Прошло четыре года, но в Доме Кадогана пахло все так же: полиролью для дерева и свежими цветами, запах исходил от огромных ваз с полевыми цветами, стоявших на столе-тумбе в фойе. С каждой стороны располагаются комнаты отдыха, на первый этаж ведет изогнутая дубовая лестница, а в столовую и кабинеты ведет длинный, центральный коридор.

Я подошла к столу-тумбе, позволив пальцам скользнуть по блестящему и гладкому дереву. У меня в голове, подобно фотографии, возникло воспоминание.

Мне было шестнадцать лет, я спускалась по лестнице в фойе, чтобы подождать Лулу; она собиралась остаться на ночевку.

Я увидела, как Коннор, сгорбившись, сидит на деревянной скамейке — прислонившись спиной к стене и вытянув перед собой ноги. На нем были облегающие джинсы и футболка под черной мотоциклетной курткой. Его руки были скрещены на груди, а глаза закрыты, поэтому веер темных ресниц падал на щеки. Его волосы были длиннее, чем сейчас — густые, темные локоны, доходящие до плеч — а губы изогнуты в улыбке.

«Он выглядел», — подумала я, — «как очень злой и счастливый ангел».

— Как жизнь, негодница? — спросил он, не открывая глаз.

— Ты теперь всех вампиров называешь «негодниками»? — спросила я, подходя ближе.

— Я чувствую запах твоих духов.

Я моргнула. Я в течение многих лет пользовалась одним и тем же ароматом — бледно-розовой жидкостью в квадратной бутылочке, которая пахла весенними цветами — но я никогда не думала, что он обращал на это внимание.

— Волк, — произнес он, сонно открывая глаза. — Хищническое обоняние.

— Ну-ну. Чувствуешь себя как дома? — спросила я, подтолкнув носок его ботинка.

— Стая — союзник, — ответил он. — Разве мы не должны чувствовать себя как дома?

— Может, ты еще хочешь выпить и перекусить? Или тебе нужно одеялко?

— Конечно, — ответил он с ухмылкой, сел прямо и зажал руки между колен. — Ты мне принесешь?

— Не в этой жизни.

Он реально прищелкнул языком.

— Что за жалкое вампирское радушие. И прежде чем ты начнешь меня допытывать, Мини Страж, мой батя разговаривает с твоим. Я жду.

— Недостаточно заинтересован в Стае, чтобы присоединиться?

Этот вопрос попал в цель, и в его глазах что-то вспыхнуло. Но прежде чем он успел ответить, открылась парадная дверь, и внутрь вошла Лулу.

— Как жизнь, еще одна негодница?

— Как дела, Лабрадудль? — Она с громким стуком бросила свою сумку на пол.

Коннор ненавидел это прозвище, именно поэтому Лулу его использовала. Но выражение его лица оставалось неизменным — лениво уверенным.

— Что вы, две маньячки, собираетесь сегодня делать? Расставлять книги в библиотеке по алфавиту?

— По крайней мере, мы знаем алфавит.

В фойе вошел Габриэль и улыбнулся, когда увидел нас. Коннор сел прямо, из-за чего я сдержала ухмылку.

— Элиза. Лулу.

Я помахала ему.

— Здравствуйте, мистер Киин.

Он подмигнул мне, а потом посмотрел на своего сына.

— Пойдем, Кон.

Коннор поднялся со скамейки, отсалютовал нам и последовал за своим отцом.

— По крайней мере, тебе досталась «негодница», — сказала Лулу, когда закрылась дверь. — Ты — первообраз. Я же — еще одна.

Она подошла к одному из окон, расположенных по бокам от двери, и смотрела, как эта парочка идет по тротуару.

— Какая жалость, что он такой балбес. Потому что он был бы чертовски горяч, если бы не его поведение.

— Возможно, — ответила я. То, что Коннор Киин великолепен, было неоспоримо. — Но он всегда будет балбесом.

