Странная история Семпо Сугихары
Период нацистского господства в Европе дает ужасные примеры худших проявлений человеческой природы. Более чем 11 миллионов гражданских лиц – включая цыган, гомосексуалистов и политических диссидентов, но в основном евреев – были изгнаны из своих домов, лишены всех прав, доведены до животного состояния и в конце концов убиты в ходе Холокоста. Как ни странно, в это же время мы встречаем проявления лучших человеческих качеств: люди, по большей части почти не знавшие этих жертв, совершали ради их спасения замечательные акты доброты, героизма и самопожертвования. Но один случай, возможно, наиболее успешной помощи во время Холокоста многие годы оставался практически никому не известным.
Одним ранним летним утром 1940 года 200 польских евреев собрались у японского консульства в Литве, чтобы попросить спасти их от нацистов, стремительно продвигающихся по Восточной Европе. Решение искать помощи именно у японских властей вызывает недоумение. В то время правительства нацистской Германии и императорской Японии поддерживали тесные связи и имели общие интересы. В действительности эти связи и общие интересы были настолько сильны, что вскоре эти страны заключили военный союз против большей части остального мира. Почему же евреи, являвшиеся объектом ненависти для Третьего рейха, отдались на милость одного из союзников Гитлера?
Для ответа на этот вопрос нам нужно вспомнить, что происходило за несколько лет до этого, в середине 1930-х годов. В то время, еще до установления тесных стратегических связей с гитлеровской Германией, Япония упростила выдачу еврейским беженцам разрешений на поселение в Шанхае, чтобы получить взамен финансовые ресурсы и политическую поддержку международного еврейского сообщества. Как это ни парадоксально, в довоенные годы, когда большинство стран мира (включая Соединенные Штаты) отворачивались от доведенных до отчаяния жертв гитлеровского «окончательного решения еврейского вопроса», именно Япония – союзник Гитлера – предоставила им убежище (Kranzler, 1976).
Таким образом, когда в июле 1940 года 200 евреев столпились у дверей японского консульства в Литве, они знали, что человек за этими дверями предлагает им лучший и, возможно, последний шанс на спасение. Этого человека звали Семпо Сугихара, и, по всей видимости, ему совсем не подходила роль спасителя. Стать дипломатом среднего звена ему помогла хорошая родословная: он был сыном правительственного чиновника из семьи самураев – японского сословия воинов, известных своей верностью, владением боевыми искусствами и свирепостью в битве. Он ставил перед собой высокие карьерные цели, мечтая однажды стать японским послом в России. Сугихара также был большим любителем развлечений, вечеринок и музыки. Поэтому на первый взгляд не было никаких оснований предполагать, что этот любящий повеселиться профессиональный дипломат рискнет карьерой, репутацией и своим будущим, чтобы попытаться спасти евреев, которые в 5:15 утра пробудили его от крепкого сна. Тем не менее именно так он и сделал – вполне осознавая потенциальные последствия для себя и своей семьи.
Жизнь в подарок от Сугихары. Люди стоят в очереди за жизнью перед офисом Семпо Сугихары, в то время как в другой очереди ждут смерти в нацистском концентрационном лагере. Вероятно, без помощи Сугихары стоящие в первой очереди скоро оказались бы во второй.
Поговорив с людьми из толпы за воротами, Сугихара понял всю тяжесть их бедственного положения и отправил телеграмму в Токио с просьбой о разрешении оформить им туристические визы. Хотя еще действовали мягкие правила выдачи японских виз и вида на жительство для евреев, он сразу же получил отказ в ответ на свою просьбу, а также на более настоятельные второе и третье ходатайства. Именно в данный момент своей жизни этот успешный, честолюбивый карьерист сделал то, чего никто не мог от него ожидать. Он решил начать оформлять необходимые для путешествия документы, открыто нарушив ясно сформулированный и дважды подтвержденный приказ.
Это решение стоило Сугихаре карьеры. Через месяц он был снят с поста генерального консула и переведен на более низкую должность в Берлине, где у него уже не было такой свободы действий. В итоге за проявленное неповиновение он был уволен из Министерства иностранных дел. После войны он опустился до того, что зарабатывал на жизнь продажей электрических лампочек. Но за несколько недель до того, как ему пришлось закрыть консульство в Литве, он придерживался выбранной для себя линии поведения, круглые сутки проводя собеседования с претендентами и оформляя документы, необходимые для их спасения. Даже после того, как консульство было закрыто и он поселился в отеле, он продолжал выдавать визы; даже после того, как он довел себя до худобы и истощения напряженным трудом, даже после того, как это напряжение лишило его жену способности кормить грудью ребенка, он без отдыха оформлял визы. Даже при посадке на поезд, увозящий его в Берлин, даже в самом поезде он подписывал спасительные документы и совал их в тянущиеся за спасением руки, в итоге сохранив жизнь тысячам невинных людей. И, наконец, когда поезд начал увозить его, он низко поклонился и принес извинения тем, кого он вынужден был оставить в затруднительном положении – прося прощения за то, что не смог им помочь (Watanabe, 1994).
Для того чтобы понять решение Сугихары помочь тысячам евреев уехать в Шанхай – и, как мы увидим, последующее решение японского верховного командования поддерживать и защищать их в течение всей войны, – важно осознать одну принципиальную истину, касающуюся просоциальных действий: они редко определяются каким-либо одним фактором. Оказание помощи обусловлено действием и взаимодействием множества сил. Прежде чем мы рассмотрим эти силы – и попытаемся понять, казалось бы, необъяснимые действия Семпо Сугихары, – мы должны уяснить, что означает просоциальное поведение. Кроме того, мы должны понять, что помогающий может достигать собственных целей: существуют как материальные, так и нематериальные выгоды от предоставления помощи. Поэтому в этой главе, определив и проиллюстрировав, что мы подразумеваем под просоциальным поведением, мы выделим основные цели просоциальных действий и исследуем, как они могут объяснять различные типы предоставления помощи, включая случай Семпо Сугихары.
Цели просоциального поведения
Просоциальное поведение проявляется в различных масштабах и формах, но в любом случае оно предполагает предоставление определенного рода помощи. На самом базовом уровне просоциальное поведение относится к действиям, направленным на оказание помощи другому человеку. Это понятие применимо, даже когда помогающий также извлекает выгоду. Так, если по пути в кино вы кладете двадцатидолларовую банкноту в кружку Армии спасения, чтобы произвести впечатление на друга, это все равно будет просоциальное действие. Конечно, хотя ваше поведение можно считать просоциальным, мало кто назовет ваши мотивы особенно похвальными. Теперь предположим, что, вместо того чтобы бросить 20 долларов в кружку Армии спасения с целью получить побочную выгоду или одобрение, вы отправили их анонимно в эту организацию, поскольку знали, что это вызовет у вас приятное внутреннее ощущение. Основное различие между этими двумя видами помощи состоит в том, откуда вы ожидали получить вознаграждение – извне или от самого себя. Психологи давно пришли к пониманию важности различия между внешними и внутренними источниками вознаграждения за помощь и считали морально более ценными просоциальные действия, которые мотивированы только внутренними вознаграждениями. Некоторые теоретики определяют такую внутренне мотивированную помощь как альтруистическую (Bar-Tal & Raviv, 1982; Eisenberg & Fabes, 1998).
Просоциальное поведение – действия с целью помочь другим людям.
Чистый (истинный) альтруизм – действия исключительно с целью помочь другим людям.
Однако другие теоретики (Batson & Shaw, 1991) склонны приберегать понятие альтруизма для описания более узкого типа просоциального поведения, который мы можем назвать чистым альтруизмом. Чистый (или истинный) альтруизм относится к поведению, направленному на помощь другому человеку только ради его блага. При альтруистическом поведении этой категории помощь предоставляется без учета внешних или внутренних выгод помогающего. Конечно, могут существовать вознаграждения за помощь, но при чисто альтруистических действиях эти вознаграждения не могут быть причиной решения оказать помощь. Таким образом, если бы вы отправили 20 долларов Армии спасения и впоследствии ощутили удовольствие от этого поступка, все же чистый альтруизм вы проявили бы, если бы пожертвовали не для того, чтобы доставить себе приятное или исходя из других своекорыстных интересов. В настоящее время существование исключительно альтруистических действий, свободных от своекорыстного интереса, вызывает наибольшие споры среди исследователей альтруизма. В конце данной главы мы рассмотрим результаты исследования, которое должно было дать ответ на этот принципиальный вопрос.
Люди регулярно совершают просоциальные поступки во всех человеческих обществах (Dovidio, Piliavin, Schroeder & Penner, 2006), и склонность помогать другим – это наследственная черта, которая передается генетически (Rushton, Fulker, Neale, Nias & Eysenck, 1986). Следовательно, вполне вероятно, что оказание помощи выполняет определенные важные функции – как для общества, так и для отдельных людей. Действительно, значительное количество исследований в социальной психологии указывают на ряд целей, которым служат просоциальные действия. Мы можем помогать (1) ради собственного благополучия, (2) для повышения социального положения и получения одобрения, (3) для управления собственным Я-образом и (4) для управления своим настроением и эмоциями. Сначала рассмотрим главную из базовых причин оказания помощи другим – помощь самим себе.
Исследование
Вспомните, когда вы в последний раз имели возможность предоставить помощь. Если вы действительно оказали помощь, можете ли определить, какой фактор или набор факторов имели значение для принятия такого решения? Если не оказали, что можно было бы изменить в ситуации, чтобы вы приняли другое решение?
Быстрая проверка
1. Как бы вы определили чистый альтруизм?
2. Каковы четыре главные цели просоциальных действий?
Улучшение своего благополучия: получение генетических и материальных выгод
Вопрос, почему люди оказывают помощь, всегда был неудобным с точки зрения теории эволюции. На первый взгляд, предоставление ресурсов для помощи другим не согласуется с дарвинистским представлением о том, что мы всегда действуем для того, чтобы повысить шансы собственного выживания. С этой точкой зрения, по-видимому, не согласуется тот факт, что люди регулярно различным образом помогают друг другу, придерживая открытую дверь или вынося ребенка из горящего здания (McGuire, 1994; Pearce & Amato, 1980). Впечатляет не только разнообразие форм помощи, но и частота ее предоставления в современном обществе. В одних только Соединенных Штатах 80 % взрослых жертвуют деньги на благотворительность или работают волонтерами (Bello, 2008). Такие альтруистические наклонности приобретают больший смысл в эволюционной перспективе, когда мы добавляем к традиционным эволюционным объяснениям поведения еще два.
Концепции эволюции помощи
Первая концепция была сформулирована биологом У. Д. Гамильтоном (Hamilton, 1964), который понял, что с эволюционной точки зрения действия индивида направлены на обеспечение выживания не столько индивида, сколько его генетической конструкции, и поэтому индивид действует и будет действовать именно таким образом (Tooby & Cosmides, 2005).
Защита родственников. Это различие между личным и генетическим выживанием отражено в концепции совокупной (итоговой) приспособленности Гамильтона, согласно которой есть вероятность, что организация генетического материала человека сохраняется не только в его собственном потомстве, но и в потомстве любых родственников. Это различие имеет большое значение для понимания и прогнозирования оказания помощи, потому что оно подразумевает, что люди вполне могут идти на риск и соглашаться на потери, если при этом они повышают свою совокупную приспособленность – шансы на выживание своих генов. Следовательно, мы должны быть готовы рисковать даже собственной жизнью, если это повышает вероятность выживания большего количества копий наших генов в любых родственниках, которым мы помогаем. Есть масса свидетельств, что люди предпочитают помогать тем, с кем они генетически связаны. У многих видов животных распространена помощь родственникам – предоставление питания, защиты и укрытия, – находящаяся в прямой зависимости от степени их родства: животное охотнее помогает тем, с кем оно имеет больше общих генов через родословную (Sherman, 1981). В значительной мере и во многих культурах люди демонстрируют такой же паттерн (Cunningham, Jegerski, Grader & Barbee, 1995; Neyer & Lang, 2003; Webster, 2003; рис. 9.1). Эта тенденция помогать генетически близким родственникам принимает такие разные формы помощи, как донорство почки в Соединенных Штатах или помощь в схватке на топорах у индейцев в джунглях Венесуэлы (Borgida, Conner & Manteufal, 1992; Chagnon & Bugos, 1979).
Совокупная (итоговая) приспособленность – выживание генов у потомства индивида и у родственников, которым он помогает.
Взаимная помощь – помощь за ранее оказанную помощь.
Рис. 9.1. Помощь родственникам и неродственникам. Участники исследования указывали, помогут ли они конкретным людям в различных ситуациях. Их готовность помочь напрямую зависела от генетического родства с этими людьми.
Источник: Адаптировано из Cunningham et al. (1995).
Взаимопомощь. Концепция совокупной приспособленности Гамильтона позволяет нам понять самопожертвование ради родственников. Но как эта логика эволюции может объяснить тот факт, что в группах и животных, и людей помощь регулярно предоставляется неродственникам? Второе важное достижение современной эволюционной теории – концепция взаимной помощи. Роберт Триверс (Trivers, 1971) указал на то, что помощь часто является взаимной и связана с совместной деятельностью, так что помогающие взамен также получают помощь. Вспомните, в главе 6 вы узнали, что во всех человеческих обществах есть норма взаимности, которая обязывает людей отплачивать услугой за услугу. Триверс показал, что взаимная помощь также часто имеет место среди животных. У тех из них, чьи гены способствовали таким взаимодействиям, было преимущество в выживании.
Ты обыщешь мою спину, а я – твою. Взаимопомощь в форме взаимного груминга часто встречается среди животных. Это сотрудничество приносит пользу всем участникам.
При оказании взаимной помощи людьми, не состоящими между собой в родстве, преимущество в выживании обусловлено материальной выгодой, которую получают сотрудничающие люди, в отличие от несотрудничающих. Действительно, сотрудничающие между собой люди в конечном счете действительно часто имеют это преимущество, потому что взаимопомощь открывает им доступ к выгодам и постоянным полезным связям, которые иначе были бы недоступны (Flynn, 2003). Например, рассмотрим результаты исследования европейских экономистов, которые изучали роль сотрудничества в долгосрочных отношениях между нанимателем и работником. Они обнаружили, что, когда фирмы вознаграждали сотрудников, работа которых принесла пользу фирме, эти сотрудники прилагали больше усилий и меньше бездельничали на работе. Все это значительно повышало прибыль, обеспечивая выживание фирмы и рабочие места для сотрудников (Fehr, Gachter & Kirchsteiger, 1997). В целом взаимопомощь может обеспечить материальные преимущества людям, которые умело пользуются ею, что способствует их благополучию и повышает вероятность выживания их генов.
Взаимосвязи: метод и факты
Использование генетики поведения для изучения помощи
Исследования того, в какой степени человеческое поведение можно объяснить влиянием наследственности или среды, имеют долгую историю (Bouchard, 2004; Galton, 1875). Недавно специалисты в области генетики поведения сделали важные новые открытия, изучая специальные методы, для того чтобы отделить друг от друга эти две основные причины поведения (Dick & Rose, 2002). Один из данных методов включает исследование близнецов (Knafo & Plomin, 2006; Segal, 2000).
Двойная обязанность. Особая связь между монозиготными близнецами, обусловленная генетическими и другими факторами, заставляет их очень заботливо относиться друг к другу.
