Прошел еще один день, потом второй, четвертый. Удивительно, как просто оказалось погрузиться в рутину вампирской жизни. Спать днем. Включить в рацион кровь. Изучить тонкости работы в Доме Кадогана (включая протоколы безопасности) и изо всех сил готовиться к защите Дома. На данной стадии мне еще приходилось притворяться, что я так же компетентна, как и мои более опытные коллеги.

Протоколы понять оказалось совсем нетрудно, но их было очень много. Как и боевые приемы, они были разделены на категории: наступательные планы, оборонительные планы и так далее. Категории объединялись в разделы, например, раздел о предполагаемых действиях в случае нападения группы или одного вампира, раздел планирования контратак. Предусматривались самые разные варианты в зависимости от численности нападавших, в зависимости от рода оружия — мечей или магии. Но каким бы ни был противник, главным приоритетом всегда оставалась безопасность Этана, потом остальных живущих в Доме вампиров и собственно здания, а также связь с возможными союзниками. В случае стабильности в Чикаго следовало позаботиться о вампирах Кадогана, проживающих в других местах.

Под особняком и маленькой стоянкой, на которой мне, в силу не самого высокого положения, места не нашлось, начиналась система подземных туннелей, проложенных параллельно городской системе канализации. По этим туннелям мы могли добраться до других убежищ. Забавно, но каждому из нас был известен только один адрес, чтобы никто не мог выдать всех убежищ даже под пытками. Теперь мне приходилось еще и бороться с паникой, вызванной тем фактом, что я стала членом сообщества, которое вынуждено предусматривать эвакуацию по подземным туннелям и принимать во внимание возможность пыток.

После недели наблюдения за Люком и Линдси я убедилась, что он серьезно увлечен ею. Язвительные намеки и сарказм Люка — а этого было в избытке — имели своей целью только одно: привлечь ее внимание. Но без особого успеха. Люк старался изо всех сил, однако Линдси не поддавалась.

Любопытство не давало мне покоя всю неделю, и в конце концов я решила ее расспросить. И выбрала для этого момент, когда мы с подносами в руках шли вдоль витрин кафетерия и выбирали себе обед из набора удручающе-здоровых блюд.

— Ты не хочешь мне рассказать о себе и нашем всеми любимом ковбое?

Линдси поставила на поднос три картонки с молоком и так долго не отвечала, что я начала сомневаться, услышала ли она мой вопрос.

— Он хороший парень, — сказала она после длительной паузы и пожала плечами.

— Но недостаточно хороший?

Линдси открыла молочную коробку, сделала большой глоток и снова пожала плечами, изображая полнейшее равнодушие, в которое я не поверила.

— Люк отличный парень. Но он мой босс. Не думаю, что это хорошая идея.

— Еще несколько дней назад ты подстрекала меня к флирту с Этаном.

Я взяла свой сэндвич и надкусила. Слишком много хлопьев и маловато вкуса. И не хрустит.

— Люк очень хороший. Только он не для меня.

— Но ты выглядишь совсем неплохо.

Я так нажимала, что она раскололась.

— Представь, как это будет выглядеть, — сказала она, с очевидным раздражением бросая на стол вилку, — если мы потом разбежимся, но все равно будем вынуждены работать вместе. Нет уж, благодарю.

Не глядя на меня, она стала рассеянно выбирать из пакета чипсы.

— Ладно, — как можно спокойнее ответила я (гадая про себя, где она успела прихватить чипсы), — значит, он тебе нравится. — (У Линдси вспыхнули щеки.) — И что? Ты боишься его потерять и только поэтому не желаешь встречаться?

Линдси молчала, и я восприняла это как очевидное подтверждение своей гипотезы, после чего решила больше не приставать.

— Хорошо. Мы больше не будем об этом говорить.

Мы с Линдси больше не затрагивали эту тему, но это не мешало Люку постоянно бросать саркастические реплики в ее адрес, а Линдси — продолжать его дразнить. Она мне очень нравилась, и я была рада, что мы с Линдси в одном лагере, но Люку я тоже сочувствовала. Эта женщина обладала острым языком, и ему не так-то легко постоянно быть объектом насмешек. Сарказм хорош для общения между друзьями, но Линдси рисковала превысить меру.

С другой стороны, ее сарказм очень пригодился, когда Эмбер и Габриэла решили выставить передо мной напоказ отношения Этана и Эмбер. Мы закончили обед и шли по первому этажу к лестнице, когда они загородили нам дорогу.

— Дорогая, — заговорила Габриэла, тщательно рассматривая свои ногти посреди лестничной площадки, — не хочешь ли выпить со мной сегодня вечером?

Эмбер, одетая в черный велюровый спортивный костюм с красной надписью «Укуси», в упор посмотрела на меня.

— Не могу. У Этана сегодня свои планы насчет меня, а ты же знаешь, дорогая, — она подняла тонкую золотистую бровь, — каким он может быть требовательным.

Мне захотелось разодрать ногтями этот вульгарный спортивный костюм и плюнуть ей в лицо, но красная надпись на ее груди меня остановила и еще тот факт, что Этан последовал этому призыву, каким бы пошлым он ни был. Встреча меня так расстроила, что я не могла быстро подобрать достойный ответ.

К счастью, рядом была мисс Дерзкий Язык. Со своим обычным апломбом она вытащила из пакета пару чипсов и бросила их в Эмбер:

— Цып-цып-цып, курочка.

Эмбер возмущенно фыркнула, но взяла Габриэлу под руку, и они удалились вглубь коридора.

— Я обеспечила безопасный мир еще на один день, — заметила Линдси, когда мы уже спускались по лестнице.

— Ты настоящий друг.

— После службы я веду Коннора выпить. Если уж я такой хороший друг, ты могла бы к нам присоединиться.

Я покачала головой:

— Сегодня тренировка. Не могу.

Эта причина была ничуть не хуже любой другой, чтобы вежливо отказаться от предложения.

Линдси остановилась на ступеньке и усмехнулась:

— Отлично. Я в свое время тоже уделила немало внимания Катчеру Беллу. Тебе уже удалось подержать его меч?

— Я думаю, его мечом теперь распоряжается Мэллори.

Мы уже дошли до двери отдела, но Линдси снова остановилась и одобрительно кивнула:

— Это неплохо для нее.

— Для нее, но не для меня.

— Почему же?

— Потому что он теперь постоянно бывает у нас и дом, кажется, становится слишком тесным.

— А! Эта проблема легко решается — переезжай сюда.

Она потянула за ручку двери, мы вошли внутрь и направились к большому столу для совещаний, тогда как остальные сотрудники уже сидели на своих местах, смотрели на мониторы, щелкали по клавиатурам и что-то говорили в микрофоны.

— Ответ тебе уже известен, — прошептала я, занимая место за столом. — Нет, нет и нет. Я не могу жить в одном доме с Этаном. Мы убьем друг друга.

Линдси забросила ногу на ногу и повернула стул, чтобы сидеть лицом ко мне.

— Этого не случится, если ты будешь его избегать. И тебе это хорошо удавалось всю последнюю неделю.