Семь лет спустя я провела пальцами по столу, а потом направилась к лестнице, ведущей на третий этаж.

«Он все еще горяч. И, пожалуй, на удивление не такой балбес».

* * *

Апартаменты — наше жилище в Доме Кадогана — начинаются с красивой гостиной. Слева расположена спальня моих родителей. Справа несколько комнат поменьше, которые они сделали для меня: спальня, ванная и гардероб, который, как я позже узнала, был переделан из апартаментов «спутницы» Дома. Слишком много информации, но ничего не поделаешь.

Я подошла к своей спальне, гадая, буду ли чувствовать себя так же, окруженная вещами из другой части моей жизни, или же все будет ощущаться далеким, странным.

Там нет ничего розового, никаких фотографий на зеркале, никаких высушенных роз или памятных подарков. Полосатое покрывало, соответствующие лампы на тумбочке и письменный стол, на котором все расставлено так, как мне нравится. На маленьком столике стоит электропроигрыватель, на который я откладывала деньги, а под ним в алфавитном порядке разложены виниловые пластинки.

На книжной полке стоят несколько книг и множество кофейных кружек из моих любимых мест в Чикаго. Также там есть памятные сувениры, но они находятся в памятном альбоме на второй полке. Там много фоток Лулу, редкие снимки Коннора. Семейные поездки в парки аттракционов и города с бурной ночной жизнью, где мы могли что-то делать, когда заходило солнце.

Я вернулась в гостиную. И тогда-то я это и почувствовала.

Катана, пульсирующая магией, находилась всего в нескольких метрах от меня.

Я знала, что она будет в Доме, но надеялась, что раз я не почувствовала ее в тот момент, когда зашла в дверь, то это означает, что тот покой, которого мне удалось достичь в отеле, дал мне успокоение, в котором я нуждалась. Но также как и с первым шагом в Чикаго, я снова ошиблась в догадках. Я зависима. Уязвима.

А мне такой быть не нравится.

Я подошла ближе, направляясь к спальне моих родителей, и магия забарабанила сильнее, поэтому было такое ощущение, словно достойные концерта басы грохочат по полу под песню, которую я не слышу. Но все было неподвижным — рамы на стенах, ваза с цветами на столе, чернильница на бюро в углу.

Я переступила через порог. Стены здесь бледно-голубые, темно-коричневая древесина, отделка в белых и серебристых тонах.

На кровати моих родителей лежал сверток из красной парчи, создавая яркое пятно на белом одеяле. Он был связан плетеным шелковым шнурком с кисточками кремового цвета, и был так близко, что его можно было коснуться.

Мама снова забрала меч из оружейной. Вероятно, из-за вмешательства фейри и на тот случай, если ей понадобится защищать Дом. Сегодня она его с собой не взяла; Дом будут защищать остальные охранники, а я часть группы Дюма. А она сегодня будет дипломатом.

У меня в груди грохотала магия, пульсируя, как чужое биение сердца.

Я зашла в спальню, развязала шнурок и развернула ткань, обнажая блестящие красные ножны.

Визуально она выглядела тем, чем была — катаной в ножнах. Не было ничего необычного в лаке или шнурке, который обматывает рукоятку, и я знала, что лезвие будет выглядеть мастерски изготовленным и смертельно острым.

Все дело было в магии, силе, связанной с мечом, и ее отпечатком, который остался внутри меня.

«Я здесь, наедине с ним. Если придет расплата, то сейчас самое время». Поэтому я сжала руки в кулаки, закрыла глаза и ослабила ментальные барьеры, которые выставила против клича магии.

Они взывали друг к другу. Не потому, что хотели соединиться внутри меня или внутри меча, а потому, что хотели освободиться, чтобы распространить свой гнев по городу.

— Этого не будет, — проскрежетала я.

Его реакция была мгновенной и болезненной. Монстр взбунтовался, по моей коже, подобно огню, пробежала вспышка ярости, достаточно горячая, чтобы остался ожог.

