Невероятно!

Открыв рот от изумления, я вошла внутрь и медленно повернулась вокруг себя, чтобы оглядеться. Библиотека была квадратной и занимала третий и четвертый этажи Три высоких сводчатых окна освещали помещение. Прихотливые перила из кованого красного железа окаймляли верхний этаж, куда можно было подняться по витой лестнице из такого же металла. На столах стояли медные лампы с зелеными абажурами.

Стены — от пола до потолка — закрыты книжными полками. Большими и маленькими, в кожаных переплетах И мягких обложках, разделенными на секции: история, справочники, физиология вампиров, даже маленький отдел художественной литературы.

— О. Мой. Бог!

Этан хихикнул позади меня:

— Сейчас мы квиты даже по вопросу о превращении без согласия.

Я бы согласилась с чем угодно, лишь бы прикоснуться к этому сокровищу, поэтому бросила отсутствующим голосом «конечно», подошла к одной из полок и провела кончиками пальцев по корешкам. Эта секция была посвящена западной классике. Дойл стоял между Диккенсом и Дюма, Кэрролл над ним и Элиот внизу.

Я сняла с полки переплетенный в синюю кожу экземпляр «Холодного дома» Диккенса. Открыла, перевернула фронтиспис из веленевой бумаги и посмотрела на первую истрепанную страницу. Шрифт мелкий и так глубоко впечатан в бумагу, что чувствуется на ощупь. Я счастливо всхлипнула, закрыла книгу и убрала ее на место.

— Ты — рабыня книг, — захихикал Этан. — Если бы я знал, что тебя так легко подкупить, привел бы тебя в библиотеку несколько недель назад.

Я издала согласный звук и вытащила тонкий томик поэзии Эмили Дикинсон. Провела большим пальцем по страницам в поисках нужного стихотворения и прочитала вслух:

Я принял смерть, чтоб жила Красота.

Но едва я был погребен,

Как в соседнем покое лег Воин другой —

Во имя истины умер он.

«За что, — спросил он, — ты отдал жизнь?» —

«За торжество Красоты».

«Но Красота и Правда — одно.

Мы братья — я и ты».

Я с нежностью закрыла книгу и вернула ее на полку, затем перевела взгляд на Этана, стоявшего рядом со мной с задумчивым видом.

— Ты умер во имя истины или правды?

— Я был солдатом, — ответил он.

Его слова поставили меня в тупик. Мысль о воюющем, а не плетущем тайные интриги Этане была удивительной. Но представить Этана в центре боя — нормально.

— Где? — тихо спросила я.

Повисло тягостное молчание, в наклоне его подбородка ясно читалось напряжение. Потом он изобразил явно фальшивую легкую улыбку:

— В Швеции. Давным–давно.

Он вампир уже триста девяносто четыре года. Я сделала кое–какие исторические подсчеты.

— Тридцатилетняя война?

Он кивнул:

— Именно. Мне было семнадцать, когда я первый раз сражался. Дожил до тридцати, когда меня превратили.

— Тебя превратили в бою?

Еще один кивок, без уточнения. Я уловила намек.

— Полагаю, и меня превратили в бою, фигурально выражаясь.

Этан взял книгу с ближайшей полки и рассеянно листал ее.

— Ты имеешь в виду битву Селины за контроль над Домами?

— Вроде того. — Я прислонилась к книжным полкам, скрестив руки. — Как ты думаешь, чего она добивается, Этан? Чтобы вампиры контролировали весь мир?

Он покачал головой, захлопнул книгу и поставил ее на место.

— Она мечтает о том, чтобы новый мировой порядок отдал власть в ее руки. Не важно, вампирский это мир, человеческий или оба.

Он прислонился к стеллажу, оперся локтем на полку рядом со мной и опустил голову на руку, проведя длинными пальцами по волосам. Другая рука опиралась о бедро. Внезапно он показался мне очень уставшим.

Мое сердце сочувственно сжалось.

— А чего хочешь ты, Мерит?

Он смотрел в пол, но вдруг поднял на меня своп зеленые глаза. Вопрос странный… В его глазах промелькнула ожесточенность.

Я мягко спросила:

— Что ты имеешь в виду?

— Ты это не планировала, но ты — член уважаемого Дома, в уникальном положении, на серьезной должности. Ты сильна и обладаешь связями. Оказавшись на месте Селины, чего бы ты захотела?