Я сердито посмотрела на нее, но, заметив многозначительно поднятую бровь, молча кивнула. Она права: я его избегала, он меня избегал, и мы оба избегали друг друга. И, несмотря на крайнюю неловкость, которую я испытывала каждый раз, когда переступала порог Дома Кадогана, наше взаимное уклонение от встреч делало мое существование здесь вполне сносным.

— Так вот, — продолжала Линдси, — если будешь и дальше себя вести так же, никаких проблем не возникнет. Ты только подумай, — она перешла на шепот, — здесь живут практически все, кто работает на Кадогана. И ты сможешь избежать массы волнений, неизбежных, когда каждое утро приходится возвращаться в Уикер-парк. Да, ты должна сосредоточиться исключительно на целесообразности. Потому что в остальном здесь можно помереть от скуки.

Честно говоря, именно в целесообразности переезда я и сомневалась. Я не против наблюдать за драматическими событиями в жизни других людей. Я только не хочу, чтобы они случались в моей жизни.

К моему приходу Катчер, Мэллори и Джефф уже собрались в спортивном зале. Я не знаю, зачем туда явился Джефф, но, поскольку, кроме него и Мэл, меня некому было поддержать, я не возражала против лишнего участника тренировки.

Я была бы не против явиться и на несколько минут позже, чтобы не застукать Катчера и Мэллори целующимися около питьевого фонтанчика.

Я громко кашлянула, проходя мимо, но их тела ни на волос не отлипли друг от друга.

— Можно подумать, у них период течки, — сказала я Джеффу, застав его в спортивном зале, где он сидел на стуле, с закрытыми глазами и скрещенными на груди руками.

— Они все еще там? Это продолжается уже двадцать минут.

В его голосе я уловила легкий оттенок зависти.

— Все еще там.

Уже второй раз за неделю я наблюдаю любовные сцены, которые не предназначались для моих глаз.

Джефф распахнул свои голубые глаза и улыбнулся:

— Если тебе одиноко…

Я чуть было не взорвалась, но решила бросить ему косточку:

— О Джефф! Это было бы слишком сильно — ты и я. Слишком эмоционально, слишком много пыла и страсти. Стоит нам сойтись, и — бум! — Я хлопнула в ладоши. — Как мотылек и огонь. Ничего не останется.

Он вытаращил глаза:

— Самовозгорание?

— Полное.

Некоторое время он молчал и рисовал какие-то узоры указательным пальцем на своем колене. Затем кивнул:

— Слишком мощно. Это уничтожит нас обоих.

Я с самым серьезным видом кивнула:

— Вероятно. — Затем я нагнулась и прижалась губами к его лбу. — Но к нашим услугам весь Чикаго.

— Чикаго, — мечтательно повторил он. — Да. Конечно. — Он откашлялся, очевидно стараясь сосредоточиться. — В следующий раз, когда я буду рассказывать эту историю, ты будешь целовать меня в губы. И работать языком. Притом очень умело.

Я хихикнула:

— Договорились.

В зал вошли Катчер и Мэллори. Катчер шел первым, Мэллори за ним — одна рука в его руке, пальцы второй прижаты к губам, щеки горят огнем.

— Меч, — бросил Катчер, прежде чем отпустить ее руку и пройти к двери в противоположном конце зала.

— Как ты думаешь, это инструкция или план работы? — спросила я у остановившейся передо мной Мэллори.

Она моргнула, не сводя взгляда с обтянутой джинсами задницы Катчера:

— Что?

Я почесала нос.

— Слушай, я по уши втрескалась в Этана Салливана, и у нас будет много маленьких зубастых вампирчиков, и мы купим дом в Нейпервилле и будем жить там долго и счастливо.

Она повернулась, но взгляд был пустым, как незадолго до этого взгляд Джеффа.

— Это же… Что он творит своим языком. — Она замолчала, подняла указательный палец и стала сгибать и разгибать его. — Он как будто вибрирует.

Окончательно решив, что стала третьей лишней в компании Мэллори и Катчера, я на одном дыхании выпалила свой план:

— Слушай, я очень тебя люблю, но переезжаю в Дом Кадогана.

Эти слова привлекли ее внимание. Глаза прояснились, брови сошлись на переносице.

— Что?

Решив, что на этот раз какая-то часть информации до нее дошла, я пояснила:

— Вам двоим необходимо уединение, а мне надо быть поближе к работе, чтобы действовать эффективнее.

Я не стала говорить, что не хочу видеть или слышать многочисленные и разнообразные свидетельства сексуальной активности Катчера.

— Ох! — Мэллори уставилась в пол. — Ох. — Когда она подняла голову, в глазах появилась печаль. — Господи, Мерит. Все меняется.

Я крепко обняла ее:

— Мы не меняемся. Мы просто будем жить в разных местах.

— И даже в разных районах.

— У тебя все будет хорошо. Ведь с тобой останется красавчик Белл.

Оставалось только надеяться, что у меня тоже все будет хорошо, и я смогу убедить себя и остальных вампиров Кадогана, что могу жить под одной крышей с Этаном и не наколоть его по рассеянности на осиновый кол. Мэллори сжала меня в объятиях:

— Ты права. Конечно, ты права. Я просто сглупила. Тебе необходимо там жить, стать настоящим вампиром, стать одной из них. — И тут она приподняла бровь. — Ты, кажется, сказала, что влюбилась в Этана?

— Только с целью привлечь твое внимание.

Возможно.

Черт!

— Должна признаться, Мер, мне эта идея не по душе.

Я уныло кивнула и направилась к раздевалке.

— Радуйся, что ты не оказалась на моем месте.

Спустя несколько минут я уже вышла босиком и с хвостиком на затылке, готовая к очередной тренировке, чтобы, кроме всего прочего, научиться защищать и того мужчину, к которому испытывала столь противоречивые чувства. Мэллори и Джефф устроились на стульях в противоположном конце зала. Катчер еще не появлялся из своего кабинета, так что я подошла к боксерской груше, висевшей в одном из углов зала, сжала кулаки и начала ее молотить.

После коммендации Катчер пару занятий посвятил отработке ударов ногами и руками, приемам защиты и нападения в рукопашном бою. Эти тренировки были направлены на повышение выносливости, чтобы я могла пройти тесты, необходимые для каждого охранника Дома Кадогана. Но, как правило, я была слишком сосредоточена на запоминании и точном воспроизведении каждого движения, чтобы получать от этих занятий удовольствие.

В отсутствие Катчера все пошло по-другому.

Я нацелилась кулаком в логотип в самом центре груши. Чвак! Увесистый удар и движение груши в противоположном направлении доставили мне радость. Мне понравилось, что я заставила ее двигаться. И еще то, что я представила, как сквозь логотип просвечивают яркие зеленые глаза, а удар пришелся точно между ними.

Чвак! Чвак! Отличный двойной удар, и груша представилась мне человеком, которому я поклялась служить и к которому стала проявлять слишком большой интерес.

Я отскочила назад, повернулась, выставила вперед бедро для бокового удара. Посторонний наблюдатель наверняка бы решил, что я отрабатываю удары по инертному объекту и разогреваюсь перед тренировочными схватками.

Но я представляла себе — чвак! — как бью — чвак! — по лицу — чвак! — мастера-вампира.

