Пятнадцать минут спустя, удивительный отрезок времени для Чикаго, Броуди повернул Вудлон, завизжали шины, когда он свернул в сторону Дома, его белый камень светился под ярким лунным светом.

Фургоны СМИ роились за пределами высокого железного забора, который ограждал большую территорию Дома, их антенны были настроены, репортеры и операторы на тротуаре стояли с оборудованием в руках.

Ворота в заборе были закрыты — такое можно было редко увидеть — человеческая охрана в черных одеяниях, которую мы наняли, чтобы защищать Дом, пристально смотрела на репортеров с открытой злобой, отчего я стала ценить их еще больше.

Наши состоятельные соседи по Гайд-Парку стояли на своих верандах или террасах и угрюмо таращились на эту активность, вероятно, уже сочиняя свои письма издателю — или Этану — заявляя протест против вампирских выходок поздней ночью.

Я отправила Люку сообщение, извещая его о том, что мы добрались до места назначения, когда Броуди остановил машину у ближайшего фургона.

Этан вышел из машины, прежде чем мы смогли его остановить. Когда я последовала за ним, убрав катану в ножны, красный автобус с надписью «ВАМПИРСКИЕ ТУРЫ ЧИКАГО», написанной белыми буквами на боку, медленно проехал по улице, туристы таращились из окон, изложение водителя звучало сквозь тьму.

— … Дом Кадогана, второй из старейших Домов следом за Наваррой. И, дамы и господа, хватайте свои камеры, потому что это Этан Салливан и Мерит вон там на улице!

Я вежливо помахала вспышкам камер и крикам туристов — не было смысла ухудшать ситуацию — но пробормотала проклятие, как только повернулась к ним спиной.

— Заставь автобус уехать, — сказала я Броуди, когда он встретил меня на тротуаре. — Давай не будем втягивать в это туристов, чем бы это ни было.

Броуди кивнул, не спеша двинулся в сторону автобуса и направил его дальше по улице.

Репортеры не обращали внимания на зевак — они были слишком заняты Этаном. Подобно акулам в воде, они учуяли кровь и начали кружить.

— Этан! Этан! Кто такой Бальтазар? Кто он для тебя?

— Он в Чикаго, чтобы доставлять неприятности? Дом Кадогана в опасности? Или Гайд-Парк?

— Расскажи нам о воссоединении, которое он запланировал!

Этан, глаза которого посеребрились от эмоций, сосредоточил свой угрожающий взгляд на ближайшем к нему репортере. В выражении его лица не было ничего доброжелательного, и еще меньше человеческого.

— Что ты сказал?

Я должна отдать репортеру должное. Запах его страха окислил воздух, но он твердо стоял на ногах и смотрел на Этана, и не отступил даже под испепеляющим взглядом Этана. И что еще хуже, он, должно быть, что-то увидел в глазах Этана, какую-то тень тревоги, которая пробудила его собственные инстинкты. Его губы растянулись в голодной улыбке.

— Кто такой Бальтазар?

— А почему ты спрашиваешь?

— Почему ты увиливаешь от вопроса?

Этан сделал еще один шаг вперед, магия поднялась в невидимом облаке позади него. Глубоко в моем животе зародился страх, как от фиаско, которое кто-то организовал, так и от потенциально взрывной реакции Этана на это.

Я встала позади Этана.

Слева от себя я уловила движение и увидела, как Броуди, Люк и Линдси (девушка Люка, одна из охранников Дома и моя лучшая приятельница в Доме) настороженно движутся в нашу сторону.

— Я не увиливаю от вопроса, — спокойно ответил Этан, каждое слово купалось в ярости. — Мне интересно, почему так много представителей СМИ пришло к моему дому и мешает целому району, расспрашивая о вампире, который уже несколько веков как мертв.

— Мертв? — переспросил репортер, он внимательно рассматривал Этана, как будто пытаясь найти слабые места. — У нас есть другая информация.

Губа Этана скривилась, и я сделала осторожный шаг вперед на тот случай, если мне придется его оттаскивать.

— Бальтазар мертв. Любая информация, полученная вами и говорящая об обратном, является ложной.

Все головы разом повернулись, когда черный лимузин пронесся по улице и остановился возле Дома. Пока репортеры перенаправляли свои камеры, одетый в ливрею водитель вылез наружу и открыл заднюю дверь.

