Себастьян

— Чувак, а не та ли это цыпочка из библиотеки? — Зик пихает меня мясистым локтем, хотя я едва слышу его сквозь толпу и музыку. Я наклоняюсь ближе. — На кой черт она вышла в свет? Разве она не должна раскладывать книги или подобное дерьмо? — излишне жалуется он.

— Похоже, она вернулась за очередной порцией большого Ч? — смеется Дилан рядом с ним, шлепая меня по бицепсу. — Тот поцелуй с тобой вчера вечером был горяч.

Да. Был.

— Придя домой, я дрочил из-за него, — признается Зик, хлебнув из своей бутылки пива. — У меня был ужасный стояк, когда шел домой.

Да. У меня тоже.

Мой взгляд рыщет по комнате, наконец, останавливаясь на Джеймсон, ютящуюся у двери в тяжелой зимней куртке — длинном пуховике — вместе с варежками и шарфом. Я внутренне съеживаюсь, задаваясь вопросом, какого черта она здесь делает и почему, бл*дь, она одета как проклятая принцесса эскимосов.

Никто из других цыпочек здесь не носит одежду — ну, носят, конечно, но не много — и вот заявляется Джеймсон Кларк, укутанная для поездки к Северному полярному кругу.

Снаружи тридцать градусов, не минус тридцать.

Тем не менее, я наблюдаю, как она входит в гостиную с небольшой группкой подруг; одну я узнаю, как завсегдатая вечеринок братства, другая — постоянная подружка Паркера для перепиха, моего соседа по комнате. Уверен, все они очень милые девушки, но с мышлением «фанаток знаменитостей», хотя, ни одна из них не одета так консервативно и не застегнута на все пуговицы, как Джеймс.

Джеймсон. Джим.

Я стараюсь слушать критику Зика, стоящего рядом со мной, но вместо этого обнаруживаю, что мой взгляд приклеен к Джеймс, когда она медленно расстегивает змейку на своей дутой куртке. Медленно спускает молнию вдоль своего тела. Распахивает полы, выгибая спину, чтобы высвободить руки.

Запрокинув голову, она смеется над чем-то сказанным «трах-подружкой» и исполняет странный маленький танец на каблуках, когда ее друзья хватаются за концы шарфа и разматывают его. Затем все вместе они снимают толстые варежки Джеймсон и запихивают их в карманы ее дутой куртки.

Она встряхивает своими длинными, темно-каштановыми волосами.

Эти проклятые волосы.

Они спутанные и влажные от выпавшего снаружи снега, и чертовски сексуальные, даже будучи немного растрепанными.

Я отвожу взгляд, но не раньше, чем замечаю изумрудно-зеленый кардиган, который, вероятно, из какой-нибудь вычурной ткани как кашемир, надетый на майку с V-образным вырезом, джинсы, и — мои глаза скользят по ее телу от грудей до пят — черные ботинки на каблуках.

Ага. Чересчур много одежды.

— Что она здесь делает? — снова толкает меня Зик со скучающей интонацией в его низком голосе. — Не думал, что они выпускают ботанов из библиотеки на выходные.

— Давайте будем честными, она их ПРОСТУШКА, — говорит кто-то.

Меня передергивает. Жирная Уродливая Подружка? Едва ли.

Все стоящие рядом смеются, а наш друг Джаред с пылом произносит:

— Она не их ПРОСТУШКА, дебилы. Она не жирная.

Или уродливая.

И даже близко нет.

Я спокойно пожимаю плечами, не желая привлекать еще больше внимания к Джеймсон, но, также, не вставая на ее защиту.

— Какая разница? Похоже, что она пришла сюда с подружкой для траха Паркера.

Может, я и кажусь бесстрастным, но внутри все кипит от злости.

Теперь, поцеловав эти губы, я знаю, что она не такая чопорная, какой выглядит.

Знаю, что ее сиськи настоящие, губы требовательные, но податливые, а ее язык делает эти волшебные вращательные движения, отчего у меня член встает колом. Я знаю, что она любит свитера, учебу и библиотеку.

И давайте не забывать о ее саркастичном, прозорливом маленьком ротике.

Поэтому я немного раздражен тем, что эти придурки насмехаются над ней.

— Забейте, парни.

Зик пожимает широкими плечами, которым предстоит участие в чемпионате NCAA.

