Джеймсон

Боже мой, я должна пописать.

Отстой.

В полной темноте, я неграциозно выскальзываю из постели так тихо, как только могу, чтобы не разбудить дремлющего Оза, который как оказалось, настоящая постельная свинья, прокладываю свой путь вдоль стены из деревянных панелей по направлению к ванной.

К счастью, верхний свет над ванной, излучающий тусклый блеск, уже включен. Я хочу писать так сильно что, мои пальцы уже за поясом нижнего белья, когда я подбегаю к туалету. Стаскивая их вниз к моим лодыжкам, я опускаюсь с облегченным стоном.

Я пописала, зажмурившись, чтобы свет не попадал в глаза, открыв их только тогда, когда была не в состоянии найти конец туалетной бумаги.

Я натянула мое полупрозрачное, голубое белье на стройные бедра.

Повернулась, чтобы смыть.

Поднимаю голову, чтобы посмотреть на себя в зеркало, когда умываюсь…

— Бл*дь, Джеймсон, — мое имя звучит хрипло и протяжно, с непроизвольным стоном.

Я задыхаюсь, испуганная до смерти.

— Святое дерьмо! — кричу я, отмахиваясь рукой в сторону Оза. Если бы у меня было оружие, я бы ударила его им. — Ты мудак! Ты чертовски меня испугал…

— Бл*дь, Джеймсон.

— Ч-что… Мне так жаль. Я думала, ты в постели!

Я поворачиваюсь в сторону раковины, наши глаза встречаются в зеркале, мои — расширенные от шока, его — удовлетворенные, и я, наконец, опускаю взгляд вниз по его мускулистой покачивающейся руке. Красные сетчатые, спортивные шорты собрались вокруг его лодыжек, его большая рука обернута вокруг его твердой длины…

— О, мой Бог.

Я быстро оглядываю его, чтобы быть уверенной. Ага. Себастьян Осборн мастурбирует в ванной комнате, и я просто мочусь в двух футах от него.

Теперь, когда я видела это, я не могу это забыть.

И если быть честной, я не хочу.

* * *

Себастьян

— О мой Бог, Оз, какого черта ты делаешь! — пронзительное возмущение совершенно излишне, учитывая, что глаза Джеймсон встречаются с моими возбужденными, полуприкрытыми глазами в зеркале. Ее расширились от шока и ужаса, и чего-то совсем другого, когда она бросает тайные взгляды на мою поглаживающую ладонь.

Дважды.

Трижды.

— Я думаю, что это довольно очевидно, что я делаю, — я фыркаю, слова прерываются с каждым следующим поглаживанием. — Кроме того, это твоя вина.

— Моя вина! — она стоит застывшая возле раковины, поворачиваясь ко мне, в то время как вода капает с ее мокрых рук. — Ты мастурбировал, пока я мочилась, чертов слизняк! Что, черт возьми, с тобой не так?

— Может быть, ты должна была подумать обо всем этом, прежде чем раздеться до этого откровенного нижнего белья и подарить мне стояк с этой твоей бритой киской.

— Я-я… как…

Еще один медленный толчок вверх и вниз по головке моего члена, и мои глаза, подрагивая, закрылись.

— Все в тебе делает меня твердым. Я не знаю в чем моя гребаная проблема, — проклятье это приятно. — Иисус, Джеймсон, дверь была закрыта. Кто ты думаешь, был здесь?

— Я… Ты не запер ее, осел! Кроме того, это час ночи! Я думала, ты в постели!

— Я там был. Теперь меня там нет.

Уже в четвертый раз, ее глаза отклоняясь, падают на жесткий, пульсирующий стояк в моей руке. Я передергиваю еще один раз, и когда она смотрит и испускает удовлетворенный стон, мне становится труднее сдерживаться.

— Ты мне отвратителен.

Такая хорошенькая маленькая лгунья.

— Неужели? Тогда почему ты… уф трахаешь меня… — я тяжело дышу. — Почему ты до сих пор стоишь там? Тебе это нравится, не так ли?

Дерьмо, я никогда не был эксгибиционистом в прошлом, но она, смотрящая, как я дрочу, делает меня еще тверже.

Святой ад, этой маленькой чертовке это чертовски нравится.

Проходят секунды, прежде чем она опомнилась, крутанулась на пятках и с треском захлопнула за собой дверь в ванную. Задрожали петли, но я не слышу ее удаляющихся шагов.

Вместо этого, я, кажется, распознаю кого-то неуклюжего за дверью. Еще несколько секунд, и прочищает горло.

— Эй, Оз?

Я поглаживаю себя медленно под звук ее голоса, зубами прихватив нижнюю губу.

— Да?

Я останавливаю себя, чтобы не добавить инстинктивно ответ детка, я как-то не думаю, что она оценит.

Еще один быстрый толчок. Дерьмо. Бл*дь. Я так близко к тому чтобы кончить.

— Сожалею, что тебя прервала.

Мой палец ласкает кончик члена, распространяя предварительную смазку, и я судорожно вдыхаю, чтобы контролировать интонацию моей речи, когда при первом ее высказывании мои шары делаются до боли твердыми.

Так или иначе, я обретаю голос.

— Ты уверена? Потому что я стопудово знаю, что ты хочешь смотреть… О, черт это приятно.

Звук ее затрудненного дыхания приглушенно доходит до меня, и я представляю себе ее — лбом прижатую к прохладной двери, подслушивающую.

Она слушает, как я дрочу — я просто, бл*, это знаю.

— Скажи что-нибудь.

Ее речь колеблется, когда она отвечает.

— Правило номер семь, — сглатывает она. — Не мастурбировать в ванной.

— Джеймс? Замени правило номер семь словами: не мастурбировать при свете с открытой дверью, и считай, договорились.

Не в силах это контролировать, я стону.

— Хорошо.

Тишина почти оглушительная, пока я наконец-то не слышу звук ее удаляющихся шагов.

— Хорошо, — я кончил в руку, в тусклой ванной комнате.

В одиночестве.