Когда я обнажила свою катану, вышел вампир.

У Этана хранился миниатюрный портрет в ящике стола его кабинета, овальная картина около пяти сантиметров в ширину, ее рамка была изысканно позолочена. У мужчины в рамке были прямые темные волосы, бледная кожа, почти сверхъестественно симметричные черты лица. Прямой, длинный нос, темные глаза, губы растянуты в подобии ухмылки.

При этом, на мужчине с портрета были белый шейный платок, жилет и пальто царственного темно-красного цвета, а его волосы были прямые и темные, сцепленные сзади в хвостик.

Теперь его волосы были другими — короче по бокам и сзади, спереди длиннее, так что темные локоны драматично спадали на его лицо. Он сменил одежду того периода на черные штаны и длинное пальто, а на его шее были шрамы, паутина перекрещенных линий, которая поднималась чуть выше воротника «мандарина» его пальто и говорила о чем-то жестоком и мерзком… но о чем-то, после чего он явно выжил.

Он был привлекательным, несомненно это так, с видом и манерой темного принца, мужчина привык получать внимание от мужчин и женщин, и упивался этим. И это бесспорно был тот же самый вампир, что и на портрете у Этана.

Вся толпа вокруг нас — репортеры, операторы, охранники, вампиры — угрожающе затихла, когда он шагнул на тротуар рядом с Этаном. Плачущая горлица проворковала с ближайшей крыши — один, два, три раза, как будто выкрикивая предупреждение. По моей спине тек холодный пот, несмотря на прохладу свежего весеннего воздуха.

Вампир позволил своему взгляду переместиться с Люка на меня, прежде чем остановиться на Этане. Его лицо выражало многое — гнев, сожаление, страх. И все это закалено надеждой.

Долгое мгновение они молча смотрели друг на друга, оценивая, выжидая, готовясь.

Я сделала несколько осторожных шагов вперед, пока не встала рядом с Этаном с вытянутой катаной, готовая к удару.

Глаза вампира внезапно изменились. Они сощурились, сквозь них проглядывала тьма, словно демон за дверью. Поменялся цвет, голубой потемнел и перешел к водовороту ртути.

А затем его магия — теплая, пьянящая и пряная; виски с гвоздикой — прорвалась сквозь воздух, словно молния. Он обнажил клыки, длиннее, чем мне приходилось видеть, тонкие и угрожающие как иглы, и та струйка пота стала холодной полосой, которая соответствовала волне, что накатывала в моем животе.

Глаза Этана расширились от изумления, от ужаса.

Моим первым побуждением было действовать, защищать. Но магия сгустила воздух, словно патока; только лишь от усилия поднять руку сквозь него, у меня на лбу выступили капельки пота. Я огляделась вокруг и увидела, что другие вампиры вокруг нас столь же неподвижны.

Некогда вампирский гламур был необходимым навыком для приманивания и соблазнения людей. Мастера вампиров также используют телепатический дар, чтобы призывать вампиров, которых обратили, чтобы телепатически притянуть их на сторону Мастера. По счастливой случайности или благодаря необычным обстоятельствам моего превращения, я чувствую гламур, но в основном неуязвима к его воздействию. Так почему же эта магия влияет на меня?

«Держись», — мысленно сказал Этан, слово прозвучало гулко и грузно, как будто ему пришлось проталкивать его сквозь сироп магии.

А затем Этан произнес одно слово вслух. Слово, которое изменит все.

— Бальтазар.

Этан произнес имя с полной уверенностью, равной его предыдущей уверенности, что Бальтазар мертв. Я хотела потребовать у этого вампира предоставить его документы, подтверждающие личность. Но Этану, казалось, не нужно никаких дополнительных убеждений.

Это слово было сравнимо с чарами, ключ, который отпер вязкую магию. В миг она развеялась, выливаясь на нас, словно северный ветер. И так же быстро теперь освобожденный от наших магических оков, мир разразился движением и шумом. Репортеры, по-видимому не подозревающие о замедлении, бросились вперед, выкрикивая вопросы, микрофоны и камеры были нацелены, словно оружие.

Этан сделал шаг назад, шок запечатлелся на его лице, в его глазах.

Я подняла свой меч и встала между ними, ставя свое тело и клинок между Этаном и вампиром, на которого он сейчас таращился.

