Привет
В бесконечном онлайне теряет смысл написанное слово «привет». Всё время о нём забываю. Это всё равно, что смотреть на человека часами, сто раз проходить мимо и вдруг, ни с того ни с сего, решить поздороваться. Зачем «привет», если мы вживую попрощались так давно, что теперь сработает только ускорить шаг, обнять до хруста и промычать это «привет» куда-то в шею.
В коротких сообщениях и так слишком мало знаков, чтобы тратить их на пустые приветствия. Сразу – к делу. Возвращайся скорее.
Картинки детства
Я научилась чувствовать своё детство. Солнце, вкусный воздух, какая-нибудь деталь для ассоциаций – вот набор, чтобы смотреть картинки.
Девятая весна. Серая ветровка с железными пуговицами. Слякоть, солнечные полосы, кучка красных жуков-солдатиков. Не понимаю, почему некоторые из них ползают по двое, скрепившись попами? И как может второй ползать задом? Ему, наверное, неудобно. Спасаю пленника – разделяю палочкой.
Зима. Длииинная горка, а рядом – короткая, но крутая, для отважных. Сотню раз вниз-наверх. Варежки на резинке, мокрые, а потом – твердые, заледенелые. Сосульки свисают с шерстяных штанов. Хохот, горящие ледяные щеки. Внезапные, но тягучие сумерки. Не уютно, чувство сиротства в этих сумерках. Домой!
Вся одежда развешана по батареям. На столе густые щи, едим вприкуску с луком.
А ещё зимой забираюсь под елку и честно жду чуда. Подарки приоткрыты, и оттуда – запах шоколада и мандаринов.
Сентябрь. После лета портфель кажется тяжелым – ноют плечи. Обложки для тетрадей делает бабушка: достает из дивана огромный моток целлофана, клеит утюгом в обложки. Нюхаю чистые тетрадки.
Октябреноябрь. Самодельный дождевик с красной тесемкой. Фиолетовые резиновые сапожки с объемной картинкой-грибом будто разговаривают с лужами, листями и жижей: «хлюп-хлюп-хлюп». Осенью хожу медленно. Мечтаю.
Первый снег. Прошу бабушку достать из сарая санки. На полозьях скрепит земля. Толкаешься, толкаешься ногами – не едут. Тогда просто сижу и разглядываю снежинки на варежках. Ближе, внимательнее – тают.
А когда лето, то пальцы желто-зеленые от одуванчиков. В обуви – песок. Розовый велосипед, бадминтон, фантики под стеклом. Переулки, заборы, срубы и шалаши. Скрип фляги с водой. Запах сена. В сене искали ягоды, нашли – пряные, подсохшие. Вкусно…
Книжный госпиталь
Дочь любит книги. Видит новую, с яркой картинкой – замирает, распахивает глаза, тянет к ней ручки, осторожно заглядывает внутрь. За моими, толстыми взрослыми книжками, тоже тянется. И чем настойчивее ее не пускаю – тем яростнее она пытается добраться. Увидев книжку знакомую, подпрыгивает на месте, визжит радостно, и уже по-хозяйски листает, находит любимые картинки. Дочери восемь месяцев, руки еще не слушаются её как следует. Резкое движение маленьких пальчиков – и страница трещит, рвется, сминается. А вместе с ней – трещит и сминается моё сердце. Собираю оторванные кусочки и быстро соображаю: где же у нас скотч?
В моём детстве у нас дома был книжный госпиталь. Первого раненого бойца притащила в дом мама, со склада макулатуры. Сильно потрепанная серо-бурая пачка листов – зачем она взялась их спасать? Но мама села за операцию. Приготовила гипсовые повязки: ровные полоски бумаги, промазанные свежесваренным клейстером. Подобрала страницы – наложила повязки. Обложке сильно досталось. На ней ничего нельзя было разобрать, она вся напоминала кусок старой скатерти, залитой чаем. Мама, как опытный пластический хирург, сделала книге лицо. Обернула разбухший «чайный» картон новой белой плотной бумагой. Достала гуашь, нарисовала на обложке Незнайку: синяя шляпа, оранжевые штанишки, веселый рот, хитрые глаза. Для верности, надела пациенту маску: утюгом склеила из целлофана. Реанимированная книга стала любимой. Много лет мы слушали на ночь рассказы о приключениях маленьких человечков в Солнечном городе и на Луне.
С тех пор мы регулярно приносили раненых из библиотеки и лечили. Кажется, я специально выискивала на полках самые тяжелые случаи: инвалидов, от которых уже то ли стыдливо, то ли с отвращением отводили взгляд. Несла их домой бережно, чтобы не рассыпались, накладывала гипсовые повязки-полоски, делала им новое лицо. Мне хотелось, как говорят в американских фильмах, «дать им еще один шанс». Чтобы они еще были нужны и любимы.
Но был у меня и безнадежный пациент. Алиса Кира Булычева потеряла где-то несколько важных страниц. Ну, как если бы человек потерял безвозвратно ноги: жить можно, но… Однако, человека можно любить и без ног. Можно даже любовно придумать, какие были ноги: наверное, стройные, с аккуратными квадратными ногтями, и родинка была у щиколотки.
Музей дома
В нашем доме в Николаевке сорок пять картин. Их авторы – Эрна, Наталья и Яна Нейфельд, мои прабабушка, мама и сестра. Было время, когда картины путешествовали по выставкам. Тогда дом пустел и словно слеп. Последние несколько лет картины живут здесь. Я давно здесь не была, а когда приехала, то словно впервые их увидела и вдруг многое про нас поняла.
Неизвестная
Прабабушкины картины – в позолоченных гипсовых обрамлениях. Вторую половину жизни она провела в посёлке Канадей. Там, конечно, не было багетных мастерских. Бабушка сама распиливала фанеру, натягивала холсты, сама лепила рамки. Эрна Абрамовна работала учительницей, а живопись была её хобби. Изобразительному искусству она училась сама, копируя полотна художников.
Одна из таких учебных копий висит у нас в центре гостиной: у «Неизвестной» Ивана Крамского есть близняшка, сделанная Эрной Нейфельд. Хотя нет, это не близняшка. Наша «Неизвестная» мягче, женственнее, в её глазах больше доброты, чем гордости. Я с рождения привыкла видеть «Неизвестную» такой. Позже, когда узнала и оригинал, определилась сразу и навсегда: наша девушка лучше, она тёплая, а у Крамского – снежная королева.
По-соседству с «Неизвестной» – портреты внуков Эрны Абрамовны, то есть моей мамы и дяди. Маме лет девять, дяде лет шесть. Пусть мама потом выросла из бантиков, а дядя из детских кепочек как на картинке. Когда они дома и расслаблены, выражения их лиц точно такие как детских портретах.
Прабабушка говорила, что намерено делает людей на портретах симпатичнее, чем в жизни. Говорила, что именно так их видят глаза любящего человека.