Наконец я улыбнулась, уперлась кулаками в бока и с удовольствием стала наблюдать, как раскачивается на цепи тяжелая груша.

— Успокаивает, — пришла я к заключению.

В дальнем конце зала открылась дверь, и вошел Катчер. В правой руке он нес черные блестящие ножны с мечом, а в левой — такую же блестящую полоску из отполированного дерева, изогнутую в форме катаны. Как я догадалась, это был боккен — тренировочное оружие, инструмент для обучения владению мечом, исключающий случайное повреждение ни в чем не повинных объектов и случайных наблюдателей.

Катчер прошел в центр, на маты, положил у ног боккен, а потом осторожным и точным движением извлек из ножен катану. Освобожденная сталь поймала свет, отбросила блики и со свистом рассекла воздух. Катчер махнул мне рукой, и я подошла ближе. Держа катану обеими руками, он протянул ее мне.

Я взяла оружие, оценила его вес. Катана оказалась легче, чем я предполагала, глядя на причудливое сочетание дерева, стали, шершавой кожи ската и кованого серебра. Я обхватила меч обеими руками, оставив между ладонями расстояние в четыре пальца, так что правая рука расположилась чуть ниже рукоятки. Катчер не учил меня этому, я просто попыталась повторить его хватку, когда он с величайшей почтительностью демонстрировал свой меч.

На прошлой неделе я спросила его об отношении к оружию и почему он замирает, обнажая клинок, и его взгляд становится слегка рассеянным. Его ответ: «Это очень хороший меч» — показался мне совершенно неудовлетворительным и едва ли приоткрыл даже верхушку айсберга.

А теперь я замерла с мечом в руке, ожидая наставлений Катчера.

Их было более чем достаточно.

Когда разговор коснулся отношения к мечу, Катчер, при всей своей сдержанности, оказался на удивление разговорчивым. Он стал подробно объяснять, как я должна себя вести: как расположить руки на рукоятке (а я сделала это неправильно, хоть и старалась в точности скопировать положение его рук), как держать меч относительно тела, как расставить ноги, как распределить вес тела перед ударом.

Катчер объяснил, что дал мне в руки меч только для того, чтобы я познакомилась с ним и ощутила его вес. Все приемы мне предстоит осваивать с боккеном, потому что, хоть я и достаточно много знала, он не считал меня готовой для упражнений с катаной. По крайней мере с его, достаточно педантичной, точки зрения.

После этих слов я замерла на месте, приняв только что продемонстрированную им позу, и повернула голову в его сторону.

— Тогда почему катана до сих пор у меня в руках? — спросила я.

Его лицо стало еще серьезнее.

— Потому что ты вампир. Более того, ты вампир Кадогана. Пока ты не заучишь все движения, пока не сможешь уверенно и правильно обращаться с мечом, — тон Катчера исключал любые послабления, — тебе может потребоваться умение блефовать. — Он поднял руку и показал на лезвие катаны. — И она предоставляет тебе такую возможность. — Затем он искоса взглянул на Мэллори и слегка усмехнулся. — Если уж ты пока не готова драться с мечом, научись хотя бы правильно его держать.

Из дальнего конца зала в его адрес послышалось саркастическое ворчание.

Катчер с довольным видом рассмеялся:

— Больно бывает только в первый раз.

— Где-то я это уже слышала, — холодно ответила Мэллори, забросив ногу на ногу и просматривая журнал. — И я в сотый раз тебе повторяю: магии не место в спальне.

Хоть она и не сводила глаз со страниц журнала, губы изогнулись в озорной усмешке.

«Пора переезжать в особняк Кадогана», — подумала я, переставляя ладони на рукояти катаны. Потом расправила плечи, проверила стойку и атаковала.

Через два часа, когда солнце уже готово было пробить горизонт, я была дома, в уютной футболке и пижамных брюках. Уже в постели я включила телефон, чтобы прослушать послание, полученное во время тренировки. Это была голосовая почта от Моргана.

«Привет. Это Морган. Из Дома Наварры, если у тебя не один знакомый Морган. Постараюсь больше не отвлекаться. Надеюсь, что коммендация прошла хорошо. Слышал, что тебя назначили стражем. Прими мои поздравления».

Потом шла целая лекция об истории стражей в вампирских Домах и о том, что Этан возродил эту должность. Морган говорил так долго, что автоответчик счел, что для одного абонента достаточно.

Но Морган позвонил снова:

«Извини. Я что-то разговорился. Наверное, это не лучший момент в моей жизни. Я вовсе не планировал вежливо дать тебе понять, насколько я опытен. — В записи прошла довольно длинная пауза. — Я бы хотел встретиться с тобой снова. — Теперь кашель. — Хотя бы для того, чтобы я мог более подробно рассказать тебе о преимуществах «Пакерс», об их истории и достижениях».

— Какая скромность, — пробормотална я, не в силах удержаться от улыбки.

«Да, нам надо об этом поговорить. Под «этим» я подразумеваю только футбол. О Господи! Нет, просто позвони мне. — Снова кашель. — Пожалуйста».

Я долго еще смотрела на телефон, размышляя о звонке, пока солнце не позолотило горизонт. Только тогда я задернула шторы, свернулась в клубок, уронила голову на подушку и заснула с телефоном в руке.

На закате я открыла глаза, положила телефон на прикроватную тумбочку и решила: поскольку у меня сегодня выходной, да еще и двадцать восьмой день рождения, я могу выкроить время на пробежку. Я потянулась, надела спортивный костюм, завязала волосы и спустилась вниз.

Мой маршрут лежал вокруг Уикер-парка. К вечеру соседние кварталы уже наводнили толпы желающих найти подходящее место для ужина и тех, кто просто отмечал в баре окончание рабочего дня. Когда я вернулась, в доме все еще стояла тишина, и я была избавлена от всех свидетельств союза Кармайкл — Белл. Я так хотела пить, что могла бы осушить Букингемский фонтан, и потому сразу прошла на кухню, к холодильнику.

И увидела там отца.

Он был в своем обычном костюме и дорогих итальянских туфлях, сидел у кухонного стола, водрузив на нос очки, и просматривал газету.

Внезапно я поняла, что Катчер и Мэллори не случайно предпочли не показываться на глаза.

— Тебя назначили стражем.

Я с трудом заставила себя сдвинуться с места. Чувствуя на себе его взгляд, я прошла к холодильнику, достала картонную коробку сока и с треском открыла клапан. Я чуть не потянулась к буфету, считая, что было бы более прилично налить сок в стакан, чем пить из коробки, но остановилась и отхлебнула через край. Наш дом — наши правила.

После нескольких больших глотков я прошла к столу, поставила сок и взглянула на отца:

— Я тоже об этом слышала.

Он намеренно громко зашуршал газетой, сложил ее и бросил на стол.

— У тебя неплохие связи.

Хоть его заявление и не совсем соответствовало истине, оно о многом говорило. Может, у отца, как и у дедушки, имеется собственный осведомитель среди вампиров?

— Не совсем так, — ответила я. — Я всего лишь охранник.

— Но охраняешь Дом, а не Салливана.

Проклятие! У него точно есть осведомитель. Ему многое известно. Но зачем ему понадобилось вникать в подробности? Потенциальные возможности для бизнеса? Собирается поразить своих партнеров высоким положением дочери-вампира?