Например, генетики сравнивали близнецов двух видов: монозиготных, все гены которых одинаковы, и гетерозиготных, которые имеют только половину общих генов. Черты личности монозиготных близнецов в подавляющем большинстве оказались более схожими, чем у гетерозиготных близнецов (Tellegen et al., 1988). Но позволяют ли исследования монозиготных и гетерозиготных близнецов получить данные о мотивации, стоящей за склонностью оказывать помощь? Это возможно двумя способами. Во-первых, паттерны оказания помощи у взрослых и у 14-месячных детей имеют больше общего у монозиготных близнецов, чем у гетерозиготных (Rushton et al., 1986; Zahn-Waxler, Robinson & Emde, 1992). Проведя более широкий анализ степени этих различий, исследователи установили, что склонность помогать обусловлена в равной степени генетическими и негенетическими факторами.
Во-вторых, в других исследованиях был поставлен вопрос, будут ли монозиготные близнецы с большей вероятностью помогать друг другу. Нэнси Сигал обнаружила, что в задании, требующем от испытуемых зарабатывать очки, монозиготные близнецы зарабатывали друг для друга очки охотнее, чем гетерозиготные. Кроме того, в задании на решение головоломки друг другу помогали 94 % монозиготных близнецов и лишь 46 % гетерозиготных. Наконец, в игре с заключением сделки монозиготные близнецы взаимовыгодно сотрудничали значительно чаще, чем гетерозиготные (Segal, 2000). Конечно, эти результаты согласуются с концепцией совокупной приспособленности и идеей о том, что люди будут действовать ради повышения выживаемости их генов, даже если эти гены будут в теле другого человека.
Таким образом, из исследований близнецов явствует, что гены оказывают сильное влияние на склонность оказывать помощь. В то же время отмечается сильное влияние научения и среды, и эти данные дают повод для оптимизма тем, кто надеется привить просоциальную ориентацию другим, особенно детям.
Обучение помощи
Какие качества человека могут побудить его оказывать помощь, чтобы получить генетические и материальные выгоды? Выделяют два таких качества: привитые убеждения и расширенное чувство «мы».
(И) Привитые убеждения. Если помощь другим – даже не родственникам – может дать генетические и материальные выгоды для помогающего, то люди, которые в большей степени уверены, что это так, должны чаще оказывать помощь. Именно это было обнаружено в одном опросе, проведенном в американских корпорациях: те из них, руководители которых считали основанием для благотворительности собственную выгоду, чаще были крупными спонсорами (Galaskiewicz, 1985). Откуда берется мнение о том, что помощь другим служит собственным интересам? Один из источников – процесс обучения. Даже в относительно позднем возрасте людям можно внушить мысль, что просоциальное поведение идет – или не идет – на пользу самому человеку. Возьмем, например, обучение классической экономической теории. Основное предположение состоит в том, что люди будут игнорировать или эксплуатировать других для получения максимального результата. Исследования показали, что студенты-экономисты в большей степени, чем студенты, обучающиеся другим дисциплинам, таким как психология, действительно следуют предположениям классической экономической теории. Они чаще потребуют себе большую плату на переговорах или при выделении средств (Kahneman, Knetsch & Thaler, 1986; Marwell & Ames, 1981). И, что имеет прямое отношение к теме помощи, с меньшей вероятностью делают пожертвования на благотворительность, и это нежелание усиливается по мере обучения экономике (Frank, Gilovich & Regan, 1993).
(И) Расширенное чувство «мы». Приобретенная ориентация на внешний мир может влиять на желание получить непосредственную выгоду от оказания помощи еще одним способом. Эта приобретенная ориентация – расширенное чувство «мы» – развивается в семье задолго до обучения в колледже, и она предполагает скорее генетическую, чем материальную выгоду. Как вы уже видели, люди предпочитают помогать кровным родственникам, по-видимому, чтобы способствовать выживанию собственных генов. Однако нельзя заглянуть внутрь друг друга и определить количество общих генов. Вместо этого приходится использовать признаки генетического родства, которые обычно связаны с родственниками (Krebs, 1989; Kurland & Gaulin, 2005). Один из таких признаков – наличие в семье людей определенного типа. Люди, так же как и животные, реагируют на тех, с кем они выросли, как на своих родственников (Aldhous, 1989; Wells, 1987). Хотя этот признак генетической связи иногда может увести нас в неправильном направлении, обычно он точен, потому что люди, живущие вместе, как правило, действительно являются членами одной семьи – группы, которую почти все определяют как «мы».
Следуя этой логике, можно сделать интересный вывод, что те люди, родители которых регулярно приводили домой самых разных людей – отличающихся происхождением, привычками и внешностью, – во взрослом возрасте должны чаще помогать незнакомцам. Это можно объяснить тем, что их концепция «мы» будет расширена и в нее будут включены не только ближайшие или дальние родственники. Таких людей вдохновляет на помощь чувство «мы», расширенное до всего человеческого рода (Burnstein, 2005; Piliavin, Dovidio, Gaertner & Clark, 1981).
Одно из подтверждений этой идеи можно найти в культурах с различными правилами для приглашения других людей, особенно просто знакомых, в гости. Во многих азиатских обществах подобные приглашения редки, и получающий их человек должен быть очень польщен. Однако в западном обществе встречи дома с разными знакомыми – просто пообедать, посмотреть по телевизору спортивные соревнования и т. д. – намного более распространены. В соответствии с представлением о том, что разнообразное домашнее окружение развивает склонность к оказанию помощи незнакомцам, американцы охотнее японцев или китайцев помогают людям, не принадлежащим к их собственным группам. Но японцы и китайцы больше готовы помогать членам собственных групп, чем американцы (Leung, 1988).
Подобного рода факты делают еще более загадочными действия Семпо Сугихары, направленные на помощь еврейским беженцам перед началом Второй мировой войны. Почему член японского общества, известного нежеланием принимать чужеземцев, так заботился о благополучии группы иностранцев? Первая подсказка к ответу на данный вопрос относится к юности Сугихары. Его отец, налоговый инспектор, которого на некоторое время отправили в Корею, перевез туда семью и открыл гостиницу. Сугихара вспоминал, что был очень впечатлен готовностью родителей принимать самых разных гостей, заботясь об их основных потребностях в еде и крове и даже очищая их волосы и одежду от вшей, несмотря на то что некоторые были слишком бедны, чтобы платить (Watanabe, 1994). С этой точки зрения, возможно, мы можем увидеть причину, по которой позже Сугихара будет помогать тысячам европейских евреев, – расширенное чувство «мы», являющееся результатом присутствия в доме родителей разных людей. Как он заявил в интервью спустя 45 лет после упомянутых событий, национальность и религия этих несчастных не имели для него значения, было важно лишь то, что «они являлись людьми и нуждались в помощи» (Craig, 1985).
Чужие. На этой фотографии показаны жена, сын и свояченица Сугихары на захваченной нацистами территории спустя несколько месяцев после того, как он был освобожден от своих обязанностей в Литве. Обратите внимание на табличку с надписью «Евреям вход запрещен» на воротах парка. Неизвестно, случайно или специально попала она в кадр. Однако мы знаем, что фотографию делал сам Сугихара и что он поставил свою семью перед воротами. А как думаете вы? Была ли эта табличка случайной деталью снимка или она использована сознательно, чтобы передать горькую иронию? Вам будет проще ответить на этот вопрос, если вы увидите, где находится правая рука свояченицы.
Конечно, всегда рискованно пытаться делать из одного случая общие выводы. Однако мы знаем, что Сугихара был не единственным известным спасителем той эпохи, который в детстве сталкивался в семье с множеством людей. Сэмюэль и Перл Олинер (Oliner & Oliner, 1988) обнаружили значительные различия в этом отношении между неевреями, которые укрывали евреев от нацистов и которые этого не делали: по рассказам спасителей, в детстве они близко знали больше представителей различных социальных классов и религий. Кроме того, в период взросления они чувствовали себя похожими на членов более широкой и разнообразной группы людей, чем неспасители. Расширенное чувство «мы» было связано не только с их решением помочь во время войны отличающимся от них людям. При повторном опросе этих спасителей полвека спустя выяснилось, что они помогали большему количеству людей по самым разным причинам (Midlarsky & Nemeroff, 1995; Oliner & Oliner, 1988). Все это позволяет дать совет будущим родителям, желающим сформировать у своих детей терпимое отношение к другим: позвольте им позитивно контактировать в семье с людьми различного происхождения.
Исследование
Между детьми, которые проводят много времени дома друг у друга, часто на всю жизнь устанавливаются дружеские отношения. Это может объясняться тем, что дети приглашают к себе домой только тех приятелей, с которыми они особенно близки. А возможно, эта особая близость развивается на основе контактов в домашних условиях. Какой фактор, на ваш взгляд, оказывает более сильное влияние?
Сходство и близость
На чувство «мы» человека может влиять не только предшествующий опыт, но и определенные особенности текущей ситуации. Например, согласно эволюционному подходу к мотивации помощи, эти ситуативные факторы, связанные с особенно важной категорией «мы» – родственниками, – должны приводить к увеличению помощи. Данные о двух таких факторах – сходства и близкого знакомства – согласуются с эволюционным подходом (Berger et al., 2001).
(С) Сходство. Один из способов, которым два человека могут определить степень своего генетического родства, основан на оценке сходства (Rushton, Russell & Wells, 1984); очевидно, это касается не только физических качеств, но также определенных черт личности и социальных установок (Park & Schaller, 2005; Uslaner, 2008). Если просоциальные действия мотивированы (без сомнения, неосознанным) желанием способствовать выживанию своих генов, то люди должны помогать тем, кто похож на них внешностью, личностью и социальными установками. Например, люди склонны в первую очередь предоставлять неотложную медицинскую помощь тем, кто разделяет их политические взгляды (Furnham, 1996). Они охотнее помогают даже тем, кто принял ту же позу, что и они (van Baaren et al., 2004).
Если сходство способствует оказанию помощи, то можно «заставить» людей помочь нам, убедив их в том, что мы похожи на них. Действительно, существуют доказательства, что такой подход позволил спасти множество жизней. В начале главы после рассказа о непонятной доброте, проявленной Семпо Сугихарой к тысячам европейских евреев, мы упомянули связанную с этим загадку – озадачивающее решение японской военной администрации укрывать и защищать евреев на своей территории в течение всей войны вопреки протестам нацистских союзников. События, на фоне которых было принято это решение, как пишут многие ученые (Kranzler, 1976; Ross, 1994; Tokayer & Swartz, 1979), служат интересным подтверждением связи между сходством и помощью и показывают, как жертвы могут с большой личной выгодой стать частью чувства «мы» человека, от которого требуется помощь.
«Дела семейные». Склонность помогать похожим на себя людям отмечается даже в семьях, где помощь друг другу чаще оказывают члены, имеющие сходство между собой (Leek & Smith, 1989, 1991). В соответствии с этими данными, принимая решение о том, к кому обратиться за помощью, при прочих равных условиях лучше выбрать человека, наиболее похожего на вас по личностным качествам и внешности.
Взаимосвязи: теория и практика
Получение помощи путем изменения чувства «мы» помогающего
Хотя убедительные доказательства показывают, что выданные Сугихарой визы спасли тысячи евреев (Levine, 1997), прибыв на удерживаемую японцами территорию, они стали частью еще более многочисленного контингента еврейских беженцев, собравшихся в контролируемом японцами Шанхае. После нападения на Перл-Харбор резко прекратился въезд беженцев в Шанхай и выезд из него, и ситуация в еврейской общине скоро стала опасной. Япония к тому времени окончательно стала военным союзником Адольфа Гитлера и должна была избегать шагов, которые могли бы угрожать прочности ее союза с этим яростным антисемитом. Однако, несмотря на то что это могло испортить отношения с Гитлером, японское правительство сопротивлялось требованиям нацистов уничтожить шанхайских евреев в начале 1942 года и твердо придерживалось своей позиции до конца войны. Чем это объясняется?
По мнению бывшего главного раввина Токио Марвина Токейера (Tokayer & Swartz, 1979, p. 178–181), ответ на этот вопрос может быть связан с малоизвестными событиями, произошедшими несколькими месяцами ранее. Нацисты отправили в Токио полковника гестапо Йозефа Мейзингера, который начал агитировать за жестокую политику по отношению к евреям, находящимся под властью Японии. Желая выслушать все стороны, высокопоставленные члены японской военной администрации обратились к сообществу еврейских беженцев с просьбой послать двух своих лидеров на встречу, которая окажет большое влияние на их будущее. Оба выбранных представителя были весьма уважаемыми людьми, но это уважение имело разные основания. Первый, рабби Мозес Шацкес, являлся известным ученым, одним из лучших теологов Европы довоенного времени. Второй, рабби Шимон Калиш, был значительно старше и отличался замечательной способностью понимать основные механизмы поведения людей, – был своего рода социальным психологом.
Войдя со своими переводчиками в комнату для переговоров, эти два раввина оказались в компании нескольких самых влиятельных членов японского верховного командования. Представители командования, не тратя времени даром, задали всего два главных вопроса: почему наши союзники-нацисты так ненавидят вас и почему мы должны сопротивляться их попыткам навредить вам? Ученый, рабби Шацкес, был безмолвен. Но знание человеческой природы позволило рабби Калишу дать исчерпывающий ответ сразу на оба вопроса. «Потому что, – сказал он спокойно, – мы азиаты… как и вы».
Несмотря на краткость, ответ был гениальным, поскольку в нем подчеркивались две идеи, которые должны были изменить чувство «мы» японских чиновников и тем самым помочь евреям. Первая была связана с давно обсуждавшейся в Японии теорией, объяснявшей поразительное сходство между древним иудаизмом и национальной японской религией – синтоизмом. Согласно этой теории, по крайней мере некоторые из 10 «потерянных племен» Израиля перебрались через Азию в Японию и вступили в браки с японцами, смешивая свои убеждения и кровь. Вторая идея, подчеркнутая в утверждении рабби Калиша, состояла в том, что, в соответствии с расовыми претензиями нацистов, немецкая «раса господ» генетически отличалась от «низших» азиатских народов. Таким образом, с помощью одного проникновенного высказывания он заставил японских офицеров переосмыслить их чувство «мы», так что теперь евреи были включены в него, а нацисты (как они сами и заявляли) – нет.
Участники борьбы за влияние на японскую политику в отношении евреев. Нацистским чиновникам не удалось убедить японское верховное командование обращаться с евреями на подконтрольной территории так, как хотели нацисты. Одной из причин этого может быть признание общего азиатского происхождения японцев и евреев, подчеркнутое на решающей встрече с еврейскими лидерами. Эти лидеры, раввины Калиш и Шацкес (изображены с переводчиками в день встречи), постарались включить свой народ в чувство генетического «мы» японских чиновников и исключить из него нацистов.
По сообщениям очевидцев этой встречи, утверждение старого раввина произвело огромное впечатление на японцев. После затянувшегося молчания старший из офицеров встал и дал гарантии, которые раввины надеялись получить для своего сообщества: «Отправляйтесь к своим людям. Скажите им… мы обеспечим им безопасность и мир. Вам нечего бояться на японской территории». Так оно и было.
