Итак, риталин предназначается не только для неугомонных детей. Его еще выписывают взрослым с расстройством внимания. Он помогает им сконцентрироваться. И именно он обеспечивал Скотту часы веселья с тех пор, как его психотерапевт вручил ему огромную оранжевую банку этой гадости три дня назад. Но Скотт обошелся без предписаний о дозировке. Он обнаружил, что если принять одну-две таблетки, то это хорошо, но незначительно помогало управлять своим вниманием, а если с помощью пресс-папье «Янкиз» на чистом листе бумаги измельчить в порошок десять или одиннадцать таблеток, а потом вдохнуть, то веселья куда больше, а внимание не ослабевает часами.

— Доброе утро, Скотт. — Я просунула голову в его дверь. Была среда. Утро. — Я собираюсь в «Кофейное зерно». Тебе принести что-нибудь?

— Тройной эспрессо. — Он не отрывался от монитора.

Честно говоря, его деловая активность меня поражала. Он не отрывался от экрана ни на минуту в течение целого дня. Приходил задолго до нас и оставался после. Я даже начала волноваться — а бывает ли он дома? В комнате висела легкая дымка, а отросшая щетина на его лице превратилась в небольшую бородку.

— Скотт, с тобой все в порядке? — спросила я и, сделав два шага в его сторону, услышала знакомый звук тасующихся карт. «Техасский холдэм»! На его столе веером были рассыпаны кредитные карточки. Видимо, чтобы окупить его маленькую слабость — покер. Хорошо хоть не наркотики! — Как игра? — спросила я.

— Нормально. — Он стукнул указательным пальцем по мышке и моргнул сухими глазами с красными прожилками на белках, не сводя их с экрана. Я отступила назад и вернулась к себе в ассистентскую.

Кортни и Талита сидели за своими столами, потягивая горячие напитки и листая трейды.

— Кто-нибудь говорил с Ларой? — спросила я. Она не появлялась с прошлой недели, и до нее нельзя было дозвониться днем. Она просто оставляла сообщения глубокой ночью, говоря, что у нее ангина и завтра ее снова не будет. Но я не слишком возражала: Скотт не выказывал очевидных признаков, что ее длительное отсутствие его бесит. Ко всему, пока он воображал себя Говардом Хьюзом и сидел в четырех стенах, мне и делать-то особенно было нечего. Только отфутболивать посетителей. А это на самом деле очень легко, стоит только освоиться и научиться одновременно ловко врать и при этом не сгибаться, стараясь избежать ударов «грозы». В эти дни я была способна, глазом не моргнув, пуститься на самую наглую ложь. Они сделали из меня намного более эффективного помощника, чем смогли бы любые секретарские курсы.

— Райан видел ее прошлым вечером в «Ле Ду» с каким-то агентом из «Уильяма Морриса», — сказала Кортни достаточно громко, чтобы потревожить покерное забытье Скотта.

— Где мой долбаный эспрессо? — прокричал он.

— Уже иду. — Я начала собираться. — Как вам кажется, ему не нужна помощь? — спросила я низким голосом, придвигаясь ближе к девочкам. До сих пор я не спрашивала у них ни о чем, кроме как который час, но Лары не было, и я беспокоилась за Скотта. Не переживает ли он из-за какого-нибудь срыва?

— Эй, окстись! — воскликнула Кортни в такой покровительственной манере, что мне захотелось засунуть карандаши ей в ноздри.

— По-моему, он должен быть в «Промисез», но это вроде бы не срочно. У него может случиться приступ из-за этой ерунды? — Я обратилась к Талите.

— Что он делает? — Талита высунулась из-за своего стола и бросила быстрый взгляд на кабинет Скотта.

— Играет в покер по Интернету. По-моему, он просадил уйму денег, — сказала я.

— И он что, ничего не ел все эти дни? — спросила она.

— Как это, должен же был, разве нет? Я хочу сказать, я ему еду не заказывала и не видела, чтобы он спал, но он же должен был. Правильно? То есть он же человек, а не верблюд.

— Он на риталине, дорогуша. — Талита обеспокоенно покачала головой. — Это же амфетамин. Он действует как успокоительное, и от него адская концентрация. Одержимый амфетамином может три дня поливать цветы. Можешь свой левый сосок поставить на кон, что Скотти не двигался с самого утра понедельника.

