Джеймсон

— Боже. Эта уродливая штука на самом деле на тебе очень мило смотрится, — говорит Оз, протягивая руку, чтобы поправить синий бейсбольный шлем на моей голове. Слегка постучав, он наклоняется и …

— Ты только что поцеловал меня в кончик носа?

— Это восхитительно дерзкий носик. — Он отступает назад, позволяя своим глазам осмотреть остальную часть моего тела. — Почти такой же дерзкий, как твои сиськи.

Я бью его в живот сильнее, чем намеревалась. Моя рука чертовски болит, когда я отстраняюсь, колючая боль, как тысячи иголок, пронзающие изнутри, и я закрываю ею рот, чтобы успокоить. — О Боже, мне так жаль! Я не хотела ударить тебя так сильно. Я имею в виду… я хотела стукнуть тебя, а не ударить.

— Если это были твои извинения, то это отстой.

— У меня рука болит, — хнычу я, баюкая ее, как ребенка.

— Хочешь, я поцелую её и сделаю лучше?

Хочу. Я хочу, чтобы он поцеловал ее и сделал лучше, поэтому я делаю шаг к нему, протягивая ладонь.

— Будь нежным.

— Дай-ка взглянуть. — Он роняет шлем на покрытие и целеустремленным шагом направляется ко мне, беря меня за руку. — Бедная девочка.

Оз делает вид, что разглядывает мою руку, мои пальцы, потом гладит ее ладонью и я покрываюсь мурашками, и снова опускает. Когда он опускает голову и проводит носом по нежной коже внутренней стороне запястья, мои веки трепещут и закрываются.

Когда его губы находят мой пульс, я стону.

— Бедная — Поцелуй. — Бедная. — Поцелуй. — Девочка. — Еще один поцелуй, и он поднимает голову. Подмигивает. — В следующий раз будь осторожнее. Когда ты со мной, я хочу, чтобы ты была цела и невредима.

— Это был мой особый вид флирта. — Без сомнения. — Надеюсь, я не причинила тебе вреда.

Медленная улыбка расползается по его лицу, он наклоняется и тянется к моей руке. Притягивает меня ближе за запястье, которое он только что поцеловал. Прижимает мою ладонь к своему твердому прессу.

— Чувствуешь этот пресс?

— Да.

— Твердый. Непробиваемый. — Он водит ладонью по твердой поверхности своих шести кубиков, мышцы сжимаются под моим легким, как перышко, прикосновением. Его рука скользит вокруг моей талии, когда он двигает мою руку вверх по своим твердым грудным мышцам. Через правое плечо. Заставляет меня подойти еще ближе. — Ты не можешь причинить мне боль, Джеймс.

Ты не можешь причинить мне боль.

Кокетливые слова с ошеломляющим смыслом.

Эти шесть слов заставляют меня посмотреть в его темные выразительные глаза. На его губах играет улыбка, но… эти угрюмые глаза? Эти глаза говорят совсем другое: ты можешь причинить мне боль.

Все это время я беспокоилась о себе и своем сердце, ни разу не задумывалась о том, что могу причинить ему боль. Как эгоистично.

Смутившись, я на долю секунды опускаю голову, обдумывая его наглую ложь. Он лжет. Этот здоровяк, человек-гора, смотрит на меня сверху вниз с юмором, улыбками и смехом, и лжет.

— Я действительно тебе нравлюсь, — выдыхаю я, слова полные удивления.

— Ты мне нравишься, — выдыхает он в ответ.

— Но я тебе нравлюсь, той тем являюсь, — бросаю я вызов, как десятилетний ребенок на детской площадке. — Ты запал на… мои кардиганы, Себастьян?

За это я получаю от него закатанные глаза.

— Возьми себя в руки, Кларк.

Оз наклоняет голову, изучая меня, одна рука скользит вверхмежду нашими телами, чтобы взять меня за подбородок. Он склоняется. Его рот оказывается прямо на моем и мягко прижимается, в то время как другая его большая ладонь сжимает мою ягодицу.

— Подними биту, лентяйка.