(В) Эволюционный подход также позволяет предсказать некоторые тонкости в оказании помощи. То есть можно предполагать, что склонность помогать родственникам не будет одинаковой при всех обстоятельствах. Например, если люди помогают близким родственникам, чтобы обеспечить выживание большего количества своих генов, то такое предпочтение должно быть наиболее сильным, когда стоит вопрос о выживании. Для проверки этой гипотезы Юджин Бернстайн, Крис Крандалл и Синоба Китаяма (Burnstein, Crandall & Kitayama, 1994) спрашивали американских и японских студентов колледжа, насколько охотно они помогли бы другим, когда помощь предполагала или спасение их из горящего здания, или покупку чего-либо в магазине. В целом чем ближе был родственник, тем больше была готовность помочь. Однако в обеих культурах эта тенденция оказывать услуги близким родственникам была намного более выраженной, когда потребность в помощи была связана с угрозой для жизни.
(С) Близость. Поскольку люди обычно живут с родственниками или часто контактируют с ними, близкое знакомство также может служить признаком общей наследственности. Интересно, что в английском языке слово «близкий» (familiar) пишется почти так же, как «наследственный» (familial). Конечно, большой опыт общения с человеком не гарантирует генетическое сходство с ним. Но этого и не требуется для того, чтобы такой опыт служил основанием для принятия эгоистического решения о том, кому оказывать помощь. В соответствии с логикой эволюционной психологии, если близкое знакомство с человеком хоть как-то связано с общими генами, то помощь этому человеку должна способствовать выживанию генов помогающего и приводить к увеличению взаимопомощи (Rushton, 1989; Dovidio, Piliavin, Schroeder & Penner, 2006). Есть два подтверждения этой идеи.
Во-первых, чем больше родственных связей между отдельными людьми или животными, тем больше они имеют контактов друг с другом (Hames, 1979; Rushton, 1989). Во-вторых, люди охотнее помогают другим – даже определенному типу других, – если они знакомы (Burger et al., 2001). За доказательствами мы снова можем обратиться к богатым данным Сэмюэля и Перл Олинер (Oliner & Oliner, 1988) о спасении евреев во время Второй мировой войны. По сравнению с теми, кто не оказывал помощи, у спасителей до войны было больше контактов с евреями по месту жительства, на работе и в дружеском общении. Сборщики пожертвований сообщают о похожем феномене: люди намного охотнее помогают решить проблему, если они знают того, кто столкнулся с ней. Как сказал Томас Шеллинг (Schelling, 1968, p. 130), «если мы знакомы с людьми, то заботимся о них». Возможно, так оно и есть, поскольку социальные психологи показали, что чем больше мы узнаем человека, тем больше сходства у нас обнаруживается (Cunningham, 1986; Kenny & Kashy, 1994).
Связь между близким знакомством и оказанием помощи может послужить еще одной подсказкой для объяснения действий Семпо Сугихары. За несколько месяцев до своего решения пожертвовать карьерой ради помощи еврейским беженцам Сугихара познакомился с 11-летним еврейским мальчиком, Солли Ганором, тете которого принадлежал магазин неподалеку от японского консульства. Все эти месяцы Сугихара поддерживал Солли, давая ему при встрече монетку или почтовые марки для его коллекции. Однажды Сугихара попросил Солли не благодарить его и сказал: «Просто считай меня своим дядей». На это Солли ответил: «Раз вы – мой дядя, вы должны прийти к нам в субботу на празднование Хануки. Там будет вся семья». На той вечеринке Сугихара познакомился не только с членами семьи Солли, но и с их дальним родственником из Польши, который описал ужасы нацистской оккупации и попросил Сугихару помочь ему выбраться из Европы. Сугихара ответил, что на данный момент не имеет возможности помочь, но, вероятно, поможет в будущем. Эта возможность спасти его новых друзей появилась восемь месяцев спустя: первые выездные визы Сугихара оформил для семьи Солли (Ganor, 1995, p. 35).
Исследование
Рассмотрим следующую страшную дилемму: на ваших глазах тонут два человека, и вы в состоянии спасти только одного. Первый – близкий друг, который вам всегда нравился и с которым вы хорошо ладили. Другой – близкий родственник (брат или сестра), с которым у вас всегда были сложные, конфликтные отношения. Кого бы вы спасли? Попытайтесь понять почему.
Быстрая проверка
1. Какие два открытия, сделанные Гамильтоном (Hamilton, 1964) и Триверсом (Trivers, 1971), помогают объяснить, почему помощь другим может повысить выживание генов помогающего?
2. Какие два ситуативных фактора расширяют чувство «мы» помогающего?
Приобретение социального статуса и получение одобрения
Люди, оказывающие помощь, могут получать не только генетические и материальные преимущества, но и косвенную выгоду. Поскольку любезность одобряется во всех культурах (Dovidio, Piliavin, Schroeder & Penner, 2006), помогая другим, человек может улучшить мнение окружающих о себе. Дональд Кэмпбелл (Campbell, 1975) утверждал, что для поощрения оказания помощи в ситуациях, которые не сулят материальных или генетических преимуществ помогающему, все человеческие общества предоставляют социальные вознаграждения тем, кто помогает. Эти социальные вознаграждения обычно принимают форму повышенной симпатии и одобрения. Кроме того, просоциальные действия также могут улучшить мнение о власти и статусе помогающего в сообществе (Hardy & Van Vugt, 2006). Например, корпорации, тратящие больше средств на благотворительность, считаются руководителями других корпораций более успешными (Galaskiewicz, 1985).
Тактика оказания помощи для улучшения социального положения не уникальна для корпоративных культур. В своей монументальной работе «Эссе о даре» французский антрополог Марсель Мосс (Mauss, 1967) подробно рассказал о важности и универсальности дарения в человеческой социальной организации. Однако, несмотря на распространенность этого явления, оно может принимать самые разнообразные формы. Одной из самых впечатляющих является потлач – ритуальное празднество, на котором хозяин раздает гостям большое количество вещей, при этом часто оставаясь без средств или влезая в долги.
Могущество потлача. Раздавая большое количество вещей, знатные члены индейских племен с северо-западной части тихоокеанского побережья США получали то, чего они хотели еще больше, – законности их претензий на высокий ранг и социальный статус. На фото показан один такой потлач: одеяла сложены в штабеля и готовы к раздаче.
Чем можно объяснить эту крайнюю форму дарения? Ответ, к которому в настоящее время склоняется большинство антропологов, состоит в том, что данный обычай был необходим для упрочения положения человека в обществе. То есть любой, кто мог накопить и позволить себе потратить огромное богатство, имел все основания претендовать на высокое социальное положение (Cole & Chaikin, 1990; McAndrew, 2002). Таким образом, на самом деле ценилось не богатство, а социальное положение, для подтверждения которого человек раздавал свое имущество. С этой точки зрения вожди племени былых времен не слишком отличались от сегодняшних глав корпораций, которые раздают щедрые пожертвования, чтобы они и их компании воспринимались конкурентами как более сильные и успешные (Galaskiewicz, 1985).
Социальная ответственность: норма помощи
Нормы общества часто оказывают мощное воздействие на поведение. Как мы обсуждали в главе 6, есть два вида социальных норм. Дескриптивные нормы определяют, что обычно делается в той или иной ситуации, тогда как инъюнктивные нормы определяют, что обычно одобряется и осуждается. Оба вида норм влияют на помощь: люди с большей вероятностью окажут помощь, когда они будут видеть, что другие помогают сами и одобряют помощь (Warburton & Terry, 2000). Однако именно одобрение просоциальных действий, по-видимому, в наибольшей степени связано с приобретением положения в обществе и получением похвал окружающих. Польский социальный психолог Януш Рейковский (Reykowski, 1980) продемонстрировал силу ожидаемого социального одобрения в эксперименте, проведенном на болгарских студентах, которых ложно информировали о том, что в их колледже альтруисты не вызывают восхищения. Впоследствии они отвечали на просьбы о помощи намного реже, чем те, кто не получил эту информацию о нормах поведения в колледже.
Самая распространенная норма помощи – норма социальной ответственности (Berkowitz, 1972). Это довольно общая норма, согласно которой мы должны помогать тем, кто зависит от нашей помощи. Как мы увидим, для того чтобы человек руководствовался нормой социальной ответственности при принятии решения об оказании помощи, должны действовать несколько факторов. Один из наиболее изученных – присутствие других людей (очевидцев) в ситуации, когда есть возможность кому-то помочь, особенно если требуется экстренная помощь. Такие очевидцы могут влиять на действие нормы социальной ответственности – и, следовательно, на решение помочь – тремя способами: служа источником помощи, источником информации о том, требуется ли помощь, и источником одобрения или неодобрения помощи (рис. 9.2).
Рис. 9.2. Влияние сторонних наблюдателей на решение оказать помощь. Окружающие могут оказывать влияние на решение об оказании помощи тремя способами.
Сторонние наблюдатели как источник помощи. В первые годы существования экспериментальной социальной психологии изучению антиобщественного поведения (предрассудков, конфликтов, агрессии) уделялось больше внимания, чем исследованию просоциальной деятельности. Возможно, из-за еще не забытых ужасов Второй мировой войны социальных психологов больше интересовало понимание и искоренение зла в человеческом поведении, чем понимание и приумножение добра. Однако ситуация резко изменилась в середине 1960-х годов, в значительной степени из-за одного события. В три часа ночи 13 марта 1964 года молодая женщина по имени Кэтрин Дженовезе была зарезана незнакомым человеком перед своим домом в Нью-Йорке. Этим убийством была возмущена вся страна (Rosenthal, 1964).
Норма социальной ответственности – правило поведения в обществе, согласно которому люди должны помогать тем, кто нуждается в их помощи.
Почему это преступление вызвало такую реакцию? Потому что оно совершалось публично и за ним довольно долго наблюдали 38 соседей Дженовезе, которые были разбужены шумом и выглядывали из окон своих квартир, находясь в безопасности. Тридцать восемь человек были очевидцами этой чрезвычайной ситуации – и ни один из них не помог и даже не вызвал полицию!
Из-за большого общественного резонанса, вызванного передовицей в New York Times с рассказом об этом событии, специалисты в области общественных наук оказались в затруднительном положении. Студенты на занятиях, репортеры в интервью и даже друзья на коктейльных вечеринках задавали им один и тот же вопрос: почему никто из 38 наблюдавших не помог? После одной такой вечеринки два социальных психолога из Нью-Йорка, Бибб Латане и Джон Дарли (Latané & Darley, 1970), решили разгадать эту тайну. Они нашли объяснение, которое упустили остальные. Хотя в предыдущих отчетах подчеркивалось, что никаких действий не было предпринято, несмотря на наличие 38 свидетелей происшествия, Латане и Дарли предположили, что никто не помог именно потому, что было 38 свидетелей, и назвали этот феномен эффектом очевидца. Поскольку на месте событий было так много людей, каждый из них мог думать, что кто-то другой, возможно, более компетентный, окажет помощь. По мнению Латане и Дарли, ответственность за оказание помощи настолько равномерно распределилась в группе очевидцев, – они назвали этот процесс диффузией ответственности, – что никто из них не считал себя обязанным действовать, и поэтому никто ничего не делал.
Чтобы проверить свою гипотезу, Дарли и Латане (Latané & Darley, 1968) провели множество исследований для изучения влияния количества свидетелей чрезвычайной ситуации на вероятность оказания помощи кем-либо из них. В первом из этих исследований студенты колледжа в Нью-Йорке по двусторонней оперативной связи слышали, что у другого студента, по-видимому, был эпилептический припадок. Процент испытуемых, покинувших свои кабинки, чтобы оказать помощь, резко уменьшался с увеличением количества других испытуемых, которые могли помочь. Когда испытуемые полагали, что только они слышат, что у студента был припадок, 85 % из них попытались помочь. Однако если они знали, что еще один испытуемый слышит звуковую имитацию припадка, вероятность оказания помощи уменьшалась до 62 %; если же в систему двусторонней оперативной связи добавляли четырех человек, то помощь оказывал только 31 % испытуемых.
Эффект очевидца – склонность случайных свидетелей с меньшей вероятностью оказывать помощь в чрезвычайных ситуациях, если при этом присутствуют другие очевидцы.
Диффузия ответственности – склонность каждого члена группы снимать с себя личную ответственность за действия, распределяя ее между другими членами группы.
Какое отношение имеет диффузия ответственности к норме социальной ответственности? Вспомните, что эта норма обязывает нас помогать тем, кто зависит от нашей помощи. Так что, если присутствие других людей приводит к диффузии ответственности за оказание помощи, нуждающийся в помощи человек автоматически становится менее зависящим от нашей помощи, и мы в меньшей мере чувствуем себя обязанными помочь согласно этой норме. Подтверждение этой точки зрения получено в исследовании, показывающем, что знание о присутствии других людей ослабляет не только стремление помочь, но и ощущение личной ответственности у потенциальных помощников (Garcia, Weaver, Moskowitz & Darley, 2002).
Сторонние наблюдатели как источник информации о помощи. Помимо диффузии ответственности, Латане и Дарли предположили, что существует еще одна причина, по которой присутствие очевидцев может мешать оказанию экстренной помощи: их бездействие может уменьшать вероятность того, что действительно чрезвычайная ситуация будет интерпретироваться как таковая. Во многих случаях наблюдателям неясно, что имеет место чрезвычайная ситуация; а когда люди не уверены, они отказываются действовать (Bastardi & Shafir, 1998; Tversky & Shafir, 1992a, 1992b). Вместо этого они ищут информацию, чтобы понять ситуацию. В складывающихся чрезвычайных обстоятельствах очевидцы становятся источником информации друг для друга. Каждый смотрит на других, чтобы по их поведению понять, как реагировать, но делает это быстро и незаметно, с равнодушным видом, чтобы не показаться растерянным или паникером. В результате все видят, что остальные спокойно отказываются действовать, и делают вывод, что на самом деле никакого критического положения нет. По мнению Латане и Дарли (Latané & Darley, 1968), в этом выражается феномен коллективного неведения, когда каждый человек в группе решает, что, поскольку никто не беспокоится, ничего плохого не происходит. Может ли подобное положение вещей способствовать тому, что – внешне – уровень безразличия сторонних наблюдателей в современном обществе кажется неприлично высоким? Видимо, это так.
Коллективное неведение – ошибочное впечатление отсутствия причин для беспокойства, складывающееся у членов группы, ввиду того что никто не предпринимает никаких действий.
В одной работе исследователи закачивали через вентиляционное отверстие дым в лабораторию, где испытуемые заполняли опросник (Latané & Darley, 1968). Испытуемые, находившиеся в одиночестве, покидали комнату, чтобы сообщить о дыме, в 75 % случаев, тогда как испытуемые в группах по три человека делали это только в 38 % случаев. Но, безусловно, реже всего – лишь в 10 % случаев – сообщали об опасности испытуемые в группах по три человека, состоявших из одного настоящего испытуемого и двух помощников экспериментатора, которым дали инструкцию вести себя так, как будто для беспокойства нет причин. Поведение настоящих испытуемых вызывало удивление: даже когда комната наполнялась клубами дыма, они послушно заполняли опросник, кашляя, протирая глаза и отгоняя дым от лица, но не сообщая о проблеме. Когда их спрашивали почему, они выражали уверенность в том, что дым еще не является признаком огня, поэтому никакой критической ситуации не было.