Какими бы ни были причина или источник его сведений, отец разобрался в тонкостях.

— Да, Дом, — подтвердила я, стиснув картонную коробку. — Но я стала вампиром всего пару недель назад, мало чему успела научиться, и в списке доверенных лиц Салливана я, скорее всего, занимаю последнюю строчку. У меня нет никаких связей. — Мне вспомнились слова Этана. — И никакого политического капитала.

Голубые глаза отца, так похожие на мои собственные, надолго задержались на моем лице.

— В скором будущем семейный бизнес возглавит Роберт. Ему пригодится твоя поддержка среди вампиров. Ты по-прежнему осталась Мерит, и теперь ты член Дома Кадогана. Салливан к тебе прислушивается.

Это было для меня новостью.

— Ты неплохо стартовала. И я надеюсь, ты этим воспользуешься. — Он постучал пальцами по газете, словно хотел вбить в мою голову смысл своих слов. — Ты должна помогать своей семье.

Я удержалась от того, чтобы напомнить, как «поддержала» меня семья, когда я обнаружила, что стала вампиром. Мне пригрозили лишением наследства.

— Не уверена, что могу оказаться полезной тебе или Роберту, — ответила я. — Но я не собираюсь торговаться. Я буду выполнять работу стража, буду исполнять свой долг, поскольку поклялась в этом. Я не рада тому, что стала вампиром. Не я выбрала эту жизнь. Но теперь это моя жизнь, и я должна быть ее достойна. Я не намерена рисковать своим будущим и положением — как своим, так и Дома и его мастера — ради ваших мелких проектов.

Отец вспыхнул.

— Думаешь, Этан будет колебаться, чтобы использовать тебя, если представится такая возможность?

Я не чувствовала никакой уверенности в этом вопросе, но и разговаривать с отцом об Этане не собиралась. Я решительно посмотрела на Джошуа Мерита такими же голубыми глазами, как и у него.

— Это все, что ты хотел?

— Ты все еще остаешься Мерит.

«Но не только Мерит», — подумала я и не удержалась от легкой усмешки.

— Это все, что ты хотел? — спокойно повторила я.

У отца на щеке задергалась мышца, но он сдержался. Не говоря больше ни слова, не поздравив свою младшую дочь с днем рождения, он резко развернулся и вышел.

Хлопнула входная дверь, а я все еще стояла на том же месте, в пустой кухне, вцепившись пальцами в край стола. Мне очень хотелось догнать отца и потребовать, чтобы он наконец понял, кем я стала, и любил меня такой, какая я есть.

Я проглотила слезы и разжала пальцы.

То ли от ярости, то ли от горя, но я ощутила жажду крови. Отыскав в холодильнике пакет с кровью нулевой группы и положительного резуса, покачала его в руке и села на пол.

На этот раз не было никаких отрицательных эмоций. Появилось чувство насыщения, глубокого примитивного удовлетворения, так что я почти забыла о том, что вливаю в свое тело человеческую кровь. Не было ни опьянения, ни головокружения. Похоже, мое тело смирилось с тем, что едва начал принимать мой мозг, несмотря на все, что я говорила отцу, Этану и самой себе.

Я стала вампиром Кадогана.

Нет. Просто вампиром. Независимо от принадлежности к Дому, независимо от своего положения, несмотря на то, что я не брожу по ночам среди могил, что не умею летать (по крайней мере, я не думаю, что умею, — не пробовала), что не съеживаюсь при виде распятия, висевшего над зеркалом в ванной комнате. Несмотря на то, что я ем чеснок, отражаюсь в зеркале и могу кое-как пережить день, хотя чувствую себя не слишком бодро.

Да, я не такой вампир, каким его представляет Голливуд. Я сильно отличаюсь от этого образа. Я просто сильнее. Быстрее. Проворнее. У меня просто есть аллергия на солнечные лучи. И способность к регенерации. Мне нравится вкус гемоглобина. У меня появилось несколько новых друзей, новая работа, босс, которого я старательно избегаю, а моя кожа стала значительно бледнее. Я научилась держать меч, постигла азы боевых искусств, чудом избежала смерти и открыла для себя совершенно незнакомую сторону Города ветров. Я чувствую магию, ощущаю энергию, протекающую по туннелям, дублирующим речные протоки. Я могу мысленно слышать голос Этана, я видела магические разряды, испускаемые провинившимся волшебником, и, благодаря тому же волшебнику, лишилась своей лучшей подруги и соседки (так же как и жилья).

После всех этих изменений и потрясений что мне оставалось делать? Стать стражем Дома Кадогана, взять в руки оружие и защищать Дом, в верности которому я поклялась.

Я поднялась с пола, выбросила опустевший медицинский пакет, вытерла рукой губы и уставилась в непроглядную темень за кухонным окном.

Сегодня мой двадцать восьмой день рождения.

Я выгляжу на двадцать семь, и ни днем больше.

Намереваясь как следует воспользоваться своим выходным, я приняла душ, переоделась и закрылась в спальне. Там я уселась, в джинсах, поверх одеяла и открыла поэму Алджернона Суинберна «Тристрам из Лайонесса». Это произведение не входило в рамки моей диссертации, поскольку Суинберн написал свою версию «Тристана и Изольды» много позже интересовавшего меня Средневековья, но, несмотря на трагический конец, оно привлекало меня снова и снова. Я читала и перечитывала прелюдию, оду Суинберна, посвященную родству душ известных истории любовников, его оду самой любви:

…И каждый новый акт любви, и новая страсть

Обожествляют красоту и тело,

Зажигают тело духовным светом и огнем,

Который освещает жизнь ярче, чем луна в ночи;

Любовь — мирское воплощение человеческой души

И заключенный в теле дух, сокрытый у источника дыханья;

Любовь дает гармонию двум жизням;

Любовь есть кровь, текущая по венам времени.

Огонь. Свет. Кровь. Вены времени. Никогда еще эти слова не были полны такого глубокого смысла, как сейчас. Контекст определенно имеет огромное значение.

Я сидела и вчитывалась в текст, наслаждаясь метафорами, как вдруг в комнату кто-то постучал. Дверь открылась, и на пороге возникла Линдси.

— Так вот где таинственный страж Кадогана проводит свое свободное время?

Линдси пришла в джинсах и черной футболке, оба запястья обхватывали широкие кожаные напульсники, а светлые волосы были стянуты в конский хвост. Она вошла в комнату и осмотрелась:

— Насколько я понимаю, у кого-то сегодня день рождения.

Я закрыла книгу.

— А разве ты не работаешь этой ночью?

Линдси пожала плечами:

— Я поменялась с Джульеттой. Эта девчонка помешалась на оружии и даже спит с мечом. Она с радостью согласилась подежурить.

Я кивнула. За несколько дней знакомства у меня сложилось о ней такое же впечатление. На первый взгляд она казалась невинной девушкой, но всегда была готова к бою.

— Что привело тебя ко мне?

— Твой день рождения, подружка. Вечеринка ждет.

Я прищурилась:

— Какая вечеринка?