Рисовала Эрна Абрамовна и пейзажи. В спальне две больших картины: над озером летят журавли, и наступает закат в лесу. В детстве, перед тем как уснуть, я долго рассматривала их. Представляла, что брожу по этому лесу, вижу, как солнечные лучи напоследок гладят листья деревьев, слышу, как стучит дятел и пахнет хвоей. Знаю, что за поворотом стоит пряничный домик. Или оказываюсь на спине одного из журавлей: вижу сверху озеро, маленьких людей и коров… Картины плавно перетекали в сказочные сны.
Виноград
Моя мама в детстве проводила много времени с Эрной Абрамовной. Она очень хотела быть похожей на бабушку, и стала. А ещё соединила в своей жизни бабушкины работу и хобби: стала преподавать изобразительное искусство. Мама часто повторяла, что романтические истории про нищих художников – это больше сказки. Если человек, умеющий рисовать, не ленив, он всегда сумеет заработать себе на хлеб с маслом.
И она зарабатывала, даже в самые тяжёлые времена. Были и «госзаказы». Например, картина обороны Севастополя во всю стену в Николаевской школе – её рук дело. Расписывала целые залы в районном музее: белая комната превращалась в джунгли. А ещё она делала таблички с названиями улиц и номерами домов, которые теперь висят по всему посёлку. Частники заказывали ей вывески для своих магазинов, рекламные стенды и прочее.
А вот на настоящих картинах мама зарабатывала мало. Люди легко отдают десятки тысяч рублей за новый телевизор, но не понимают, как можно отдать эту же сумму за «пару мазков кисточкой». Поэтому картины мама продавала за копейки. Самыми популярными заказами были «Осень» и «Сирень». Однажды к маме пришла «оригинальная» заказчица, она попросила нарисовать большую сочную веточку винограда.
Я влюбилась в этот натюрморт с самого начала. И очень радовалась, когда сконфуженная женщина пришла и сказала, что не будет забирать заказ, потому что муж запретил ей тратить деньги на всякую ерунду.
Виноград какое-то время жил у нас, а потом мама подарила его очень хорошему человеку, врачу.
Вообще такое часто бывало, когда мама снимала со стены какую-то картину и дарила гостям, или несла кому-то в подарок на праздник. Она говорила, что нужно освобождать место, иначе новые не нарисуются. Говорила, что так нужно обращаться со всеми вещами и с деньгами.
Девочка
Живя в такой творческой атмосфере, я поначалу тоже собиралась стать художником. Хотела рисовать мультики. Обращаться с карандашами и красками у меня получалось неплохо, но я не горела этим. Моя сестрёнка Яна, как все дети, тоже любила сидеть и рисовать. Но однажды, посидев тихонечко за своим столом пару часов, она принесла показывать нам портрет девочки, сделанный по фотографии. Мы не поверили своим глазам. Яне было одиннадцать лет, а в руках она держала картину, мало чем отличающуюся от тех, что делает мама. Тогда я поняла, что художественный талант передаётся в нашей семье по женской линии: но не каждой, а через одну.
Мама не удивлялась потрясающим результатам Яны, которые стали появляться один за другим. Она говорит: знак о том, что младшая дочь станет художницей, был уже в первый год её жизни.
Мама на дому реставрировала картины из городского музея. Отлучилась на несколько минут. А дочь подползла к портрету исторической личности, взяла кисточку, макнула её в масляную краску и пририсовала личности усы.
Несколько лет назад в Николаевке не было художественной школы. Ради Яны мама организовала художественной класс на базе щколы искусств. Дочь получила корочку об общем художественном образовании, подготовилась к поступлению в вуз, стала учиться на факультете культуры и искусства в Ульяновске. А класс остался, вместе с Яной сотни детей получили профильные знания, многие поступили и продолжили учиться по специальности.
Среди остальных картин Яны в нашем домашнем музее тот самый первый портрет девочки висит в рамке, в самом центре комнаты. Он важен, ведь с него началось много важных событий.
Почти на всех картинах авторства Нейфельд – люди. Разглядеть суть человека, показать, что каждый человек особенный и в каждом есть красота – это образ жизни и её смысл.
Kazan
Моя Казань – это Казань девяностых. Это сталинки и хрущёвки. Подъезды тёмные, с острыми запахами: подвалов, сигарет, подгнившего мусора. Во дворах – скрипящие барабаны для бега, облезлые песочницы и железные качели. В нашей сталинке на первом этаже был огромный, но какой-то пустой магазин. Товары расставляли так, что между ними был воздух. Витрины мутные, а за ними – яркие фантики с иностранными надписями. Шоколадные батончики стоили десять тысяч рублей. Однажды утром последние три нуля во всех ценниках зачеркнули красным. «Смотри, что у меня есть, это новая», – говорит бабушка и протягивает мне блестящую копейку. Я долго рассматривала ее: меленькие буквы, завитки, человечка на коне и с палкой. Кукольная денежка.
Гуляли в парке Химиков. Качели там держали не обычные балки, а медведи, журавли, лисички и два волка-близнеца из «Ну, погоди». Нужно было покачаться немного у каждого, чтобы никого не обидеть. А еще там стояла огромная голова дядьки Черномора. Можно было забраться к нему в голову, и быстро съехать вниз, вылететь прямо изо рта. Четырёхлетняя сестрица боялась дядькиной головы и соглашалась забраться в тёмное ухо только вместе мамой.
На новый год в парке появлялась треугольная ёлка. Чтобы увидеть горящую звезду, нужно было вытягивать шею до боли. Появлялся сказочный городок. Вспоминаю теперь, что это были всего-то раскрашенные куски фанеры с подсветкой изнутри. Но раньше для меня это были волшебные замки, я точно представляла, что внутри целая жизнь: залы, спальни, камины, принцы и придворные. Вон наверху горит окошко – там принцесса уже переоделась в пижаму и читает книжку, сидя на стульчике с гнутыми ножками.
В доме культуры устраивали фотозону: снег из ваты, цифры из мишуры, самошитый символ года, набитый поролоном и тряпьём. Желающих снимали на полароид. В зимние каникулы в доме культуры были не детские представления, а ярмарки и презентации иностранных продуктов. Мы попали на дегустацию нового сока. Можно было пробовать каждый вкус бесплатно. Мы пробовали по целому стаканчику.
Под окнами грохотали трамваи и не давали проспать в школу. Папа тащил меня, сонную, через дворы, через рынок, где в полутьме люди уже сновали туда-сюда, громко переговариваясь на двух языках. Папа своими длинными ногами шагал широко, а я семенила за ним, почти бежала, путалась в колдобинах, спотыкалась и часто разбивала в кровь пальцы и коленки. Зато обратно можно было идти не спеша. Читать вывески: «Да-ру-ха-нэ – Аптека. А-шам-лык-лар – Продукты». Рассматривать ерунду на прилавках: лизуны, пружинки-радуги, наклейки. Папа разрешал бросить монетку в автомат. Я всегда выигрывала. Именно тогда решила, что я – очень везучий человек.