Я, запнувшись, отступила назад, потянувшись к стене позади себя, чтобы удержаться на ногах, вокруг меня собрался зеленый шелк, мое сердце быстро колотилось, пока магия пыталась дать отпор. Я с трудом сглотнула и присела, потом снова поднялась.

— Ты не главный, — проговорила я и сделала шаг вперед.

Снова накатила волна гнева, и я вдохнула сквозь сжатые губы, чтобы с ней справиться, но из моих глаз все же хлынули слезы.

— Я тебе не принадлежу, — сказала я, делая еще один шаг вперед и глядя вниз на инертный металл. — И никогда не буду. Поэтому сделай нам обоим одолжение и прекрати бороться.

Я пришла высказаться и сделала это. Мне понадобились оставшиеся силы, чтобы снова завернуть ножны в шелк, завязать шнурок и расправить одеяло под свертком. Почему-то казалось важным, чтобы одеяло было расправлено.

Я отступила назад, сдавленность в груди ослабла, поскольку я установила дистанцию между собой и мечом. Но я чувствовала пульсацию под ребрами, отказ сдаваться.

Я выиграла эту битву. Но война продолжится, и мы все увидим, кто победит.

* * *

В ванной, пристроенной к моей спальне, я прижимала влажную ткань к шее, пока мое сердце не замедлилось, а глаза снова не стали зелеными. Пока я не почувствовала себя Элизой.

Потом я бросила полотенце в стирку и вышла из комнаты, последний раз окинув взглядом апартаменты, прежде чем закрыла дверь. Монстр не беспокоил меня в детстве, пока я не стала достаточно взрослой — или он стал достаточно взрослым — чтобы привлечь мое внимание. Больше это не соответствует действительности.

Не уверена, что буду делать, когда подойдет к концу моя служба Дому Дюма. Я думала об этом, и у меня почти девять месяцев на раздумья. Но кое-что кажется очевидным.

Я не смогу жить в Доме Кадогана.

Не тогда, когда здесь живет магия.

* * *

Кабинет моего отца такой же изысканный, как и все остальное в Доме. В нем хранятся его тщательно отобранные памятные подарки среди красивой мебели: письменного стола, зоны для переговоров с креслами и длинным столом для совещаний, где он может обсуждать проблемы со своим персоналом.

Он сидел за своим столом, нахмурившись глядя на что-то на гладком стекле экрана, расположенного перед ним. На нем был идеально подогнанный черный смокинг, волосы были завязаны на затылке.

— Работаешь допоздна?

Он улыбнулся, но не отводил взгляда от экрана.

— Просто заканчиваю проект, — ответил он, а потом провел пальцем по стеклу и посмотрел на меня. — Разве ты не прекрасна?

Он встал, подошел и поцеловал меня в лоб.

— Моя умная, добрая и красивая девочка.

Он любит это говорить, повторял это годами, и всегда ставил «красивую» последней. Независимо от того, правда это или нет, он говорил мне, что это наименее важное из трех.

— Ты умная, — говорил он. — Ты должна быть доброй. И если будешь доброй, то всегда будешь прекрасной.

— Спасибо. Дом выглядит великолепно. Люк проделал отличную работу по подготовке.

Люк был Капитаном охраны Дома, но его повысили, когда Малик стал Мастером собственного Дома. Келли заняла место Люка.

Папа усмехнулся.

— У него необычайно легкая рука по части украшений. А Келли проделала отличную работу на его поприще безопасности.

— Как думаешь, сегодня будут проблемы?

— Не знаю. Офис Омбудсмена так не считает.

— А ты как считаешь?

На его лице появился хитрый взгляд.

— Я считаю, что решение проблем — их работа, и доверяю им вести расследование. А вместе с тем, внутри и снаружи Дома у нас размещены охранники.