Кэтрин Дженовезе. До убийства Кэтрин Дженовезе на темной нью-йоркской улице социальные психологи тратили относительно немного времени на исследование оказания помощи. Но особые обстоятельства ее убийства – 38 человек в течение 35 минут наблюдали, не пошевелив и пальцем, чтобы помочь ей, – поставили перед исследователями новый вопрос: каковы факторы, усиливающие и подавляющие готовность оказать помощь?
Наоборот, они считали дым чем-то неопасным: паром, смогом, результатом работы увлажнителя воздуха или, в одном случае, «газом правды», предназначенным для получения честных ответов на опросник!
Таким образом, по-видимому, присутствие нескольких очевидцев, особенно если они пассивны, может уменьшить готовность оказать экстренную помощь, создавая общую иллюзию отсутствия опасности. Соответствующее подтверждение этого вывода получено в исследовании, показывающем, что присутствие сторонних наблюдателей, которые ведут себя обеспокоенно, а не безразлично, повышает вероятность оказания помощи (Wilson, 1976).
Сторонние наблюдатели как источник одобрения или неодобрения. Есть третий способ, которым другие люди могут влиять на действие нормы социальной ответственности, – одобряя или осуждая решение помочь. Тот, кто следует этой норме и помогает человеку, оказавшемуся в экстремальной ситуации, обычно заслуживает одобрение сторонних наблюдателей. Именно поэтому в большинстве случаев люди предполагают, что получат вознаграждение за свою помощь (Bickman, 1971; Schwartz & Gottlieb, 1976). По этой же причине люди с большей вероятностью оказывают помощь, когда полагают, что другие могут заметить их самих и их попытки помочь (Schwartz & Gottlieb, 1976, 1980). Но, как мы видели, некоторые ситуации содержат определенные признаки, – например, явно пассивных свидетелей, – создающие впечатление, что помощь неуместна. В этих ситуациях человек реже оказывает помощь, особенно если присутствующие могут это увидеть (Schwartz & Gottlieb, 1980). Таким образом, присутствие случайных свидетелей может или усиливать, или ослаблять склонность оказывать помощь в зависимости от того, одобряют или не одобряют эти люди оказание помощи.
Жертва? В случаях, когда неясно, нужна ли экстренная помощь, даже настоящим жертвам вряд ли помогут в толпе. Подумайте, почему поведение первого прохожего могло бы склонить вас к мнению, что не требуется никакой помощи, если бы вы были следующим прохожим в этой ситуации.
Страх перед социальным неодобрением часто препятствует оказанию помощи в одной особенно сложной потенциальной кризисной ситуации – при конфликте между мужчиной и женщиной с применением физического насилия. Ланц Шотланд и Маргарет Строу предположили, что очевидцы таких стычек не оказывают помощь, поскольку могут считать свое вмешательство нежелательным, когда «милые бранятся». Действительно, некоторые из очевидцев в случае с Кэтрин Дженовезе так и объясняли свое бездействие (Rosenthal, 1964). Чтобы проверить эту гипотезу, Шотланд и Строу устраивали перед участниками исследования инсценированную драку между мужчиной и женщиной. Когда ничто не указывало на характер отношений в этой паре, подавляющее большинство участников обоего пола (почти 70 %) предполагали, что эти двое состоят в любовных отношениях, и лишь 4 % полагали, что они абсолютно незнакомы друг с другом. В других экспериментах, где можно было определить отношения между дерущимися людьми (по крикам женщины: «Зачем я вообще вышла за тебя замуж!» или «Я вас не знаю!»), Шотланд и Строу (Shotland & Straw, 1976) обнаружили удручающую реакцию участников. Хотя в обеих ситуациях драка была одинаково сильной, наблюдатели менее охотно помогали замужней женщине, поскольку полагали, что это личное дело, вмешательство в которое будет нежелательным и поставит всех в неудобное положение.
Таким образом, при физической конфронтации с незнакомым мужчиной женщине не стоит ждать помощи от случайных свидетелей, если она будет просто кричать, чтобы от нее отстали. Очевидцы, вероятно, сочтут этот случай семейной ссорой и на таком основании вполне могут предположить, что помощь неуместна. К счастью, данные Шотланда и Строу указывают на способ разрешения этой проблемы: если женщина громко крикнет напавшему на нее незнакомцу: «Я вас не знаю!» – это значительно повысит ее шансы на получение помощи.
Для получения помощи нужно сказать правильные слова. Очевидцы ссор между мужчиной и женщиной часто предполагают, что пара состоит в любовных отношениях и что вмешательство было бы нежелательным или неуместным. Чтобы не производить такого впечатления и получить помощь, женщина должна кричать: «Я вас не знаю!»
Для того чтобы дать общий совет любому нуждающемуся в экстренной помощи, вспомните фундаментальный вывод из исследований вмешательства сторонних наблюдателей в кризисную ситуацию: наблюдатели не помогают не столько потому, что им не хватает сострадания, сколько из-за состояния неуверенности. Часто они не уверены в том, уместна ли помощь. Если они решают, что нужно помочь, то часто сомневаются, что они ответственны за оказание помощи. А если решают, что отвечают за оказание помощи, то часто не уверены в том, как лучше помочь. Если вам придется попасть в кризисную ситуацию, свидетелями которой окажутся сторонние наблюдатели, вашей лучшей стратегией будет рассеять их сомнения. Четко дайте понять, что вы нуждаетесь в помощи, возложите ответственность за помощь на одного человека и опишите вид помощи, которая вам требуется: «Помогите мне! Господин в синей куртке, вызовите скорую помощь».
(И) Желание получить одобрение
Если Кэмпбелл (Campbell, 1975) прав в том, что для стимулирования просоциальный активности во всех человеческих обществах альтруисты получают похвалу и почести, то люди, желающие такого одобрения, должны чаще помогать другим. В одном исследовании у студентов колледжа сначала с помощью личностной шкалы измеряли потребность в одобрении, а затем предоставляли им возможность пожертвовать деньги на благотворительность (Satow, 1975).
В целом студенты, которые сильнее желали получить одобрение, давали больше денег. Однако в этом правиле было одно важное исключение: когда пожертвование делали без свидетелей, стремившиеся получить одобрение уже не были такими щедрыми. По-видимому, люди с сильной потребностью в одобрении не особо добры. Скорее им просто больше других хочется добиться уважения с помощью проявления доброты.
Влияние окружающих
Хотя говорят, что в любой культуре всегда присутствуют определенные нормы, люди не всегда помнят о них. Другими словами, человек с большей вероятностью будет следовать норме сразу после того, как что-либо заставило его обратить внимание на эту норму (Kallgren, Reno & Cialdini, 2000). В ряде исследований было показано, что именно так обстоит дело при оказании помощи: чем чаще людям напоминают о норме социальной ответственности, тем больше они помогают другим (Harvey & Enzle, 1981; Nelson & Horton, 2005).
(С) Модели оказания помощи. Вид других, на деле проявляющих социальную ответственность, – например, опускающих деньги в кружку Армии спасения, – может двумя способами подтолкнуть человека к оказанию помощи. Во-первых, наблюдение за поведением других, особенно у детей, часто позволяет научиться должному поведению (Bandura, 1977). Скажем, просмотр детьми просоциальных телепередач учит их быть более отзывчивыми и щедрыми (Forge & Phemister, 1987; Hearold, 1986). В дополнение к этой обучающей функции просоциальная модель также может служить напоминанием, заставляя осознать нормы тех взрослых, которые, возможно, не думали об оказании помощи, пока кто-то не подал им пример. В классическом исследовании Джеймса Брайана и Мэри Энн Тест (Bryan & Test, 1967) автомобилисты Лос-Анджелеса с большей вероятностью останавливались и помогали водителю сломавшегося автомобиля, если видели, как другой автомобилист делал это пару километров назад.
(С) Плотность населения. По сравнению с сельскими районами в городах люди намного меньше склонны оказывать помощь – факт, который подтверждается во всем мире (Amato, 1983; Smith & Bond, 1998). Роберт Левин (Levine, 2003) оценил склонность к оказанию помощи в 36 американских городах (см. табл. 9.1). Он обнаружил, что именно плотность населения, а не просто размер города был решающим фактором оказания помощи. Чем больше была плотность населения, тем меньше люди помогали незнакомцам. Одна из причин этого состоит в том, что для преодоления информационной перегрузки и стресса, вызванных большой плотностью населения, горожане часто становятся замкнутыми и не могут увидеть потребности окружающих (Evans & Lepore, 1993; Milgram, 1970). В результате норма, которая требует от них оказывать помощь нуждающимся в ней, не действует.
Таблица 9.1. Оказание помощи в различных американских городах
Роберт Левин (Levine, 2003) оценивал склонность людей оказать помощь в 36 американских городах, сравнив эти города по шести критериям оказания помощи. В качестве критериев использовалась готовность выполнить следующие действия: помочь слепому перейти улицу, разменять монету в 25 центов, поднять упавшую ручку, отправить потерянное письмо, поднять журналы, которые уронил инвалид, и пожертвовать средства в фонд «Дорога вместе». Решающим фактором в оказании помощи была плотность населения, а не его численность. Чем более плотным было население, тем реже люди оказывали помощь. В таблице показаны пять городов, в которых отмечалась наибольшая готовность людей оказать помощь, и пять городов, где эта готовность была наименьшей.
(В) Гендер и помощь
Помощь часто предоставляется в результате взаимодействия определенных индивидных и ситуационных факторов, которые связаны с желанием повысить социальный статус и получить одобрение. Один из примеров тому получен в исследованиях взаимосвязи между гендерной принадлежностью и оказанием помощи.
Большинство людей считают женщин более склонными оказывать помощь; их оценивают как более добрых, более сострадательных и более заботящихся о благополучии других по сравнению с мужчинами (Ruble, 1983). К тому же во всем мире отмечается согласие по этому вопросу; в более чем 90 % изученных культур такие черты, как доброта, сострадательность и любезность, больше ассоциируются с женщинами, чем с мужчинами (Williams & Best, 1990). В таком случае кажется странным, что данные, полученные из двух источников, свидетельствуют об обратном.
Первым источником служат списки американцев, совершивших героические поступки ради других людей. Например, с начала 1900-х годов комиссия Фонда героев имени Карнеги регулярно присуждала медали обычным гражданам, которые отличились «при спасении или попытках спасения жизни людей». Хотя с самого начала женщины также награждались, 90 % из более чем 7000 медалистов Карнеги – мужчины. Второй источник – социально-психологические исследования помощи. Подробные обзоры этих исследований позволили обнаружить явную тенденцию, согласно которой мужчины помогают чаще (Eagly & Crowley, 1986; Piliavin & Unger, 1985). Как нам понимать это кажущееся противоречие между мнением большинства и тем, что говорят эти два источника информации о склонности мужчин и женщин к оказанию помощи?
Поехали! Мужчины чаще проявляют героизм при оказании помощи, что соответствует мужской гендерной роли.
Чтобы решить эту проблему, мы должны сначала признать, что, помимо биологических различий, которые могут влиять на оказание помощи (Dabbs, 2000), мужчины и женщины различаются по тому, как у них проходит процесс социализации (Burn, 1996; Gilligan, 1982). Еще в детстве мужчины и женщины узнают, что окружающие ожидают от них и одобряют поведение разного типа: например, мужчины должны быть галантными и сильными, а женщины – заботливыми и нежными. Эти ожидания относительно маскулинных и фемининных качеств образуют принятые в обществе гендерные роли, и они могут заставлять женщин и мужчин оказывать помощь при разных условиях. Например, ожидается, что мужчины будут заниматься типичными мужскими делами. Это одна из причин, по которым мужчины с большей вероятностью помогут другим при поломке автомобиля (Penner, Dertke & Achenbach, 1973), даже когда помощь предполагает лишь телефонный звонок (Gaertner & Bickman, 1971). Наоборот, ожидается, что женщины будут заниматься типичными женскими делами. Джон Довидио (Dovidio, 1993) со своими студентами получил простое, но убедительное доказательство этой общей истины, когда в прачечной-автомате они попросили помочь отнести белье или сложить его: женщины чаще выражали готовность сложить белье, а мужчины – отнести его.
Кроме того, гендерные роли определяют, какие черты считаются маскулинными и фемининными, и от этих черт может зависеть, когда и как оказывается помощь. По мнению Элис Игли и Морин Кроули (Eagly & Crowley, 1986), маскулинные черты, способствующие оказанию помощи, значительно отличаются от соответствующих фемининных черт. В соответствии с гендерными ролями, мужская помощь должна быть смелой, решительной и адресованной любому, кто в ней нуждается, включая незнакомцев; с другой стороны, женская помощь связана с заботой, поддержкой и адресована прежде всего близким людям, таким как члены семьи и друзья. Исходя из этой точки зрения, можно понять, почему комиссия Фонда героев имени Карнеги наградила намного больше мужчин, чем женщин: героизм соответствует мужской, а не женской гендерной роли, поскольку герой смел, отважен и готов спасать незнакомых жертв. Действительно, уставные нормы комиссии определенно дискриминируют тех, кто спас члена своей семьи, – такой поступок считается недостаточно героическим.
Но позволяет ли это объяснение с точки зрения гендерной роли ответить на вопрос, почему мужчины чаще, чем женщины, помогают в социально-психологических экспериментах? Игли и Кроули (Eagly & Crowley, 1986) считают, что да. Они указывают, что в большинстве экспериментальных исследований оказания помощи, особенно в самом начале изучения этой темы, испытуемые сталкивались с чрезвычайными ситуациями и пострадавшими, которые до этого были им совершенно незнакомы. Как полагают Игли и Кроули, нет ничего удивительного в том, что в этих исследованиях мужчины помогают больше, чем женщины: при таких условиях помощь требует смелых, решительных действий ради незнакомых людей, что согласуется преимущественно с мужской гендерной ролью.
Исследование
Почему, на ваш взгляд, мужская и женская гендерные роли различны в плане оказания помощи? Каким образом могли появиться эти различия?
Хорошее подтверждение этих выводов получено в исследованиях типов помощи, больше соответствующих женской гендерной роли, таких как предложение эмоциональной поддержки и личного совета (Aries & Johnson, 1983; Johnson & Aries, 1983; Otten, Penner & Waugh, 1988); в этих исследованиях женщины помогали больше, чем мужчины. Даже в экспериментах, где требовалась экстренная помощь, – к оказанию которой (незнакомым людям) мужчины обычно более склонны, чем женщины, – обнаруживается обратное, если нуждающийся в помощи человек является другом (McGuire, 1994) или если помощь связана с сопереживанием (Becker & Eagly, 2004). Однако женщины склонны оказывать экстренную помощь косвенным способом (позвать кого-либо), тогда как мужчины предпочитают помогать самостоятельно (Senneker & Hendrick, 1983). Таким образом, ответ на вопрос «Кто помогает чаще: женщины или мужчины?» зависит от того, соответствует ли необходимая помощь социально одобряемой женской или мужской гендерной роли.
Быстрая проверка
1. Чего требует от людей норма социальной ответственности?
2. Какими тремя способами сторонние наблюдатели в кризисных ситуациях влияют на решение оказать помощь?
3. От какой особенности кризисной ситуации зависит, кто чаще оказывает помощь – мужчины или женщины?