На выходных шли в гости. Далеко: по песку, мимо кустов, кошек и собак, мимо деревянных одноэтажных домов, мимо колонок. Пахло болотом.
Теперь уж в Казани не осталось деревянных домов на болотах. Болота засыпали и надежно прикрыли сверху стеклянными небоскрёбами. Облупившийся фасад сталинки закрасили новым слоем, выгнали запахи из подъезда и заперлись от них на железную дверь с домофоном. Магазин засыпали товарами. Дворы стали яркие и пластиковые. Парк застелили приторно-зелёным газоном. Куда – то дели лис и волков вместе с качелями, сладили даже с огромной головой Черномора. Ни качелей, ни горок там теперь совсем нет, зато есть много разных спортивных площадок.
Выкопали у рынка метро, но сам базар на месте. Я видела его таким же, как двадцать лет назад буквально вчера. «Да-ру-ха-нэ – Аптека. А-шам-лык-лар – Продукты». На перевернутых ящиках продают веники, щётки, мочалки, носки, трусы, шампуни. Ну подумаешь, вместо игровых автоматов поставили ларьки Быстроденег. Хозяева-то всё те же. Из цветочной палатки поёт Земфира: «Меня убивают, из „эмки“ стреляют в левую мышцу». Коротко стриженый папаша в спортивном костюме везёт мимо коляску, откуда (честное слово!) играет монофоническая мелодия из «Бумера», на звонки ее ставили.
Рынок жив, но вокруг него, повсюду, рабочие в аккуратной форме выбивают из города девяностые: меняют вывески, перекладывают дорогу, засыпают ямы.
Я почти вынырнула из прошлого, почти ступила на новый гладкий асфальт, но тут показалось, что сзади меня высокий мужчина тянет за руку белокурую девочку. Я оглянулась, споткнулась о границу новой дороги и разбила палец вкровь.
Кризисные дети
Настало такое время, когда мировой кризис, автокредиты и ипотека мешают людям заводить детей. «Сначала нужно встать на ноги», «я не хочу, чтобы мой ребенок в чем-то нуждался», «дети – это дорогое удовольствие», – эти фразы стали показателем здравомыслия и серьезности молодых людей, которые вступают в детородный возраст. Все эти постулаты мне не нравятся. Более того, беспокоит меня мысль совершенно противоположная: «Что хорошего вырастет из моего ребенка, если у него будет слишком хорошее детство?»
Мои родители решились на детей в то время, когда разваливалась страна. Когда продали дом ради другого, получше, а через несколько дней на эти деньги можно было лишь как следует поужинать. Родители были очень молоды, в них было много сил и любви. Теперь я каждый день мысленно говорю им спасибо за их «безалаберность».
Мы переезжали раз десять. Одно и первых моих воспоминаний – это поезд. Папа будит меня среди ночи, засовывает под мышку и выносит на темный вонючий перрон. Нужная электричка – только утром, и мы ждем ее на вокзале (на комнату отдыха денег нет). Мама рассказывает сказки, и под них мы засыпаем калачиком на жестком кресле, с курткой под головой. С тех пор я умею высыпаться где угодно.
В одной из наших квартир были тараканы. Неистребимые. Мы встречали их на крышке унитаза, они шуршали ночью где-то на потолке, иногда катались на сестричкином мячике. Теперь я вряд ли упаду в обморок от вида какой-либо букашки.
Другая квартира была без воды и канализации. Воду для хозяйственных нужд сначала надо было занести на второй этаж, а потом столько же – вынести. Субботняя стирка требовала напряжения всех моральных и физических сил. Поддерживать чистоту тела мы научились лишь с помощью чайника, ковша и двух тазиков. Вы же понимаете, что теперь я молюсь на стиральную машину, а сезонное отключение горячей воды вообще не воспринимаю как трагедию?
Мы жили и в большом городе, и в поселке. Кажется, было начало двухтысячных, когда в этом самом поселке две недели не было света. Нигде. Люди закидывали тухлым мясом дом главы района, а наши нервы были более-менее в порядке, потому что у нас не было мяса. У нас были волшебные вечера со свечами, песнями под гитару и вареной картошкой. Тогда мы особенно много разговаривали друг с другом.
Зимой в поселке бывали перебои и с теплом. Но жизнь-то текла своим чередом: мы учились играть на пианино в перчатках, спали в свитерах и в обнимку. А еще мама учила нас самоконтролю: «Представь, что ты – солнце, большое горячее солнце. Представь как следует – и станет теплее». Теперь я уверена, что комфорт – это не обязательно шикарный дом с дизайнерским ремонтом, садом и бассейном. Комфортный дом – значит просто теплый и светлый.
В детстве я узнала цену деньгам, научилась изобретать ужин из ничего, радоваться любым подаркам. Бытовые неудобства теперь не влияют на моё настроение.
У нас с мужем похожее детство. Мы считаем, что «встали на ноги», потому что теперь когда угодно можем пойти и купить импортную шоколадку. «Встали на ноги», но продолжаем радоваться как дети простым вещам. Недавно мы впервые купались в море и заимели велики, о которых мечтали двадцать лет. Нас не пугают разговоры из телевизора о кризисе, ведь мы росли в нем и были счастливы. Кризис приспособил нас к жизни лучше любых школ раннего развития.
Я не хочу, чтобы наша дочь выросла тепличным цветочком. Но как только подобные опасения начинают меня посещать, я вспоминаю, что она живет в стране, которая умеет воспитывать, раздавая щедрые порции потрясений каждому поколению.
Игра
Когда-нибудь мне надоест играть: не пущу внутрь ни страсти, ни азарта, которые так опасны для душевного состояния. Чтобы не чувствовать смерти, найду себе обманку типа лото, домино или шашек. Буду собирать друзей, чтобы показать: «Смотрите, я еще играю! Эхехей, сейчас всех вас сделаю!» Но на самом деле будет всё равно, выиграю или нет. Будет хорошо, от того, что всё равно. От того, что так спокойно.
«Я в домике!» Это значит – пауза, нужно перевести дух. Я в домике, тут тепло, есть разные полезные занятия и бесполезные, но любимые вещи. Хочется задержаться тут подольше…
Бежала за золотым кубком: мечтала смелое и строила точные схемы, как его получить. Когда кончались силы, раскрывала глаза пошире, видела, какой он прекрасный, – силы появлялись снова. Кубок был рядом, но так высоко, что залезть было невозможно. Села рядом, облокотилась на пьедестал и, без сил, задремала. Во сне ворочаюсь и разговариваю: даже тогда не могу успокоиться. Всё время с кем-то воюю, бегу и часто падаю с огромной высоты.
Видимо, во сне задела какую-то секретную кнопку в пьедестале, потому что кубок неожиданно сам упал с высоты, да прямо на голову. Он оказался тяжелым, а золото так ярко отражало солнце, что больно глазам. Голова гудела от удара. Сделав несколько шагов, устала. Но ведь его надо тащить на свою полку, не бросать же посреди дороги, иначе – всё зря. Зажмурюсь, скрещу руки над головой и закричу: «Я в домике!» Так считается?