— Я видела. — Я окинула комнату взглядом и посмотрела на памятные подарки, которые он решил держать на виду. Некоторые стояли на блестящих, белых подвесных полках под защитным стеклом. — Ты когда-нибудь по этому скучал?

— Скучал по чему? — спросил он.

— По приключениям.

Он улыбнулся и сунул руки в карманы.

— Это не всегда были приключения. Чаще всего это было нечто ужасающее, вынуждающее или приводящее в ярость. Тяжело быть врагом, Элиза. Это выматывает.

— А теперь вы уже не такие враги?

— Правильнее будет сказать, что мы не лезли в ситуации, в которых могли бы причинить вред — даже косвенно — этому городу. И, что важнее, мы нашли другое приключение. — Он улыбнулся мне. — Но не менее ужасающее… или приводящее в ярость.

— Это ваш переход в испытания и превратности родительства?

Он выгнул золотистую бровь, излюбленный прием моего отца. Он им спугнул пару моих бойфрендов-людей.

— Меньше испытаний, чем превратностей, но да. Мы хотели быть родителями и хотели уберечь тебя. Мы пытались это сделать.

Он посмотрел на меня, размышляя.

— Ты задумывалась над тем, чем бы хотела заняться после Парижа?

— Как раз обдумываю это, — уверила его я.

— Дом всегда принимает на работу, — сказал он со знающей улыбкой. — И у тебя есть связи с Мастером.

— Никакой протекции родне. Мы уже об этом говорили. Я сама прокладываю себе дорогу.

Он подошел ко мне и взял за руку.

— Я не думал, что смогу тобой гордиться, но потом увидел, как ты сражаешься у Эйфелевой Башни за тех, кто этого не может. Вот кто ты, Элиза. Тебе просто нужно понять, что ты хочешь с этим делать.

— Я не помешаю?

Мы оглянулись и увидели в дверях Малика Вашингтона, в безупречном темно-синем костюме, в карман которого был всунут полосатый платок. У него темная кожа, бритая голова и бледно-зеленые глаза.

— Дядя Малик!

Мы пошли друг другу навстречу, встретившись посередине.

— Поздравляю с образованием Дома! — сказала я, когда мы обнялись. — И прости, что не смогла приехать на прием.

Он улыбнулся.

— Спасибо. Мы благодарны за открытку и макарони. Они были просто превосходны.

«Хотя бы тут с подарком угадала».

— В Париже макарони делают превосходно. Как жизнь в качестве Мастера?

— Как-то стало больше бумаг. Вампиры и бюрократия — странные союзники.

— Папа всегда так говорит. Как тетя Алия?

— Хорошо. Занята своим делом.

— Она всегда работает, — сказала я с улыбкой, которую он вернул.

— Она передает тебе привет и надеется, что мы сможем встретиться, прежде чем ты снова уедешь.

— Было бы здорово, если бы ты помог держать фейри и вампиров в узде.

— Мы делаем все возможное, — искренне ответил он. — Как у тебя дела? Как Париж?

— У меня все хорошо, а Париж прекрасен. — Я указала на потолок. — Я давненько не была наверху, поэтому зашла в апартаменты.

— Должно быть, очень странно навещать комнату своего детства.

— Это было… странно, — было все, в чем я призналась.

* * *

Поскольку я столкнулась со своими старыми монстрами, пришло время встретиться с новыми. Оставив папу и дядю Малика разговаривать, и оставив на хранение свою катану в кабинете папы, я прошла по главному коридору Дома через столовую — в которой никого не было, учитывая застолье на лужайке — и вышла на кирпичное патио, которое полумесяцем тянется вдоль задней части Дома.

Вазы с белыми цветами наполняли воздух ароматом, и, несмотря на обилие магии наряду с этим, эта смесь заглушала гул меча моей мамы, поэтому я не собиралась жаловаться.

Вампиры и другие сверхъестественные прогуливались по траве и возле длинных фуршетных столов, установленных в нескольких десятках метров от дуба, ветви которого почти касались земли.