— Как знаешь, просто даю тебе знать, что она здесь. На твоем месте я бы присмотрел за ней; ты же знаешь, какие они эти зануды. Прилипчивые, — произносит он со знанием дела, словно он какой-то чертовый Йода по занудным цыпочкам.

— Пятая стадия прилипалы, — добавляет Дилан, пытаясь быть полезным, пока я не тыкаю его локтем в грудную клетку. Одно дело, если я буду унижать Джеймсон за ее спиной; но совсем другое, когда это делают мои друзья, с меня хватит.

— Хорошо, хорошо, я все понял, — Дилан кашляет от тычка, подавившись своим пивом. — Подумаешь, бл*дь, она показалась на домашней вечеринке.

— Я за еще одним стаканом пива. Кто-нибудь чего-нибудь хочет? — спрашиваю я, не дожидаясь их ответов и уже направляясь в сторону кухни. Одинокий бочонок на желтом линолеуме призывает меня, и я отвечаю на его зов.

Рядом с ним? Джеймсон Кларк.

Какое совпадение.

— Погоди, давай налью, — я тянусь к крану на бочонке, беру красный стаканчик из ее рук и несколько раз сильно нажимаю на ручку.

Несмотря на ревущую музыку заполняющую дом, мне все равно удается поймать звук постукивания ее ноги по полу кухни.

— Ты должен мне больше, чем одно ничтожное пенное пиво, Освальд, — дразнит она.

Как она только что назвала меня?..

— Освальд? — я оглядываю толпу вокруг нас. — С кем ты, черт возьми, говоришь?

Джеймсон морщит нос, отчего веснушки на ее переносице подмигивают мне.

Это вроде как чертовски мило вообще-то, или это всего лишь говорят три порции пива, которые я уже прикончил?

— Эм, с тобой? Оз. Освальд.

И я начинаю смеяться громким, раскатистым смехом, который отзывается эхом в маленькой сраной кухоньке.

— Ты серьезно не знаешь, кто я?

Она поджимает губы и делает изящный глоток из красного пластикового стакана, стуча указательным пальцем по краю, пока пьет. Тонкая линия белой пены покрывает ее верхнюю губу.

— Не знаю… а должна?

Полагаю, это и есть ответ на вопрос.

— Милая, Оз — это прозвище. Неужели ты еще не погуглила меня?

Она закатывает свои смеющиеся голубые глаза.

— Уверена, ты гуглишь себя достаточно за нас обоих.

Черт, она права. Я очень часто себя прогугливаю.

Тем не менее, я напираю.

— Не может такого быть, чтобы ты меня не знала.

Она искоса смотрит на меня, размышляя. Постукивает по щеке кончиком указательного пальца.

— Ты актер? Я видел тебя по телевизору? — она щелкает пальцами. — Знаю — твой отец важный политик. Президент или кто-то еще? Нет? Хммм…

Моя улыбка становится шире.

— Ты — саркастичная маленькая засранка, знаешь ли?

— От тебя я приму это за комплимент. К счастью, мой сарказм, как правило, знак расположения, когда мне кто-то нравится.

— Вау, так это ты сейчас любезна? — через плечо я смотрю как «трах-подружка» и другая девушка пропихиваются сквозь толпу в нашу сторону. Они останавливаются, когда оказываются подле Джеймсон, обе прихорашивают свои длинные светлые волосы кокетливыми, хорошо отработанным движениями.

Даже стоя между ними двумя, Джеймсон продолжает меня дразнить.

— Конечно, я любезна; ты должен мне двести пятьдесят долларов. Или уже забыл?

— Как я вообще мог забыть, когда ты всеми силами стремишься напомнить мне? Вместо наличных, почему бы нам не подойти к вопросу творчески?

Она приподнимает ухоженную бровь.

— Творчески?

— Да. Есть и другие способы, которыми я могу заплатить тебе, начиная с того, где я на коленях и работаю языком. Или, если ты не фанатка оргазмов, я дам тебе…

— Прекрати! — выкрикивает поспешно Джеймсон, поднимая руки в универсальном жесте для тайм-аута. — Не продолжай! Боже. Ладно, хорошо. Как насчет того, чтобы просто заплатить мне, когда они отдадут тебе деньги?

— Ты не дала мне закончить то, что я собирался сказать.

— Поверь, я знаю, к чему все шло.

