На следующее утро, с красными глазами из-за того, что не ложилась до двух, я бросила в сумку семнадцать конвертов. В каждом была копия моего резюме вместе с письмом сенатору или какому-нибудь политику, чьи адреса мы с Мелиссой разыскали в Интернете. В каждом письме была просьба о работе и только несколько слов о моей карьере в Голливуде.

— Спасибо, милая. Ты просто молодец. — Я обняла свою сестру, провожая ее в «Беверли-Центр», где она, до того как отправиться на обед, собиралась присоединиться к протестующим против жестокого обращения с бездомными.

— Надеюсь, все пройдет нормально, — сказала она, забрасывая рюкзак за плечо. — Позвоню, когда доберусь до Вашингтона. Удачи тебе с работой.

— Спасибо. Она мне понадобится.

Сестра стояла около двери моей машины, нагнувшись к самому окну, и улыбалась мне, как современная Жанна д’Арк.

— У тебя все получится. Ты создана для карьеры в политике. Все это наносное дерьмо не для тебя. Помнишь, как ты маленькая приковала себя к дереву велосипедной цепью, узнав, что его собираются спилить, потому что оно заражено голландской болезнью вязов? Вот такая сестра вдохновляла меня. Вашингтон без тебя не обойдется.

— Ты прелесть, Мел. До скорого. — Я помахала ей, сдерживаясь, чтобы не засмеяться над серьезностью ее намерений, и выехала в обычную утреннюю пробку на Ла-Сьенега. В зеркало заднего вида я наблюдала, как моя сестра брела по тротуару в той же самой одежде, в которой была вчера, с рюкзаком за плечами, весившим в два раза больше ее самой.

Добравшись до офиса, я поняла, что если хочу, как обычно, получить свой чай латте, то должна сначала прочесть сценарий Джейсона. Ни за что не покажусь ему, пока не прочитаю. Джейсон — один из немногих, кого я относила к нормальным людям в этом городе, и я знала, что ему очень хочется получить обратную связь от меня… ладно, на самом деле все равно от кого, так что я вытащила экземпляр его сценария из сумки и погрузилась в текст, а все остальные помощники — в последнюю сводку кассовых сборов в «Вэрайети». Ее мне читать было совершенно ни к чему, тем более что я собиралась скоро ретироваться. Меня либо выставит Виктория, дав под зад своим ботинком от Чарльза Дэвида, либо я отправлюсь делать карьеру туда, где мои коллеги скорее всего не станут торговать своими яйцеклетками, чтобы купить розовую сумочку, и считать меня мутантом из-за того, что у моих волос естественный каштановый цвет.

Весь остаток утра каждое свободное мгновение я старалась прочесть еще несколько страниц. И еще. Вещь оказалась потрясающая, что меня приятно удивило, потому что, как правило, всякий раз, как кто-то, кого ты знаешь, просил прочитать сценарий, это было ужасно. Но на сей раз мне хотелось продолжать. И когда Скотт наконец уехал на завтрак, я вытащила сценарий из ящика и устроилась поудобнее, чтобы закончить третий акт. Виктория на несколько дней уехала в Седону на консультацию с шаманом, а Лара засела за свой курс написания романов, как обычно засунув затычки в уши, так что я спокойно дочитала историю до конца, и никто меня не побеспокоил.

Сценарий Джейсона назывался «Неистовое чувство одержимых» и рассказывал о подростке из Нью-Джерси, который хотел потерять девственность до такой степени, что ходил на собрания к «Анонимным сексоголикам», чтобы с кем-нибудь переспать. Я решила по названию, что это будет очередной клон «Американского пирога», но оказалось, что эта история изложена с чувством, и Дэн, главный герой, вызывал симпатии больше, чем любой другой персонаж из всех сценариев, которые я когда-либо читала. И даже при том, что опыта чтеца у меня всего-то было от силы месяц, колоссальная нагрузка, которую взваливала на меня Виктория, в итоге сказалась положительно, и я все же кое в чем разбиралась. Из этого могло бы получиться большое кино, взволнованно думала я. Действительно большое. Образы буквально стояли у меня перед глазами — опостылевшая жизнь в семье, гарвардская карьера, друзья, меланхоличная мать, отчим, одержимый порнографией, и настоящий отец, которого нет рядом. Низкобюджетный, но с подающим надежды молодым актером в главной роли. Серьезный фильм, но не без юмора. Он заставлял плакать и смеяться, и это был первый сценарий на моей памяти, которому я предвидела будущее на большом экране. И его написал Джейсон Блум. Человек, занимающийся приготовлением кофе. Парень из кофейни напротив. Который хочет, чтобы я продюсировала его творение. Этого, конечно, не произойдет, потому что я собираюсь в Вашингтон. Но может быть, если я помогу ему и эта вещь попадет к тому, кому нужно, пока я еще здесь, он пригласит меня на премьеру. Джейсон — молодец. Я улыбнулась, беря сценарий и сумку, чтобы наконец-то пойти и попить свой латте, а заодно и сообщить ему хорошие новости.