— О Боже, это уж слишком! — сказала я, и мои провинциальные корни выходца из среднего класса стали так же очевидны, как отросшие корни моей тмутараканской мышки, потому что у меня не было денег, чтобы ее подретушировать. — А у него не будет пролежней?

— Ну, если он не продует последний цент и не умрет до пятницы, тогда, конечно, будут. Но по-моему, об этом ему стоит беспокоиться в последнюю очередь.

— Может, мне позвонить его жене? — спросила я, начиная всерьез волноваться. Я снова заглянула к Скотту, чтобы проверить, не лежит ли он еще лицом на клавиатуре. Он по-прежнему смотрел на экран.

— О да, детка, дай мне туз, дай мне туз! Подкинь мне туза на флоп, о, Иисусе, умоляю!

— Если она до сих пор не заметила, что его нет, надо полагать, что ей все равно, — сказала Кортни.

— Может, тогда позвонить его психоаналитику? — Теперь я убедилась, что не могу просто так бросить его — в таком состоянии.

— Да как хочешь. — Талита потеряла всякий интерес к теме, стоило симпатичному парню из бухгалтерского отдела появиться рядом с нашим офисом. Они с Кортни моментально стали белыми и пушистыми и завели с ним разговор.

— Эй, Лиззи, какие новости? — спросил Джейсон, едва я появилась в «Кофейном зерне». Я подошла к углу стойки, чтобы нас не услышала половина сотрудников Агентства, явившаяся за своим обычным полуденным заказом.

— Я пообщалась с несколькими младшими агентами, но никто пока не клюнул. Думаю, на выходных они прочтут сценарий, — сказала я. Я разослала его шестерым и была несколько расстроена: ни одного ответа. Прошла уже неделя. Однако я провела предварительную подготовку, тщательно отбирая кандидатов, и к каждому нашла индивидуальный подход, потому-то и надеялась на быстрый отклик. Но мне также было известно, сколько времени может потребоваться на раскачку, и поэтому я понимала, что отсутствие ответа ровным счетом ничего не означает. Нужно, чтобы сценарий понравился хотя бы одному, и тогда мы сдвинемся с мертвой точки.

— Хорошо, скрестим пальцы на удачу. Твой заказ? — спросил он, роняя гору бумажных стаканчиков на пол.

— Я хотела тройной эспрессо и чего-нибудь себе. Но я дождусь своей очереди. Не хочу вызывать раздражения. — Что уже сделала, судя по выражениям лиц некоторых посетителей: я уже и так заняла Джейсона разговором.

— Мудро, — сказал он, а я перешла в конец очереди и стала думать о Скотте. Он не должен загреметь в больницу! Это мое задание на сегодняшний день, решила я и, когда подошел мой черед, заказала еще чиабатты с сыром и ветчиной и две порции супа из авокадо. Ему нужны питательные вещества! — Может, ты зайдешь ко мне вечерком — обсудим планы? Я тебе позвоню, договоримся о времени, — предложил Джейсон, упаковывая мне заказ.

— Да, конечно, давай, — ответила я. После прогулки я согласилась, что мы пересечемся и пройдем сценарий, чтобы прикинуть, что можно поправить, изменить или просто улучшить, где добавить эмоционального напряжения. Мои замечания уже были готовы, у Джейсона, видимо, тоже. Мне не терпелось поскорее засесть за работу. И ощутить, как накачиваются мои продюсерские мускулы.

Я собрала свое «аварийное питание» и заторопилась назад в офис с вновь обретенным энтузиазмом. Моя кривая обучения заметно поползла вверх, и даже сидя на своем низкосортном стуле, я выучилась большему, чем если бы поступила в Стэнфорд и получила диплом магистра делового администрирования. Потому что у Голливуда есть одна замечательная особенность: где бы ты ни работал и чем бы ни зарабатывал себе на жизнь, тебе не удастся укрыться от знаний по искусству производства фильмов. В каждой кофейне до тебя долетает обсуждение условий договора; в любом маникюрном салоне ты найдешь номер «Голливуд репортер» и журнала «Пипл»; а женщина в химчистке однажды поразила меня знаниями подробностей договора Майкла Бея со студией, оставшимися в тени. Она рассуждала о них между делом, сортируя брюки и юбки. Повсюду просачивалась информация о продюсерских махинациях, ее распространение было побочной деятельностью не только неравнодушных коллег, но и парикмахерш в салоне. А дополнительные часы, которые, отдавая их своей новой карьере, я проводила та просмотром старых фильмов и изучением достоинств их постановки, усилия, которые я прилагала, чтобы одолеть журнал «Венис», заставляли меня чувствовать себя уже сложившимся мастером. И это было замечательно, ибо я сгорала от нетерпения поскорее приступить к делу.