Люк, Броуди и Линдси встали позади нас, вытащив катаны, сталь защищала от орды репортеров.

Бальтазар бросил кроткий взгляд на меня и мой меч, прежде чем снова перевел его на Этана.

— Много времени прошло, — произнес он, у него был слабо выраженный французский акцент, слова приятно лиричными. Но тот демон все еще таился в его глазах. Он был Мастером из другого времени, человеком, который требовал преданности, который определял мир для своих вампиров.

Внутреннюю борьбу Этана можно было легко прочесть на его лице — он разрывался между биологической верностью вампиру, который создал его, и ненавистью к монстру, которым тот был и пытался сделать из Этана.

— Очень много времени, — осторожно согласился Этан.

— Нам есть, что рассказать.

— Похоже на то, — произнес Этан. Он указал рукой на окружающих его репортеров. — Ты все это устроил?

— Я подумал, что это единственный способ устроить с тобой встречу.

— С какой целью?

— Чтобы высказаться о давно наболевшем. Чтобы загладить свою вину. Существует, — Бальтазар сделал паузу, очевидно тщательно подбирая слова — своего рода пустота, когда один из твоих детей отделен от тебя, как было у нас так долго времени. Теперь эту пустоту в своей жизни я нахожу более болезненной.

Этан просто наблюдал за ним, как один хищник может наблюдать за другим, с огромной осмотрительностью.

— Мы находились врозь очень долгое время. Я думал, что ты мертв.

— И это очень длинная история. — Он позволил своему взгляду скользнуть в сторону Дома. — Может, обсудим это?

Прошло очередное долгое мгновение, пока Этан смотрел на Бальтазара, выражение его лица было пустым, но его сила внезапно разожглась, как будто века гнева и разочарования наконец воспламенились.

«Отойди, Мерит». — Приказ Этана шел вразрез с моей миссией. Но прежде чем я смогла возразить, он снова повторил:

«Отойди, Страж».

В ту секунду, когда я отошла, кулак Этана поднялся. С тошнотворным хрустом хряща он врезал им по лицу Бальтазара, и воздух наполнил запах крови.

Толпа снова взорвалась, от вампиров Кадогана с жаром поперла магия. Я подошла поближе к Этану, и Люк сделал то же самое, мы оба были готовы двигаться, если Бальтазар попытается ответить.

Медленно, он перевел взгляд обратно на Этана и прижал тыльную сторону руки к своему носу. Его глаза искрились от очевидного шока, что кто-то посмел бросить ему вызов, а уж тем более вампир, которому он даровал бессмертие.

— Comme tu as changé, mon ami.

— Oui, c’est vrai. La vie m’a changé, — ответил Этан на идеальном французском, а я даже и не знала, что он на нем говорит. Его голос был низким и угрожающим, и совершенно Мастерским.

Бальтазар вытащил из кармана носовой платок и элегантно промокнул им нос.

— Ça va. Je comprends.

— И давай внесем ясность, — продолжил Этан по-английски. — Я больше не человек, не мальчишка, не ребенок, которого ты когда-то знал. Больше никогда меня не призывай.

Люк шагнул вперед и положил руку на плечо Этану.

— Возможно, нам стоит перейти вовнутрь, подальше от папарацци? Думаю, на одну ночь мы дали им достаточно.

«Его безопасно пускать в Дом?» — мысленно спросила я Этана.

«А куда нам еще его деть, Страж? Я бы предпочел, чтобы он был под наблюдением, чем бродил по городу».

— Все идем внутрь, — сказал Этан, пока затворы камер моргали вокруг нас. — Отведи его в мой кабинет.

Я знала, что Этан прав, но не могла не думать о пресловутой лисе в нашем курятнике.

Люк кивнул и жестом пригласил Бальтазара проследовать к Дому. Бальтазар царственно кивнул, как будто ему указали на собственные покои короля, и шагнул вперед, поскольку охрана открыла ворота.

Я убрала свою катану обратно в ножны и смирно встала рядом с Этаном под дождь вспышек.

Он вздохнул и провел рукой по волосам.

— Столько пивнушек разбросано по всему миру.

— А он выбрал твою, — закончила я за него.