Но стоило мне подняться, чтобы отправиться в «Кофейное зерно», телефон стал звонить без умолку. И я, тупица, совершила фатальную ошибку, взяв трубку. Я не должна была так поступать, потому что общее правило в Голливуде гласит: если твой босс припарковался около ресторана на завтрак, офис закрывается и все сообщения должны поступать на голосовую почту. Но постоянный трезвон сводил меня с ума.

— Офис Скотта Вагнера, — сказала я нетерпеливо.

— Скотт… — засопела женщина.

— Нет, это Лиззи. Скотт сейчас обедает.

— Ты должна найти его. — Она опять засопела, может, даже захныкала.

— Представьтесь, пожалуйста.

— Дженнифер.

О Боже, одна из самых важных клиенток Скотта! Обычно она в слезах звонила из «Сакса», чтобы сообщить нам, что никак не может заполучить сумку от Баленсиаги белого цвета. А моя работа заключалась в том, чтобы принимать ее всерьез — как она принимала себя.

— Бретт настаивает, что меня надо снять в профиль. Но в моем контракте оговорено, что я не снимаюсь в профиль. Я пробовала объяснить ему, но он только вопит и оскорбляет меня.

— Дженнифер, пожалуйста, постарайся не волноваться. Я попробую дозвониться до Скотта. Где ты сейчас?

— Я сижу в своем трейлере. И никому не открываю. Уйди! — закричала она на кого-то на заднем плане так громко, что моя барабанная перепонка засвистела. — Он хочет разрушить мою карьеру, потому что я не согласилась с ним спать. Точно хочет. Мне никогда не нравилось, как выглядит мой нос со стороны. И я не собираюсь выставлять его напоказ.

— Хорошо. Хорошо, не волнуйся. Оставайся на месте, и я сделаю так, чтобы Скотт позвонил тебе.

— И пусть поторопится, потому что я отказываюсь терпеть это насилие. Это плохо сказывается на моем «внутреннем ребенке». Я позвоню своему водителю, и он отвезет меня домой, если Скотт не окажется здесь сию минуту.

Я повесила трубку и переключилась на другую линию, которая тоже отчаянно трезвонила. Честно говоря, не ожидала, что беруши Лары, тем более высшего класса, окажутся на деле не такими уж и звуконепроницаемыми, как она хотела всем показать. Я бы могла игнорировать телефон, потому что сейчас было время обеда, но он от вибрации грозил вот-вот свалиться со стола, так что я решила, что это, должно быть, срочно.

Я схватила телефонную трубку:

— Да, я слушаю.

— Если ты не вытащишь эту гребаную шлюху из трейлера и не отправишь ее на съемку через десять минут, я предъявлю ее костлявой, бездарной заднице такой иск, что мало не покажется!

— Бретт? — Я сделала смелую догадку.

— Я до сих пор мирился с ее замашками примадонны, но я уже с ума схожу! Мне эта фригидная дрянь на шпильках никогда не была нужна, но студия с ножом к горлу заставила меня взять ее. И теперь она разваливает мой фильм. Так что достань ее оттуда ко всем чертям! Ты меня слышишь, Скотт?

Я бы не удивилась, если бы Скотт тоже его слышал. Хотя и сидел сейчас в «Айви», «уговаривая» одну «Кровавую Мэри» за другой.

— Извини, Бретт, это Лиззи, ассистентка Скотта. Я попробую дозвониться ему, он сейчас обедает. Мы свяжемся с вами. — Но линия монотонно загудела, прежде чем я закончила говорить. Отлично. Замечательно. Господи, сколько же еще это будет продолжаться?!