— Скотт! — Я на цыпочках вошла в его кабинет со своими покупками. — С тобой все в порядке?

— Угу, — услышала я и подошла ближе к его столу.

Как ни странно, при ближайшем рассмотрении он оказался не так плох, как я того опасалась. Несколько отрешенный, но с горящими глазами и полный энтузиазма.

— У меня вторая позиция из шестисот в турнире с двухсотдолларовым бай-ином. В этой руке играю ва-банк, — объявил он рассудочным монотонным голосом. — Давай сюда, мистер. Я надеру тебе задницу.

Я поставила тройной эспрессо рядом со Скоттом, и какой-то внутренний радар, должно быть, подсказал ему, что он там стоит, потому что он протянул руку и, не глядя, залпом осушил стакан.

— О да, детка! О да! У меня гребаный триплет на тузах на гребаном флопе!

Я посмотрела на беспорядок на его столе, металлический блеск по крайней мере дюжины кредитных карточек (к счастью, черные в дело не пошли), какую-то пустую бутылку и полупустую склянку риталина.

— А их надо толочь? — тихо спросила я.

— Святая срань! — Скотт внезапно подпрыгнул на своем стуле и хлопнул меня по ладони. То есть попытался хлопнуть, но я успела отреагировать, и он попал только по моему бицепсу. — Идите к папочке! Идите к папочке! — Он грохнулся назад на стул и крутанулся несколько раз. — Я только что выиграл турнир на тридцать шесть тысяч долларов! — воскликнул он. — Так что ты там хотела, Лиззи?

— Я спрашивала: разве можно эти таблетки толочь и вдыхать? — повторила я.

— А, ну да. Да, в принципе. Понимаешь, они «вставляют», когда их нюхаешь, а толочь их легко. Фармацевты делают все, чтобы превратить нас в наркоманов, так кто я, к такой-то матери, чтобы сопротивляться? — Скотт положил палец на мышку и легонько надавил. Через секунду раздалось «щелк, щелк, щелк», и карты упали на электронное сукно.

— В самом деле? — спросила я, задумываясь, а не стоит ли мне позвонить Дэниелу или, может, даже Кэтрин Уотсон, словом, кому-нибудь, кто просветил бы меня, разумное ли это поведение. Для наркомана. По крайней мере раз он выиграл кое-что, Миа будет довольна.

— Ну да. Золофт и паксил покрыты оболочкой, и их нельзя дробить, да и не торкает, если вдохнуть. Викодин и перкосет, с другой стороны, легко крошатся, но — вот жопа! — вызывают привыкание. Понимаешь? Вот же заговор! Я с этим не спорю.

— Скотт, сделай одолжение, съешь хотя бы один бутерброд. Вот я тут принесла тебе…

— Какой вопрос, детка? Оставь там, я потом съем…

— Я вернусь и проведаю тебя в десять, — сказала я. Но он не слышал. Он заявлял громкий протест своему новому противнику:

— Ну ты, болван из Осло! Тюленеед, замумуканный фьордовый хрен! Валил бы ты отсюда! — В порыве он так пнул свой стул, что тот отъехал аж на середину кабинета, и я еле успела отскочить в сторону, чтобы он не задел меня. Увернувшись, я вышла. Скотт был оживлен и захвачен удовольствием, так что я решила, что самое время сейчас пойти и написать запоздалое электронное письмо родной сестре.

* * *

Была суббота, и, как и все в Лос-Анжелесе, я решила предаться потреблению. В мою дверь постучала Алекса, с соком арбуза для меня в руках (ее студент на семь утра только что ушел), и спросила, не хочу ли я прогуляться с ней в «Беверли-Центр». Ей надо купить ароматы какого-то австралийского куста и заскочить в «Олд нэви» — она слышала, у них продаются фантастические штаны для йоги.