— Но она тяжелая, — жалуюсь я, когда он протягивает мне деревянную биту. — У меня руки как лапша.

— Перестань увиливать, Кларк. Ближе к делу. — Он еще раз сжимает мою задницу, потом легонько похлопывает, прежде чем подтолкнуть меня к желтой линии, нарисованной на покрытии, где я должна занять свое место.

Я хихикаю, как школьница, и беру бейсбольную биту из его протянутой руки.

— Проверь шлем, — изводит он меня. — Убедись, что он в порядке. Мне не нужно, чтобы у тебя было сотрясение мозга.

Я поправляю шлем, мои длинные волосы откинуты в сторону.

— Порядок. Окей, я готова, тренер.

Оз кивает и скрещивает руки на груди, удовлетворенный тем, что я должным образом проверила свое обмундирование, затем начинает быстро раздавать инструкции.

Раздвинь ноги. Согни колени. Локти наружу. Глаза на мяч.

Главное бей с размаху.

— Всё поняла?

— Поняла.

Белый шар вылетает из машины, проносясь мимо меня с невероятной скоростью. Он с глухим стуком ударяется о брезент позади меня, падает на землю и откатывается на несколько футов, прежде чем остановиться у забора.

Я слишком поздно размахиваюсь.

— Черт. Не поняла, — шучу я.

Оз смеется, подходит к зеленой механической коробке, висящей на заборе, и открывает крышку. Поворачивает несколько циферблатов, захлопывает крышку.

— Для новичка это было бы слишком быстро. Я отрегулировал скорость.

— Надеюсь, это медленнее, чем скорость, с которой девушки падают в постель с Зиком Дэниелсом, — протягиваю я, принимая правильную позу, ожидая следующего шага. — Потому что если это не так, то мне крышка.

— Ты забавная.

— Что ж, спасибо.

Я поднимаю биту, сгибаю локти и выпячиваю задницу, поглядывая на защиту, привязанную к ногам. На ярко-розовые ногти, играющие в прятки. Облегающие джинсы и голубой шелковый топ.

Изящное бирюзовое ожерелье, покачивающееся у меня на груди, когда я смотрю на Оза.

— Ты мог бы предупредить меня, что везешь меня сюда, чтобы я не надевала каблуки; это было бы вежливо, по-джентльменски.

Он прислоняется к забору из рабицы.

— Я всегда предпочитал элемент неожиданности.

— Но я бы так не оделась.

Одна густая бровь изгибается над глазами, впиваясь в мой обтянутый джинсами зад.

— Именно.

Великолепный засранец улыбается мне, и я закатываю глаза.

— Давай начнем шоу и положим конец моим страданиям.

Мяч за мячом вылетает из машины; я раскачиваюсь, раскачиваюсь, раскачиваюсь и пропускаю каждый мяч, пролетающий мимо меня со свистом на пугающе быстрой скорости.

Разочарованная своей невероятной отстойностью, я топаю ногой.

— Черт возьми, Себастьян! Ты поможешь мне или нет?

Ублюдок ухмыляется.

— Только если ты настаиваешь.

Закатываю глаза.

— Я настаиваю.

Оттолкнувшись от забора, он неторопливо, медленнее, чем патока, подходит сзади. Положил обе руки на мои бедра. Медленно двигает их вверх по моей грудной клетке, по моим рукам и сжимает основание биты над моими руками.

Его твердое мускулистое тело отпечатывается на моей спине; я прикусываю нижнюю губу, когда эта великолепная грудь касается моих лопаток, его таз создает эротическое трение о мой зад. Я медленно склоняю голову набок, когда его нос касается волос на моей шее, отталкивая их в сторону.

Эти губы говорят, непреднамеренно зажигая бесконечные искры внутри моего тела, его намекающие слова — сексуальная, чувственная ласка.

— Держи вот так, не слишком крепко, но и не мягко. — Он меняет положение моих рук. — Раздвинь для меня свои красивые ножки, Джеймс. Да, именно так. — Его колено касается внутренней стороны моей ноги, раздвигая ее. — Слегка присядь, широко расставив ноги, оседлай круг. — Эти пальцы на мгновение оставляют биту, впиваются в мои бедра и прижимают меня к себе.