По мобильнику Скотту дозвониться не получилось — я попадала на голосовую почту. Он его отключил. Сидел за столом в «Айви», закусывая пирогом с крабами, и ему не было никакого дела до того, что сейчас на съемочной площадке «Парамаунта» сгущаются тучи. Печально, хотя и не для Дженнифер, иначе здесь бы все на ушах стояли, думала я со всем цинизмом бывалого профессионала от индустрии развлечений.

— Скотт, это Лиззи. Мне действительно неловко отрывать тебя от обеда, но мне нужно срочно с тобой поговорить. Я записала свой номер в твой телефон под именами Лиззи, Элизабет и Помощник Номер Два. Так что можешь звонить по одному из них и попадешь ко мне. Спасибо.

Я захватила ключи от машины и бросила в сумку сотовый.

— Если я кому-нибудь понадоблюсь, я в «Парамаунте». Там на площадке между Дженнифер и Бреттом какой-то скандал. — С таким же успехом я могла все то же самое сказать себе под нос. В ответ только красотка Талита пробормотала что-то о том, что «Скандал» — любимый парфюм Гвинет Пэлтроу.

Я в нетерпении ерзала ногой по педали газа, пока один из Хосе переставлял «мерседес», закрывающий мне выезд со стоянки. У меня было приблизительно пять минут, чтобы доехать до «Парамаунта» и уговорить Дженнифер выйти из трейлера, иначе она получит отставку, а значит, и Агентство тоже. Потому что виновными в том, что ей пришлось перенести такие мучения от Бретта, она сочтет именно нас. А все потому, что агент должен быть другом, матерью, козлом отпущения, любовником, приходящей няней и помощником. И еще средневековым рыцарем, когда надо. Напасть на обидчика с копьем наперевес, чтобы защитить ее честь. Или ее профиль. Только вся проблема в том, что большую часть времени агент обычно обедает или пропадает на премьерах. В случае Скотта — балдеет под кайфом. Так что его обязанности стали моими. Его «порше», правда, еще нет; я заметила, как из-под буксирного крюка «хонды» повалил синий дым. Я не обратила на это внимания в надежде, что он улетучится.

Пока длинный Хосе переставлял «мерс», коротышка Хосе болтал со мной через опущенное стекло.

— Куда-то собираешься, малышка? — спросил он, не обращая внимания на мою нервозность.

— В «Парамаунт». Как ты думаешь, сколько времени мне понадобится, чтобы добраться туда?

— Ты имеешь в виду секретную короткую дорогу? Или длинный путь с пробками? — Он хитро усмехнулся и пригладил свои черные, как уголь, волосы.

— О Боже, Хосе, ты знаешь короткую дорогу? — Я могла бы и не спрашивать, потому что он уже писал мне заветные указания. — Я люблю тебя, Хосе, ведь ты же это знаешь, правда?

— A falta de hombres Buenos, a mi padre hicieron alcalde. — Он кивнул, передавая мне подсказку.

— «За неимением других хороших людей мэром выбрали моего отца»? — спросила я, скребя по сусекам своих школьных познаний в испанском.

— Езжай уж, — сказал он, и я, улыбаясь ему, выехала на своей развалюхе со скрипящими тормозами и захлебывающимся двигателем из темных подземелий на свет Божий.

Я проехала по Мелроуз и дальше в Голливуд в поисках знаменитых ворот «Парамаунта». Мне никогда не приходилось видеть их в реальной жизни, но они появлялись в начале сотен фильмов, так что я примерно знала, что ищу. Но, глядя на часы и размышляя, не уселась ли Дженнифер на заднее сиденье своей машины и не отправилась ли домой, посматривая на свой сотовый в ожидании звонка от Скотта и попутно читая руководство от Хосе, которое вело меня через роскошнейшие окрестности, я не успела даже задуматься о том, что скоро сделаю первый шаг на священную землю легендарной голливудской студии.