— Отличная идея, — согласилась я, стряхнув сон с ресниц, и села, пытаясь замаскировать дырки на своей цветастой хлопчатобумажной пижаме с начесом. — Мне нужно купить что-нибудь для сегодняшней вечеринки на Хэллоуин. Я понятия не имею что, но денег у меня хватит только на маску Человека-Паука. В Лос-Анджелесе как-то одеваются для таких праздников?

— О, конечно, все выпендриваются как могут! Тут же полно безработных актеров! К примеру, оденутся так, будто они жертвы железнодорожной аварии, так что никогда не сядешь больше на поезд, — сообщила мне Алекса. — Я обычно хожу на фестиваль тыквы, но завтра у меня отшельничество. В этом году я пролетаю мимо Хэллоуина.

— Поедем на моей? — предложила я, решив, что ждать идей насчет костюма не стоит.

— Давай, — согласилась она, сделав несколько невозможных поз, как я понимаю, из йоги.

— Хорошо, когда друзья живут в одном доме, — сказала я, стараясь не походить на Дженнифер Джейсон Ли в «Одинокой белой женщине». — Можно поболтаться вместе и вообще делать обычные дела. — Ха, ха! Например, врываться в квартиру, носить одежду, уводить парня.

— Еще бы! — Алекса провела пальцем по ободку стакана и слизала остатки розового сока. — Мне надо в «Горошек» и в «Луч луны». У них отличный винтаж — может, тебе пойти в костюме «домохозяйка пятидесятых»? — Она улыбнулась и сделала несколько выпадов в направлении двери.

— Хорошая идея. Я приму душ и через час буду готова, — сказала я, возвращая ей стакан и молясь, чтобы нам все-таки удалось подобрать что-то более сексуальное, чем то, что мы надеваем, встав с постели. — И спасибо за сок!

— Namaste, — улыбнулась она, уходя. Я не поняла, что это означает, но улыбнулась в ответ. У меня появилась подруга! Для свободного времени и походов в «Беверли-Центр». На моем лице поселилась блаженная улыбка.

Любой поход в «Беверли-Центр» начинается с аптеки «Рексол», где можно часами разглядывать зажимы для волос из какого-то материала, похожего на бриллиант, и какао-масло, а понять, из чего состоит загадочный шампунь, все равно так же невозможно, как разгадать тайну человеческого генома. Потом — «Стар букс», где есть обязательные книги в мягкой обложке, которые надо купить, чтобы чувствовать себя полностью сведущим в вопросах литературы, даже невзирая на то, что новые приобретения увенчают груду непрочитанных книг, с Диккенсом где-нибудь в основании и последним Залманом Рушди сверху. В «Стар букс» можно найти и некоторые жизненно необходимые вещи — последние номера «Инстайл», «Пипл» и другой кошмар до предела насыщенной жизни, «Нью-йоркера». В отличие от «Инстайл» с его восхитительными страницами, посвященными безвкусным свадьбам и фиаско на красных ковровых дорожках, который быстро блекнет и раскисает от чрезмерного внимания, «Нью-Йоркер» остается благопристойным и представительствует на кофейном столике до тех пор, пока ты не понимаешь наконец, что половина авторов статей умерла, а все описанные с таким восхищением пьесы уже давно сошли со сцены.

Движемся дальше, к «Олд нэви», туда, где можно купить новые хлопчатобумажные вещи с начесом, которые никогда-никогда не станут свидетелями любовной интрижки, но зато помогут пережить те тяжелые дни, когда ты гриппуешь. Но еще надо найти время, чтобы купить повседневную одежду из «Гэп», парочку дисков и заглянуть в «Тайну Виктории» за кружевными вещицами, красными или, если вы чувствуете себя уверенно, фиолетовыми — «полночными», как они называют этот цвет. Это вещи, которые тоже никогда не станут свидетелями любовной интрижки, потому что у вас нет личной жизни. Вместо этого вы только читаете о ней в «Инстайл». Понимаете? Иногда это все настолько сложно, что у меня даже начинается головокружение.