Этан повернулся ко мне, и я увидела ужас в его глазах. Он признался мне в некоторых вещах, которые сотворил, о способе, которым они с Бальтазаром проложили себе путь по всей Европе, о женщинах и крови, которые они брали, пока Бальтазар наконец не зашел слишком далеко. Но ему потребовалось не мало времени, чтобы мне это рассказать. Он беспокоился о том, что мои чувства могут измениться, если я узнаю, кем он был и что делал.

Но разве от этого он не стал лучше? Правда в том, что он мог продолжать следовать за Бальтазаром, развращать свой путь по Европе, но не сделал этого. Он трудился над тем, чтобы освободиться от вампира, парапсихические способности которого были бесспорно сильны. Он стал другим типом вампира, истинным Мастером.

Я не могла изменить тот факт, что Бальтазар ждал в Доме. Но я могла дать ему поддержку. Напоминание. Поэтому, пока вокруг нас вспыхивали камеры, я взяла его за руку.

«Он — твое прошлое», — мысленно сказала я и кивнула в сторону Дома, который тепло светился за воротами. — «Мы твое настоящее и будущее. Встреть его на своей территории, и пусть там вершится расплата. И если он выйдет за рамки, воспользуйся тем кроссом справа и уложи его».

Этан улыбнулся с явной неохотой.

— Дело может обернуться плохо. Скорее всего так и будет, прежде чем все будет сказано и сделано.

Я сжала его руку.

— К сожалению, я думаю, что это гарантировано. Но если дела пойдут совсем плохо, я уложу вас обоих.

***

Кабинет Этана был просторным и оформлен так же красиво, как и весь Дом. С одной стороны стоял стол, напротив него зона отдыха и стол для совещаний, который охватывал заднюю стену.

Бальтазар стоял в центре комнаты, осматривая мебель, оформление, сувениры из жизни Этана. Он оценивал то, что потерял при революции Этана, или же что мог получить, если бы вновь принял Этана в свой круг?

Люк стоял в зоне отдыха, скрестив руки на груди и с подозрительным выражением лица, рядом с ним был Малик, первый заместитель Этана.

Малик был высоким и стройным, с задумчивыми бледно-зелеными глазами, которые оттеняли темную кожу. Он зеркально отображал позу Люка и был единственным в комнате, кто надел официальную униформу Дома Кадогана — плотно прилегающий черный костюм и белую рубашку на пуговицах. Серебряная капля, медальон Дома Кадогана, висела у основания его горла.

Малик заботился об Этане и о Доме, и его пристальный взгляд сверлил Бальтазара, глаза проходились по его лицу, как будто фиксируя его облик в памяти. Тем лучше для Малика, чтобы дважды проверить его добросовестность позже, — подумала я.

Когда я закрыла дверь, Малик переключил свое внимание на Этана, чтобы оценить его настроение, его магию и эмоции, как мог сделать только друг или товарищ.

Когда был удовлетворен, он посмотрел на меня, в его глазах стоял вопрос — Был ли этот мужчина тем, кем казался?

Я быстро кивнула Малику, переводя взгляд на Этана. Он, казалось, верил, и это было единственным, что в настоящее время имело значение. Но от этого возникало еще больше вопросов: Как Этан мог ошибиться по поводу смерти Бальтазара? Где он был все эти годы? И, самое главное, чего он хочет от Этана?

Бальтазар слегка дотронулся до своего рта, и, когда удостоверился, что рана закрылась — преимущество вампирского исцеления — убрал носовой платок.

— У тебя прекрасный дом, mon ami.

Этан проигнорировал похвалу и дружеское отношение, прошел в зону отдыха, сел на кожаный диван и распростер руки на спинке, делая ставку на свое положение, свою власть. Я встала по стойке смирно рядом с ним, готовая прыгнуть вперед, если в этом возникнет необходимость.

— Нам он нравится. Ты можешь начинать.

Бальтазар изогнул бровь от этого приказа — я задумалась, не перенял ли Этан, сам того не осознавая, эту манеру от него.

— Я расскажу тебе свою историю, и ты сможешь сделать собственные выводы.

— Рассказывай свою сказку, — проговорил Этан. — И посмотрим, что будет дальше.

***

Бальтазар сел напротив Этана, сложив пальцы домиком на коленях.

— Я был в Лондоне, — начал он. — Трое мужчин вошли в дом с крестами и колами. Они были родственниками какой-то девушки, убежденные, что я зло, дьявол во плоти.