И конечно, я не останавливалась, чтобы восхититься теми самыми улицами, по которым Люсиль Болл, Грета Гарбо и Том Круз ездили на работу. Потому что сейчас перед моими глазами алели миндалины Скотта, который орал на меня за то, что я позволила Дженнифер совершить профессиональное самоубийство. На карту была поставлена Репутация Агентства. Репутация Скотта тоже. Если причиной моего ухода с этой позиции станет то, что меня с нее вынесут, тогда грош цена моим семнадцати письмам. Вот что волновало меня сейчас больше всего. Поэтому я вытерла влажные ладони о черную юбку, вцепилась в руль и утопила педаль газа в пол, как старый каскадер.

И тут зазвонил мой телефон. Отлично. Скотт. Наконец-то! Я отпустила педаль и ответила.

— Лиззи, это я. — Но это было не то «я», на которое я рассчитывала. Звонила Мелисса.

— Привет, малышка, — сказала я, выключая радио.

— Со мной тут случилась небольшая неприятность, Лиззи.

— Какая неприятность? — Я напряглась.

— Меня арестовали. Я участвовала в марше в поддержку беженцев и приковала себя к ограждению.

— Ясно. Ты в порядке? Мне надо приехать? Я могу чем-то помочь? Может, позвонить родителям? Тебе нужен адвокат? — На меня всегда мог рассчитывать тот, кто оказался в тяжелом положении, — я хотела добавить этот факт в свое резюме, но забыла.

— Нет, все хорошо, — спокойно заверила она меня. — Я звоню сказать, чтобы ты посмотрела вечерние новости по Си-эн-эн, потому что они хотят взять у меня интервью о нарушениях прав беженцев. Если можешь, пошли сообщение об этом по почте всем своим знакомым, чтобы они тоже знали, — это будет притча во языцех. Здорово, правда? — Она говорила так, будто была под кайфом.

— Может быть. Я хочу сказать: тебя будут судить? Ты же под арестом, милая, — произнесла я, не в силах выйти из роли старшей сестры.

— Да нет, что ты. Я сейчас в камере и пользуюсь правом одного телефонного звонка, но в шесть меня выпустят, а в семь я уже буду в эфире, так что обязательно посмотри, — сказала она. И видимо, ее пятнадцать минут истекли, потому что в трубке послышались гудки.

В ту же секунду я поняла, какие мы с Мелиссой разные. Я всегда думала, что мы сделаны из одного теста, если говорить о наших принципах: мы беспокоились о деревьях, политзаключенных, дельфинах и несчастных женщинах, которых до смерти забивали камнями за измену. Но несмотря на то что я действительно искренне волновалась об этом и, может быть, когда-то внушила свою воинственную идеологию младшей сестре, все равно меня эти проблемы заботили не в такой мере, как Мелиссу. Я не стала бы посылать ко всем чертям обед, свободу и репутацию безупречного гражданина Соединенных Штатов Америки, приковываться к ограждению и позволять себя арестовать. И не важно, обратит на это внимание Си-эн-эн или не обратит. Я бы подписала петицию, разослала бы электронное письмо сотне человек и присоединилась бы к мирному протесту. Но я не та, кто отправится рисковать собственной жизнью в Сьерра-Леоне или в «Беверли-Центр», Это мне не по нраву. Может, когда была моложе, но не теперь. Это все казалось мне слишком идеалистическим, слишком наивным. Я почти уверена, что если бы Скотт или любая другая голливудская шишка добирался бы на работу сегодня утром бок о бок с маршем протеста Мелиссы, то он просто проклял бы ее за то, что она мешает нормальному движению. И ему было бы наплевать, марширует ли она ради мира во всем мире или чтобы остановить негуманное обращение со свиньями в Гвинее, — она бы не оказала на него никакого воздействия. И от этого ее благородные дела теряли смысл. Их единственное предназначение было в том, чтобы она могла похвалить себя и чувствовать, что является частью чего-то. Это, наверное, замечательно. Только я точно знаю, что это не по мне.

Я ищу чего-то другого. Хотя пока понятия не имею чего. Я бросила взгляд на свою карту и снова нажала на газ. Если Хосе не ошибся в своих вычислениях, то я уже подъезжала к съемочной площадке студии «Парамаунт».

Когда я наконец остановилась возле будки охранника, то увидела, что величественные мраморные ворота были на самом деле из цемента и что охранник не собирался пропускать меня без предписания от Испанской Инквизиции.

— Никто не сообщал о вашем приезде, мисс. Я не могу вас пропустить.