Рот «трах-подружки» раскрывается:

— Э-э, Джеймс, не хочу прерывать, но… почему Оз Осборн пытается заплатить тебе сексуальными услугами? — ее грудь выпирает, сиськи выставлены напоказ в ярко-розовом топе с округлым декольте, ее обесцвеченные волосы искусно завиты и рассыпаются вниз по спине. Она снова перекидывает их через плечо и широко улыбается.

Мило. Очень мило.

Готов поспорить, очень дружелюбная.

Она такая сногсшибательно горячая, не удивительно, что Паркер постоянно трахает ее.

Если Джеймсон и замечает, что я обращаю внимание на ее подругу, то никак не комментирует. Вместо этого она делает большой глоток пива, в результате чего на ее верхней губе остается очередная пенная полоска. Я отвожу глаза от груди ее подруги, а затем наблюдаю, как выскальзывает бледно-розовый язычок Джеймсон. Слизывает пену. Жадно снимает еще больше пены с верхушки красного стаканчика, словно это взбитые сливки.

Джеймсон берет себя в руки, обмахивая лицо, прежде чем представить своих подруг.

— Э-э, Оз, это мои подруги, Элисон и Хейли. Элисон и Хей — ну, вы, очевидно, уже знаете, кто это, и полагаю, что вам не было нужды его гуглить.

Девушки переводят взгляд с меня на нее, ржавые колесики вращаются в их красивых блондинистых головках.

— Гм… — протягивает блондинка в розовом. — Что между вами двумя происходит?

— Ничего, — невозмутимо говорит Джеймсон, проявляя свою находчивость. — Если не считать того факта, что он должен мне деньги за оказанные услуги.

Ее остроумное замечание заставляет меня подавиться от удивления, пиво из моего рта стекает по подбородку самым несексуальным образом, когда у меня из горла вырывается довольный смешок. Не могу даже вспомнить, когда в последний раз чем-то давился, потому что было смешно, не говоря уже об алкоголе.

Или, может, я просто пьянею.

Прихватив подол рубашки, чтобы вытереть слюни, я с высокомерием отмечаю, что и Элисон и Хейли с жадностью таращатся на выставленные напоказ твердые, плотные шесть кубиков пресса. Я не спешу опускать рубашку.

Пусть дамы смотрят вволю.

Черт, я бы даже позволил им прикоснуться.

— Мне просто нужно заплатить тебе за них, — напоминаю я Джеймсон.

— Конечно, нет проблем. Но только потому, что ты умолял об этом, — она невинно моргает, потягивая пиво из своего стаканчика.

— Милая, я никогда не умоляю.

Рядом с ней светлые идеально ухоженные брови ее подруг одновременно лезут на лоб, и на короткий миг я задумываюсь, что еще у них прекрасно ухоженное.

Наверное, все.

Брови. Ноги.

Киска…

— Я в полном замешательстве, — прерывает «трах-подружка». — Что происходит?

Мы игнорируем ее.

— Короче говоря, Оз выиграл пари и ему стоит меня отблагодарить.

— И все? О каких услугах вы говорили ранее? — допытывается Элисон, ее глаза осматривают комнату. — Может, кто-нибудь из вас будет добр объяснить, что происходит?

Джеймсон качает головой.

— Извини Эл, но это между мной и Освальдом, — она хватает «трах-подружку» за руку и оттаскивает. — Пойдем, давай найдем Паркера — мы ведь здесь именно поэтому, не так ли? Чтобы ты могла бесстыдно его лапать, расхрабрившись от алкоголя?

Элисон очаровательно краснеет.

— Да, — тем не менее, ее глаза оглядывают перед моих джинсов, останавливаясь на выпуклости там. — Приятно, наконец, встретиться с тобою лично. Ненавижу стыдливо проходить по вашему коридору, Освальд.

Черт, все верно. Я только видел ее зад, выходящим за дверь по утрам, и иногда слышал, как она стонет имя Паркера во время их громкого, грязного траха.

Освальд?

Черт возьми, если то, что это произносит другая девушка, не действует мне на последние нервы. Я скрещиваю руки и киваю, наблюдая, как Джеймсон тащит своих подружек прочь, ее быстрое отступление немного… оскорбительно.

Меня задело то, что она просто оставила меня здесь одного.

Странно, не правда ли?

Такого почти никогда не бывает.

Ладно. Такого никогда не бывает.