Она поманила меня пальцем и вышла в коридор. Мне стало любопытно. Отложив книгу, я погасила лампу, выбралась из постели и последовала за Линдси. Она бегом спустилась вниз, распахнула дверь гостиной, и я вмиг оказалась в дружеской компании. Меня встретила Мэллори, придерживаемая за талию Катчером. Джефф улыбался во весь рот и вертел в руках обернутую серебристой бумагой коробку.

Мэллори шагнула вперед и протянула ко мне руки:

— С днем рождения, наша маленькая вампирочка!

Я обняла подругу и через ее плечо подмигнула Джеффу.

— Мы тебя приглашаем, — сказала Мэллори. — Вернее, передаем приглашение твоего дедушки. Он для тебя что-то приготовил.

— Согласна, — ответила я, не в силах спорить.

Решение друзей организовать праздник по поводу моего дня рождения привело меня в полную растерянность. Но это было гораздо лучше, чем так называемый родительский визит.

Я отыскала туфли, собрала сумочку, погасила свет, и под пристальным наблюдением охранников мы заперли за собой входную дверь. Мэллори и Катчер быстро погрузились в стоявший у обочины внедорожник, принадлежавший, как я догадалась, Линдси, поскольку она решительно заняла водительское сиденье. Джефф отстал от них и смущенно протянул мне серебристую коробку.

Я взяла ее, осмотрела, снова подняла голову:

— Что там?

— Благодарность, — с усмешкой ответил он.

Я улыбнулась, сорвала подарочную обертку, потом открыла бледно-голубую коробку. Внутри оказалась маленькая серебряная статуэтка. Коленопреклоненная человеческая фигурка с протянутыми вперед руками. Я немного смутилась и вопросительно посмотрела на Джеффа.

— Это поклон тебе. Я могу признать, — он немного оттянул ворот белой рубашки, — что слегка потерял голову из-за стража Дома Кадогана.

Я скрестила руки на груди и посмотрела ему в лицо:

— Насколько слегка?

Он отвернулся и пошел к машине. Я шагнула следом:

— Джеффри, насколько слегка?

Он, не оборачиваясь, поднял руку со сведенными почти вплотную пальцами.

— Джефф!

Он открыл заднюю дверцу, но, прежде чем сесть, сверкнул улыбкой:

— Сейчас могли бы прозвучать мольбы, и я мог бы тебя отвергнуть, потому что ты слишком…

Я возмущенно закатила глаза и вслед за ним скользнула на заднее сиденье.

— Дай-ка я угадаю — слишком прилипчивая?

— Что-то вроде этого.

Я стала смотреть вперед, ощутила на себе его встревоженный взгляд и вдруг почувствовала, что в салоне машины разливается аура магии. Нет, не совсем магии — тревоги. Но Джефф был моим другом, и я подавила всплеск вампирического интереса — хищнического интереса — к соблазнительному запаху его страха.

— Отлично, — сказала я. — Но я не собираюсь дарить тебе свое нижнее белье.

Спереди послышалось хихиканье, и я ощутила прикосновение губ Джеффа к своей щеке.

— Ты просто прелесть.

Мэллори опустила противосолнечный козырек, поймала мой взгляд в его зеркальце и насмешливо подмигнула.

Вокруг дедушкиного дома повсюду стояли машины на тротуаре и даже на газоне. И все роскошные — «лексус», «мерседес», «БМВ», «инфинити», «ауди», всех основных цветов: красная, зеленая, голубая, черная, белая. Но их выдавали номерные таблички: «Северная протока — 1», «Гусиный остров» и прочие. Все районы реки Чикаго.

— Нимфы, — заметила я, как только вышла из машины вслед за Катчером.

Эти надписи я видела в офисе деда на постерах с изображениями нимф.

— Этого мы не планировали, — сказал Катчер. — Возможно, им что-то понадобилось от омбудсмена. Или они собрались для медитации. — Он оглянулся на Джеффа и погрозил пальцем. — Не вмешиваться. Если они в ссоре, там будет море слез.

Джефф, усмехнувшись, поднял руки:

— Не в моих привычках заставлять леди плакать, Кей Би.

— Не называй меня так, — проворчал Катчер и снова повернулся ко мне. — Это собрание не относится к празднику по поводу твоего дня рождения.

Я посмотрела на ярко освещенный дом, на движущиеся внутри силуэты.

— Я уже догадалась. Есть поводы для беспокойства? — Предваряя его само собой напрашивающийся вопрос, я выдала такой же очевидный ответ: — Да, я читала «Канон».

Эта книга стала неплохой заменой справочника по сверхъестественным существам, о котором я мечтала. В ней обнаружились основные характеристики всех групп сверхъестественных существ, включая и речных нимф. Эти создания отличались миниатюрностью, хрупкостью, неустойчивым настроением и склонностью к слезам. Они обитали на определенных участках водного пространства и обладали неоспоримой властью над течениями. По слухам — одному богу известно, как можно оценивать слухи такого рода, — нимфы приходились внучками наядам из мифологии древних греков. Нимфы беспрестанно торговали между собой крошечными участками воды и береговой линии, так что границы их владений все время менялись. И хотя в человеческих книгах не было тому никаких свидетельств, существовало мнение, что нимфы сыграли ключевую роль в изменении течения реки Чикаго в 1900 году.

— Просто держитесь на расстоянии вытянутой руки, — посоветовал нам Катчер, подходя к двери.

Гостиная была переполнена женщинами. Все изящные, с пышными формами. Все поразительно красивые. Все с длинными волнистыми волосами, большими влажными глазами и очень скудно одетые. И все они кричали и пререкались друг с другом голосами на пол-октавы выше, чем можно было выдержать. И еще они все плакали, проливая обильные потоки прозрачных слез.

Мы вошли, и появление посторонних было ознаменовано короткой паузой.

— Моя внучка, — произнес дедушка, сидя в своем кресле и опираясь подбородком на руку. — У нее сегодня день рождения.

Нимфы на мгновение повернули в мою сторону взгляды своих огромных глаз — голубых, карих и прозрачно-зеленых, а потом вернулись к своим спорам, и шум возобновился с новой силой. Я уловила несколько слов — речь шла о разводных мостах, договорах и течениях. Мое появление не произвело на них никакого впечатления.

Дед с довольным видом закатил глаза, и я улыбнулась в ответ и помахала ему. Но чуть не поплатилась за это прядью волос, схваченных рукой с розовыми ноготками. Хорошо, что Линдси вовремя дернула меня назад, не дав драке разгореться.

Я оглянулась на Катчера и встретила Взгляд Разочарованного Сэнсея.

— На расстоянии вытянутой руки, — повторил он, кивая в сторону нимф, которые вовсю царапались и таскали друг друга за волосы.

Это была настоящая кошачья свара, достойная призового места на «You Tube». Они рвали друг на друге одежду, дергали за волосы, царапались тщательно наманикюренными ноготками. И все это со слезами и визгом.

— Ради бога! — послышался за моей спиной голос, и Джефф протолкался поближе к разбушевавшимся женщинам. — Леди! — На него никто не обратил внимания, тогда Джефф усмехнулся и заорал во весь голос: — Леди!