Я увидела, как Сери и Марион разговаривают со Скоттом Греем и Морганом Гриером, двумя другими Мастерами Чикаго, и они смеялись, глядя в экран, который протягивал Скотт.

«Наверное, видео со щенками. Даже вампиры любят видео со щенками».

Убедившись, что они живы и здоровы, я начала искать официанта с шампанским, которого видела ранее. Я заслужила небольшой отдых.

И, повернувшись, лицом к лицу встретилась в волком, хоть и в человеческом обличье.

Позади меня стоял Коннор в черном смокинге, который подчеркивал его каждую твердую и гладкую мышцу и, казалось, заставлял его голубые глаза светиться. Одна темная прядка закрутилась у него на лбу, а челюсть затеняла однодневная щетина. Каким-то образом он выглядел еще опаснее. Еще порочнее.

Пожалуй, это довольно хорошо подходило его спутнице. Рядом с ним стояла Табби, и сегодня ослепительная в золотом платье с блестками, глубоким V-образным вырезом и длинными рукавами, на ее сногсшибательном лице и точеных скулах отражался отблесками свет.

— Привет, — произнес Коннор.

— Привет. — Я перевела взгляд на его девушку. — И привет.

— Негодница, это Табби.

— Привет, — произнесла Табби, запустив пальцы в волосы Коннора, но это выглядело скорее как жест раздражения, чем соблазнения. А ее лицо выражало полнейшую скуку.

— Приятно познакомиться. Твоя магия на приеме была впечатляющей.

— Просто часть того, что мы делаем. — Она опустила руку и уперла ее в бедро. — Я хочу что-нибудь выпить. А ты? — спросила она, глядя на Коннора.

Он поднял пиво.

— У меня есть.

— Я вернусь, — произнесла она, а потом страстно его поцеловала и, покачивая бедрами, направилась к бару.

— Она… очень красива, — сказала я. Это единственный комплимент, который пришел мне в голову, потому что «Кажется, она совершенно не стесняется выражать чувства на публике» казалось не очень подходящим вариантом. Не то, чтобы это нужно было говорить.

— Да, — ответил Коннор, и мы наблюдали, как официант предложил ей стакан с янтарным алкоголем.

Она одним глотком осушила его и протянула стакан для еще одной порции. А когда к бару подошел вампир, чтобы взять выпивку, она лязгнула на него зубами для демонстрации… свирепости?

«Красивая. Но, пожалуй, не очень благородная».

— Это не кожа.

Я перевела взгляд на Коннора.

— Что?

— Твое платье. Это не кожа, но все же мне нравится. Тебе идет зеленый цвет.

— Спасибо, — медленно произнесла я, настороженная комплиментом. — Мне нравится смокинг.

Он с явным дискомфортом пожал плечами.

— Костюмы для людей и вампиров.

— Ты носишь его с шиком. И ты знаешь, что хорошо в нем смотришься.

Слова вылетели прежде, чем я поняла, что произнесла их, и удивленный взгляд на его лице сказал, что он обратил на это внимание.

— Наверное, мне лучше отказаться от своих слов, иначе твое эго выйдет из-под контроля. Скажем, для оборотня ты выглядишь приемлемо.

— Но не так хорошо, как вампир.

Я лишь ухмыльнулась ему.

— Не хочу оскорблять тебя в моей отчем доме.

Он фыркнул.

— Это довольно неплохое мероприятие для вампирской вечеринки.

— Тут хорошо, — согласилась я. — А на что была бы похожа вечеринка оборотней?

— Кожа, как ты и сказала. Мышцы. Декольте. Ревущая гитара. Разбитые пивные бутылки, сверхъестественные, выброшенные из зеркального окна, соревнование по метанию топора.

— И такое бывает?

Он прищурился, пока вспоминал.