Управление Я-образом
Любое предпринятое нами значимое действие может влиять на наше мнение о самих себе (Schlenker & Trudeau, 1990; Vallacher & Wegner, 1985). Просоциальное поведение не является исключением из этого правила. Например, Элизабет Мидларски и Робин Немерофф (Midlarsky & Nemeroff, 1995) обнаружили, что спустя 50 лет после Холокоста самооценка спасителей евреев все еще была повышенной благодаря помощи, которую они оказали. Действительно, оказание экстренной или многократной помощи не только повышает самооценку людей, но также заставляет их впоследствии считать себя более склонными к альтруизму (Cialdini, Eisenberg, Shell & McCreath, 1987). Возможно, это помогает объяснить озадачивающий, но приятный поворот событий, наблюдавшийся американскими благотворительными организациями в конце 2005 года. В том году беспрецедентное количество стихийных бедствий – включая ураганы «Катрина» и «Рита», обрушившиеся на американское побережье Мексиканского залива, ужасающее землетрясение в Пакистане, цунами в Юго-Восточной Азии, которое унесло жизни 230 000 человек, и войну в Судане, лишившую крова тысячи людей, – породило столь же беспрецедентные проявления помощи от американского народа. Удивительно, что ни в одном из случаев помощи не отмечалась обычная «усталость доноров», которую благотворительные учреждения зачастую наблюдают сразу после успешной кампании по сбору средств, когда люди какое-то время отказываются снова вносить пожертвования (Strom, 2006). Вместо этого приходящиеся на конец года праздничные пожертвования в 2005 году оказались такими же, как всегда, или даже еще большими (Crary, 2005). Как можно объяснить отсутствие в этом случае усталости доноров? Как ни странно, возможно, ключевую роль сыграла именно длинная череда трагедий, заставившая американцев опустошать свои кошельки. В конце этой длинной серии альтруистических поступков граждане США, принимая решение сделать праздничное пожертвование, возможно, исходили не из того, что «я уже пожертвовал», а из того, что «я – жертвователь».
Поскольку просоциальное поведение влияет на наше мнение о себе, мы можем использовать его для управления Я-образом (Я-концепцией) двумя основными способами: можно использовать его, чтобы улучшить и подтвердить наши самоопределения (Madon et al., 2008; Swann, 1990). Например, если нужно поддержать свое Я, то вы можете оказать кому-либо услугу, и – как у помогавших во время Холокоста – ваше мнение о себе улучшится. Или, если ваше представление о себе уже включало альтруистический компонент – скажем, вы всегда считали себя отзывчивым или щедрым, – то вы могли бы помочь нуждающемуся человеку, чтобы подтвердить это представление; здесь целью было бы не улучшение Я-концепции, а ее подтверждение (Grube & Piliavin, 2000; Penner & Finkelstein, 1998). Бет Старк и Кей До (Stark & Deaux, 1994) обнаружили подтверждение действия этого процесса самопроверки в исследовании волонтеров, участвующих в программе реабилитации бывших заключенных. Лучшим прогностическим фактором готовности волонтера продолжить участие в программе было его ощущение, что эта работа является «важным отражением того, кто я такой». В следующем разделе мы рассмотрим несколько факторов, помогающих людям определить, кто они такие, и в соответствии с этим влияющих на просоциальное поведение.
Личные нормы и религиозные кодексы
Люди, склонные помогать другим, часто сообщают, что принять решение об оказании помощи их подтолкнули собственные убеждения и личные ценности. Исследования благотворительности и волонтерства в Соединенных Штатах позволили обнаружить, что 87 % опрошенных ссылались на сформировавшиеся у них личные ценности как на причину своих действий; ни один другой фактор не упоминался так часто (Hodgkinson & Weitzman, 1990; рис. 9.3). Подобный паттерн обнаружился, когда Марк Снайдер и Аллен Омото (Snyder & Omoto, 1992) спросили у 116 волонтеров в центре помощи больным СПИДом, почему они решили помочь; безусловно, большинство волонтеров (87 %) указали на связь этой работы с их личными ценностями.
Если, как представляется, убеждения и ценности, формирующие Я-образ человека, могут мотивировать его просоциальное поведение, то люди, которые наиболее полно интернализовали (включили) просоциальные убеждения и ценности в свой Я-образ, должны иметь наиболее сильную мотивацию к оказанию помощи (Reed & Aquino, 2003). Для доказательства этой гипотезы рассмотрим, как влияют на оказание помощи два вида интернализованных убеждений и ценностей – личные нормы и религиозные кодексы.
Рис. 9.3. Причины, которыми благотворители объясняют пожертвования. Ходжкинсон и Вейцман (Hodgkinson & Weitzman, 1990) дали благотворителям список личных причин оказания помощи и попросили отметить относящиеся к ним.
(И) Личные нормы. По мнению Шалома Шварца (Schwartz, 1977), интернализованные убеждения и ценности, объединяясь, образуют личные нормы конкретного человека, которые представляют собой индивидуальные внутренние стандарты определенного поведения. Личные нормы имеют два важных отличия от социальных норм. Во-первых, в случае личных норм стандарты надлежащего поведения находятся в самом человеке, а не снаружи в моральных предписаниях данной культуры. Во-вторых, одобрение и неодобрение соответствующего поведения также исходит от самого человека, а не извне; то есть он сам «похлопывает себя по плечу» (за поведение, соответствующее стандартам) и «бьет себя по рукам» (за поведение, нарушающее стандарты). Таким образом, если вы, исходя из собственных представлений об оказании помощи, дадите доллар бездомному, то это произойдет потому, что сначала вы ищете совета в себе самом, а не снаружи, и впоследствии сами вознаграждаете себя за то, что действовали в соответствии с собственными правилами, а не нормами общества. В целом исследования подтверждают точку зрения Шварца. Люди с твердыми личными нормами, касающимися донорства крови, поочередного использования автомобилей или программ по вторичной переработке отходов, с большей вероятностью занимаются такой деятельностью (Harland, Staats & Wilke, 2007; Hopper & Nielsen, 1991; Schwartz & Howard, 1982).
(И) Религиозные и моральные кодексы. Наш Я-образ иногда подвержен влиянию особенностей групп, к которым мы принадлежим (Turner, Hogg, Oakes & Reicher, 1987). Некоторые из этих групп имеют кодексы поведения, поощряющие просоциальные действия. Например, во всех основных мировых религиях забота о людях и самопожертвование ради них считаются важными моральными принципами (Dovidio, Piliavin, Schroeder & Penner, 2006). Следовательно, можно надеяться получить больше помощи от людей, которые считают себя верующими. В общенациональных опросах обычно обнаруживается именно такая зависимость; кроме того, люди, чья приверженность вере выражается в регулярном участии в богослужениях, занимаются благотворительностью активнее тех, кто посещает богослужения нерегулярно (Penner, 2002; Volunteering in the U. S., 2005).
Личные нормы – интернализованные убеждения и ценности, сочетание которых образует внутренние стандарты поведения человека.
Более впечатляющим доказательством роли религиозного самоопределения в принятии решения об оказании помощи служит одновременно отрезвляющая и обнадеживающая история Реджинальда Денни. Двадцать девятого апреля 1992 года суд присяжных Лос-Анджелеса оправдал по всем обвинениям четырех белых полицейских, которые нанесли тяжелые побои (это было зафиксировано видеокамерами и получило широкую огласку) Родни Кингу, темнокожему мужчине. Решение присяжных всколыхнуло улицы южного Лос-Анджелеса, спровоцировав 72-часовой бунт среди жителей, преимущественно относящихся к национальным меньшинствам, которые полагали, что справедливость была попрана. Повсюду бродили банды, занимавшиеся грабежами, поджогами и террором. Особенно доставалось белым и автомобилистам, случайно попавшим в это враждебное, расистски настроенное окружение. Одним из таких людей был водитель грузовика Реджинальд Денни. Он был вытащен из машины и безжалостно избит ногами группой молодых темнокожих мужчин, которые оставили его лежащим без сознания на перекрестке. Все это снималось журналистами с вертолета и сразу транслировалось на экраны телевизоров в тысячи домов.
Живущая в десяти минутах езды от этого перекрестка темнокожая женщина Лей Юилл увидела происходящее по телевизору и помчалась на помощь Денни. На месте к ней присоединились еще два афроамериканца, которых также побудило к оказанию помощи увиденное по телевизору. Один из них, Титус Мерфи, был плотного сложения инженером, достаточно крупным, чтобы защитить Денни от дальнейшего избиения. Другой, Бобби Грин, был водителем грузовика, который знал, что сможет отогнать машину Денни к больнице, – что он и сделал со скоростью 90 километров в час, посадив Юилл в кабину, в то время как Мерфи стоял на подножке и крепко держал Денни. Если мы можем отчасти объяснить решения Мерфи и Грина прийти на помощь их физическими способностями (Cramer, McMaster, Bartell & Dragra, 1988), то как понять действия Лей Юилл, хрупкой 38-летней женщины, работавшей врачом-диетологом? Что могло заставить ее преодолеть расовый антагонизм и броситься помогать одному из «них»? Когда ее спросили об этом, она сообщила о себе и своей семье то, что, по ее мнению, было единственным правильным ответом на заданный вопрос: «Мы – христиане» (Deutsch, 1993).
Зло или помощь – выбор не зависит от цвета кожи. Видеорепортаж с вертолета зафиксировал, как Реджинальда Денни избивают около его грузовика. На последующей пресс-конференции Лей Юилл объяснила, что она приняла решение оказать помощь, исходя из своей религиозной Я-концепции.
Мобилизующая сила самоопределения также позволяет лучше понять благожелательное отношение Семпо Сугихары к жертвам нацистских преследований. Как и Лей Юилл, Сугихару однажды попросили объяснить его благородные действия; отвечая, он также указал на свою принадлежность к некой группе, определившей его убеждения. «Вы должны помнить, – сказал он, – что я происхожу из семьи самурая». Корреспондент был озадачен, поскольку традиции японских самураев всегда отличались воинственностью, и продолжил расспросы. Сугихара признал, что самураи известны яростными атаками на противника, но преследуемые евреи, появившиеся у его дверей в июле 1940 года, едва ли были противоборствующей стороной. Они были беззащитными жертвами; следовательно, на них распространялось правило из самурайского кодекса чести бусидо: «Когда раненая птица залетает в плащ самурая, для него дело чести – защитить ее. Он не должен отдавать ее кошке» (М. Токейер, частная беседа, 19 мая 1994 года). Итак, наши действия часто определяются представлениями о том, кто мы такие или кем мы хотим быть. Когда уже имеющиеся или желаемые Я-концепции требуют оказать помощь, нуждающиеся в ней люди часто получают ее (Shariff & Norenzayan, 2007).
Наклеивание ярлыков и сосредоточенность на себе
Если верно, что просоциальный Я-образ побуждает людей помогать другим, то любой ситуационный фактор, который напоминает людям об их просоциальной природе, должен повышать их мотивацию к оказанию помощи. Было обнаружено подобное действие двух таких факторов: наклеивания ярлыков и сосредоточенности на себе.
(С) Влияние наклеивания ярлыков. Социологам давно известно, что один из способов решить для себя, какова наша внутренняя сущность, состоит в том, чтобы посмотреть, как другие реагируют на нашу внешнюю сторону. Чарльз Хортон Кули (Cooley, 1922) предложил понятие «зеркальное я», предполагающее, что на наш Я-образ оказывает большое влияние то, как нас воспринимают окружающие. Социологи использовали эту точку зрения, чтобы объяснить, как негативные социальные ярлыки – «ненормальный» или «преступник» – могут стать причиной антисоциального поведения в будущем (Becker, 1963; Schur, 1971). Однако психологов больше интересует изучение влияния позитивных социальных ярлыков на просоциальное поведение. Например, Джоан Грузек с коллегами (Grusec et al., 1978) обнаружили, что те дети, которым говорили, что они добрые и заботливые, чаще анонимно отдавали свои призы за участие в эксперименте другим детям; более того, три недели спустя эти дети все еще стремились помогать другим (Grusec & Redler, 1980). Просоциальные ярлыки влияют и на взрослых. Жители города Нью-Хейвен, штат Коннектикут, которым сообщали, что они добрые и щедрые, через одну-две недели после этого охотнее жертвовали средства Обществу рассеянного склероза (Kraut, 1973).
(С) Сосредоточенность на себе. Поскольку большинство из нас ценит помощь (Dovidio, Piliavin, Schroeder & Penner, 2006), очевидно, что ситуационные факторы, заставляющие сосредоточиться на своих личных ценностях, должны стимулировать наши усилия по оказанию помощи. Исследователи разработали несколько творческих приемов для того, чтобы сфокусировать внимание испытуемых на самих себе – заполнить биографический опросник, позировать для фото, наблюдать за собой на видеомониторе, разглядывать себя в зеркале, – и все они побуждают сосредоточенных на себе испытуемых больше помогать другим (Abbate et al., 2006; Gibbons & Wicklund, 1982; Verplanken & Holland, 2002). Например, Клаудия Гувер, Элизабет Вуд и Эрик Ноулз (Hoover, Wood & Knowles, 1983) обнаружили, что пешеходы, которых останавливали и просили позировать для фото (для студенческого проекта по фотографии), становились более сосредоточенными на себе, на что указывало количество местоимений первого лица («Я», «мне», «меня»), использованных в последующем интервью. Кроме того, после позирования для фото люди охотнее помогали собрать конверты, которые уронил прохожий, по сравнению с пешеходами, которые не позировали.
Но, как ни странно, некоторые исследования показали, что приемы сосредоточения на себе также могут ослаблять желание помочь (Gibbons & Wicklund, 1982; Rogers et al., 1982; Verplanken & Holland, 2002). Как мы можем объяснить это кажущееся противоречие? Прежде всего, следует признать: сосредоточение на себе не гарантирует, что при этом вы обратите внимание именно на ценность оказания помощи. Предположим, вы только что провалили экзамен и что-то – скажем, взгляд в зеркало – заставило вас сосредоточить внимание на самом себе. По всей вероятности, даже если вам представится возможность оказать помощь, ваше внимание не будет сконцентрировано на личной ценности, касающейся оказания помощи; скорее всего, вы сосредоточитесь на беспокойстве и фрустрации, связанных с неудачей на экзамене. Таким образом, можно предположить, что, когда вы озабочены личной проблемой, сосредоточенность на себе будет ориентировать вас на решение проблемы, а не на ценность оказания помощи, и вы вряд ли будете кому-то помогать.
Однако если у вас нет никакой серьезной личной проблемы, когда вы сосредоточены на себе, и вам представилась реальная возможность кому-то помочь, то вы будете ориентироваться на свои внутренние ценности, касающиеся помощи, и вероятность оказания помощи повысится (Framing, Nasby & McManus, 1998). По сути, именно это подтвердили результаты исследования, проведенного в Техасском университете Фредериком Гиббонсом и Робертом Виклундом (Gibbons & Wicklund, 1982). Наличие рядом с испытуемыми зеркала уменьшало готовность к помощи у тех, кто полагал, что плохо справился с заданием, но увеличивало готовность к помощи у тех, кто полагал, что прекрасно справился, и, следовательно, не испытывал никакого беспокойства о себе, которое отвлекало бы от помощи другим.