После нашего с Алексой полномасштабного нападения на «Беверли-Центр», где я, явно от отчаяния, приобрела ужасно тривиальную одежду французской горничной, нам потребовался пит-стоп, чтобы дозаправить наши «двигатели».

— Будешь «Джамба»? — спросила я, думая, что энергетический коктейль с дополнительной порцией эхинацеи придется ей по вкусу.

— Милашка, ты что, серьезно пьешь такие штуки? — спросила она, когда мы возвращались назад к автомобилю, загруженному нашими пакетами.

— Они вредные? — спросила я, пропуская ее вопрос. Лично я не могу жить без «Джамбы». Пробуя этот ледяной напиток, я ощущала, что еще никогда не приближалась так близко к садомазохизму, и поражалась всякий раз, когда с восхищением рассматривала «Мод» с арахисовым маслом или манговый «Агого». Не говоря уже о треске моих умственных винтиков, которые приходили в движение, когда я смотрела на растянутое на стене меню и выбирала между «Фем буст» и «Сверкающим буст с витамином С». Он похож на большой вощеный стаканчик, полный радости и возможностей, и, казалось, воплощал все самое лучшее, что только есть в Лос-Анджелесе, насколько я его знаю.

— Поедем в «Урт», — сказала Алекса, улыбаясь мне понимающей улыбкой. — Они делают смузи, там ты получишь свои витамины из реальных фруктов.

Да уж, фрукты — единственная натуральная вещь в этом городе.

— Хорошо. — Я положила свои пакеты на заднее сиденье машины. — Мы пойдем или поедем?

— Мы поедем. — Алекса — коренная жительница Лос-Анджелеса, и хотя ее настроение было таким же солнечным, как погода, ее отношение к ходьбе где-нибудь, кроме как по беговой дорожке или в каньоне, было столь же морозным, как зимнее утро в округе Колумбия. — Потом мы рванем в «Горошек» и в «Луч луны» и примерим кучу вещей для твоей вечеринки.

— С удовольствием, — сказала я, и мы сели в мою «хонду» и отправились в Мелроуз.

Лучше «Урт» может быть только… «Урт». Там собрано все самое натуральное и восхитительное, а его солнечный внутренний дворик — выставка под открытым небом, где экспонаты — люди, которые выглядят такими же здоровыми, как обезжиренная сдоба с отрубями, изюмом и медом. Здесь вы увидите сочетание работы и развлечений, столь любимое жителями Лос-Анджелеса. Писатели с ручками и блокнотами находят вдохновение в свежевыжатом апельсиновом соке и в паре, которая ссорится за соседним столиком; продюсеры принимают свой запоздалый завтрак, и все разглядывают друг друга с невозмутимым любопытством туристов в парке сафари. Это еще одна особенность Лос-Анджелеса, к которой я только начинаю привыкать, — люди рассматривают друг друга с головы до пят. Из-за жары ли, которая увеличивает жизненную энергию, все как с цепи срываются и начинают искать себе приятелей и приятельниц, или, может быть, это действие врожденной паранойи местного населения, которая вызывает боязнь пропустить что-то, какое-то событие или, тем паче, знаменитость. На первых порах вас пугает такое тщательное «исследование», но в конце концов вы получаете привилегию уставиться на других, и ощущение от этого непередаваемое. Под сенью зонтиков кафе «Урт» открыт сезон наблюдений за людьми.

Я оттерла вцепившегося в свой сотовый исполнительного директора студии (его оглушительные крики о плохо организованной премьере, графике секса со звездами и второсортной — после Брэда Питта — зарплате убедили меня окончательно, что я не ошиблась относительно рода его занятий) и отхватила три фута первоклассных земельных угодий Западного Голливуда вместе со столом, пока Алекса стояла в очереди, чтобы заказать нам суп и салат.

Только я вытянула свои бледные ноги и подставила их солнышку, отодвинув салфетки и чашки с молочной пеной по ободку, оставленные только что ушедшими посетителями, как ощутила у себя на плече чью-то ладонь.

— Элизабет, так и думал, что это ты!

Я спрятала ноги и обернулась.

— Привет. — Поднимаясь, я задела коленками край стола. Чашки звякнули, и я снова села на место. А Люк Ллойд, глядя на меня сверху вниз, улыбался:

— О, не вставай! Ты одна?