Заинтригованный, раздраженный и немного увлеченный, мой сопернический дух заставляет мои чувства инстинктивно отслеживать ее местонахождение на протяжении всего проклятого вечера.

Это довольно неудобно.

Я поглядываю на нее: Джеймс и этот чертов чопорный свитер, который почему-то оказался расстегнутым. Трезвая Джеймс хихикает в углу с первогодкой Джеком Прайером, футболистом-«краснорубашечником». Трезвая Джеймс с «трах-подружкой» около бочонка с пивом. Трезвая Джеймс склоняя голову, чтобы собрать назад свои шелковистые каштановые волосы, заходит и выходит через переднюю дверь, предположительно, чтобы подышать свежим воздухом.

Джеймс, Джеймс, чертова Джеймсон Кларк и до невозможного надоедливая нить жемчуга у нее на шее. Чем больше я смотрю, тем более раздраженным становлюсь, особенно, когда замечаю ее в гостиной вместе с моим соседом по комнате Эллиотом.

Эллиот, который на самом деле славный парень. Основательный и надежный, он серьезный учащийся — изучает финансы и право — и, вероятно, лучше подходит Джеймсон, чем я.

Лучше подходит ей? Черт, что я говорю?

Я должно быть пьян.

Пиво сказывается, впрочем, как и шоты.

К полуночи я нажрался достаточно, чтобы перестать мониторить всю ночь за каждым ее движением словно сталкер. Нажрался достаточно, чтобы перестать следить за каждым монотонным движением, которое она делает. Нажрался достаточно, чтобы обуздать любые собственнические инстинкты, взыгравшие в моей пьяной заднице — не потому что она мне нравится, а потому что бедняжка выглядит так неуместно в своем скучном дурацком кардигане, и по какой-то безбожной причине я испытываю нездоровое чувство братской привязанности.

Привязанности? Прискорбности? Привязанность — ужасное определение, но это лучшее, на что я способен в данных обстоятельствах.

Мне же она не оказывает подобной любезности, а продолжает заигрывать с Эллиотом.

Втягивая очередное пиво, мое внимание рассредотачивается, когда рука обвивается вокруг моей талии и скользит по моему накаченному прессу. Теплые губы дотрагиваются до моей шеи, и Господи, если я не получаю от этого кайф. Протянув руки назад, я хватаю неопознанную круглую задницу позади себя, крепко ее сжимая.

— Малыш Оз, это я, — хриплый женский голос мурлычет мне в ухо. — Ты скучал по мне?

Владелица этого голоса перемещается вперед, перенося свои талантливые руки по моему животу к нижней части пресса, пальцы теребят пояс моих джинсов.

— Может, отлучимся с тобой, малыш? В последней спальне никого нет. Я проверила.

«Скажи «малыш» еще раз, — интонирую саркастически. — Или еще лучше, заткнись».

— Возможно, — растягиваю я слова, так как она играет с ширинкой моих штанов. — Если ты прекратишь разговаривать.

Она кивает, рыжие волосы и грудь подпрыгивают с энтузиазмом. Мы ковыляем назад в сторону коридора, и я прижимаю ее спиной к стене, пальцы подхватывают ее плотные леггинсы, поглаживая гладкую кожу под ее пупком. С преувеличенным стоном, достойным порнозвезды, она просовывает язык мне в рот и хрипло говорит:

— Хочу, чтобы ты трахнул меня, Оз.

Я беру ее за затылок, небрежно целую в губы, голос лишен каких-либо эмоций.

— Как насчет того, чтобы вместо этого ты мне отсосала?

Нетерпеливо кивая головой, она вытирает рот тыльной стороной ладони и легонько толкает к двери спальни в трех шагах справа от меня… или это чулан?

— Не в коридоре ведь?

Да ну на фиг, конечно не в коридоре. Я все-таки джентльмен. Господи Боже.

Тем не менее, я позволяю ей поработать с моей молнией, потянуть и подергать, пока я вожусь с дверной ручкой. Она медленно тащит ее вниз прямо в коридоре всем на обозрение, ее умелые пальцы пробираются в мои джинсы. Ручка двери поддается как раз, когда шокирующий изумрудный цвет появляется в поле моего зрения.

Ярко-зеленый свитер со сверкающим жемчугом, темно-каштановыми волосами и ярко-голубыми глазами ошеломленно останавливается в коридоре. Лицом к нам. Стоит как вкопанный, застывший олень в свете фар.