В целом исследование Гиббонса и Виклунда (Gibbons & Wicklund, 1982) продемонстрировало, что люди оказывают помощь чаще, когда сосредоточенность на себе сочетается с явной потребностью в помощи – потому что такая потребность направит внутренний фокус внимания на ценности, касающиеся оказания помощи. Однако когда потребность в помощи неочевидна или неоправданна или когда мысли человека заняты какой-то личной проблемой, сосредоточенность на себе не заставит человека помочь другим, поскольку его фокус внимания – хоть и внутренний – не будет направлен на ценности, касающиеся оказания помощи (рис. 9.4).
Рис. 9.4. Сосредоточенность на себе и решение оказать помощь. Сосредоточенность на себе может стимулировать оказание помощи, главным образом когда фокус внимания будет направлен на внутреннюю ценность помощи.
(В) Решение не помогать друзьям или не искать у них помощи
Часто для оптимального управления своим Я-образом посредством помощи мы должны принимать во внимание особенности человека, которому мы помогаем, и ситуации, в которой мы находимся. Это можно проиллюстрировать результатами исследования, проведенного Абрахамом Тессером и Джонатаном Смитом (Tesser & Smith, 1980). Они выдвинули гипотезу, согласно которой мы пытаемся помогать нашим друзьям до тех пор, пока их успех не вредит нашему мнению о себе. Они обосновали это тем, что наша самооценка является результатом сравнения самих себя с теми, кого мы считаем похожими на нас, – с друзьями, а не с посторонними людьми. Следовательно, хотя мы не будем возражать, если наши друзья будут лучше нас справляться с маловажными для нас задачами, но не захотим, чтобы они превзошли нас в том, что важно для нашей самооценки.
Чтобы проверить эти доводы, Тессер и Смит сначала устроили так, чтобы участники эксперимента плохо выполнили задание на вербальные навыки, которое было им описано или как хороший индикатор того, «насколько хорошо люди могут учиться в школе», или как обычная игра, «которая ничего не говорит нам о человеке». Затем эти участники получали возможность дать подсказки другу или незнакомцу, чтобы помочь им выполнить задание на вербальные навыки. Как и ожидалось, когда задание описывали просто как игру – а значит, оно было по большей части не связано с Я-концепцией участников, – друзья получали лучшую подсказку, чем незнакомые люди. Однако когда испытуемые полагали, что задание предназначено для измерения умственных способностей и связано с самооценкой, происходило прямо противоположное; в этом случае друзья получали менее точные подсказки. Таким образом, мы не всегда стараемся поддержать позитивный Я-образ, оказывая больше помощи. В зависимости от того, кому мы помогаем и как хотим воспринимать себя, мы можем пытаться укрепить свою самооценку, помогая меньше (Pemberton & Sedikides, 2001). Как мы увидим далее, в своих крайних проявлениях желание поддержать самооценку в процессе оказания помощи может заставить человека принимать решения, наносящие ему ущерб.
Взаимосвязи: функция и дисфункция
Нежелание обращаться за необходимой помощью
Рассмотрим следующие странные факты: в одном исследовании участникам мужского пола дали возможность попросить помощи в решении механической задачи, которую они не могли решить, но этой возможностью воспользовались менее 10 % (DePaulo, 1982). В Японии, Швеции и Соединенных Штатах люди, получавшие деньги от другого человека, относились к нему лучше, когда он просил впоследствии вернуть их, чем когда он этого не делал (Gergen, Ellsworth, Maslach & Seipel, 1975). Граждане и правительства стран, которые получают иностранную помощь, вместо проявления благодарности часто отвечают стране-донору возмущением и враждебностью (Gergen & Gergen, 1983).
Как мы должны понимать это удивительное стремление избегать просьб о необходимой помощи, предпочитать тех, кто требует возмещения за подарки, и рисковать дальнейшей помощью, критикуя действия и намерения тех, кто нам помогает? Хотя на этот вопрос нет простого ответа, по большей части он выражен в одном поучительном замечании французского антрополога Марселя Мосса (Mauss, 1967): «Милостыня ранит того, кто ее берет». В работе социальных психологов Джеффри Фишера, Эри Надлера и Беллы де Пауло указаны характер и местоположение этой «раны» – она наносится Я-концепции, точнее – самооценке. Эти исследователи подчеркивают, что получение помощи, даже очень необходимой, не всегда полностью позитивно (DePaulo & Fisher, 1980; Nadler & Fisher, 1986). В процессе решения конкретной проблемы помощь при определенных обстоятельствах может угрожать самооценке, подразумевая, что ее получатель некомпетентен, неадекватен или находится в зависимом положении. Именно при таких обстоятельствах для поддержания позитивной Я-концепции человек может отвергать предложение необходимой помощи или преуменьшать ее ценность (Bolger & Amarel, 2007). Каковы эти обстоятельства? Надлер (Nadler, 1991) перечисляет несколько из них.
Гендер. Начиная с раннего возраста в большинстве ситуаций мужчины обращаются за помощью менее охотно, чем женщины (Addis & Mahalik, 2003; Barbee et al., 1993; Barnett et al., 1990). Ученые обычно объясняют это различие с точки зрения социализации, а не биологии (Dovidio, Piliavin, Schroeder & Penner, 2006; Nadler, 1991). То есть независимость и контроль над ситуацией больше соответствуют традиционной мужской (в отличие от женской) гендерной роли. Дифференцированное воспитание самостоятельности начинается довольно рано, поскольку мать, как правило, менее охотно реагирует на крики ребенка, если это – мальчик, а не девочка (Ruddy & Adams, 1995). Таким образом, еще в грудном возрасте дети усваивают традиционное для своей гендерной роли поведение, и маленькие мальчики начинают учиться быть «маленькими мужчинами». Чтобы не нарушать приобретенную концепцию маскулинности, мужчины могут отказываться просить о помощи. Подтверждение данной точки зрения получено в исследовании, показывающем, что половые различия в обращении за помощью особенно выражены у тех мужчин и женщин, которые придерживаются традиционных гендерных ролей (Nadler, Maler & Friedman, 1984).
Некоторые данные свидетельствуют о том, что желание контролировать ситуацию вынуждает мужчин чаще полагать, что на самом деле им не нужна никакая помощь (Bruder-Mattson & Hovanitz, 1990); таким образом, они не видят особых причин просить о ней. Это может объяснить упорное нежелание мужчин просить кого-либо указать им дорогу во время путешествия, приводящее в ужас женщин. То, что женщины считают проблемой, требующей посторонней помощи («По-моему, мы заблудились. Давай остановимся и попросим кого-нибудь указать нам дорогу»), мужчины проблемой не считают («Заблудились? Ничего подобного. Мы вовсе не заблудились»).
Возраст. В нашей жизни есть два периода, когда склонность обращаться за помощью уменьшается. Первый приходится на относительно ранний возраст – приблизительно семь-восемь лет. По мнению Риты Шелл и Нэнси Айзенберг (Shell & Eisenberg, 1992), одна из причин такого изменения – развитие когнитивных способностей, позволяющих сформировать устойчивое чувство Я и способствующих осознанию различных угроз для него. Именно в возрасте семи-восьми лет у детей появляется понимание того, что получение помощи может предполагать ухудшение мнения о себе (Rholes & Ruble, 1986). Следовательно, только с этого возраста они начинают защищать свою самооценку, в некоторых случаях отвергая предлагаемую помощь.
Второй раз стремление получить помощь уменьшается намного позже – после 60 лет. Кажется странным, что именно в том возрасте, когда людям больше всего может понадобиться помощь, они особенно неохотно обращаются за ней (Brown, 1978; Veroff, 1981). Однако мы можем разрешить эту загадку, снова признав, что иногда помощь может угрожать нашей самооценке. Пожилые люди сообщают, что они особенно обеспокоены сохранением независимости и личного контроля над ситуацией (Ryff, 1995). Поэтому понятно, что они могут отвергать те варианты помощи, которые угрожают их уверенности в том, что они все еще обладают этими качествами. Если вы захотите помочь пожилым людям, то имеющиеся исследования и мнения на эту тему показывают, что вам следует оберегать их независимость и свободу выбора в этом вопросе. Не пытайтесь взять все под свой контроль; вместо этого, особенно когда их способности еще не нарушены, позвольте пожилым людям самим принять решение о получении помощи и предложите варианты помощи (Reich & Zautra, 1995). Тогда они не только охотнее примут помощь, но также, скорее всего, будут более счастливыми и здоровыми, чем те, кому не позволили контролировать процесс получения помощи (Heckhausen & Schulz, 1995; Langer, 1989a).
Самооценка. Что бы вы подумали, если бы вас попросили предположить, кто менее охотно просит помощи – люди с высокой самооценкой или с низкой? Ваша первая мысль могла бы сводиться к тому, что люди с низкой самооценкой будут чаще отказываться от помощи, чтобы сохранить то немногое, что у них осталось от самоуважения. Но результаты исследований показывают обратное. При выполнении учебных заданий, групповом консультировании, лечении алкоголизма и в целом ряде других ситуаций именно люди с высокой самооценкой избегают поиска помощи (Nadler, 1991; Wills & DePaulo, 1991). Почему это происходит? Эри Надлер (Nadler, 1986) объясняет эти данные желанием таких людей поддержать образ себя как очень компетентного человека. Это объяснение подтверждает тот факт, что у людей с высокой самооценкой желание искать помощь уменьшается лишь в ситуациях, в которых получение помощи угрожает мнению о себе как о компетентном человеке – например, когда необходимая помощь свидетельствует о низком интеллекте (Tessler & Schwartz, 1972).
Быстрая проверка
1. Каково различие между улучшением и подтверждением самоопределения? Как можно использовать помощь, чтобы достичь обеих целей?
2. Какие три фактора влияют на вероятность того, что люди откажутся от необходимой помощи? Что общего между этими тремя факторами?
Управление нашими эмоциями и настроением
Помощь может доставлять удовлетворение – и не только тому, кто ее получает. Как мы видели, помогающие могут использовать ее, чтобы получить материальные или генетические выгоды, добиться социального одобрения и поддержать свой Я-образ. Есть и другой, еще более непосредственный способ, которым помощь может принести пользу помогающему, – устраняя неприятное состояние возбуждения, возникающее при виде человеческих страданий. Представьте себе беспокойство и тревогу, которые охватили бы вас, если бы вы увидели семью, попавшую в огненную ловушку и умоляющую о спасении из окна горящего здания. Вид их испуганных лиц, звуки их отчаянных просьб, без сомнения, вызвали бы у вас сильные отрицательные эмоции. Например, в одном исследовании с использованием сканирования мозга было обнаружено, что вид чужой боли активизировал те же области мозга, ответственные за эмоциональный стресс, которые активизируются у человека, действительно испытывающего боль (Singer et al., 2004). Оказание помощи может оказаться самым простым способом снять эмоциональный стресс, потому что это устранит его причину – трудное положение людей.
Управление эмоциональным возбуждением в чрезвычайных ситуациях: модель «возбуждение/затраты – вознаграждения»
Мотивация к оказанию помощи – стремление ослабить неприятное возбуждение (дистресс), испытываемое нами при виде тяжелых страданий или крайней нужды, – является краеугольным камнем разработанной Джейн Пилявин с соавторами (Dovidio, Piliavin, Gaertner, Schroeder & Clark, 1991; Piliavin et al., 1981) модели «возбуждение/затраты – вознаграждения», которая объясняет стремление оказать помощь в чрезвычайных ситуациях. Эта модель предполагает, что очевидцы тяжелого положения жертвы чрезвычайных обстоятельств будут испытывать негативное эмоциональное возбуждение и захотят предоставить помощь, чтобы ослабить личный дистресс. Согласно этой модели, есть несколько условий, при которых помощь будет наиболее вероятной, и важность всех этих условий подтвердилась в ходе исследований (рис. 9.5).
Модель «возбуждение/затраты – вознаграждения» – представление о том, что люди, наблюдающие за страданиями человека, захотят оказать ему помощь, чтобы ослабить собственные страдания.
Рис. 9.5. Помощь в чрезвычайных ситуациях: модель «возбуждение/затраты – вознаграждения». В соответствии с моделью «возбуждение/затраты – вознаграждения» при виде человека, которому явно требуется экстренная помощь, люди будут испытывать сильные отрицательные эмоции и стремиться оказать ему помощь, чтобы ослабить этот личный дистресс.
1. Когда возникает сильное возбуждение. Если негативное возбуждение стимулирует помощь, то чем больше возбуждаются очевидцы чрезвычайной ситуации, тем больше они должны помогать. Это предположение подтвердилось в ряде исследований с использованием физиологических и вербальных способов определения возбуждения (Cramer et al., 1988; Gaertner & Dovidio, 1977; Krebs, 1975). Действительно, когда Джон Довидио (Dovidio, 1984) рассмотрел шесть исследований экстренной помощи, в которых измерялось возбуждение, во всех из них он обнаружил, что при усилении возбуждения у одиночных очевидцев также усиливалось их стремление броситься на помощь жертвам.
2. Когда между жертвой и помогающим устанавливается связь «мы». Люди с большей готовностью помогают тем, кто чем-то похож на них (когда у них есть общее чувство «мы»), и это особенно верно в опасных для жизни или чрезвычайных ситуациях, подразумевающих принятие решения, кого спасать из горящего здания (Bumstein, Crandall & Kitayama, 1994). Одна из причин этого, по-видимому, состоит в том, что наблюдатели приходят в более сильное возбуждение, когда в тяжелое положение попадает человек, с которым они чувствуют внутреннюю связь (Krebs, 1975).
3. Когда ослабление возбуждения посредством оказания помощи предполагает маленькие затраты и большие вознаграждения. Поскольку негативное эмоциональное возбуждение неприятно, при наличии возможности ослабить его путем оказания помощи люди будут мотивированы поступить именно так. Однако в соответствии с данной моделью этого не произойдет, если сам акт помощи еще более неприятен (предполагает больше затрат), чем эмоциональный дистресс, – например, если помощь подразумевает контакт с кровью пострадавшего (Piliavin & Piliavin, 1972). В целом, если оказание помощи связано с небольшими затратами и значительными выгодами, то люди будут ослаблять свое негативное эмоциональное возбуждение просоциальным способом. Однако по мере возрастания цены помощи они будут все чаще выбирать другие способы уменьшить свой эмоциональный дистресс, например покинуть место событий (Dovidio et al., 1991).
Управление настроением в обычных ситуациях: модель облегчения негативного состояния
Модель «возбуждение/затраты – вознаграждения» оказалась очень успешной при объяснении того, как и почему люди помогают другим в чрезвычайных ситуациях: сильное эмоциональное возбуждение обычно является составной частью чрезвычайной ситуации, и поэтому помощь можно использовать для управления этим возбуждением. В некритических ситуациях, обычно не вызывающих такого возбуждения, люди все же могут использовать помощь для управления менее интенсивными эмоциональными состояниями – своим настроением. Мысль о том, что люди иногда используют помощь как способ повлиять на свое настроение, выражена в гипотезе управления настроением, использованной в модели облегчения негативного состояния при оказании помощи (Cialdini, Kenrick & Baumann, 1982; Schaller & Cialdini, 1990), согласно которой люди используют оказание помощи для управления своим настроением – временной печалью.