— Пару лет назад. Берна решила, что столы в баре выглядят слишком новыми. Они открутили ножки, повесили столешницы и бросали в них топоры. — Он сделал глоток пива. — После этого они стали выглядеть получше. У нее глаз наметан.

— Бар выглядит неплохо, — сказала я. — Но пол слишком чистый.

— Если бы ты только знала, сколько у нас об этом было разговоров. Я все время грожусь закатить туда Тельму и сменить масло прямо на полу бара.

— Но ты этого не сделаешь, потому что побаиваешься Берну?

— Я ни в чем не сознаюсь. — Он улыбнулся, в уголках его глаз появились морщинки.

Теперь у него настроение стало лучше, чем сегодня чуть раньше. Может, дело в свидании или выпивке, или просто в том, что он находится на вечеринке, а не думает о будущем Стаи и врагах, которых он может встретить по дороге на Аляску. Какая бы ни была причина, мне нравится видеть его таким.

— Что? — спросил он, прищурившись.

— Ничего. Просто подумала, что у тебя хорошее настроение.

— А обычно оно у меня не хорошее?

— Не при мне, — ответила я с усмешкой.

Коннор приподнял бровь на что-то позади меня.

Я оглянулась и увидела, как Райли, широко улыбаясь, несет к фуршетному столу метровую стопку алюминиевых подносов. На нем тоже был смокинг, и так же, как и у Коннора, его еле удерживал мышцы и магию. Он завязал волосы в пучок, и от этого открылись вызывающие интерес линии и углы его лица.

— Ты пялишься, — проговорил Коннор.

— Он того стоит, — ответила я и ухмыльнулась ему. — Тебя не беспокоит, что сейчас ты второй самый красивый оборотень?

Его взгляд опасно сузился, и от этого моя кровь побежала немного быстрее. Вероятно, какая-та древняя реакция вампира на оборотня.

— Я ни в красоте, и ни в чем другом не занимаю второе место.

— Угу. Ты стал ординарным и ушел в отставку, как и все мужчины в поисках жены.

На этот раз он хмыкнул.

— Я не ищу жену.

— Табби говорит об обратном. Разве Стая не хочет, чтобы у тебя была жена? — Я нахмурилась, пытаясь вспомнить. — Разве в кодексе ничего не говорится о том, что Апекс должен быть женат?

Им, может, и нравится рок-н-ролльный образ жизни, но у оборотней довольно консервативные взгляды на отношения. Это связано, или так сказал Коннор, с их отношением к земле и убеждением, что даже альфа иногда нуждается в еще одном мнении. Оборотни вступают в отношения с оборотнями, и, как правило, одного и того же вида животных, хотя тетя Коннора, Фэллон, нарушила это правило, когда вышла замуж за оборотня, превращающегося в белого тигра.

— Я не Апекс, — ответил он. — Пока.

Раздался резкий свист, а потом звон серебра о хрусталь. Все взгляды обратились к моему отцу, который стоял рядом с моей мамой (тоже в изящном черном цвете Кадогана — платье с открытыми плечами, которое касалось земли, с длинными тюлевыми рукавами с черным кружевом) на кирпичном патио на краю Дома. Толпа затихла и повернулась к нему лицом.

— Я не хочу прерывать вечеринку, — сказал он. — Просто хотел воспользоваться этой возможностью, чтобы выразить нашу благодарность за шаги, которые вы сегодня предприняли для достижения устойчивого мира. Путь к этому миру будет нелегким. Он не будет гладким. Но это стоит усилий. — Он поднял свой стакан. — За мир.

— За мир! — эхом отозвалась толпа.

— И было бы упущением с моей стороны, — продолжил он, — не упомянуть, как мы гордимся тем, что наша дочь снова вернулась домой, хоть и не надолго.

Я вежливо улыбнулась сверхъестественным, которые обернулись посмотреть на меня.

— Просто представь, что вся толпа голая, — пробормотал Коннор позади меня. — Это поможет.

Спойлер: Не помогло.