Или как девственница на жертвеннике.

— Дерьмо, простите, — слышится слишком знакомый голос.

Черт.

Зимняя шапка вернулась на место, надвинутая на эти длинные, шелковистые каштановые волосы, обрамляя ее невинное лицо и выводя меня из себя. Очень широко распахнутые глаза, слишком любопытные.

Слишком набожные.

Тем не менее, она делает то, чего я ожидаю от нее в последнюю очередь: смотрит.

От пытливого взгляда Джеймсон ничто не ускользает, когда он начинает медленно опускаться вдоль руки Рыжей, следуя за ее пальцами на выпуклость моих штанов. Ее теплая ладонь прихватывает в тиски мой твердый член.

Сквозь полуприкрытые веки я наблюдаю за тем, как Джеймсон Кларк смотрит, как я прикусываю зубами нижнюю губу, смотрит, как я стону, смотрит, когда Рыжая убирает руку с моей ширинки, игриво застегивая и расстегивая молнию, чтобы вновь привлечь к себе мое внимание. Вниз. Вверх. Вниз. Металлические зубцы двигаются без усилий.

Мой затуманенный алкоголем взгляд остается на Джеймсон, даже когда Рыжая занимается моим членом.

Бледные ключицы Джеймс.

Ее зарумянившиеся щеки.

— Уходишь так скоро? — спрашиваю я как можно небрежней с ширинкой нараспашку, нижнее белье застряло в молнии.

Джеймсон никогда не пропускает вызова. Даже бровью не поведя, она делает непринужденный глоток из своего красного пластикового стакана, глядя через его край прищуренными глазами.

— Это так ты зарабатываешь деньги, чтобы заплатить мне?

Вот ведь стерва.

— Может быть, — то ли смеюсь, то ли стону я. — Ты называешь меня проституткой?

— Нет, — вытянувшись в струнку, она выгибает бровь. — Просто говорю, что… мог бы подумать о взимании платы. Ты мог бы получить хорошую прибыль, продавая свое тело.

— Это было до странности похоже на комплимент, — опираясь рукой о стену так, чтобы мои слабые колени не подогнулись, глаза оглядывают Джеймсон сверху донизу. — Заинтересована стать моей первой платящей клиенткой?

Она смеется, громкий звук перекрывает гремящую музыку, и хныканье Рыжей мне в ухо. Я игнорирую ее, когда она тянет меня за руку к спальне.

— Заинтересована? — еще один раскат смеха по коридору. — Мерзость.

Мерзость?

— Что, черт возьми, это должно означать?

— В какой момент ты прекратишь использовать свое тело, чтобы доказать свою правоту?

Я пьян или она отчеканивает каждое слово? Со стоном опускаю голову и высовываю язык, чтобы увлажнить губы.

— Эй, Джим, — вздыхаю я, обессилено указывая по коридору. — Если хочешь пописать, то пошла не в ту сторону, — я стону, когда рука Рыжей возобновляет ласки мох яичек через джинсы. — Ты пошла не в ту сторону, — повторяю я. — Это рядом с кухней. Если, конечно, ты не хочешь присоединиться к нам в спальне.

На несколько обескураживающих секунд наши глаза пересекаются.

На несколько обескураживающих секунд ее глаза смягчаются, разглядывая меня с нераспознаваемой эмоцией и опущенными уголками рта.

Она разочарована.

Во мне.

Я знаю это так же точно, как то, что стою здесь, опираясь о стену, пьяный в задницу и вдвойне заведенный. Впервые почти за двадцать один год я на самом деле противен себе. Это мимолетно, но эти мягкие, трезвые голубые глаза — вдумчивые и не затронутые всей фанатской ерундой, окружающей меня — заставляют чувствовать себя…

Пьяным до чертиков, грязным и шовинистским.

Стыдливым.

Осужденным и недостаточно хорошим.

Проходит минута, прежде чем Джеймсон, наконец, разворачивается в своих балетках и исчезает из вида.

Я качаю головой, дезориентированный, но решаю больше о ней не думать и… не буду врать, в тот момент я тяну Рыжую через порог спальни. Вместо минета я трахаю ее у стены до потери пульса.

Потому что я хочу быть безразличным.

Потому что это приятно.

Потому что я могу.