В соответствии с моделью облегчения негативного состояния, люди часто оказывают помощь, чтобы избавиться от грусти, поскольку помощь может служить позитивным стимулом и улучшать настроение. Одна из причин того, что просоциальная деятельность может придавать сил, состоит в том, что она часто ассоциируется с вознаграждением в прошлом. Подумайте об этом. Разве с самого раннего детства родители и учителя не реагировали улыбками, похвалой или одобрением, когда вы делились чем-то с окружающими? И разве те, кому вы помогали, в свою очередь не делали для вас чаще что-нибудь хорошее? Посредством процесса обусловливания это повторяющееся сочетание просоциальных действий с вознаграждением, вероятно, сделало для вас оказание помощи приятным и доставляющим удовлетворение (Grusec, 1991). Как показал один эксперимент с использованием сканирования мозга, когда взрослые люди жертвовали средства на благотворительность, в их мозге активизировался «центр удовольствия» (связанный с такими приятными занятиями, как еда и секс) (Moll et al., 2007).
Гипотеза управления настроением – идея о том, что люди используют оказание помощи как способ управления своим настроением.
Хорошее подтверждение идеи о том, что предоставление помощи может поднимать настроение, получено в лабораторных исследованиях (Harris, 1977; Williamson & Clark, 1989; Williamson, Clark, Pegalis & Behan, 1996) и общенациональных опросах, показывающих, что люди чувствуют себя лучше после того, как они пожертвовали средства на благотворительность (Hodgkinson & Weitzman, 1994), при этом те, кто потратил на других больше, чем на себя, были более счастливы (Dunn, Aknin & Norton, 2008). Действительно, положительные эмоции, связанные с предоставлением помощи, могут быть одной из причин того, что помогающие обычно отличаются лучшим здоровьем и живут дольше (Brown, Nesse, Vinokur & Smith, 2003). В следующих разделах мы рассмотрим индивидные и ситуационные факторы, влияющие на использование людьми помощи с целью развеять свою печаль.
Облегчения негативного состояния. В кампании по сбору средств, проводимой Государственной службой телевещания, наиболее эффективной тактикой было опечалить зрителей и затем дать им возможность улучшить свое настроение посредством предоставления помощи. (Надпись на рисунке: «Спасибо за ваш взнос. Общественное телевидение Детройта»).
(И) Наличие печали. Основной принцип модели облегчения негативного состояния состоит в том, что, поскольку просоциальные действия могут поднять настроение, временно опечаленные люди будут использовать их, чтобы снова почувствовать себя лучше. Если это так, то люди, склонные печалиться при виде человека в тяжелом положении, должны чаще оказывать помощь, что они и делают. Например, в исследовании эффективности призывов к жертвованию средств, проведенном Государственной службой телевещания во время четырех кампаний по сбору пожертвований, было обнаружено, что самыми успешными из 4868 обращений были те, которые вызывали отрицательные эмоции у зрителей и затем давали им возможность ослабить эти эмоции посредством предоставления помощи (Fisher, Vandenbosch & Anita, 2008). В соответствии с этой логикой исследования показали, что уровень помощи может существенно повыситься, если на человека воздействовать методами, усиливающими временную печаль, такими как воспоминания о несчастьях, чтение ряда пессимистических высказываний, неудача при выполнении задания и причинение вреда другому человеку или просто картина чужого горя (Cialdini, Kenrick & Baumann, 1982).
(С) Затраты и выгоды от оказания помощи. Очевидно, что, если вы хотите улучшить плохое настроение посредством оказания помощи, вы должны попытаться найти самый легкий способ сделать это. В конце концов, оказание помощи, требующей от вас больших затрат времени, энергии или ресурсов, может еще больше ухудшить ваше настроение. Следовательно, если вы собираетесь оказывать помощь, когда вам грустно, то следует особенно внимательно отнестись к затратам и выгодам при выборе вариантов помощи.
Для проверки этой идеи Джеймс Вейант (Weyant, 1978) провел остроумный эксперимент. Сначала он вызывал у студентов Университета штата Флорида веселое, нейтральное или грустное настроение. Затем давал им возможность поработать в некоммерческой организации, которая приносила относительно большую личную выгоду, создавая у них ощущение участия в важном деле (работа в Американском обществе по борьбе с раком), или в организации, работа в которой приносила относительно малую выгоду такого рода (Малая бейсбольная лига). Наконец половине студентов сказали, что, если они решат оказывать помощь, им придется собирать пожертвования таким способом, который потребует от них больших затрат сил, – делая поквартирный обход; второй половине сказали, что они могли собирать пожертвования способом, который не требовал много личных усилий, – сидя в пункте приема пожертвований. Хотя студенты в веселом настроении предлагали свои услуги чаще участников с нейтральным настроением, на тех и других не оказывали большого влияния затраты и выгоды, связанные с оказанием помощи. Однако студенты в грустном настроении были подвержены значительному влиянию соотношения затрат и выгод, оказывая помощь чаще, когда выгоды превышали затраты, и помогая реже, когда затраты были больше выгод (рис. 9.6). Таким образом, по-видимому, опечаленные люди особенно разборчивы при выборе просоциальной деятельности, охотнее соглашаясь оказать помощь, которая может улучшить их настроение, и избегая тех видов помощи, которые могут еще больше опечалить их.
(С) Возможность изменить настроение посредством оказания помощи. Для любого, кто хочет избавиться от печали, просоциальный поступок должен быть привлекательным в той мере, в которой он может изменить настроение. Однако если бы вы чувствовали себя настолько плохо, что полагали, будто ничто не может поднять вам настроение, то вы вряд ли оказали бы помощь, поскольку при этих обстоятельствах вы не могли бы использовать ее для поднятия настроения. Это одна из причин того, что глубоко опечаленные люди, которые полагают, что приятная деятельность не улучшит их самочувствия, редко помогают другим (Morris & Kanfer, 1983).
Для проверки гипотезы о том, что опечаленные люди будут охотнее оказывать помощь, лишь полагая, что их настроение можно изменить, в одном исследовании у участников вызывали печальное, нейтральное или веселое настроение и затем давали им плацебо (тоник). Половине участников говорили, что это лекарство «заморозит» их текущее настроение, так что обычная деятельность не изменит его в течение следующих 30 минут. Другая половина участников считала, что их настроение может измениться. Наконец, все участники имели возможность позвонить в донорский пункт и договориться о сдаче крови. Хотя информация о «лекарстве» не повлияла на принятие решения об оказании помощи у участников, находившихся в нейтральном или веселом настроении, печальные участники чаще хотели оказать помощь, только когда они полагали, что это может изменить их настроение (Manucia, Baumann & Cialdini, 1984).
Рис. 9.6. Печальные и разборчивые. Опечаленные люди, по-видимому, используют дифференцированный подход к возможностям оказания помощи, тщательно выбирая такие варианты действий, которые могут вызвать у них приятные переживания.
Источник: Из Weyant, 1978.
(В) Гурмэ и гурманы. Есть одно французское слово, используемое и в английском языке, которое одновременно означает ограничение и излишество, сдержанность и воодушевление, разборчивость и порыв, вялость и мощность. Это слово – гурмэ, и оно характеризует человека, который реагирует на какой-либо предмет (обычно на еду) необычайным пренебрежением или необычайным одобрением, в зависимости от его качества. Если еда непривлекательна или недостаточно вкусная – скажем, пережарена, – то гурмэ, даже голодный, скорее всего, фыркнет и отойдет. Но если предложение сулит большое удовольствие, гурмэ принимает его полностью и с энтузиазмом. Множество фактов указывают на то, что опечаленные люди, имея возможность оказать помощь, используют подход гурмэ. Поскольку их цель – улучшить свое настроение, они действуют избирательно и разборчиво, выбирая те варианты помощи, которые могут доставить им особенное удовольствие, и избегая тех вариантов, которые не изменят их настроение (Cunningham, Shaffer, Barbee, Wolff & Kelley, 1990; Manucia et al., 1984; Weyant, 1978).
Но эта тенденция управлять своим настроением, используя только наиболее полезную для себя просоциальную деятельность, у всех людей выражена в разной степени. В действительности она связана с типом настроения (веселого или грустного), в котором находится человек. Хотя в приподнятом настроении люди обычно склонны оказывать помощь (Salovey, Mayer & Rosenhan, 1991), по-видимому, они не оказывают помощь для управления своим настроением, подобно грустным людям, действующим как гурмэ. Скорее при оказании помощи они используют подход гурмана – человека с хорошим аппетитом, но неразборчивым вкусом, готового отведать все, что ему предложат. Таким образом, люди в приподнятом настроении помогают особенно охотно, независимо от того, обещает акт помощи вознаграждение или нет. То же самое относится к покупателям в хорошем настроении, которые склонны покупать все, что попадется на глаза, а не наиболее полезные вещи (Qiu & Yeung, 2008).
Исследование
Вспомните случай, когда вы кому-то помогли и были в это время в хорошем настроении. Теперь вспомните случай оказания помощи, когда вы были в плохом настроении. Можете ли вы сказать, какие мотивы заставили вас помочь в каждом из этих случаев?
А как быть с хорошим настроением, усиливающим благожелательность человека при различных обстоятельствах? Ответ, по-видимому, заключается в склонности людей, пребывающих в приподнятом настроении, видеть себя и окружающих исключительно в розовом свете. Они любят других и доверяют им больше, чем люди в нейтральном настроении (Forgas & Bower, 1987; Forgas & East, 2008). Кроме того, они считают себя более компетентными (Alloy, Abramson & Viscusi, 1981) и более оптимистично оценивают свое будущее (Forgas & Moylan, 1987; Kiviat, 2003); возможно, именно по этим причинам в исследовании фондовых рынков в 26 странах было обнаружено, что акции росли в цене в солнечную погоду (Hershleifer & Shumway, 2003). Наконец, в приподнятом настроении люди склонны думать и вспоминать о позитивных, а не о негативных сторонах всего, что они рассматривают, включая ситуации с оказанием помощи (Isen, Shalker, Clark & Karp, 1978). То есть, получая возможность оказать помощь, человек в веселом настроении, скорее всего, вспомнит положительные аспекты похожих ситуаций в прошлом и сосредоточится на позитивных аспектах данной ситуации (Clark & Waddell, 1983). С таким оптимистическим представлением о выгодах и затратах, связанных с оказанием помощи, неудивительно, что веселые люди склонны оказывать помощь. Таким образом, с учетом всех этих причин, становится понятно, почему веселые люди охотнее отдают часть своих средств нуждающимся.
Быстрая проверка
1. Какие три фактора, согласно модели «возбуждение/затраты-вознаграждения», повышают вероятность того, что сторонний наблюдатель поможет человеку, оказавшемуся в критическом положении?
2. Когда и почему, согласно модели облегчения негативного состояния, печаль способствует оказанию помощи?
Существует ли чистый альтруизм?
Редко бывает, чтобы придуманный психологом термин стал затем общеупотребительным словом в английском языке, но именно так случилось с термином «эмпатия». Эдвард Брэдфорд Титченер (Titchener, 1909), который был крупнейшей фигурой в американской экспериментальной психологии, первым изобрел его, взяв за основу немецкий искусствоведческий термин, обозначающий тенденцию наблюдателей проецировать себя на то, что они видят, – способ, которым мы можем мысленно помещать себя в изображенную на картине сцену или вставать на место другого человека. Этот процесс помещения себя на место другого называется принятием перспективы. Именно поэтому большинство исследователей обнаруживает тесную связь между эмпатией и просоциальными действиями, так как люди, которые ставят себя на место человека, нуждающегося в помощи, скорее придут на помощь (Batson et al., 2007; Levy, Freitas & Salovey, 2002). Очевидно, когда вы ставите себя на место жертвы, это может подтолкнуть вас к оказанию помощи.
Видимо, это верно даже для людей, которые зарабатывают на жизнь оказанием помощи. В одном исследовании профессиональные психотерапевты с сильной, естественной склонностью к принятию перспективы особенно охотно выражали готовность помочь молодой женщине, которой требовалась помощь в написании статьи о психотерапии (Otten, Penner & Altabe, 1991). Хотя принятие перспективы (когнитивная активность) еще со времен Титченера считалось составной частью эмпатии, современные теоретики добавили к этой смеси второй компонент, эмоциональный, – способность разделять чувства другого человека (Eisenberg & Miller, 1987). Следовательно, эмпатию лучше всего рассматривать и как когнитивный процесс представления себя в положении другого человека, и как эмоциональный результат переживания того, что чувствует другой (Davis, 1994).
Принятие перспективы – процесс мысленного представления себя в положении другого.
Принятие перспективы: представление себя в положении другого. Если бы вы увидели такую сцену, какова вероятность того, что вы пришли бы на помощь? Эта вероятность значительно повысится, если сначала вы представите себя на месте человека, нуждающегося в помощи.
Говоря об эмпатии, следует отметить гипотезу, наиболее горячо отстаиваемую Ч. Дэниэлом Батсоном с коллегами, согласно которой при сопереживании чужим страданиям у человека может возникнуть особая, чисто альтруистическая форма помощи. Как уже отмечалось в начале главы, чистый (истинный) альтруизм относится к просоциальным действиям, мотивированным только заботой о благополучии другого. Хотя Батсон (Batson, 1991) признает, что помощь часто служит личным целям человека – произвести хорошее впечатление, укрепить Я-концепцию, облегчить горе или печаль и так далее, – он говорит, что, когда человек испытывает эмпатию, основная мотивация оказания помощи может смениться с корыстной на бескорыстную. Другими словами, цель улучшения благополучия другого может стать доминирующей, подавляя – и даже вытесняя – цель улучшить собственное благополучие. Эта возможность выражена в виде гипотезы эмпатии-альтруизма.
Последовательность «эмпатия-альтруизм»
Какая последовательность событий может превратить нас из эгоистов (корыстолюбцев) в альтруистов (бессребреников)? Батсон и Лаура Шоу (Batson & Shaw, 1991) полагают, что это происходит следующим образом. Процесс принятия перспективы, когда мы пытаемся войти в положение другого человека, сначала может быть стимулирован воспринимаемым сходством между нами и другим человеком, или привязанностью к нему (если это наш родственник, друг или знакомый), или просто указаниями войти в его положение (Batson, Turk, Shaw & Klein, 1995). Затем, если другой нуждается в нашей помощи или страдает, то принятие перспективы вызовет у нас эмпатическую заботу – проявление душевной теплоты, чуткости и сострадания к другому человеку. Эмпатическая забота – основной элемент модели Батсона, потому что, в отличие от таких эмоциональных реакций, как личное горе и печаль, она должна ориентировать помогающего не на собственное благополучие, а на благополучие другого. По мнению Батсона, эмпатическая забота прямо ведет к появлению альтруистической мотивации – желанию улучшить благополучие другого человека ради него самого, то есть к чистому альтруизму (рис. 9.7).
Рис. 9.7. Гипотеза эмпатии-альтруизма Батсона. Согласно модели эмпатии-альтруизма Батсона, чистый альтруизм возможен при особых обстоятельствах.
Чтобы подтвердить идею чистого альтруизма, Батсон с коллегами провели серию экспериментов, пытаясь показать, что различные эгоистические мотивы не объясняют паттерн помощи, возникающий, когда люди чувствуют эмпатическую заботу о другом. В одном исследовании (Batson, Duncan, Ackerman, Buckley & Birch, 1981), например, они хотели продемонстрировать, что участники, испытывающие эмпатическую заботу о жертве – другой участнице эксперимента, представленной им как Элен и получавшей удары током, – придут на помощь так, что это будет невозможно объяснить просто как эгоистическую попытку уменьшить собственное неприятное возбуждение от вида ее страданий.