Я чувствую, как его член напрягается у моей задницы, и сдерживаю стон.

— Здесь нет круга.

Мы в клетке, а не на стадионе.

— Тогда закрой глаза и представь это. Оседлай круг.

Мои глаза трепещут, закрываясь, бейсбольный стадион самая далекая вещь в моих грязных мыслях. Образы подпитывают мое воображение, мое грязное, грязное воображение: Себастьян на спине, покрытый сексуальным потом. Его обнаженная грудь, стройные бедра и тонкая дорожка волос, спускающаяся от пупка прямо к восхитительной V-образной линии бедер… опускается, опускается и исчезает в путанице белых простыней. Поднимаясь над ним на большой кровати, мои волосы каскадом рассыпаются по моей обнаженной коже.

— Ты это видишь? — Его голос врывается в мои фантазии.

— Да. Я вижу это… — Пульсация между ног не является плодом моего воображения. Мокрое нижнее белье. Желание. — Мммм.

Оз отпускает биту, чтобы провести массивными ладонями по передней части моих джинсов. Я почти не выдерживаю напряжения от потирания его среднего и указательного пальцев, скользящих вверх и вниз по чувствительной линии моего бикини. Чарующе. Так близко к моей промежности, что предательский признак оргазма угрожает заставить меня стонать смущающе громко.

Действие его пальцев на джинсовой ткани подобно кремню и огню.

Опьяняющие.

Он гладит меня по низу живота.

Стонет мне в плечо.

Толкаясь, твердым, как камень, членом у моей задницы.

Мы оба стонем, когда его пальцы скользят вверх по моей грудной клетке и обхватывают ствол биты.

— Прийти сюда было чертовски ужасной идеей, — рычит он.

— Точно. — Не урони биту, Джеймс, не урони биту. — Это худшее место на свете.

Я крепко сжимаю ее.

— Правило номер одиннадцать: на любом из будущих свиданий теперь будет введено положение об отсутствии контактов.

— Это звучит как правило внутри правила. — Я тяжело дышу, мысленно пытаясь успокоить бьющееся сердце. — Может, нам стоит вернуться? Ясно, что тебе нельзя доверять вести себя прилично.

— Мне? Ты единственная, кто вертит своей тугой попкой у моего…

— Я? — Я пытаюсь сосредоточиться на его словах, я действительно, действительно… я действительно вращаю своей задницей у его хозяйства… но клянусь, я ничего не могу поделать. Мое тело внезапно обрело собственный разум.

— Так и есть, — настаивает он. — Ты извиваешься, как стриптизерша.

Он говорит так, будто это плохо.

— Извини.

— Скажи «извини» без этих стонов, — со вздохом хихикает Оз мне в ухо. — Наверное, нам лучше уйти, пока я не кончила в штаны, как тринадцатилетка, и мы не опозорились.

Команда из семи человек выбирает шлемы и биты в закрытой клетке слева от нас.

— Отличная идея.

Никто из нас не двигается.

— Джим, отпусти биту.

— Ты отпусти биту.

Его бедра поворачиваются, слегка ударяя меня сзади, слегка потирая.

— Один из нас должен отпустить биту.

— Хорошо, — закусив нижнюю губу, киваю я. Благодаря жару тела Оза у меня подгибаются колени, и мой уравновешенный мозг превращается в кашу. — Окей. Нам определенно нужно идти.

Так мы и делаем.

Мы возвращаем биты и шлемы, затем забираемся обратно в его черный пикап. Проехать несколько коротких миль до моего дома. Садимся в его машину на улице, под ярким верхним фонарем безопасности.

На улице уже стемнело, и уличные фонари мерцают один за другим вдоль пустого проспекта, отбрасывая тени и полосы света внутри кабины грузовика Оза. На его темные глаза, губы и грудь.

Он выглядит мрачным. Загадочным.

Сексуальным.