— Я по срочному делу. Меня ждут на съемках «Венчальной расправы», — говорила я умоляющим тоном и поглядывала на другую сторону будки, чтобы удостовериться, что ни в одном из красивых автомобилей, подъезжающих к шлагбауму, нет Дженнифер. И из-за этого я казалась еще более подозрительной и похожей на помешанную фанатку или исламскую фундаменталистку, чем уже выглядела, в своих солнечных очках «Шанель» и на дымящей машине. — Может быть, вы позвоните Бретту, режиссеру? — с надеждой спросила я. — Скажите ему, что я ассистентка Скотта Вагнера и что я приехала, чтобы вытащить Дженнифер из ее трейлера. Я уверена, он подтвердит мой рассказ. Серьезно.

— Подождите, я поговорю с менеджером, — сказал он довольно вежливо. К сожалению, охранник в последний раз сталкивался с безотлагательными делами во времена, когда Глория Суонсон подъезжала к бульвару Сансет в 1950-м, так что я была вынуждена сидеть и потеть в своей машине, пока он наконец не вернулся с гордой усмешкой и пропуском на стекло.

— Они рядом с девятнадцатой тонстудией, — сказал он, вручая мне карту, но забыв предупредить, что территория студии занимает двадцать пять гектаров.

Один час, две мототележки, три охранника, пять пузырей на ногах — и я оказалась на тонстудии номер девятнадцать. Но вокруг никого не было. Кроме двух симпатичных девушек — гримеров, судя по испачканным театральным гримом рукам, — которые уминали суши на ступенях «Виннебаго».

— Привет, я ищу трейлер Дженнифер, — хриплым голосом сказала я, глядя на то, как они изумленно смотрят на меня.

— Трейлер Дженнифер? О, по-моему, это тот, который с поющим ветром у входа, да? — спросила одна у другой, и та как-то неопределенно закивала своей ставриде.

— Спасибо. — Я поспешила к трейлеру в самом конце съемочной площадки, изображавшей Нью-Йорк-стрит, на который она указала, напрягая слух, чтобы услышать крики или плач Дженнифер, — что-нибудь, что помогло бы мне убедиться, что еще не слишком поздно. Но место казалось пугающе пустынным. И хотя я никогда прежде не бывала на площадке, я всегда считала, что вокруг должны бегать, прыгать, сновать туда-сюда еще несколько человек, если все шло как надо. — О черт! — бормотала я, с трудом передвигая кровоточащими ногами. — Где же все?

— Эй! — позвал меня мужской голос откуда-то сзади. — Вы кого-то ищете?

Я обернулась и увидела мужчину в бейсбольной кепке и потрепанной серой футболке, сидящего на ступенях имитации особняка и поедающего свой завтрак.

— Э-э… вообще-то нет. Ну да, я думаю, что да, но все в порядке, потому что я знаю, куда иду, потому что… ну… У меня есть карта, — закончила я свою цветастую фразу, махая желтым листком бумаги.

— Понятно. Просто мне показалось, что вы потерялись. — Он пожал плечами и наколол кусочек тунца в своем салате «Нисуаз», тарелка с которым рисковала свалиться с его колена. Потом он сдвинул назад свою кепку, и его карие глаза улыбнулись мне, когда он добавил: — Но если вы не потерялись, тогда все в порядке. — В этих словах я уловила южный акцент.

— Вообще-то я ищу съемки «Венчальной расправы». Этот фильм вроде бы снимают где-то здесь. Надо было такое название придумать, да? — Я ответила на его улыбку, как мне показалось, неплохой шуткой.

— Жуть, — согласился он. — Так я думаю, они там. По крайней мере оттуда доносились крики. Потом был какой-то сильный хлопок, и все стихло. — Он беспечно пожал плечами.

— О нет! О черт! Вы что, серьезно? — Я попятилась, спотыкаясь, назад, к сцене катастрофы. Дженнифер и Бретт действительно могли убить друг друга в один злосчастный момент? Двое самых важных клиентов Скотта!

И тут этот парень подмигнул мне и засунул в рот маленький помидор.

— Очень смешно, да, ха-ха! Отличная шутка, — сказала я и без оглядки бросилась к трейлерам.