Гипотеза эмпатии-альтруизма – предположение о том, что, когда один человек сочувствует тяжелому положению другого, он захочет помочь ему по чисто альтруистическим причинам.
Эмпатическая забота – сострадательное отношение, вызванное принятием перспективы человека, нуждающегося в помощи.
У некоторых участников эксперимента стимулировали эмпатическую заботу, для чего им сообщали, что у них есть много общих ценностей и интересов с Элен. Исследователи полагали, что люди, наблюдающие за страданием, могут ослабить возникшее у них возбуждение, или изменив положение жертвы, или покинув помещение, поэтому они предоставили испытуемым возможность самим добровольно перенести восемь оставшихся ударов за Элен, после того как те видели, что она плохо реагировала на первые два удара. Половине участников (которым было сложно уйти) сказали, что если они решат не помогать, то им все равно придется остаться и продолжить наблюдать, как Элен страдает от остальных ударов; другим участникам (которым было легко уйти) сказали, что если они решат не помогать, то они смогут сразу покинуть помещение. Вы можете подумать, что люди, главным образом стремящиеся ослабить неприятное эмоциональное возбуждение наиболее безболезненным способом, будут меньше помогать в ситуации, когда они могут быстро уйти подальше от источника возбуждения без необходимости подвергаться ударам тока. Именно это и произошло – кроме тех случаев, когда они чувствовали эмпатическую заботу об Элен. При этом не имело значения, легко или трудно им было уйти; они оставались и помогали.
На основании этих результатов Батсон (Batson, 1991) сделал вывод, что эгоистические мотивы, например желание ослабить неприятное возбуждение, часто могут предсказать, будет ли человек оказывать помощь, но они могут не играть решающую роль, когда человек чувствует эмпатическую заботу по отношению к жертве. Следовательно, это происходит оттого, что главная мотивация оказания помощи становится не эгоистической, а действительно альтруистической. Следуя похожей логике, Батсон с коллегами попытались показать, что эмпатическая забота перевешивает влияние многих других возможных эгоистических мотивов оказания помощи: получить социальное одобрение (Archer, 1984; Fultz, Batson, Fortenbach, McCarthy & Varney, 1986), поддержать свою Я-концепцию (Batson et al., 1988), облегчить печаль (Batson et al., 1989; Cialdini et al., 1987b; Schroeder, Dovidio, Sibicky, Matthews & Allen, 1988) и почувствовать себя счастливым (Batson et al., 1991; Smith, Keating & Stotland, 1989). Исследование Батсона, в котором изучалось и (при наличии эмпатии) сводилось на нет влияние каждого из этих эгоистических мотивов, позволило получить новые данные о том, что чистый альтруизм действительно может существовать.
Эгоистическая интерпретация
Все же вы могли обратить внимание, что в работе Батсона не учитывалась одна важная эгоистическая причина просоциального поведения. Это мотив, который мы первым рассматривали в этой главе, – обеспечить выживание собственных генов. Кроме того, если вы вернетесь к соответствующему разделу главы, то сможете также заметить, что факторы, по мнению Батсона, заставляющие человека чувствовать эмпатическую заботу о другом, идентичны факторам, указывающим на общие гены с другим человеком: сходство, родственные отношения, дружба и установившийся контакт (близость). Следовательно, вполне возможно, что чувства эмпатической заботы стимулируют помощь, поскольку они сообщают нам, что объект такой заботы, вероятно, обладает более значительной долей наших генов, чем это обычно бывает (Kenrick, 1991; Tancredy & Fraley, 2006). На основании этого мы можем сделать парадоксальный вывод, что, испытывая эмпатию к другому человеку, можем помогать ему не из-за самого возвышенного мотива – чистого альтруизма, а из-за самого примитивного – генетической выгоды (Maner & Gailliot, 2007; Sturmer et al., 2006).
Как же эмпатические чувства могут быть связаны с общей наследственностью? В течение тысяч лет, когда еще формировались паттерны человеческого поведения, мы жили небольшими кочевыми группами представителей одного племени. Такие группы состояли из генетически близких людей, которые использовали наиболее простые способы общения друг с другом, включая эмоциональную коммуникацию, которая невозможна без принятия перспективы (Buck & Ginzberg, 1991; Hoffman, 1984). Поскольку этот вид эмпатической коммуникации чаще всего происходил с членами своей семьи и своего племени, переживание эмпатии оказалось связанным с генетическим сходством. В результате легко могла развиться склонность помогать тем, кому человек сочувствует (родственникам, друзьям, похожим или близким людям), поскольку эти люди могут оказаться родственниками, а значит, эта помощь повысит вероятность выживания собственных генов человека.
Исследование
Как вы думаете, существует ли чисто альтруистический акт, который не был бы обусловлен какой-либо формой выгоды для помогающего?
Конечно, большинство людей, скорее всего, не будут осознавать этот процесс, принимая решение оказать помощь человеку, в чье положение они вошли. Вместо этого они, вероятно, станут сильнее чувствовать идентификацию или единство с таким человеком (Galinsky & Moskowitz, 2000). Это может объяснить, почему в одном исследовании студенты колледжа, которых просили поставить себя на место другого студента, стали видеть больше общего между собой и этим студентом (Davis, Conklin, Smith & Luce, 1996). Данная тенденция сливаться с теми, кому мы сочувствуем, вновь поднимает важнейший вопрос о существовании чистого альтруизма: если эмпатия заставляет нас видеть самих себя в другом человеке, то может ли желание оказать ему помощь быть подлинно бескорыстным?
Хотя по этому вопросу можно спорить (Batson et al., 1997b; Cialdini, Brown, Lewis, Luce & Neuberg, 1997; Maner et al., 2002), не вызывает сомнений, что, когда мы действительно принимаем перспективу другого человека, это может оказать существенное влияние на оказание помощи.
Быстрая проверка
1. Когда проявляется чистый альтруизм – в соответствии с гипотезой эмпатии-альтруизма?
2. Каковы аргументы «за» и «против» гипотезы эмпатии-альтруизма?
Повторный взгляд. Странная история Семпо Сугихары
Мы начали эту главу с рассказа о решении Семпо Сугихары помочь еврейским беженцам в Литве, хотя он знал, что это поставит крест на дипломатической карьере, о которой он так мечтал. Это решение на первый взгляд кажется непонятным, потому что ничто в этом человеке не предвещало таких действий. Но, как мы обещали, есть дополнительные факты, касающиеся Сугихары и его ситуации, которые помогут раскрыть тайну. Рассмотрим вновь и резюмируем эту информацию, указывая при этом на взаимосвязи между действиями Сугихары и существующими исследованиями принятия решений об оказании помощи.
Во-первых, в детстве Сугихара был свидетелем запомнившихся ему проявлений доброты его родителей. Хотя такая доброта, вероятно, оказала большое влияние на его просоциальную ориентацию, была еще одна деталь, которая могла особо подействовать на его решение помочь евреям: те, кому предоставляли кров и заботу его родители, часто были путешествующими иностранцами. Этот детский опыт, возможно, и заставил Сугихару включить самых разных людей в свое чувство «мы», что усилило у него склонность к оказанию помощи. Действительно, из его последующих комментариев явствует, что он расширил границы «мы» за пределы ближайших и дальних родственников до всего человечества.
Во-вторых, Сугихара испытывал привязанность к 11-летнему еврейскому мальчику и познакомился с его семьей. Если, как показывают данные исследования (Batson et al., 1995; Mashek, Aron & Boncimino, 2003), привязанность и такого рода знакомство помогли ему войти в положение этих людей, то нет ничего удивительного в том, что семья мальчика первой получила выездную визу, подписанную Сугихарой. Неудивительно и то, что, предприняв одну попытку спасти людей, он продолжил помогать другим таким же образом (вспомните обсуждение в главе 6 роли первоначальных обязательств, заставляющих в дальнейшем вести себя в соответствии с ними).
Наконец, готовность Сугихары пожертвовать собой ради спасения беззащитных жертв вполне соответствует его самурайскому воспитанию и Я-образу. «Бросить раненую птицу кошке» означало бы нарушить кодекс поведения, который был главной составной частью его самоопределения. А как мы видели по результатам многих исследований, люди часто идут на все, чтобы доказать, что их действия соответствуют желаемой или имеющейся у них Я-концепции.
Если смотреть глубже, то поведение Семпо Сугихары уже не выглядит таким загадочным. Скорее оно кажется вполне объяснимым действием трех факторов – расширенного чувства «мы», предшествующей привязанности к жертве и Я-образа, ассоциирующегося с оказанием помощи, – которые, как установлено, стимулируют просоциальные действия у большинства людей. Хотя мы могли бы спросить: «А какой из этих трех факторов повлиял в данном случае? Что заставило его подписывать визы?» – важно понимать, что такое сложное решение об оказании помощи, которое принял Сугихара, – или даже большинство решений о помощи – не может объясняться одной причиной. Скорее всего, его поступки были обусловлены взаимодействием различных факторов, – возможно, описанных нами трех, а также других, которых мы не раскрыли.
Один вопрос заслуживает отдельного рассмотрения. Теперь, когда мы полагаем, что знаем, почему Семпо Сугихара сделал подобный выбор и пожертвовал своей карьерой, и когда можем объяснить этот поступок с точки зрения обычных факторов, влияющих на просоциальную деятельность, должны ли мы считать его менее впечатляющим и менее замечательным? Вовсе нет. Слишком часто наблюдатели считают, что тайну человеческого поведения можно разгадать как приемы фокусника: когда рассеивается неизвестность, чудо тоже исчезает и внимание переключается на что-то другое, как будто не осталось ничего удивительного. Но такое отношение поверхностно, потому что после того, как неизвестность рассеивается, остается нечто известное, удивительным образом систематизированное известное. Возможно, самый впечатляющий аспект удивительного решения Сугихары состоит в том, что его можно объяснить понятными и довольно банальными мотивами оказания помощи – своего рода мостами, по которым люди приходят на помощь попавшим в беду.
Резюме
Цели просоциальных действий и связанные с ними факторы
Цели просоциального поведения
1. Просоциальное поведение – это действия ради выгоды другого человека.
2. Есть два более узких типа просоциального поведения: первый – действия, направленные на оказание помощи другому, но без получения собственной внешней выгоды, второй, называющийся чистым альтруизмом, – действия, предпринятые исключительно на благо другого, а не для получения собственных внутренних или внешних выгод.
Улучшение своего благополучия: получение генетических и материальных выгод
1. Люди иногда оказывают помощь, чтобы повысить собственную совокупную приспособленность (выживание генов в потомстве и родственниках). Эта цель может быть достигнута такими средствами, как помощь родственникам или неродственникам, которые могут оказать помощь взамен (взаимная помощь).
2. Специалисты в области генетики поведения, которые используют такие методы, как изучение близнецов, чтобы определить, в какой степени человеческое поведение можно объяснить влиянием наследственности или среды, обычно обнаруживают, что склонность помогать обусловлена в равной степени генетическими и средовыми факторами.
3. Люди с большей вероятностью помогут другому, когда под влиянием своего детского опыта, а также сходства и близкого знакомства с этим человеком относятся к нему как к члену семьи (включают его в генетическое «мы»).
Приобретение социального статуса и получение одобрения
1. Поскольку оказание помощи обычно высоко ценят во всех культурах, люди могут помогать другим, чтобы завоевать авторитет и получить социальное одобрение.
2. Наиболее общая норма оказания помощи – норма социальной ответственности, которая гласит, что мы должны помогать тем, кто зависит от нашей помощи.
3. Очевидцы, наблюдающие возможные чрезвычайные ситуации, влияют на решение оказать помощь тремя способами: служа источником потенциальной помощи, служа источником информации о том, требуется ли помощь, и служа источником одобрения или неодобрения оказания помощи.
4. Люди, имеющие сильное желание получить одобрение, с большей вероятностью окажут помощь в присутствии свидетелей.
5. Факторы, привлекающие внимание к норме социальной ответственности (например, модели помощи), приводят к увеличению помощи.
6. В соответствии с социально одобряемой мужской гендерной ролью, мужчины помогают чаще, когда ситуация требует героической, непосредственной помощи нуждающимся в ней людям, включая незнакомцев. В соответствии с социально одобряемой женской гендерной ролью, женщины помогают чаще, когда требуется забота и поддержка близким людям.
Управление Я-образом
1. Поскольку просоциальное поведение может оказывать влияние на мнение людей о себе, они могут использовать его, чтобы улучшить и подтвердить их самоопределение.
2. Люди, которые строго придерживаются религиозных правил и личных норм, касающихся оказания помощи, по-видимому, помогают, чтобы действовать в соответствии со своим Я-образом.
3. Ярлыки, которые другие наклеивают нам, оказывают влияние на наш Я-образ. Следовательно, когда нас считают щедрыми или добрыми, мы охотнее оказываем помощь.
4. Поскольку большинство людей ценит помощь, они более склонны к просоциальному поведению, когда их побуждают заглянуть внутрь себя и сосредоточиться на этой ценности.
5. На Я-концепцию влияет не только оказание помощи, но и ее получение – давая понять принимающему помощь, что он может быть некомпетентным, зависимым или неадекватным.
Управление нашими эмоциями и настроением
1. Поскольку помощь воспринимается как вознаграждение, она может использоваться, чтобы улучшить неприятное состояние помогающего.
2. В чрезвычайных ситуациях это неприятное состояние выражается в негативном возбуждении (дистрессе), которое, согласно модели «возбуждение/затраты – вознаграждения», приводит к оказанию помощи, главным образом когда (1) возбуждение достаточно сильное, (2) установилась связь «мы» между пострадавшим и помогающим и (3) ослабление возбуждения предполагает небольшие затраты и значительные выгоды.
3. В некритических ситуациях оказание помощи может облегчать неприятное состояние печали. Согласно модели облегчения негативного состояния, временно опечаленные люди помогают больше, когда они (1) видят, что личные выгоды от помощи перевешивают затраты, и (2) считают, что оказание помощи может повлиять на их настроение.
4. Люди в приподнятом настроении помогают в самых разных ситуациях, вероятно, потому, что они излишне позитивно смотрят на возможности оказании помощи.
Существует ли чистый альтруизм?
1. Согласно модели эмпатии – альтруизма, люди, испытывающие эмпатическую заботу о человеке, попавшем в беду, готовы помочь ему, просто чтобы улучшить его благополучие (чистый альтруизм). Кроме того, принятие перспективы, благодаря чему и возникает эмпатическая забота, может вызываться тем или иным видом привязанности, испытываемой помогающим к нуждающемуся в помощи (сходство, родственные отношения, дружба, близость).
2. В поддержку этой модели говорит то, что люди, представляющие себя в положении другого человека, действительно проявляют эмпатическую заботу и, по-видимому, действительно – по крайней мере внешне – хотят помочь по причинам, связанным с чужим, а не с собственным благополучием.
3. Однако существует неальтруистическое объяснение того, почему принятие перспективы приводит к внешне бескорыстной помощи: факторы, которые естественным образом склоняют к принятию перспективы другого (сходство, родственные отношения, дружба, близость), являются традиционными признаками наличия общих генов. Таким образом, принятие перспективы другого может вызывать ощущение наличия общих наследственных черт, и в результате оказываемая помощь может преследовать цель улучшения собственного (генетического) благополучия.