Себастьян
— Мне казалось, я просил тебя не надевать эту майку в постель, особенно когда мне нельзя к тебе прикасаться.
Я наблюдаю за Джеймсон с другого конца гостиничного номера.
Она оттягивает ткань футболки, глядя на чистое белое одеяние.
— Почему ты так одержим этой футболкой?
— Я не одержим. Я просто не хочу, чтобы ты её носила.
— В этом нет никакого смысла. Мой парень любит эту футболку. Когда я ее ношу, она напоминает мне о нем.
— Парень?
С каких это пор у Джеймс есть парень, который не я, и почему я просто так узнаю об этом?
Я смотрю, как она пересекает комнату и встает перед большой раздвижной стеклянной дверью. Сильный снегопад идет за окном, нам повезло с несколькими дюймами свежевыпавшего снега в нашей поездке на сноуборде в Юте.
— Да, мой парень. — Джеймсон закатывает глаза. — Эллиот? Помнишь его? Твой сосед по комнате и любовь всей моей жизни?
Любовь всей ее жизни?
Я смеюсь, хмурясь, когда это звучит чужеродно и вынужденно.
— С каких это пор?
— Раз уж ты слишком занят для подружки, значит, так тому и быть. Борьба, друзья, учеба, твоя работа, помнишь, ты говорил мне, что не готов быть связанным? У нас у всех свои приоритеты, Себастьян. — Ее гладкие, нежные руки нащупывают край потертой майки, и она тащит её вверх по плоскому животу. — Я не твоя.
Ещё выше и выше ее обнаженных, упругих грудей.
У меня текут слюнки, и рука поднимается к растущей выпуклости в спортивных шортах.
— Не трогай. Не смотри. Все это только для Эллиота. — Она оттягивает вниз пояс пижамных штанов. — Ты не будешь связан с одни человеком, помнишь?
Помню?
— Я этого не говорил.
Я бы никогда так не сказал. Правильно?
Неужели сказал?
— Сказал. И теперь ты потеряешь меня.
Джеймсон толкает раздвижную стеклянную дверь, и занавески вздымаются облаками вокруг ее лодыжек. Порыв ветра приносит тысячи холодных, мерцающих снежинок. Они прилипают к ее волосам, блестят, прежде чем раствориться на теплой коже.
Она поворачивается спиной и выходит в холодную зимнюю бурю.
— Куда ты идешь? Джеймс, вернись!
— Ты теряешь меня, Себастьян, — шепчет она.
Ты теряешь меня.
Ты теряешь меня.
Задыхаясь, я открываю рот, но не издаю ни звука.
Где — то в гостинице хлопает дверь. Слышен шум льющейся воды из крана. Вижу свет из ванной в дальнем конце комнаты.
— Просыпайся, козел. Время для разминки.
А?
— Я не буду прикрывать твою задницу, если ты не выйдешь через пять минут.
Я приоткрываю глаза и смотрю на одного из моих товарищей по команде, моего соседа по комнате в этой поездке в Огайо, который зашнуровывает кроссовки.
— Ты меня слышишь? — спрашивает он. — Шевелись.
— Да, я слышал. — Я со стоном тянусь к моему мобильнику. — Господи, который час?
— Четыре сорок пять. Пора поторопиться. — Он швыряет мокрое полотенце в сторону кровати, но промахивается. — Кстати, ты дерьмово выглядишь. Ты спал прошлой ночью? Ты бормотал всю ночь, скулил, как маленькая сучка.
— Нет.
Нет, я не спал, потому что ворочался, потел, стонал и разговаривал во сне.
— О чем я говорил?
— Ты звал какого — то чувака по имени, и умолял его не бросать тебя. Когда ты начал плакать, мне пришлось положить подушку на голову, — смеется мой товарищ по команде.
Дерьмо.
— Прости, чувак.
— Пофигу. Тебе повезло, что я не положил подушку тебе на голову. — Он хватает с пола грязные шорты и швыряет мне в голову. — Пора поторопиться.
— Прекрати кидаться дерьмом. Я встаю, встаю.
Я встаю с кровати, чтобы быстро выполнить свой утренний ритуал: помочиться, почистить зубы, одеться, и думать только об одном: о Джеймсон Кларк.