкой, свежестью после душа, и лосьоном после бритья с древесным запахом. Как дровосексуал.

Одним словом: блаженство.

Он воркует у моего уха:

— Джеймсон, я отправляюсь в эту поездку.

— Ты в своем уме? — шиплю я на него. — Что, ради всего святого, сподвигло тебя это сделать? Ты даже не знаешь меня. Зачем бы тебе ехать со мной?

Я знаю, у него нет денег. На самом деле уверена, что он на мели.

Его голубые глаза впиваются в меня, и я вижу, как он обдумывает про себя; ему хочется со мной чем-то поделиться — об этом намекает его изогнутая бровь — но чем? Что, бога ради, происходит внутри этой большой, красивой головы?

Большой красивой головы? Брр. Что на меня нашло в последнее время?

Я даю себе мысленную пощечину, а Оз качает головой.

— Прошлой ночью я заплатил кредитной картой шестьсот долларов, которых у меня нет, Джеймс. Я собираюсь в эту поездку.

Мои губы размыкаются.

— Но почему? Зачем тебе это делать, Себастьян? Нельзя познакомиться с человеком, а спустя несколько дней решить отправиться с ним в поездку. Это странно.

Он поднимает свободную руку и проводит по копне своих растрепанных волос.

— Потому что, — слова вырываются; ему приходится сделать глубокий вдох, выравнивая дыхание, чтобы продолжить: — Потому что хоть раз в своей проклятой жизни я хочу увидеть, каково это быть с человеком, который не знает, кто я такой.

Я морщу нос.

— И что за черт это значит?

Он прислоняется к стене и сует руки в карманы, торжествуя.

— Видишь? Об этом и речь.

Я совсем запуталась.

Он еще раз вздыхает.

— Джим. Я представитель борцов за Айову; в следующем году даже мог бы готовиться к Олимпиаде. Мог бы работать где-нибудь в офисе. Я пойду туда, где деньги, так что кто знает, но во мне нет ничего нормального.

Я открываю рот, потом закрываю. А затем:

— Прости, неужели эта борьба такое большое дело?

Вижу, что он пытается сохранить невозмутимость, но терпит неудачу. Его рот недолго остается сомкнут, прежде чем от неожиданности приоткрыться и отвиснуть.

— Большое дело? Джеймс. Джим. Тысячи и тысячи поклонников ежегодно выкрикивают мое имя. Меня показывали по телевизору. Когда выпускался из школы, меня добивались все университеты Большой десятки и три из Большой дюжины, пока я не остановил свой выбор на Айове, — он выглядит самодовольным. — Так что да, вроде как большое дело.

О, Господи, вот что на это ответить?

— Я понятия не имела.

— Знаю, что ты понятия не имела. Это одна из тех вещей, которая мне в тебе нравится — а еще твоя постоянная потребность надо мной издеваться, — когда он улыбается мне, я нахожусь достаточно близко, чтобы мельком увидеть скол на нижнем зубе. Белый, но несовершенный.

Прекрасное несовершенство.

Брр.

— Почему не сказал мне, кто ты?

— Сказать тебе? — тогда он разражается смехом, и я ловлю еще одно дуновение его аромата, когда он отклоняет шею. — Ты убиваешь меня. Это не секрет. То есть, посмотри вокруг, Джеймсон. Здесь все таращатся на нас.

Я отрываю глаза от его лица; он прав. Головы с любопытством повернуты в нашу сторону. Смотрят, взирают, бросают взгляды — правда, кажется, что каждый наблюдает за нами.

Как грубо.

— На что они смотрят? На мой пуховик? — жалуюсь я, нервно дергая молнию вверх-вниз. — Подайте на меня в суд за то, что мне постоянно холодно.

Оз поднимает палец и щелкает по кончику моего носа.

— Ты действительно нечто, знаешь об этом? Просто прелесть.

На этот раз я закатываю глаза и недовольно скрещиваю руки.

— Супер.

Он обхватывает меня рукой за плечи и сжимает.

— Мы отлично проведем время, обещаю.

— Да, да, да. Я все равно зла на тебя за то, что сначала не спросил меня. Все твоя своевольность.

— Ты справишься.

Что-то сомневаюсь в этом.