Я сглатываю, глядя в окно, прежде чем отстегнуть ремень безопасности, который держал меня в безопасности.

— Жди здесь, — приказывает Оз, быстро отстегивая ремень безопасности и спеша открыть дверь. Он выскакивает, подбегает ко мне и распахивает пассажирскую дверцу.

Я сдерживаю усмешку при виде его хороших манер; он сильно заржавел, но потенциал есть.

— Спасибо тебе.

Он небрежно берет меня за руку, и мы неторопливо идем по тротуару к двери.

Я поворачиваюсь к нему лицом, все еще держа его руку в своей, небрежно прислонившись к крыльцу. Я делаю один прерывистый вдох за другим, пытаясь успокоить быстро бьющееся сердце.

— Это странно? — шепчу я в тусклом свете.

— Что странно? — шепчет Оз. — Почему мы шепчемся?

— Это. Мы. Мне кажется, мы должны заняться чем-то другим. Учеба или что-то в этом роде. — Я пытаюсь рассмеяться, но смех застревает у меня в горле. — Вернуться в нашу стихию.

— Если хочешь в библиотеку, мы пойдем в библиотеку, — прагматично говорит Оз, необходимость угодить мне очевидна в его настойчивости. — Я могу подождать здесь, пока ты возьмешь свой рюкзак, потом мы заскочим ко мне, и я заберу свой…

— Я не это имела в виду, — хихикаю я. — Эти свидания — это странно для тебя? — О боже, что я говорю? Перестань говорить, Джеймсон, ты все испортишь! — Извини, не слушай мою болтовню. Я просто очень нервничаю.

Оз делает паузу на несколько секунд, наблюдая за мной под светом туманного крыльца с одной перегоревшей лампочкой. Шагает ближе, потом протягивает руку и хватает меня за другую руку. Тянет к своей могучей груди. Прижимает мою ладонь к своему сердцу.

Его дико колотящемуся сердцу.

Так дико, что я чувствую его под пальцами, его ритм, как тонкая струна, тянет меня к нему с каждым ударом. Соединяя нас, сердце с сердцем.

— Ты чувствуешь это, Джеймсон? — умоляет он, затаив дыхание. — Ты чувствуешь, как оно бьется?

Я чувствую.

— Это для тебя. Никто никогда не заставляет меня чувствовать себя так; никто никогда не заставлял меня чувствовать себя так. Ни одна женщина. Ни тренера. Ни один противник не заставит мое сердце биться быстрее…

— Хватит болтать.

Внезапно я приподнимаюсь на цыпочки, обрушиваясь на него губами, заставляя его замолчать. Обрушиваться губами — какое клише, и все же я толкаю его к дому, целуя его до потери пульса, неожиданно вцепившись рукой в воротник его рубашки, притягивая его ближе, целуя слова с его губ, осушая их, как утоляющий жажду напиток для моей души. Целую его, как солдата, которого я не увижу несколько месяцев. Годы.

Намеки на восхитительное владение языком.

Прижатые тесно тела.

Издаем звуки, которые я не знала, что люди издают во время поцелуев.

Мы целуемся и целуемся, пока в гостиной не загорается свет, мягкое свечение за тонкими занавесками не привлекает моего внимания и не заставляет остановиться. Эллисон отодвигает занавеску, чтобы выглянуть наружу, и с явным удивлением видит, что мы целуемся на крыльце.

Быстро закрывает занавески, но через несколько секунд раздвигает их, чтобы еще раз взглянуть. Начинает размахивать кулаком в воздухе, прыгая и прыгая по комнате в безмолвном победном танце, пока мои поцелуи с Озом не превращаются в приступы хихиканья, и он в замешательстве отстраняется.

Глаза Эллисон виновато расширяются, и она бросается к занавескам, задергивая их, но мы слышим ее истерический смех.

— Она просто прелесть, — смеется Оз и снова крепко целует меня в губы.

Я оживляюсь.

— Ты так думаешь?

— Нет. Она кайфолом.

Боже.

Одно свидание прошло.

Осталось четыре.