Нимфы, все как одна, застыли на месте, хотя их руки еще сжимали волосы и шеи противниц. Все взгляды медленно обратились в нашу сторону, окинули нашу группу и замерли, как только дошли до Джеффа. И тогда все девять нимф разжали пальцы и стали поправлять на себе одежду и прически. Как только они привели себя в порядок, все, как одна, с улыбкой захлопали ресницами, по-прежнему не сводя взгляда с Джеффа.

Мы с Мэллори, открыв рты, смотрели на худосочного программиста, который сумел призвать к порядку девять разъяренных повелительниц речных вод.

Джефф немного отступил и улыбнулся сразу всем нимфам:

— Так лучше. А теперь скажите, из-за чего весь этот шум?

Его голос звучал негромко и очень спокойно, с легким оттенком игривости, так что женщины невольно задрожали.

Я не могла удержаться от усмешки и вдруг подумала, не мало ли внимания уделяю Джеффу.

Самая высокая нимфа — голубоглазая блондинка с превосходной фигурой, обтянутой голубым платьем для коктейлей, которую я запомнила по плакату как повелительницу Гусиного острова, — окинула взглядом остальных женщин, улыбнулась Джеффу и разразилась потоком такой брани в адрес своих сестер, что покраснел бы самый задубевший матрос.

— Хорошо бы иметь затычки для ушей, — прошептала мне Мэллори.

— Верно, — согласилась я.

Суть обвинений нимфы Гусиного острова, если отбросить всю ее ругань, состояла в том, что жгучая брюнетка из Северной протоки (шлюха), стоявшая слева от нее, спала с приятелем (потаскуном) платиновой блондинки из Западного рукава, стоявшей справа. И это предательство, как утверждала нимфа Гусиного острова, подразумевало посягательство на границы владений.

Джефф прищелкнул языком и обратился к брюнетке из Северной протоки:

— Касси, милочка, но ты же выше этого.

Касси, смущенно пожав плечами, уставилась в пол.

— Мелайна, — повернулся он к блондинке из Западного рукава, — ты должна его бросить.

Мелайна шмыгнула носом и дернула головой, отбрасывая с лица прядь волос:

— Он сказал, что я хорошенькая.

Джефф грустно улыбнулся и развел руки. Мелайна мгновенно прыгнула в его объятия и радостно вскрикнула, когда Джефф сомкнул руки. Потом он похлопал ее по спине и стал что-то шептать на ухо. Мэллори с любопытством искоса взглянула на меня.

Я могла только пожать плечами в ответ. Кто знал, что малыш Джефф на такое способен? Может, это особенности отношений между оборотнями и нимфами? Надо бы справиться в «Каноне».

— Ну вот, — наконец сказал Джефф, подталкивая Мелайну к подругам, — все кончено. — Он сложил руки на груди и окинул взглядом группу. — Мы больше не будем сегодня тревожить мистера Мерита? Я уверен, он разобрался в ваших проблемах и обязательно доложит о них мэру.

Джефф в поисках поддержки обернулся к дедушке, и тот важно кивнул:

— Все в порядке, девочки?

Нимфы еще немного пошмыгали, смахнули с лиц оставшиеся слезы, но в конце концов все согласно кивнули. Прощание было таким же громким, как и спор. Зазвучали визгливые извинения, приглашения на маникюр-педикюр и спа-процедуры, потом все стали обниматься, поправлять порванную одежду и макияж. (Как ни удивительно, но ни у одной женщины не потекла тушь, — видимо, речные нимфы пользуются только несмываемой косметикой).

Вскоре они совершенно успокоились, окружили Джеффа, осыпали его поцелуями и ласковыми словами и выбежали за дверь. Мы с Мэллори через окно наблюдали, как они защелкали мобильными телефонами, расселись по изящным машинам и умчались в ночь.

Мы все повернулись к Джеффу, а он уже нажимал большими пальцами кнопки на клавиатуре своего телефона.

— Сегодня ночью проводится турнир по «Варкрафту». Кто-нибудь участвует?

— Как долго живут оборотни? — спросила я у Катчера.

Он озадаченно моргнул:

— Сто двадцать — сто тридцать лет. А что?

Значит, он еще молод, хотя, по человеческим меркам, в двадцать один год считается вполне взрослым.

— Знаешь, когда он повзрослеет, он будет ужасно хорош.

Джефф поднял голову и помахал телефоном.

— Серьезно, кто хочет поиграть? — спросил он, глядя на меня с надеждой в широко распахнутых глазах. — У меня есть наушники.

— Вот именно, когда повзрослеет, — проворчал Катчер, выхватил у Джеффа телефон и спрятал его к себе в карман. — Давай-ка поедим, Эйнштейн.

После запоздалых объятий и приветствий дедушка пригласил нас в столовую. Там ожидал накрытый стол, достойный короля — или копа, двух вампиров, оборотня и двух волшебников. В окружении зеленых салфеток с приборами стояли блюда с зелеными бобами, маисом, картофельным пюре, тушеной тыквой и макаронами с сыром. Между ними расположились корзинки с булочками, а на буфете выстроились десерты — слоеный пирог с кокосовой стружкой, блюдо шоколадных пирожных и тарелка с бело-розовыми кексами.

Но главное место, безусловно, занимало овальное блюдо с самым большим мясным хлебцем, который я когда-либо видела, обильно политым кетчупом.

Я радостно вздохнула. Да, я любила поесть и ела все, что передо мной ставили, — пинта крови, выпитая накануне, достаточное тому доказательство, но мясной хлебец, приготовленный по особому рецепту деда, был моим любимым блюдом.

— Укушу любого, кто прикоснется к мясному хлебцу раньше, чем я положу себе порцию, — предупредила я, грозя пальцем ухмыляющимся друзьям.

Дедушка положил мне руки на плечи:

— С днем рождения, милая. Я подумал, что съедобный подарок ничуть не хуже любого другого.

Я кивнула, не в силах сдержать улыбку.

— Спасибо, дедушка, — ответила я и обняла его, прежде чем выдвинуть стул.

Мои друзья расселись вокруг стола. Мэллори рядом со мной, Катчер занял место на одном конце овального стола, дедушка — на другом, Линдси и Джефф, чье лицо излучало хищную радость от предвкушения ужина, сели друг напротив друга. А потом возникла пауза, вызванная, как ни странно, поведением Катчера. Он закрыл глаза, опустил голову и с серьезным видом прочитал коротенькую молитву, благословляющую трапезу.

Подняв головы, мы улыбнулись друг другу и начали опустошать тарелки.

Это был настоящий домашний ужин. Семейный ужин, который так редко мне доводилось видеть. Джефф сказал что-то смешное. Катчер тоже ответил шуткой. Линдси спросила Мэллори о ее работе. Дедушка поинтересовался моими успехами. Разговор не прерывался, пока мы накладывали на тарелки мясо и овощи, посыпали все это перцем и солью, пили холодный чай, заранее налитый в стаканы. Наконец все разложили на коленях салфетки, подняли вилки и начали есть.

Когда в больших блюдах остались только крошки и раздаточные ложки, когда мужчины откинулись на спинки стульев, словно пресыщенные коты, Линдси отодвинула свой стул, встала и подняла бокал.

— За Мерит! — сказала она. — Пожелаем ей мира и радости на следующий год, много денег и хороших парней-вампиров.