«Не просто какой-то девушки», — сказал мне Этан, его раздражение было очевидно даже через телепатическую связь. — «Персефоны».

Этан любил ее. Бальтазар знал это, он соблазнил и убил ее, насмехаясь над Этаном. Этот эгоистичный и насильственный акт Бальтазара стал последней каплей, побудившей Этана уйти.

«Те мужчины были членами ее семьи?» — спросила я.

«Да», — только и ответил Этан.

— Я был в доме один, — продолжил Бальтазар. — Ты только-только ушел, и я отправил Николь, как ты теперь называешь ее, с поручением.

— Чтобы нашла меня и привела обратно, — ровным тоном произнес Этан, и Бальтазар снова перевел взгляд на него, в его глазах сверкало веселье.

— Живым, если это было возможным, — согласился Бальтазар. — А если нет… Что ж, времена тогда были другие.

— Она меня не нашла, — ответил Этан. — Но я в любом случае вернулся. — В его глазах промелькнула тень, как будто он пересматривал те воспоминания. Спустя мгновение он вновь посмотрел на Бальтазара.

— Я услышал об этом скопище. Я вернулась и увидел тебя через окно. Окровавленного. Почти обезглавленного.

Это объясняло, почему Этан считал, что Бальтазар умер. Вампир мог исцелить практически любые раны, но если лишить его головы, тогда игра окончена. Это было уж слишком даже для вампирской регенерации. И тот факт, что Бальтазар не связался с Этаном за все это время, только подтверждал то, что увидел Этан. И тем не менее… теперь в голосе Этана не было сомнений, ведь этот вампир сейчас сидел напротив нас.

Я подвинулась ближе к дивану, достаточно, чтобы мое бедро коснулось плеча Этана, всего лишь быстрый контакт, который, как я надеялась, напомнит ему, что я здесь. Бальтазар увидел этот жест, его глаза резко распахнулись, словно капюшон кобры, стоило ему заметить такую интимность. Было что-то древнее и ледяное в его глазах. Полное отсутствие понимания, как если бы я была не более чем несколькими мазками на холсте его очень долгой жизни.

Мне захотелось отступить назад, но я заставила себя расправить плечи, вздернув подбородок. Я была Стражем, и это был мой Дом.

— Почти обезглавленным, — прояснил Бальтазар, снова переводя взгляд на Этана. — Мужчины изначально решили покончить со мной, и эта банда, по крайней мере дюжина человек, поначалу хорошо справлялась. Это, как я подозреваю, ты и видел. Они решили разжечь костер, который бы послужил надлежащим предостережением тем, кто посмел бы осквернить их дочерей, и они ушли разжигать огонь. Но этому не суждено было осуществиться. Один из мужчин, у которого были свои интересы, решил, что он может использовать меня в своих целях. Он был членом культа; они называли себя «Memento Mori».

«Помни, что смертен», — приблизительно перевела я, пытаясь вспомнить латынь.

— Они верили, что у вампиров есть сила раскрыть секреты всемогущества и бессмертия, что мы можем преодолевать промежуток между жизнью и смертью. Этот мужчина увел меня из дома, прежде чем мои мучители вернулись, он связал меня. Позволил мне исцелиться. А затем начал свою работу. — Бальтазар указал на шрамы вдоль своей шеи. — Он верил, что моя плоть, в буквальном смысле, наделит его силой. Они держали меня в живых, если это можно так назвать. Слабым, в оковах, и одурманенным экстрактом осины настолько, чтобы я едва пребывал в сознании.

Я почувствовала резкую вспышку магии Этана. Питер Кадоган умер от того же вещества — из-за медленного отравления, в чем был повинен его соперник за сердце дамы.

Бальтазар, должно быть, почувствовал эту магию, и кивнул.

— Небольшая доза может погрузить в летаргию. Docilité. Она также снижает способность к исцелению.

— Я не знал, — тихо проговорил Этан.

— Как и я, — продолжил Бальтазар. — Но я быстро учился. Они держали меня в Спиталфилдсе, в Лондоне. Никто не задавал вопросов о криках, о крови, об их полночной деятельности. Не тогда, когда нужда была такой сильной, а счастье так ограничено.

— Ты сбежал? — спросил Этан.

