Себастьян

— Мне казалось, я просил тебя не надевать эту майку в постель, особенно когда мне нельзя к тебе прикасаться.

Я наблюдаю за Джеймсон с другого конца гостиничного номера.

Она оттягивает ткань футболки, глядя на чистое белое одеяние.

— Почему ты так одержим этой футболкой?

— Я не одержим. Я просто не хочу, чтобы ты её носила.

— В этом нет никакого смысла. Мой парень любит эту футболку. Когда я ее ношу, она напоминает мне о нем.

— Парень?

С каких это пор у Джеймс есть парень, который не я, и почему я просто так узнаю об этом?

Я смотрю, как она пересекает комнату и встает перед большой раздвижной стеклянной дверью. Сильный снегопад идет за окном, нам повезло с несколькими дюймами свежевыпавшего снега в нашей поездке на сноуборде в Юте.

— Да, мой парень. — Джеймсон закатывает глаза. — Эллиот? Помнишь его? Твой сосед по комнате и любовь всей моей жизни?

Любовь всей ее жизни?

Я смеюсь, хмурясь, когда это звучит чужеродно и вынужденно.

— С каких это пор?

— Раз уж ты слишком занят для подружки, значит, так тому и быть. Борьба, друзья, учеба, твоя работа, помнишь, ты говорил мне, что не готов быть связанным? У нас у всех свои приоритеты, Себастьян. — Ее гладкие, нежные руки нащупывают край потертой майки, и она тащит её вверх по плоскому животу. — Я не твоя.

Ещё выше и выше ее обнаженных, упругих грудей.

У меня текут слюнки, и рука поднимается к растущей выпуклости в спортивных шортах.

— Не трогай. Не смотри. Все это только для Эллиота. — Она оттягивает вниз пояс пижамных штанов. — Ты не будешь связан с одни человеком, помнишь?

Помню?

— Я этого не говорил.

Я бы никогда так не сказал. Правильно?

Неужели сказал?

— Сказал. И теперь ты потеряешь меня.

Джеймсон толкает раздвижную стеклянную дверь, и занавески вздымаются облаками вокруг ее лодыжек. Порыв ветра приносит тысячи холодных, мерцающих снежинок. Они прилипают к ее волосам, блестят, прежде чем раствориться на теплой коже.

Она поворачивается спиной и выходит в холодную зимнюю бурю.

— Куда ты идешь? Джеймс, вернись!

— Ты теряешь меня, Себастьян, — шепчет она.

Ты теряешь меня.

Ты теряешь меня.

Задыхаясь, я открываю рот, но не издаю ни звука.

Где — то в гостинице хлопает дверь. Слышен шум льющейся воды из крана. Вижу свет из ванной в дальнем конце комнаты.

— Просыпайся, козел. Время для разминки.

А?

— Я не буду прикрывать твою задницу, если ты не выйдешь через пять минут.

Я приоткрываю глаза и смотрю на одного из моих товарищей по команде, моего соседа по комнате в этой поездке в Огайо, который зашнуровывает кроссовки.

— Ты меня слышишь? — спрашивает он. — Шевелись.

— Да, я слышал. — Я со стоном тянусь к моему мобильнику. — Господи, который час?

— Четыре сорок пять. Пора поторопиться. — Он швыряет мокрое полотенце в сторону кровати, но промахивается. — Кстати, ты дерьмово выглядишь. Ты спал прошлой ночью? Ты бормотал всю ночь, скулил, как маленькая сучка.

— Нет.

Нет, я не спал, потому что ворочался, потел, стонал и разговаривал во сне.

— О чем я говорил?

— Ты звал какого — то чувака по имени, и умолял его не бросать тебя. Когда ты начал плакать, мне пришлось положить подушку на голову, — смеется мой товарищ по команде.

Дерьмо.

— Прости, чувак.

— Пофигу. Тебе повезло, что я не положил подушку тебе на голову. — Он хватает с пола грязные шорты и швыряет мне в голову. — Пора поторопиться.

— Прекрати кидаться дерьмом. Я встаю, встаю.

Я встаю с кровати, чтобы быстро выполнить свой утренний ритуал: помочиться, почистить зубы, одеться, и думать только об одном: о Джеймсон Кларк.