Я уставилась на него. Испытывает меня? Хочет узнать мне цену и понять, насколько сильна во мне жажда власти и завладевшая Селиной? Или все проще?

— Ты полагаешь, что она стала плохой, — сказала я, — что в своей человеческой жизни она была уравновешенной, но отчасти утратила контроль после превращения? Я не уверена. Может, Селина всегда была плохой и отличается от меня и от тебя.

Его губы приоткрылись.

— Мы разные, Селина и я?

Я глянула вниз и нервно потрогала подол своего шелкового платья.

— Разве нет?

Когда я снова посмотрела вверх, его взгляд интимно и требовательно впился в меня. Вероятно, он размышлял над своим вопросом, взвешивал собственную долгую жизнь и её уроки.

— Стараешься понять, не предам ли я тебя? — спросила я.

На лице Этана отразилось желание. Не думаю, что он хотел поцеловать меня, хотя мысль об этом — жажда или, наоборот, боязнь — ускорила мой пульс.

Sottо voce он произнес:

— Я хочу рассказать тебе кое–что — о Кадогане, Доме и политике. — Он сглотнул. Я никогда не видела его таким неловким. — Я должен это сделать.

Я подняла брови, побуждая его говорить.

Он открыл рот, затем снова закрыл.

— Ты молода, Мерит. И я не говорю о возрасте — сам был едва старше тебя, когда меня превратили. Ты — вампир–неофит, к тому же недавний. И тем не менее не прошло двух месяцев после твоего посвящения, а ты увидела на какое насилие и коварство мы способны.

Он взглянул на книги и тоскливо улыбнулся:

— В этом отношении мы не так уж отличаемся от людей.

В просторном помещении царила тишина, пока он мрачно смотрел на меня.

— Решения принимаются… — Он помолчал, словно собираясь с мыслями, и начал опять: — Решения принимаются с оглядкой на историю, защиту наших вампиров и обеспечение безопасности наших Домов.

Этан кивнул в сторону полок с книгами у противоположной стены, ряды пожелтевших томов с красными цифрами на корешках.

— Полный «Канон», — сказал он, и я поняла, почему «Канон» выдают вампирам–неофитам в виде краткого руководства. Здесь, должно быть, пятнадцать–двадцать томов в каждом ряду, а сколько рядов!

— Как много законов, — заметила я, рассматривал книги.

— Много истории, — уточнил Этан. — Столетия истории. — Он взглянул на меня. — Ты знакома с происхождением системы Домов, с Чистками?

— Да.

Хотя «Настольный вариант», в отличие от полного руководства, не предлагал репортаж с места событий, он содержал азы истории системы Домов — от зарождения в Германии до основания Французского трибунала, который впервые начал коллективно управлять вампирами Западной Европы. До тех пор, пока после наполеоновских войн Совет не перенес собрания в Англию. Оба события приписывались панике, вызванной Чистками.

— Тогда ты понимаешь, — продолжил он после моего кивка, — важность защиты вампиров и заключения союзов.

Я действительно понимала. Ведь меня отдали Моргану, чтобы обеспечить потенциальный союз с Наваррой.

— Брекенриджи, — сказала я. — Я считала их союзниками. Никогда бы не подумала, что он будет так со мной говорить. Не Ник. Он назвал меня вампиром — но это было не просто слово, Этан. Это было ругательство. Проклятие. — Я замолчала, посмотрела на него. — Он сказал, что заставит меня поплатиться.

— Помнишь — ты под защитой? — спокойно и искренне просил он. — Как вампир Кадогана, живущий под моей крышей.

Я была благодарна за утешение, но боялась Ника не поэтому. Я сожалела, что уступила его невежеству и ненависти.

— Проблема в том, — сказала я, — что они не просто не союзники. Они — враги.

Этан нахмурил брови, между ними образовалась крошечная складка. В его глазах… Не знаю, что это было, и предпочту и дальше не знать.

Что бы это ни было, Этан совладал с лицом, и в его голосе послышались интонации Мастера вампиров:

— Я привел тебя сюда, информация — в твоем распоряжении. Мы знаем, что ты могущественна. Подкрепи могущество знанием. Нехорошо оставаться в темноте.

Я зажмурила глаза от неожиданной удачи, а когда открыла, он направлялся к двери. Только звук затихающих в далеке шагов по мраморному полу. Дверь открылась и снова закрылась, и комната погрузилась в тишину и покой — шкатулка с сокровищами, скрытая от всего мира.