Апельсин
Два часа ночи. Я долго, тщательно, сосредоточенно чищу апельсин. Как будто сейчас нет ничего важнее этого апельсина. Как будто на экзамене: если мякоть будет в белой шкурке – незачет тебе. Поэтому стараюсь.
Мудрые женщины, пожившие жизнь и знающие «как надо», где же вы сейчас? Ах да, два часа ночи: вы уложили детей и, облачившись в длинные сорочки, спите по-соседству с мужем. И уж точно не занимаетесь такими глупостями как апельсины. Забудем, наконец, об этом дурацком фрукте и поговорим о важном: ну, как вам там? Замужем.
Статус, полноценность, следование плану. Квартира, машина, ребенок, еще один. Ремонты, кредиты, еженедельные продукты по гипермаркету с тележкой. Домашние завтраки, обеды, ужины, отглаживание воротников и пришивание пуговиц. Тщательно подобранные дни для встреч с друзьями и родственниками. Шесть дней в неделю – будильник на семь утра. Отпуск в Турции. На годовщину – поход в ресторан. Объясните, что удачный брак – это когда муж практически не пьет, не ходит налево (или делает это так искусно и беззлобно, что вы никогда об этом не узнаете), что у вас обоих есть нормальная работа и дети, в конце концов. И вообще – столько лет вместе, это же не просто так. Он вас, кажется, любит. Вы его, кажется, тоже. Да и, опять же, дети. Пожалуйста, расскажите мне, какое это счастье! Пожалуйста, объясните.
Потому что пока мне хочется дочистить это чертов апельсин, не спеша его съесть, не спеша собрать чемоданчик и долго-долго ехать в другую страну. Высовывать ноги в окно, орать песни дуэтом с магнитолой, ночевать в маленьких придорожных отелях, на обратных сторонах чеков, на полях газет и в первых попавшихся блокнотах писать всё что захочется и не прятать.
И любить как дура: в дороге, на пляжах, в этих маленьких отелях, в своих и чужих квартирах, прямым текстом и между строк. Налюбиться, надышаться этой свободой и жизнью до одури, чтобы потом вместе перевести дух и, в качестве выходного, позволить себе пару домашних завтраков и несколько отглаженных воротников.
Про любовь
I
У фразы «я тебя люблю» от природы слишком высокая громкость. Поберегите человеческие уши. Нежности гораздо больше в том, что ты поправляешь чей-то воротник, чем в том, что лишний раз открываешь рот.
II
– Ни от одного человека я не испытывала таких сильных эмоций такое долгое время.
– Понимаю. Ты нуждаешься в эмоциях, а следовательно – нуждаешься в нём.
Женщина испытывает самые сильные чувства к тому, кто причиняет ей боль. Непобедимые, как животные инстинкты. Больше всего на свете мать любит своего ребенка, которого родила в муках. Существо, которое, вольно или не вольно, причиняет ей боль на протяжении всей жизни. Женщина никогда не забудет своего первого мужчину. Навсегда остается в ней особое отношение к этому человеку: человеку, который, причинив боль, открыл невиданные ранее наслаждения. Так почему ты удивляешься, что до сих пор остаешься с ним: с тем, кто натянул нервы до предела. С тем, кто заставляет орать и биться в истерике, не спать ночами, худеть. Не ври, что хочешь это прекратить. Тебе это нравится. Тебе не нужна обычная спокойная жизнь с милым любящим мальчиком, внимательным, дарящим цветы. Это же скучно. А ты – особенная. Ты создана для страстей.
III
Смотрю на тебя во все глаза. Ты слишком близко, поэтому смотрю на тебя кусками: бордовые губы, щека чуть-чуть шелушится, щетина. Почему считается, что гладко бриться – это хороший тон? Щетина, по мне, любимый элемент мужского лица.
Не люблю целоваться в губы, это мокро. Когда смотрю на тебя, то жду вовсе не этого. Ты знаешь. И уверенно сгребаешь меня одной рукой. Я превращаюсь в комочек. Мужское плечо – это не только красивая метафора, это лучший способ почувствовать себя защищенной и счастливой. Теперь пора закрыть глаза. Чтобы не отвлекаться на пёстрый фон, чтобы чувствовать только тепло и твой аромат. Тот аромат, который в тысячу раз лучше поцелуя в губы.
Это снится мне почти каждую ночь. Сны почти настоящие: ты меня любишь, а я счастлива. Во сне всё просто. Во сне нет вопросов. Во сне точно знаешь: если что-то происходит, значит так должно быть.
Всё смешалось: додуманные сюжеты, сны и сама жизнь. Ну и что. Какая, в сущности, разница. Ведь и первое, и второе и третье – это я, просто в трех разных измерениях.
IV
Только собралась стать сильной и независимой эгоисткой, как явился ты. С тобой первым я пробовала провернуть эту штуку – стревотеррор. Но ты с невероятным спокойствием сносишь все выходки и капризы. Окутываешь взглядом, полным глубокого и нежного, так что остаётся только, краснея, замолкнуть. Ты помнишь обо мне самые мелкие мелочи и чувствуешь обо мне даже то, чего не говорю.
Ухожу. Гуляю. Громко смеюсь, курю и притворяюсь. Но ты говоришь «вернись, останься» так, что возвращаюсь и остаюсь. Вернувшись, что-то говорю без умолку и чувствую тот самый твой взгляд. Кончиками пальцев ты гладишь мне ямку на шее, под волосами, и от этого хочется заскулить.
Незнакомый пожилой мужчина, сидевший за соседним столиком, допивает свой кофе, подходит и говорит без предисловий: «Девушка вам не нужно думать. Вам нужно выходить за этого молодого человека замуж. Я не колдун. Я пожил, и многое вижу».
Вот видишь. Нечего думать. Соглашайся.
Ты что, жениться на мне собрался?
Дурында, до сих пор что ли этого не поняла?
Отворачиваюсь и часто-часто моргаю, с идиотско-счастливой улыбкой.
Явился ты. И победил меня своей любовью.
V
– Я встретил девушку, которая тоже не признает занавесок и цветов на окнах.
– Редкий вид.
– Теперь мы вместе наслаждаемся кубизмом-минимализмом комнат. Это прекрасно.
Спорим о номинальном значении слова «любовь». Для меня оно бескрайнее по смыслам. Отбросим любовь к жареным макаронам, зелёным кедам и прочему – поговорим о ней только применительно к людям. Очень коротко.
Любовь, по моим ощущениям, не ограничивается чувствами к партнеру, детям, родителям. Она поглощает понятие «дружба» (на этом моменте и начинаются жаркие споры). Её столько разных видов, сколько разных историй близости на земле.
Путаясь в объяснениях, я вывела, наконец, определение:
– Что значит «любимый человек?
– Тот, что смотрит тебе в самое сердце головы.