Оказавшись наконец перед дверью трейлера, под «музыку ветров», я секунду постояла на его решетчатых алюминиевых ступенях, чтобы перевести дух. После этого постучала в дверь. Так деликатно, как только умела.

— Можно? — воскликнула я возбужденно, не услышав никакого ответа. Потом надавила на ручку двери и очень медленно и осторожно открыла ее.

— Эй, вы посмотрите, кто пришел, — Лиззи! — услышала я откуда-то из темноты, чуть только оказалась внутри и позволила глазам привыкнуть к полумраку. Говорил мужчина. Обычно в этом городе избитые выражения произносили именно они. — Проходи, детка. — Прямо передо мной, уютно устроившись за столом кухни, Скотт, Дженнифер и Бретт сидели и как ни в чем не бывало играли в «Дженгу».

— Ой, я не хотела вас беспокоить. Просто я думала, что возникла проблема, и…

Но Скотт остановил меня, чтобы я не разрушила все его усилия, которые он приложил, чтобы замять конфликт между режиссером и актрисой.

— Мы тут здорово проводим время, Лиззи. Решили чуть отдохнуть, перед тем как возвращаться к работе. Играешь в «Дженгу»?

— В «Дженгу»? — спросила я, попутно задаваясь вопросом: почему, черт возьми, он не мог сообщить мне, что он здесь, ведь мне бы тогда не пришлось нестись на всех парах через весь город, получать нервный срыв, и это при всем при том, что моя бедная сестра сидела в тюрьме в «одиночке». Но в то же время я почувствовала облегчение, что хорошие отношения снова были восстановлены. Причем до такой степени, что одна рука Бретта лежала у Дженнифер на спине, а второй он вытаскивал деревянную палочку из башни «Дженга». — Нет, я не играю в «Дженгу», — солгала я. — Я что-то чувствую себя ужасно, так что, пожалуй, поеду в офис. — Я сделала несколько шагов к дверному проему, надеясь на быстрое бегство к своему столу, где я уединюсь и добавлю дипломатию как самую главную черту в свое резюме.

— Эй, осторожно! — услышала я и почувствовала, как две руки хватают меня за талию. Я обернулась. Позади меня снова оказался тот самый парень в бейсбольной кепке.

— Ого! — сказала я, изумившись, что он спокойно вошел в трейлер Дженнифер и даже не удосужился постучать.

— Люк, заходи, мужик! — выкрикнул из-за стола Скотт.

— Я не останусь. Только хотел удостовериться, что эта молодая леди дошла, куда ей было нужно. — Он стоял и пристально смотрел на меня.

— A-а, так вы уже познакомились с Лиззи, — сказал Скотт. — Да, это мой второй ассистент. Эй, Лиззи, знакомься с Люком Ллойдом. Это продюсер «Венчальной расправы».

Продюсер? Ему от силы лет тридцать пять, и хотя он больше смахивал на агента, но индустрия ведь «молодая», и поэтому нет ничего необычного в том, что человек в его возрасте управляет студией, не говоря уже о производстве фильмов.

— О нет, Боже мой! — сказала я чуть ли не вслух. Но Люк Ллойд услышал меня, даже в шуме падающих деревянных блоков и воплей — это с грохотом обрушилась башня «Дженга».

— Да, и знаете, я тут думал, может, с названием что-то не то. В нем чего-то не хватает… не знаю… утонченности, что ли? — Люк сказал это громко, на весь трейлер, но смотрел при этом очень пристально прямо мне в глаза. И при таком освещении я могла разобрать только бледно-коричневые веснушки у него на носу.

— Это круто, мужик! Поверь мне! — прогремел Скотт. — Ничего не меняй.

— Лиззи? — вопросительно сказал Люк Ллойд, и мне оставалось только созерцать его длинные темные ресницы и свое собственное самоубийство… последнее — мысленно.

— Да, пожалуй, можно было бы усовершенствовать, — сказала я, стараясь уйти как можно быстрее, чтобы не терпеть больше унижений. — Хотя вообще-то мне оно уже нравится. «Венчальная расправа». Да, в этом есть острота. Вы правы, уж какое есть. — Мне наконец удалось миновать Люка Ллойда и сойти со ступеней трейлера, оставляя Скотта, Дженнифер и Бретта, шумно принявшихся заново отстраивать башню «Дженга», позади. И Люка Ллойда, который теперь смотрел на меня сверху вниз.