— Или оборотней, — добавил Джефф, поднимая свой бокал.

Катчер возмущенно закатил глаза, но тоже отсалютовал выпивкой. Все присоединились к пожеланиям Линдси, и у меня на глазах выступили слезы. Пока я смущенно ерзала на стуле — и доедала третью порцию мясного хлебца, — Мэллори притащила огромную коробку, завернутую в розово-лиловую бумагу с единорогами и увенчанную большим розовым бантом. Она поставила коробку на пол у моего стула и сжала мои плечи:

— С днем рождения, Мер!

Я улыбнулась ей, отодвинула стул, чтобы поставить коробку на колени, и сорвала бант. Потом настала очередь оберточной бумаги, и я бросала скомканные обрывки на пол, одновременно высказывая комплименты по поводу художественного вкуса Мэллори. Наконец я открыла коробку, вытащила слой упаковочной бумаги и заглянула внутрь:

— О Мэл!

Это была черная кожа. Мягкая лоснящаяся кожа. Я еще дальше отодвинула стул, поставила коробку на сиденье и вытащила пиджак. Прекрасный черный кожаный пиджак с оранжевым воротником. Похожий на пиджак для езды на мотоцикле, но без всякой символики. Похожий на тот, что носил Морган в клубе Наварры, и шикарный, каким только может быть пиджак из черной кожи. Я еще раз заглянула в коробку и обнаружила там черные кожаные брюки. Облегающие брюки, от которых у Джеффа наверняка глаза вылезут на лоб.

— Там есть еще одна вещица, — сказала Мэллори. — Но возможно, ты не захочешь вытаскивать ее прямо сейчас.

У нее озорно блеснули глаза, и я, слегка смутившись, опять полезла в коробку.

Эту часть туалета весьма условно можно было назвать лифом, поскольку больше всего она напоминала полоску из спандекса, которую я надевала на тренировках. Это был кожаный прямоугольник, вероятно предназначенный, чтобы прикрыть грудь, и с несколькими шнурками на спине. В нем было не больше десяти дюймов, и лиф прикрывал гораздо меньше, чем показывал.

— Наряд вампира-гота, — сказала Мэллори, заставляя меня поднять голову.

Я кивнула, радостно рассмеялась и закрыла коробку с брюками и «топом».

— Когда ты сказала, что купишь мне на день рождения черный костюм, я решила, что речь идет о том, который ты уже подарила. — Я улыбнулась. — А это уже сверх всяких ожиданий.

— Да, я помню. — Мэллори встала, обошла вокруг стола и взяла у меня пиджак, чтобы помочь его примерить. — И не думай, что ты не осталась мне должна.

Мэллори подержала пиджак, пока я просунула одну руку в рукав, потом вторую, и наконец застегнула молнию.

Рукава и плечи были скроены таким образом, чтобы сохранить свободу движений, что будет очень полезно, если в будущем мне придется размахивать мечом.

Джефф одобрительно присвистнул, и я приняла несколько соблазнительных поз, скрестив перед собой руки, словно для обороны.

Это был совершенно новый для меня стиль. Но как бы то ни было, мне понравилось. В коже блефовать гораздо удобнее, чем в строгом деловом костюме.

Мэллори и Линдси принялись ощупывать и похлопывать мягкую лоснящуюся кожу, но Катчер повелительным движением бровей пригласил меня покинуть столовую. Я извинилась и последовала за ним.

Посреди маленького, огороженного забором дворика, лежал квадрат белой ткани — льняная скатерть, которую я помнила по бабушкиным обедам. Катчер положил мне руку на затылок и направил к краю квадрата. Сам он прошел на противоположный конец, а затем опустился на колени, и я последовала его примеру.

В руке у него была катана. Но на этот раз другая. Вместо привычных черных ножен меч покоился в ярко-красном лакированном футляре. Взяв рукоять в правую руку, левой Катчер плавным движением освободил клинок. Ножны он положил сбоку от себя, а меч опустил на скатерть. После этого он поклонился и открытой ладонью провел вдоль лезвия, не касаясь его. Я могла поклясться, что он произносил при этом какие-то слова, однако наречие было мне совершенно незнакомым. Ритм напоминал латинские стихи, но я не услышала ни одного известного мне слова. Одно я поняла абсолютно точно: в его словах была магия. И достаточно сильная, чтобы у меня зашевелились волосы, а в прохладе апрельской ночи возник ветерок.

У меня даже мурашки пробежали по коже, а Катчер, закончив ритуал, поднял голову:

— Эта катана будет твоей, Мерит. Она принадлежала Дому Кадогана с момента его основания. И меня попросили подготовить катану для тебя, а тебя подготовить для нее.

Конечно, я старалась избегать Этана и только радовалась, что его здесь нет и арсеналом командует Катчер. Но я никак не могла понять, почему это делает он, а не Этан, которому положено вручать меч.

— Почему ты, а не вампир?

— Потому что вампирам не хватает самообладания. — Катчер поднял меч, развернул его, так что рукоять оказалась справа от меня, и снова положил на скатерть. Потом кивнул. — Вытяни руку. Правую. Ладонью вверх.

Я выполнила его указание и увидела, что он достал из кармана маленький нож с обмотанной черным шнуром рукояткой. Левой рукой он крепко сжал мою протянутую руку, а правой прижал кончик лезвия к центру ладони. Я почувствовала резкую боль, потом появилась капля крови, за ней вторая. Он не дал мне отдернуть руку, а отложил нож и повернул мою ладонь так, чтобы она находилась точно над мечом.

Кровь падала капля за каплей. Багровые шарики ударялись о сталь, скатывались к заостренному краю лезвия, потом впитывались в льняную ткань.

И вдруг я увидела — по стали пробежала рябь. Это было похоже на волны воздуха над раскаленным асфальтом, стальной клинок извивался, словно лента на ветру, но через секунду все закончилось, и сталь снова стала неподвижной.

Опять зазвучал ритмичный напев на неизвестном языке, потом Катчер отпустил мою руку. Прокол в ладони затянулся у меня на глазах. Вот оно, преимущество вампирского метаболизма!

— Что это было? — спросила я Катчера.

— Ты принесла жертву, — ответил он. — Ты пролила кровь на сталь, чтобы она уберегла тебя от пролития крови в бою. Относись к ней с уважением, береги ее, и она позаботится о тебе.

Потом Катчер достал из кармана маленький пузырек и лоскут ткани и показал мне, как правильно протирать и смазывать лезвие. Когда меч снова заблестел на белой скатерти в свете садовых ламп, он поднялся.

— Ну вот, я вас познакомил, — сказал он. — Поскольку ты не надела соответствующего костюма, я оставил пояс внутри. Ножны к нему подходят. С этого дня ты будешь носить меч с собой. Всегда и везде. И, ложась спать, ты будешь класть его рядом с собой. Поняла?

Точно такие же инструкции я получила относительно пейджера, но, помня о том, что убийца еще на свободе, послушно кивнула. После этого Катчер поднялся и ушел, а я посмотрела на лежавший передо мной меч. Наступил странный и очень интимный момент — мы впервые остались наедине с катаной. Этот предмет — это таинственное сочетание стали и шелка, шершавой кожи ската и лакированного дерева — должен обеспечить мою безопасность на протяжении нескольких столетий, должен помочь мне исполнить свой долг по отношению к Этану и остальным вампирам Кадогана.