Бальтазар засмеялся, звук был подобен крепкому виски.

— Ничего такого романтичного. Люди и их предки устали заботиться обо мне, и они выбросили меня в аббатстве в Уолфорде. Они были достаточно милостивы, чтобы не убить меня, или верили, что я был близок к смерти и эта проблема решится сама собой.

— Аббатство было удачным выбором. Настоятель был добрым человеком, и он предоставлял приют сверхъестественным и раньше. Он помог мне исцелиться, вернуться в норму. А когда стало ясно, что я не старею, помог мне найти новое жилье, чтобы избежать очевидных вопросов. Я перебирался из одного безопасного дома к другому. Я был в Северной Европе. В Абердине многие годы. Хранители не знали, кем я был, только лишь то, что нуждался в убежище. И когда кто-то начинал что-то подозревать, они вновь перевозили меня. Я оказался в Шале Руж. В безопасном доме в Женеве.

— Знаю его, — подтвердил Этан с кивком.

— Я медленно поправлялся, — продолжал Бальтазар. — Выздоравливал, пока экстракт медленно — слишком медленно — покидал мой организм. Понадобились десятилетия, прежде чем начали возвращаться мои воспоминания. И однажды они вернулись все разом, как будто открылись все карты. Память о тебе, Париже, Николь. Я наконец-то вспомнил, кем ты был. И узнал, кем ты стал.

Наступила тишина. Этан внимательно изучал Бальтазара.

— И за все это время ты не связался с нами? Или с ГС?

Менее авторитетный вампир сжался бы под взглядом Этана, но Бальтазар, похоже, был даже слегка доволен этим.

— Наше отдаление было едва ли приятным. У тебя были чувства ко мне, как и у меня к тебе. Сильные чувства. Ты ушел без разрешения.

— Ты бы не позволил. Ты относился к людям и вампирам так, будто они что-то одноразовое. Я устал от разврата. Реми возглавил группу, когда ты исчез, и его поведение было не лучше. Я не вернулся.

Брови Бальтазара выгнулись.

— Похоже, мы откровенны друг с другом. Но времена тогда были другими. Я не стану извиняться за то, кем был, как и не стану требовать твоих извинений.

Глаза Этана потемнели.

— Я не должен тебе извинений.

— Возможно, да, а возможно и нет. — Его руки все еще лежали между коленями, когда Бальтазар наклонился вперед. — Но разве ты не должен поблагодарить меня? Ты обязан своим бессмертием и всеми преимуществами, которые следуют с ним, мне.

Я почувствовала быстрый скачок в магии Этана.

— И почему ты сейчас здесь?

— Я бы сказал, чтобы загладить свою вину, но это прозвучит одинаково наивно и претенциозно. Скажем, я стал… недопустимо любопытным.

— Потому что у меня есть власть?

Бальтазар слегка опустил подбородок со злой улыбкой, которая жутко и злобно изгибала его губы.

— Потому что ты стал таким интересным. Как и твое…. личное снаряжение.

— Осторожнее, — предупредил Этан. — Или ты быстро исчерпаешь наше гостеприимство.

Бальтазар издал неопределенный звук несогласия, а затем поднялся. Он шагнул к книжной полке, длинные пальцы задержались на спинке стула. Прежде чем я смогла моргнуть, он уже оказался перед высокими полками, его пальцы теперь исследовали памятные вещицы, которые Этан насобирал за все эти столетия.

Я едва смогла засечь его движение.

Господи, каким же быстрым он был. Быстрее любого вампира, которого я до этого видела. Он не был просто пережитком прошлого или анахронизмом старых времен, он был могущественным хищником. И он щеголял этим.

С учетом этой угрозы, я выпрямилась рядом с Этаном, почувствовав его ответное внимание.

Бальтазар взял небольшой хрустальный глобус, позволяя ему скользить между своих пальцев.

— Я снова предупреждаю тебя, — произнес Этан, — и это в последний раз. Будь почтительным.

— Почтительным? — спросил Бальтазар. — Таким же почтительным, как и ты по отношению ко мне?

Мир начал вибрировать у меня под ногами, как будто Дом неожиданно взгромоздился на край машины, достаточно огромной, чтобы наклонить мир по отношению к его оси. И он наклонялся вокруг меня — вся комната — пока я продолжала стоять.

Я… и Бальтазар.