— Вообще-то нет. С подружкой! — У меня есть серьезные основания, чтобы наверстать упущенное — в нашу предыдущую встречу я была грубой и в плохом настроении. Но у меня в голове царила пустота, и я не знала, что сказать, оставалось только желать, чтобы явился официант и пролил на него латте, давая мне время подумать.

— Здорово, хорошо. — Он огляделся, словно желая отыскать мою подругу и проверить истинность моих слов. — Значит, сумела избавиться от этой суки?

— Алексы? — спросила я, потирая ушибленную коленку. — Нет, она сейчас придет. Покупает суп и салат в кафе.

— Собаки. — Он изумленно посмотрел на меня, ища признаки жизни.

— Ах, Анастейши! — Я закивала. — Нет, я сегодня с инструктором по йоге. — В этот момент я возненавидела себя.

— Круто. Как там Скотт? — Он храбро пошел вперед, мой Ланцелот.

— Скотт? Скотт в порядке. Знаешь, заигрался в покер и открыл для себя риталин. Забавно. А так Скотт как Скотт. — Интересно, я могу претендовать на награду Самому Изобретательному Второму Ассистенту? С заскоком к тому же. С безнадежным, неумолимым заскоком на продюсера топ-класса. Он старался изо всех сил, да благословит его Господь, но лучше бы он прекратил свои попытки. Как бы я хотела, чтобы он оставил меня в покое с моими пустыми мозгами вырезать его фото из «Энтертейнмент уикли», на которых он, такой красивый и холеный, будет изображен на съемочной площадке нового блокбастера! Я хотела, чтобы он просто взял и убрался, как делают все в этом городе, а не демонстрировал мне свои хорошие манеры южанина.

И представьте себе — так и произошло.

— Эй, Люки! — Поджарая девица лет восемнадцати с такой широкой и сексапильной улыбкой, которая способна вызвать симпатию каждого, от младенца до миллиардера, появилась рядом с ним с наивным выражением лица человека, который знает, что мир вращается вокруг него. Не хочу, чтобы вы подумали, будто мне сто тридцать восемь лет, но на ней была одежда таких микроскопических размеров, что можно было подумать, что у нее случился пожар и ей пришлось в спешке покидать дом. Не успев даже одеться.

— Привет, детка. — Люк обернулся и стал смотреть, как она пьет апельсиновый сок. — Что с нашим столиком?

— Вон там, в теньке. — Она указала соломинкой, где именно она нашла им стол.

— Отлично. Ну, Элизабет, приятно было повидать тебя. Удачи.

И все. Какая-то сопля, у которой из-под джинсовой юбчонки торчали полосатые трусики, увлекла его от меня и моей бесконечно занимательной беседы.

— Кто это был? — Алекса, вернувшись, уронила свою легкую попку на стул рядом со мной. Она вручила мне лимонад, в который я автоматически всыпала четыре пакетика сахара — для утешения.

— A-а, это? Люк Ллойд. — Я помешала напиток, не желая оглядываться. — Один из тех слишком привлекательных и слишком успешных мужчин, которые дразнят тебя просто ради забавы.

— Милый, — сказала она и развернула свой стул так, чтобы наблюдать за ним. — А у его подружки явный комплекс Электры.

— Думаешь, она его подружка? — спросила я, проговаривая вслух свои самые мрачные подозрения. — Не слишком ли молода для него?

— Ты что, серьезно? Она же само совершенство! Посмотри на ее плечи, хоть и прикрытые. Да у нее в муладхаре такая энергия! Но она ее не выпускает. Значит, в постели она — тигрица, а вот в чувствах раскрыться не может.

— Наверное, это мужчинам и нравится, — сказала я, и очередной пакетик сахара просыпался в мой бокал.

— Только невежественным, — заверила Алекса. — А таких надо обходить за версту.

Появился официант с нашими салатами, и я украдкой взглянула назад, туда, где за столиком Люк слушал всякие истории про попсу и подростковые неприятности, о которых ему рассказывала его зеленая пассия. Я насупилась. Моя эйфория от шопинга растаяла без следа, как сахар в лимонаде.

— По-моему, ты чуточку влюбилась, — сказала проницательная Алекса, разрезая конченый тофу.