Я тревожно огляделась по сторонам и рассеянно почесала бровь, не решаясь взять меч в руки. Потом вытерла пальцы, откашлялась и заставила себя снова посмотреть на катану.

— Итак, — произнесла я вслух, обращаясь к мечу, и улыбнулась, — меня зовут Мерит, и нам предстоит работать вместе. Надеюсь… я не сломаю тебя. Надеюсь, ты не дашь мне сломаться. Вот, наверное, и все.

Я вытянула правую руку, сжала и разжала пальцы над мечом, почему-то все еще опасаясь первого прикосновения. Потом все же прикоснулась кончиками пальцев к рукоятке и прошлась по всей ее длине.

В руке возникло покалывание.

Наконец я обхватила рукоятку, подняла меч одной рукой и встала, повернув клинок к свету. Лучи стекали со стали, подобно падающей воде.

У меня быстрее забилось сердце, и расширились зрачки — вампир, таящийся внутри меня, поднялся на поверхность сознания.

Это был первый случай, когда вампир во мне пробудился не из-за страсти или голода, а из-за любопытства. Вампир знал, что я держу в руке, и радовался этому подарку.

Я впервые не пыталась загнать его вглубь, не пыталась сопротивляться, а позволила проявиться полностью и взглянуть моими глазами всего на секунду. Всего на один короткий миг, поскольку сознавала, что при первой возможности вампир окончательно овладеет мной, проникнет во все уголки мозга.

Но после того как я повернула меч горизонтально, потом описала в воздухе дугу вокруг своего тела и спрятала клинок в ножны, я ощутила глубокий вздох вампира — теплый и протяжный, словно вздох удовлетворенной женщины.

Я поцеловала рукоять меча — моего меча, — затем перехватила левой рукой и вернулась в дом. Джефф, Катчер, Линдси и дедушка собрались вокруг стола в столовой, а Мэллори стояла у сервировочного столика и резала кокосовый пирог.

— Вот это да! — воскликнул Джефф, переводя взгляд с катаны у меня в руке на Катчера. — Ты отдал ей меч?

Катчер кивнул, посмотрел на меня и приподнял бровь:

— Давай посмотрим, как она работает. А у него есть?

Я удивленно моргнула, перевела взгляд на Джеффа, потом на дедушку:

— У кого и что есть?

— Смотри на Джеффа, — посоветовал мне Катчер. — И скажи, есть ли у него оружие?

Я удивилась еще больше.

— Просто попытайся, — настаивал Катчер, едва скрывая свое разочарование.

Я вздохнула, но уставилась на Джеффа и, нахмурив брови, изучала его фигуру, пытаясь определить, какого трюка от меня ждут.

— Что я должна…

— Если ты его не видишь, — прервал меня Катчер, — то закрой глаза и попытайся почувствовать. Освободи свои мысли и постарайся вдохнуть ощущения.

Я опять кивнула, хоть и не имела ни малейшего представления, о чем он толкует. Но послушно закрыла глаза, стоя лицом к Джеффу. Я старалась очистить мозг от всех посторонних мыслей и сосредоточиться на том, что было прямо передо мной, а именно на костлявом оборотне, отлично управлявшемся с компьютерами.

И вдруг я что-то заметила.

Я почувствовала. Какой-то намек. Различие в его плотности, в его ощущении. Различие в исходящих от него вибрациях.

— Там… там… — Я открыла глаза, взглянула на Джеффа, потом повернула голову к Катчеру. — На нем что-то есть. Сталь. Нож или что-то похожее.

По крайней мере, мне так показалось.

— Джефф?

— У меня вообще нет никакого оружия, — возразил Джефф.

Но все же он поднялся со стула и запустил руку в карман. На глазах у нас он вывернул его. Пусто. Джефф перешел ко второму карману и вдруг вытащил небольшой, обмотанный черным шнуром нож, лезвие которого было закрыто черными ножнами. Он положил нож себе на ладонь и с изумлением окинул нас взглядом:

— Это не мой.

Катчер, подойдя к нему, хлопнул по спине:

— Это мой нож, Джеймс Бонд. Я бросил его тебе в карман, пока ты строил глазки Мэллори.

Джефф моментально покраснел, а Катчер забрал у него нож и спрятал в свой карман.

— Я не строил глазки Мэллори, — извиняющимся тоном произнес Джефф, глядя, как Мэл идет к столу с тарелкой нарезанного кокосового пирога. — Не было этого, — настаивал он, повернувшись к Катчеру. — Это слишком банально.

— Зато понятно, — со смехом ответил Катчер.

— Ну раз все так хорошо закончилось, — вмешалась Мэллори, поставив передо мной тарелочку с куском пирога, — давайте есть.

И мы ели, пока мне не стало казаться, что живот сейчас взорвется, как перезрелый кокос. Домашняя еда была невообразимо вкусной, и сладкий кокосовый пирог оказался превосходным десертом. И когда наши желудки уже не могли вместить ни кусочка, а дедушка начал зевать, мы начали собираться домой. Я опоясалась мечом и взяла коробку с кожаным костюмом.

Загрузив машину подарками и оставшимися пирожными, я вернулась, чтобы попрощаться с дедушкой, но нечаянно наткнулась на обнимающихся Катчера и Мэллори.

Они стояли в углу столовой, держа друг друга за бедра. Катчер сверху вниз смотрел в лицо Мэллори, и в его глазах светилось такое почтительное восхищение, что у меня сжалось горло. Мэллори отвечала на его взгляд, не отводя глаз, не хлопая ресницами, и на ее лице читалось то же самое выражение взаимного преклонения.

И меня охватила самая мерзкая, самая тошнотворная ревность, какую я когда-либо испытывала.

Что бы я почувствовала, встретив такой взгляд? Что могло во мне, в моей душе вызвать такое же восхищение? Такое преданное преклонение?

Даже когда мы были моложе, мужчины в основном клубились вокруг Мэллори. А я оставалась хорошенькой, слегка странноватой подружкой. Она была богиней. Мужчины покупали ей напитки, предлагали номера своих телефонов, номера банковских счетов и свое время, поездки на роскошных «БМВ». А я все это время сидела рядом и вежливо улыбалась, пока они окидывали меня оценивающими взглядами, пытаясь решить, стану ли я препятствием к их желанной цели — голубоглазой блондинке Мэллори.

Теперь у нее есть Катчер, и она снова стала объектом восхищения. Она нашла своего друга, спутника и защитника.

Я попыталась превратить ревность в любопытство и представить себе, что значит чувствовать себя такой желанной в самом глубоком смысле этого слова. Я старалась не завидовать лучшей подруге, ее звездному часу, ее истинной любви.

Но у меня не слишком хорошо получалось.

Я все равно завидовала лучшей подруге, почти сестре. И немного ненавидела себя за то, что ревновала к счастью, которое она заслужила. Но когда Катчер поцеловал ее в лоб и они оба с улыбкой посмотрели на меня, я ощутила, что и в моей душе живет надежда.