Повернувшись к книгам и осмотрев полки, я поняла замысел Этана. Когда он начинал воспринимать меня как что–то большее, чем обузу или оружие; когда мы разговаривали как равные, без должностных и исторических преград, — он давал задний ход, часто оскорбляя меня, чтобы увеличить дистанцию. Я знала по крайней мере некоторые причины его отступления, включая ощущение моей подчиненности, и подозревала о других — о разнице в нашем положении.

Но было еще что–то неуловимое. Страх в его глазах говорил, что он чего–то боится. Вероятно, что–то скрывает и не хочет мне рассказывать.

Я встряхнула головой, пытаясь привести мысли в порядок, потом взглянула на часы. Два часа до зари. Большую часть ночи я потратила на Этана, Ника и отца, а теперь использовала библиотеку в чисто исследовательских целях.

Книги были поделены на художественную и нехудожественную секции, как в обычной библиотеке. Каждая секция имела четкую организацию, каждая полка — безупречно чистая. Наверное, в этой комнате собраны тысячи томов. Такая внушительная коллекция просто не могла существовать без библиотекаря. Я осмотрелась, но не увидела и следа стола для выдачи книг или администратора. Интересно, кому повезло получить эту должность? И что еще важнее, почему не я стала явным претендентом? Книги или меч для бывшего аспиранта, специализирующегося на английской литературе, — легкий выбор.

Я просмотрела полки на предмет чего–нибудь читабельного и остановилась на книге в жанре городского фэнтези из секции художественной литературы. И ушла из библиотеки с тоской, на прощание пообещав стеллажам вернуться, как только появится свободное время. Затем спустилась по лестнице в заднюю часть Дома, прошла по длинному коридору до кафе, где горстка вампиров чавкала предутренними закусками и пялилась на меня, когда я проходили мимо. Я выскользнула в кирпичное патио, простиравшееся позади Дома, и по тропинке проскочила в маленький симметричный садик. В центре садика был фонтан, освещенный дюжиной встроенных в землю фонарей. Света для чтения вполне хватало. Я выбрала скамейку, забралась на нее с ногами и открыла книгу.

Время шло, вокруг было тихо и пусто. Поскольку ночь подходила к концу, я загнула страницу, закрыла книгу и вытянула ноги. Поднявшись, посмотрела на заднюю часть Дома: в окне третьего этажа виднелся чей–то силуэт. Некто стоял лицом к саду и засунув руки в карманы.

Это окно покоев фаворитки, ранее принадлежавших Эмбер, рядом с апартаментами Этана. Ныне совершенно пустые. Трудно представить, что кто–то, кроме Этана, мог там находиться и тем более смотреть в сад.

Я немного постояла с книгой в руке, наблюдая за ним. Интересно, о чем он думает? Оплакивает ее? Сердится? Смущён, потому что не смог предсказать ее предательство? Или заново пережевывает события сегодняшнего вечера, беспокоясь о Николасе, Селине и о том, во что она может нас всех втравить?

Горизонт начал розоветь. Поскольку я не испытывала особого желания попасть под лучи солнца и сгореть дотла, сидя в саду с книжкой и шпионя за своим Мастером, я вернулась в Дом, на ходу поглядывая на окно. Однако силуэт словно застыл в одной позе.

Я вспомнила Питера Гэбриэла и его песню о труде во имя выживания. Этан делал именно это — день за днем присматривал за тремя с лишним сотнями вампиров Кадогана. Мы вроде королевства, и он — лорд поместья, в фигуральном и буквальном смысле Мастер Дома. Наше выживание —ответственность, павшая на его плечи с тех пор, как умер Питер Кадоган.

Здесь я ему полностью доверяю. Но самая большая ошибка Этана, как мне кажется, — его неспособность отделить ответственность от всего остального в его жизни.

И от всех остальных.

Итак, ночью в конце мая я стою на лужайке поместье вампиров в Гайд–парке, уставившись на словно вырезанную из камня фигуру парня, одетого в «Армани», — врага, ставшего союзником. Забавно: сегодня я потеряла одного союзника, но приобрела другого.

Этан провел рукой по волосам.

— О чем ты думаешь? — прошептала я, прекрасно зная, что он меня не услышит.

Где магнитофон, когда он нужен?