— По-моему, я влюбилась по уши. Он так обворожил меня, что я с ума схожу! Как бы я хотела, чтобы он прекратил меня подкалывать! — злобно воскликнула я, брызжа слюной. До этого момента я и представить себе не могла глубину своих чувств к Люку. Но теперь мне все стало ясно. Наверное, я сильно завелась, потому что Алекса протянула руку и погладила меня по кисти.

— Все в порядке. У всех у нас есть чувства, и их лучше выражать, а не прятать, — ободрила она меня. — Можем пойти и поговорить с ним. Прямо сейчас, если хочешь.

— Зачем это? — нахмурилась я.

— Признаваться в любви полезно, — сказала моя сладкоголосая птица. — Откуда ты знаешь, может, он чувствует то же, что и ты?

— Нет, Алекса, не чувствует, поверь мне. — Я снова бросила взгляд на Люка и его «Лолиту».

— Мы ничего не теряем, — сказала она.

— Я знаю. Но это когда тебе есть что предложить. Пока что я в присутствии Люка Ллойда вела себя как полная идиотка. Сначала прыгала в бассейне своего босса в одних стрингах, чужом бриллиантовом ожерелье и с продюсером, известным слизняком. В следующий раз помешала ему обедать и раскритиковала его фильм. В третий — сидела с полудохлой белкой на коленях в собачьем парке, а сегодня добавила к своему послужному списку свою беспросветную тоску зеленую. Даже если бы я превратилась в гибрид с внешностью Мисс Апельсиновый Округ и мозгами ученого из НАСА, все равно провал был бы неизбежен настолько, что вообще никакой надежды нет, — сказала я с нарочитой бравадой в голосе, отодвигая в сторону суп. Есть мне расхотелось.

— Понятно, — задумчиво пробормотала Алекса. — Но я думаю, что ты должна пойти попрощаться с ним.

— Ну, когда мы будем уходить, я, может, и помашу ему рукой, — уступила я, но только из деловых соображений. С друзьями Скотта я не могла позволить себе обходиться оскорбительно.

— Ну и хорошо. Тогда давай.

— Что — давай? Ты же еще не доела. — Я взглянула на ее тарелку и поняла, что ее салата с копченым тофу и след простыл. Наверное, йога возбуждает неплохой аппетит. Но мне и кусок в горло не лез.

— Я поела. Ты тоже. Иди прощайся, — сказала она.

— Так чек еще не принесли.

— Я уже заплатила! Ты что, забыла? — Она взяла свою сумочку и улыбнулась. — Элизабет, это же раз плюнуть. Или ты сама пойдешь, или я тебя туда за шкирку притащу.

— В тебе течет немецкая кровь, да? — спросила я, сверля ее свирепым взглядом.

— В самую точку. С материнской стороны. А теперь давай — пошла, пошла!

И вот под зорким радарным контролем Алексы я поплелась к тому месту, где Люк Ллойд вкушал мороженое со своей ненаглядной нимфеткой. Я с такой неохотой приближалась к ним, что мой путь, наверное, представлял собой очень изощренную кривую. Похожую не на полет птицы, а скорее на пике сбитой вороны. Наконец-то я прибыла, бросив несколько несчастных взглядов на Алексу.

— Э-э… Люк, — заблеяла я. Но он сидел как сидел и даже не поднял головы. Полицейская машина выбрала именно этот момент, чтобы проехать по Мелроуз с включенной сиреной. Я снова прокашлялась. Но прежде чем я смогла вымолвить слово, «Лолита» заметила меня и толкнула Люка локтем в ребра.

— Смотри, опять эта девица, — сказала она, едва стихла сирена.

— О, Элизабет! — Люк снял свои солнечные очки и поднялся. — Не хочешь присоединиться к нам? А твоя подруга что, так и не появилась? — спросил он с неподдельной заботой. Да, значит, эти двадцать минут он точно не сидел и не наблюдал за мной через все кафе. Иначе он бы заметил, что моя подруга не только появилась, но мы обе еще и наблюдали за ним с такой же жадностью, как за реалити-шоу.

— Появилась, она там. — Я неопределенно махнула рукой куда-то за спину. — А вообще я уже собралась уходить и решила подойти попрощаться. — Я старалась не смотреть ему в глаза и разговаривала с его рубашкой, белой и на манжетах обтрепанной.