— Еще увидимся, Лиззи. — Он ухмыльнулся и сдвинул свою кепку, демонстрируя взъерошенную копну черных волос. Только тут я и узнала в нем того парня, в которого отчаянно старалась не влюбиться на вечеринке у Дэниела. Того самого, который разговаривал с Джорджем и показался мне развратным ублюдком, падким на супермоделей и спортивные машины.

— Да. Увидимся, — выдавила я, спеша назад к приветливым «улицам Нью-Йорка», безумно торопясь, чтобы не попасть в неприятности.

Но, проходя мимо «домов», в которых обитали все выдуманные жители города, от Джерри Сейнфелд до Холли Голайтли, я начала проникаться странным волшебством этого места. Эта пустынная съемочная площадка, ее полые стены, двери, ведущие в никуда, и несуществующие комнаты только и ждали, когда же здесь снова начнется роман, жизнь, приключение. Ведь Голливуд в конечном счете таков, каким вы его делаете. И тогда я села на ступеньку и, наблюдая, как возобновились съемки «Венчальной расправы», с Бреттом за камерой, с Дженнифер, изо всех сил и легких выкладывающейся в сцене крика, со Скоттом и Люком, наблюдающими со сложенными руками и одобрительно кивающими, поняла, что мое место действительно здесь. Мне нравились фантазия, вымысел. И даже я со своими уравнительскими представлениями почему-то радовалась тому, что в этом городе любой человек мог творить такие чудеса. От заправщиков до инструктора по йоге в соседней квартире. Никто не в силах устоять перед чарами Голливуда.

Ко всему эпизод с арестом Мелиссы сегодня днем помог мне понять, что я, конечно, больше не принадлежу миру политики. Слишком много воды утекло. Ворота «Парамаунта» — это переход в другой мир, все прошлое осталось за ними. Здесь я оказалась среди призраков Голливуда. Может быть, я даже сидела сейчас на том же самом месте, где Одри Хепберн пела «Лунную реку». И это еще не все: мне понравился сценарий Джейсона, и я хотела воспользоваться шансом и стать его продюсером. Мне нравилось неохватное синее небо с пухлыми белыми облаками над парковкой, которое оставалось таким, даже когда вовсю лил дождь. Мне нравились мои волосы, чуть более светлые и более яркие, чем натуральные. И чем больше я смотрела, тем больше радовало меня то, что Люк Ллойд существует на этом свете. Даже если мне не суждено быть с ним. Он красивый, страстный и — конечно — наверняка ужасно распущенный, но он улыбался мне, как мужчина моих грез, и ведь я могу притвориться, что это он и есть. Даже если южный акцент — такая же фальшивка, как и его беспокойство о том, заблудилась я или нет, это не имело значения, потому что он соответствовал своему образу.

И я тоже соответствовала своему образу, размышляла я, возвращаясь назад к стоянке. Я не звезда, я сяду не в сверкающий автомобиль, и я не приглашена на большую премьеру сегодня вечером, но все еще только начинается. Полная восторга и надежд, я решила, что раз уж я здесь, то эта часть должна стать лучшей в киноэпопее моей жизни. Только нельзя давать снимать себя со стороны, потому что у нас с Дженнифер есть кое-что общее — нам обеим не нравится, как смотрятся наши носы в профиль. Мне мой особенно слева.

Выезжая из ворот «Парамаунта» на шоссе Санта-Моника, по дороге домой я вспомнила пословицу Хосе: «За неимением других хороших людей мэром выбрали моего отца». И я поняла ее смысл. В таком городе, как этот, где, говоря бессмертными словами Уильяма Голдмана, «никто ничего не знает», я могла надеяться — но только надеяться — на успех. Почему бы не рискнуть и не принять участие в этом процессе — взяться за сценарий Джейсона, помочь ему продюсировать его? Конечно, думала я, «Неистовое чувство одержимых» — одно из самых удивительных произведений, которые я когда-либо читала, не считая «Преступления и наказания», конечно. Перед своим мысленным взором я видела каждый момент будущего фильма. Я подсознательно чувствовала, что получится замечательный фильм. А когда придет время и мечта станет реальностью, то, если верить Хосе, я, Элизабет Миллер, буду иметь столь же хороший шанс на успех, как и любой другой.