О женщинах, которые не выходят замуж за «генералов»
Завтра в нашем городе знаком «Почётный гражданин области» награждают музыканта-педагога. Я встречалась с ним сегодня, чтобы взять интервью. Регалий у человека на страницу, известный, заслуженный, – всё как положено. Это далеко не первый мой «почётный герой». И герои эти обычно благодарят власть, начальников, коллег за помощь в достижении успехов. А этот благодарил жену. И, кажется, только её.
В молодости музыкант был простым учителем географии. И вёл хоровые кружки в качестве хобби. Только хобби этому отдавал он столько мастерства и души, что его пригласили поступить в консерваторию. Он хотел, он обрадовался, ведь музыка была истинным делом его жизни. Но ему было уже тридцать: жена и двое детей. Как можно всё бросить и стать студентом?! Жена, услышав об этой возможности, обрадовалась ещё сильнее, обняла и сказала: «Ты должен. Ты сможешь. Мы справимся».
И когда муж взялся исполнять мечту, она взяла на себя роль кормильца семьи, не отменяя при этом роль мамы и хозяйки. Ни слова упрека, обвинения, жалобы за долгие годы. И потом, когда заветный диплом с отличием был получен и начался взлет карьеры, когда пропадал на работе и занимался чужими детьми больше, чем своими-ни слова. Она рисовала совместные портреты акварелью: тёплая лампа, он с гитарой, рядом дети. Иногда всё-таки и в жизни было как на портрете.
В августе они отмечали 45-ю годовщину свадьбы, гуляя по Петербургу и фотографируясь в обнимку в красивых местах. «Медовая неделя». А потом вернулись домой, и муж снова уехал, уже без неё: по фестивалям, гастролям, командировкам…
Завтра он будет стоять на главной сцене, в окружении камер цветов и аплодисментов. Он будет говорить ответное «Спасибо» в микрофон и смотреть только на неё. А она будет сидеть в первом ряду, любить и гордиться. Как всегда.
Про измену
Не то чтобы я не верю в одну большую любовь на всю жизнь, просто у меня она уже не случилась. Не случилась она и у моих родителей, и у сестры, и у многих друзей. Зато случилась у Джен Эйр, раздражая меня своей праведностью и неестественностью. Если такая любовь и могла быть, то только в 19 веке, только на страницах романа, написанного женщиной для женщин.
Человек (не только мужчина!) полигамен. Возможно, вы не изменяли своему партнеру, но не поверю, что вы ни разу не думали об этом, увидев, например, чью-то симпатичную попу. Кстати, любопытная разница: мужчина чаще изменяет, не подумав, а женщина чаще думает об Этом, не изменяя физически. Может, я хреновый психолог и вероломно пытаюсь подогнать под систему неуловимо многогранные человеческие отношения… но! Кивайте, если вы, дорогие, живете так же:
Флиртовать, завоевывать внимание – приятно. Когда женщина чувствует, что мужчина (муж, знакомый, друг, коллега, вон тот красавчик за соседним столиком) её захотел, этого достаточно, чтобы записать себе победу и прибавить балл к самооценке. Совершать с этим мужчиной возвратно-поступательные движения уже вовсе не обязательно. Даже не нужно, и приятного в этом мало. Новый партнер – это стресс, и далеко не сразу – удовольствие. Вот когда «сработаешься» с человеком – другое дело.
Мужчины ставят себе галочки только за реальные дела, на то они и мужчины.
По сути, «мужская» и «женская» измена равноценны.
В десятом классе на уроке обществознания мы обсуждали, можно ли простить измену. Оказалось, что «понять и простить» из тридцати человек готова только я одна. Почему-то меня не понимали или не верили, что я говорю правду. Но ведь измена – это не всегда предательство. Иногда это просто животный инстинкт, который заканчивается мышечным спазмом. Неужели из-за этого нужно рушить семью, особенно если в ней есть дети, или заставлять себя навсегда расстаться с человеком, которого любишь (и он тебя, впрочем, тоже). Это глупость и мазохизм.
Но всё же о случившемся «спазме» я предпочту не знать.
О равнодушии
Прежде чем писать этот текст, по профессиональной привычке, решила погуглить тему. Ищу точную цитату: «Я равнодушна к своей бывшей любви». Результатов нет. Попробовала разные модификации фразы – снова ноль. Что ж, гугл подтверждает мою гипотезу: быть равнодушной к своей бывшей любви невозможно.
Я равнодушна только к людям, о существовании которых даже не догадываюсь, по поводу всех остальных у меня есть определенное мнение или просто впечатление. Если представить шкалу, то равнодушие – это нулевая точка отсчета, малейшее отклонение в плюс или минус уже не может быть равнодушием.
Итак, вы утверждаете, что вам абсолютно «фиолетово» на человека, с которым у вас есть общая история, общие фильмы, общие бессонные ночи? А тем более, если эта «бывшая любовь» ел ваши борщи и, простите, видел все ваши трусики? Это никогда и ни при каких обстоятельствах не может быть правдой. Вы можете перестать его любить, перестать часто о нем думать, остаться ему другом, можете начать его презирать или ненавидеть, но всё это – не ноль, не состояние покоя.
Мальчик
У меня есть любимое кино. Его показывают в моей голове. Оно про нас с Мальчиком. В кадре – остроумные диалоги, любимая музыка и то, до чего техника еще не дошла – запахи. Мальчик в моей голове внешне почти как настоящий, только глаза зеленее. Если уж взялась сравнивать с оригиналом, то, по-честному, в кино он преувеличен не только в цвете глаз. Ну и что, мне так больше нравится.
Если сложить все дни, в которые солнце приходит в наш город, то получится месяца два. В-основном, здесь туманы. Из-за них глаза у людей не синие и не зеленые, а серые. Когда мы встречаемся с Оригиналом в сером городе, мы оба раздраженные и усталые. Решаем поговорить, и через три фразы натыкаемся на тупиковое слово «ясно».
Я стесняюсь своих дрожащих коленей, нервных рук и скорее бегу к своему Мальчику. Включаю музыку (иначе не появится) и отключаю мир вокруг (иначе в фильме не появлюсь я). Во вчерашней серии мы ездили по южному городу в автомобиле с открытым верхом, пили южное вино, дышали южной ночью и друг другом. А сегодня Мальчик будет играть мне на гитаре. Мы снова обойдемся без разговоров.
Если это шизофрения, то лечить меня не надо. Если исчезнет Мальчик, исчезнет половина меня.
Кухня
Есть такие разговоры, которые случаются только по ночам на кухне. Мы становимся тихие, честные, обнажённые.
Я в третий раз ставлю чайник, ты крошишь в руках печенье. Пальцы напрягаются добела – расслабляются, перебирая крошку – рисуют крошкой кружочки. Напрягаются – расслабляются – рисуют.
– Был один из таких дней, когда я устала бежать, улыбаться и быть умницей. Я вышла на улицу и не знала, куда идти. Пошла бы к маме, но мама далеко. Тогда я ему позвонила, и он приехал. Мы ездили по ночному городу, ели гамбургеры под разговоры о Феллини. Ну, как у нас обычно бывает. Он вытирал мне соус с носа, и я смеялась. А потом мы стояли на набережной и смотрели на огоньки. Было так красиво, но я закрыла глаза. Чтобы запомнить, как я чувствую эту тишину, из которой не хочется выбираться.
Общагу закрыли, и он взял меня к себе до утра. Укутал во что-то мягкое, лег рядом. Я снова старалась запомнить, как его пальцы, теплые и шершавые, касаются моего локтя. Я потянулась ближе к его аромату, а он вдруг стал какой-то застывший, встал и ушел.
Мне хотелось выбежать вон тут же, хлопнуть дверью, рыдать, вернуться, щипать его или кусаться, кричать, что он мне нужен и не может оставлять меня одну даже минуту, а уж тем более на ночь. Но я укусила подушку, подобрала внутри себя наиболее расслабленную и оптимистичную интонацию и пошла за ним. Сказала, что всё понимаю, что всё окей, что мне нравится с ним дружить. Мол, не переживай, бро, я – не очередная истеричка, которая будет висеть у тебя на шее и говорить «я не могу без тебя», делая трагичные глаза. Он улыбнулся виновато, мы скрепили свой дружеский союз кулачками, и чтобы исчерпать конфуз окончательно, я стала жарить нам яичницу…
Выключаю нервно свистящий чайник, сажусь напротив:
– Ты сказала «я же всё понимаю». Что ты понимаешь?
– А ни черта…
– Знаешь, раньше я бы посчитала, что ты всё сделала правильно. Но теперь мне кажется, что надо говорить мужчине «я не могу без тебя». Мужчина идёт туда, где он нужен. И чувствует себя лишним там, где гордо справляются без него.
Молчим. Я снова забываю налить чай, но беру печенье, и мои пальцы напрягаются добела…
Рок
Осенью 1989 года моя мама была на концерте Цоя. В качестве концертного зала выступал какой-то амбар, сцена была сколочена из досок, а на сцене – только микрофон, гитара и человек с высоко поднятым подбородком. Почти пять часов этот человек держал внимание сотен людей. Перед тем, как исполнить песню, рассказывал, что происходило в его жизни, прежде чем песня появилась. Он говорил тихо, и тем внимательнее его слушали. Потом возвращались на последней электричке метро, и мама уснула на коленях друга, повторяя в голове по кругу: «Я сажаю алюминиевые огурцы а-а на брезентовом поле…» Меньше чем через год Цой погиб и навсегда остался жив.
Вообще я не мечтаю повернуть время вспять, никогда не говорю, вздыхая, «а вот раньше были времена», но многое отдала бы за то, чтобы стоять тогда рядом с мамой в амбаре. Я вспоминаю об этом всякий раз, когда встаю перед выбором: еда/одежда/сон или впечатления.
Мы были студентами, и в самый разгар сессии бросали учебники, наскребали денег и ехали на фестиваль «Рок над Волгой», чтобы живьем послушать Чайф, Сплин, Бутусова, КиШ, Кипелова, спеть «Smoke On The Волга» c Deep Purple. Танцевали (стояли, лежали) под палящим солнцем без еды двенадцать часов, в пыли и грязи, и были счастливы абсолютно.
Как и у мамы, у меня уже есть собственная рок-н-рольная история для детей и внуков. За неделю до свадьбы я находилась в ужаснейшем состоянии. Всё шло вверх дном: денег не хватало, событие не организовывалось, бытовуха заедала, работа отнимала последние силы, уверенность в том, стоит ли вообще это делать, таяла. Я прибежала к Юре среди ночи, мы вышли на улицу, сели на автобусной остановке, я уткнулась ему в колени и плакала, а он думал о том же, о чем и я, и так же сомневался. Была тягостная полубессонная ночь, но мы встали в шесть утра и побежали на автобус, который вёз группу «туристов» на Рок над Волгой. В 2013 году там ждали Rammstein.
Когда мы прибыли на поле в районе Самары, я почувствовала, что сил без еды и сна до вечера не хватит. Тогда мы долго шли с этого поля в цивилизацию, ехали почти наугад на электричке, автобусах, своих двоих и приехали на Куйбышевский вокзал. Там я свернулась калачиком на жестких стульях и уснула на несколько часов, а Юра меня охранял. Потом мы ели много и с удовольствием в недорогой привокзальной кафешке, весело жевали аспирин с анальгином, чтобы заглушить головную боль, бродили по невзрачным улицам, а потом, по проторенному уже пути, возвращались обратно на поле. Чтобы с многотысячной толпой орать в ночное небо на иностранном языке. Орать – и отпускать всю боль и сомнения.
Наши отношения не спас бы новый диван, или поход в ресторан, или взаимные дорогие подарки. Их спасло безумное путешествие: жёсткое, пыльное, горькое, громкое, неприличное (кто дожил до финала концерта, понимает, о чём я). Нас связала не судьба, а рок.
О душе и теле
Радость от сверхурочных неожиданных денег переросла в проблему, когда я поняла, что не могу определиться, на что их потратить. Велосипед или электронная читалка? Обычный, на первый взгляд, выбор превратился в вопрос поистине философский. Приходилось решать, что важнее: накачивать попу или наполняться новыми мыслями. То есть решать, должна быть женщина в первую очередь красивой, или умной. Не в силах расставить приоритеты (и разделить сравнительно небольшую сумму на оба желания), потратила всё на подарок маме. Осталась довольна, но философскую проблему не разрешила.
Привлекла в помощники Юру. Чтобы получить честный ответ, вопрос задавала не прямо в лоб, а так… отвлеченно. Забралась на бордюр и величаво пошла рядом, по бордюру.
– Юр, а если б я такая вот высокая каланча была, ты б меня любил?
– Конечно. Так даже забавно. Ты бы меня на руках носила.
Всё ему шуточки! А вопрос-то серьезный не решается. Поэтому продолжила дознавательную операцию дома. Закатала губу, обнажив верхние зубы, и с серьезной уродливой гримасой спрашиваю:
– Юр, а если б у меня такое лицо было, ты б на мне женился?
– Это вряд ли. Ну, может, занятной перепиской не побрезговал был. Но больше – нее.
– А если бы сейчас меня вот так перекосило?
– Заработал бы денег, и сделали бы тебе пластическую операцию, – целует в лоб и хитро щурится. – Ты что, замуж идти раздумала, а?
– Нет, ты чего, просто спрашиваю.
Зря гримасничала. Юркины ответы ясности в мои думы не внесли.
Ответ нашелся неожиданно: за ночным чаем с разговорами про книжки.
– …это собрание сочинений Жюля Верна мне мама еще в детстве купила.
– И что, ты всего прочитал?
– Почти всего. А потом, когда постарше стал, я эти книжки по двум пакетам раскладывал и бицепсы с трицепсами качал.
И тут я поняла, что всё это время прав был только Антон Палыч Чехов: «В человеке всё должно быть прекрасно».
Хью Лори и мой английский
Каждый раз, когда бываю в «Аквамоле», хочу купить доктора Хауса. Смотрит он на меня пронзительно, белый на черном, с витрины, где дорогие футболки и говорит: «Все лгут!»
И вот снится мне, что в наши края приехал Хью Лори. А я не могу с ним поговорить, потому что английского не знаю. Так обидно, аж слёзы наворачиваются. Хью сопровождает жена, дама грубоватая, полная и не очень-то холёная. По-русски говорит без акцента и со всеми нашими наворотами. Украинка, видимо. Весь мир любит украинских женщин, вот и Хью польстился. Интервью приходится брать у жены, про Хью. Таким банальным оно получается, безликим. Ведь ей нельзя задать главный вопрос: «Хью, а у Вас есть футболка с доктором Хаусом?»
Инстахозяйка
Ах, эти западные домохозяйки! Те, что ходят по дому на каблуках, а спать ложатся в шёлковых пеньюарах. Каждый день пекут пироги, но в пятьдесят имеют фигуру двадцатилетней девушки. Умеют водить машину, рожать детей и бизнес одновременно. Правильно сервируют стол, безупречно декорируют дом. Ах, ведьмы!
Из-за них во мне не прекращается чувство вины. Ведь я полдня (а иногда и целый) хожу с растрепанными волосами, в майке на два размера больше и ногти стригу под корень. Я мою пол только раз в неделю, всё чаще решаю переступить через разбросанные игрушки, чем убрать их и могу целую ночь хранить немытую посуду в раковине. Я варю мужу на ужин магазинные пельмени, а утром прошу его самого пожарить яичницу, ведь мне хочется подольше поваляться в кровати, раз уж не нужно идти к восьми на работу (и мне два яичка, милый! И кофе. И печеньку дай).
В тихий час я смотрю на образцовых женщин через экран, потом на себя в зеркало, и отправляюсь мыть голову, красить ресницы. Надеваю дома «выходное» платье и лифчик (!). Нахожу в интернете рецепт шикарного пирога и, высунув язык, заглядывая в инструкцию каждую минуту, трачу три часа, но сотворяю чудо. Придумываю развивающее занятие для ребёнка, а сама сажусь изучать английский (правила дорожного движения, маркетинг, дизайн). Но прежде фоткаю свои накрашенные глаза на фоне учебников. Потом занятого и смирного ребенка. Потом подоспевший пирог. И выкладываю в интстаграм. Пусть все знают, что я – не какая-то клуша.
Теория коммуникации
«Если ты однажды отказался от меня, больше не лезь в мою жизнь. Никогда», – пишет двадцатипятилетняя Лена. «Сейчас бы бросить всё и приехать к тебе, чтобы просто обнять…» – пишет восемнадцатилетний Артём. Я не залезала в чужие сообщения, не натыкалась на архив интимной переписки. Я, и еще человек восемьсот прочитали эти послания на стенах в социальных сетях. А ведь предназначались они единственному человеку.
По таким вот открытым письмам можно следить, как влюбленная пара ругается, скучает, раскаивается и в итоге мирится, или расстается. Можно понять, что кому-то не хватает секса, а кто-то спит и видит, как бы выйти поскорее замуж. То есть девушке кажется, что подойти к любимому человеку и сказать «женись на мне» – неприлично, и гордость не позволяет. Лучше она выйдет на площадь и поднимет плакат «Хочу замуж!» Может, потенциальный муж будет проходить мимо и поймёт намек?
Вообще мы стали вести себя так не потому, что нас испортили социальные сети, как модно сейчас считать. Открытые письма появились задолго до них. Робкий студент писал на асфальте «Кристина, я люблю тебя». Новоиспечённый папаша благодарил любимую за сына синей масляной краской на фасаде дома напротив. А обиженная женщина украшала гараж надписью «Коля урод». В надежде быть услышанными, люди начинают кричать как можно громче.
Но крики не приносят желаемого результата. Радость Кристины омрачит ругань коменданта общежития, ведь из-за нее испорчен новенький государственный асфальт. Папашу заберут в полицию за хулиганство. Коля не устыдится, а разозлится и лишь уверится в правоте своего поведения по отношению к этой «тупой курице».
Современные открытые письма тоже плохо доходят до адресата: теряются среди тысяч других и теряют свои силу, проходя через тысячи чужих голов и сердец. А чаще всего адресат просто не понимает, что письмо – для него.
К счастью, есть целая наука о том, как стать услышанным. Теория коммуникации, ее даже в университетах преподают. Коммуникация – от латинского «communicare» – делать общим, беседовать, связывать, сообщать, передавать. Учебники пишут, что эта наука изучает процессы взаимодействия, понимаемые в качестве первоосновы для любых процессов жизни человека и общества.
Американский учёный Гарольд Лассуэл уже почти 80 лет назад разложил по полочкам процесс эффективного обмена информацией. В процессе участвует пять элементов: коммуникатор – тот, кто передаёт сообщение; само сообщение; канал, по которому сообщение передается, например, асфальт, бумажное письмо или стена вконтакте; адресат – тот, кому предназначено послание; результат – тот эффект, которое сообщение принесло. Чтобы эффект соответствовал ожиданиям коммуникатора, нужно правильно выбрать канал, адресата и чётко сформулировать само сообщение.
Нужно всего лишь набраться смелости говорить в глаза важные слова и важную чепуху. Вот кричишь ты в пустоту или сотням людей (а это одно и то же) что-то безумно важное, пусть они даже кивают, даже плачут от чувств, но никогда не получишь от них нужного ответа. Ведь это ошибка адресом. Стоит перенаправить сообщение единственно верному адресату – получишь желаемую обратную связь. Заработает классическая схема коммуникации.
Профессиональная деформация
Трагедия у меня, ребятки. Вчера смотрела фильм из серии «Сто фильмов с неожиданной развязкой». Да не абы какой, для количества в эту серию вписаный, а буквально образец жанра, с номинацией на оскар за лучший сценарий. Обложилась мандаринами и настроилась на вау-эффект. И на двадцатой минуте начала ходить то водичики попить, то в холодильник заглянуть, то причесаться, потому что всё с главной интригой сюжета мне стало ясно. Это не фильм плохой, это с головой моей теперь что-то не так. Отныне и навсегда.
Я учусь писать в том числе по книжкам. Из последнего – толстенный учебник по сценарному мастерству. Так подробно там всё расписано про построение историй, что теперь, сидя в кинотеатре, я не замираю с открытым ртом, а знаю почти наверняка, что будет в следующий момент и вижу несколько вариантов концовки. Это ужасно. Это называется профессиональная деформация.
Моя сестра – художник – рассказывала, что когда она идет по улице после нескольких часов занятия рисунком, то людей видит не как обычно, а словно шарнирных кукол, и лица у них состоят из геометрических фигур.
Мама – преподаватель со стажем – практически в любом разговоре берет такой тон, что хочется выпрямить спину и сложить руки друг на друга.
Если в вашем близком окружении есть врачи, замечали, как иногда они не слушают вас, а разглядывают ваши круги под глазами и покраснения на коже?
Работники мебельной фабрики, садясь на диван, буквально попой могут определить тип наполнителя и его технические характеристики.
Профессиональная деформация – это ваша личная бесполезная сверхспособность. Продолжайте список.
А кой тебе годик?
Мне кажется, что в России комфортно живётся только тридцатилетним. Только они могут позволить себе уже занимать высокие посты, иметь собственное мнение, учить других, но ещё носить открытую одежду, танцевать у всех на виду, менять свою жизнь как и когда захочется. На людей всех остальных возрастов то и дело сыпятся упрёки: либо «ты еще молод для этого», либо «вспомни сколько тебе лет, старикашка, и уймись».
На моих глазах ссорились соседи. Еще не старая пенсионерка, из тех, что всегда знают как надо и живут праведно, обсыпала совсем не христианскими словами молодую женщину. В чем причина скандала не знаю, но на наркоманку или проститутку молодая совсем не была похожа. Из квартиры выглянула девочка лет двенадцати и обратилась к пенсионерке: «Вера Ивановна, прекратите обзывать маму! Если Вы не прекратите, я вызову участкового и Вас оштрафуют за оскорбления». Пенсионерка позеленела и начала от возмущения брызгать слюной: «Мала еще лезть во взрослые разговоры, нахалка! Ишь ты, ещё угрожает». Потом обсуждала с подругами на лавочке «какая у той дочь невоспитанная».
Могу поспорить, если бы за женщину заступился мужчина в самом расцвете сил, если бы тот самый тридцатилетний произнёс ровно те же слова, пенсионерка бы тут же угомонилась и молча скрылась за дверью.
Другой пример. Ирина вышла замуж. Это был смелый поступок, потому что Ирине около пятидесяти. А её мужу тридцать пять. К мужчине, естественно, вопросов не было, а вот женщину знакомые осудили: «У тебя три внука, какая из тебя невеста? Вязала бы носки, а не с молодым за ручку по набережной гуляла. Смотреть на вас смешно». Знакомые-то, конечно, знали, что говорят. Ведь они-то вышли замуж по правилам. А то, что муж-ровесник через какое-то время начинает пить и гулять – так это тоже правило.
Еще одна распространённая ситуация: если руководителем становится молодой человек, старшие коллеги не воспринимают его всерьёз только по причине возраста. Кто же будет разбираться, что на самом деле он знает и умеет, если и так видно: это не профессионал, а неопытный малыш. Ведь «когда я начинал трудовую деятельность, ты еще даже не родился».
В России участников для разных шоу талантов набирают, как правило, не старше 35 лет. Почему? Считается, что не приятно смотреть на танцующую бабушку, а солидному седому мужчине поздно бросать свои станки и делать карьеру артиста? Мечты существуют только до тридцати, а потом пора о них забывать, так получается?
А вот в американском городе Сиэтле есть удивительное место: под одной крышей находятся детский сад и дом престарелых. Вот что рассказывают сотрудники: «Перед тем, как дети входят в комнату, старики выглядят полуживыми, пребывают в полудреме. Совершенно депрессивное зрелище. И вот заходят дети для урока искусства или музыки, или для того, чтобы сделать бутерброды для бездомных, ну или какой еще там проект у них в этот день – и пожилые люди вдруг оживают и энергия бьет из них ключом!» Они не считают, что малышня не способна научить их чему-то новому, а дети находят бабушек и дедушек интересными во всех отношениях, готовы играть с ними целыми днями. Возраст сам по себе не может быть недостатком или достоинством. Это всего лишь сухая космическая величина: то число оборотов, которое человек совершил вокруг Солнца.
ДОНЦОВА равно ДОСТОЕВСКИЙ
Я обожаю книги про маньяков и не люблю Достоевского. В школе я откладывала Некрасова и упивалась Донцовой. А ещё стихи Веры Полозковой мне нравятся больше, чем стихи Пушкина. Пожалуйста, высказывайте своё «фу», но потом обязательно объясните, по каким критериям одних записывают в гении, а других – в попсу.
Когда я училась на первом курсе, преподаватель попросил нас назвать свои любимые книги. Одногруппник стал рассказывать о книге, которую ему недавно дал почитать друг, и которая ему очень понравилась. О фантастическом романе Дмитрия Глуховского «Метро 2030». Преподаватель побагровел, книгу велел выбросить, а с таким неумным другом перестать общаться. Потом перечислил нам под запись те книги, которые читать следует. Образцы художественного языка и философской мысли. Эта ситуация напомнила мне Средневековье, когда на костре сжигали ведьм и тех, кто читал приключения вместо Библии.
Литература – это та область, где не может быть единственно правильных ответов. Вот в математике дважды два всегда четыре. А «Идиот» Достоевского для двадцатилетний Ани и для пятидесятилетнего Сергея Петровича – это два разных «Идиота». Разных «Идиотов» вообще ровно столько, сколько его читателей. Литература, как и любое искусство, работает так: философия и жизненный опыт творца накладываются на философию и жизненный опыт читателя (зрителя, слушателя) – получается уникальный набор смыслов, уникальный набор вопросов и ответов. Если мы не находим в книге что искали, то она нам не нравится. Только и всего.
Кто такой литературный гений? Тот, кто сумел создать настолько многослойный текст, что в нём находят свои ответы на вопросы самые разные люди. Или наоборот, сумел собрать такого типичного «героя нашего времени», что тысячи разных людей узнают в нём себя. Гений даёт людям то, что им нужно. По-моему, все популярные авторы – гении. В этом смысле Достоевский и Донцова равны.
Я не могу понять, почему человеку, мнящего себя интеллигентом, стыдно читать то же самое, что читают люди в метро? Это всё равно, что стыдиться, что ты обедаешь в столовой рисовой кашей, а не в ресторане ешь ризотто. Хотя набор ингредиентов в этих блюдах один и тот же, и готовятся они одинаково.
Как показывает история, часто случалось, что низкопробное становилось элитарным. Например, Лопе де Вега когда-то писал, что «Сервантесом способен восхищаться только неуч». В эпоху Возрождения театр считался дном искусства, и написание пьес было ремеслом не более престижным, чем ремесло сапожника.
Сегодня «сапожниками» считаются, например, авторы детективов. Их часто спрашивают, когда они начнут писать настоящие романы. Вот что ответила на это американская писательница Элизабет Джордж: «Я и пишу настоящие романы, с настоящими персонажами, в настоящих драматических ситуациях. Я пишу настоящие романы, которые любят читать настоящие люди, а не снобы-интеллектуалы».
Если вы живой человек, то нет ничего странного и постыдного в том, что сегодня ваши руки потянулись к лёгкому любовному роману, а завтра – к захватывающему детективу. Читайте больше, читайте то, что нравится. И получайте удовольствие.