— Тогда чао, — сказала «Лолита», откинувшись на спинку стула со скучающим видом.

— Да, — сказал Люк.

— Да. — Я кивнула. Стоя как приклеенная.

— Ну, увидимся как-нибудь.

— Да, конечно. — Я старалась говорить как обычно, но неловкость ситуации сбила меня с толку, да и уходить не хотелось. Мне нравилось стоять в трех футах от него. Мне было так приятно, да к тому же я не знала, когда я снова увижу его и увижу ли вообще. — Ну, пока.

— Пока.

— Да, Элизабет, — сказал он, и я вежливо улыбнулась «Лолите», которая приготовилась болтать по мобильному телефону, недовольная нашим затянувшимся разговором. — Можно спросить у тебя кое-что?

— Конечно, — ответила я с плохо скрываемым восторгом. Он взглянул вниз на «Лолиту», которая, как курица, вовсю кудахтала про новую коллекцию Диора, без сомнения, с такой же малолеткой, растянувшейся на шезлонге цвета розового марабу, пока какая-нибудь рок-звезда посасывала пальчики ее ножек. И вот, удостоверившись, что она не слушает, он придвинулся ко мне ближе. — Я просто подумал…

«Ну давай же, пригласи меня на свидание. Я не гордая. Я не против, если ты откровенно ведешь двойную игру. Я не против отправиться с тобой в среду в кино, даже если в субботу в «Нобу» с тобой отправится она. Я потеряла голову из-за тебя, и это не проходит, так что давай».

— Да? — Я присоседилась поближе к Люку, настолько близко, что ощутила аромат его нагретых солнцем и освеженных душем волос.

— В общем, я хотел спросить, какой твой любимый обувной магазин в Лос-Анджелесе, — произнес он, а «Лолита» бушевала по мобильнику, как канава за плотиной.

— Мой любимый обувной? — переспросила я, изумленная тем, как нежно он может произносить даже такие непонятные фразы. — Ну, «Джимми Чу», наверное. — Я там никогда не была и тем более никогда ничего там не покупала, но каждый раз, проезжая мимо его сияющих витрин, я чувствовала, как мое сердце заходится в бешеном ритме. За этим стеклом происходили волшебные события. В этом я не сомневалась. — Туфли там потрясающие.

— Отлично, — сказал он. — На следующей неделе у Скарлетт день рождения, а я не имею понятия, что ей подарить.

— Скарлетт? — Во тьме невежества я пребывала несколько секунд, но озарение снизошло на меня. Так эта «Лолита» — Скарлетт. День рождения будет у нее. И ей он собирался покупать «Джимми Чу». — А, ну конечно, Скарлетт!.. — Я заметала свои следы. Ловчее, чем похититель драгоценностей мирового класса. — Ну, они ей понравятся. Я уверена.

— Элизабет, ты мне очень помогла, спасибо. Я хотел спросить свою ассистентку, но…

— Постеснялся? — Я сочувственно закивала.

— Постеснялся? — Люк сдвинул брови.

— По вполне понятной причине, — добавила я.

— По вполне понятной причине постеснялся спросить у своей ассистентки, какие туфли купить Скарлетт? — Он был явно озадачен.

— Ну, у меня широкие взгляды, и я понимаю, что ты не хочешь посвящать в это свою ассистентку. Ясное дело, в профессиональной среде такие вещи не приветствуют, ведь так? — сказала я прежде, чем сумела прикусить язык.

— Какие «такие вещи»? — Люк недоумевал. — Я что-то не очень понимаю.

— Ну, Скарлетт. Она же юная.

— Ей восемнадцать, — автоматически произнес он. Боже мой, он даже еще более бесстыжий, чем я думала!

— Да, ну… вот я и надеюсь, ей понравятся «Джимми Чу». Увидимся. — Я подняла свою сумочку еще выше на плече и собиралась было уйти, но он вдруг схватил меня за руку.

— Элизабет, я чего-то не знаю? — спросил он прямо в лоб, все еще слегка придерживая меня за запястье.

— Боже, нет! Я хочу сказать, конечно, нет. С кем ты встречаешься, это не мое дело. Она совершеннолетняя, так чего беситься? — брякнула я, вспоминая, с чего вообще началась вся эта сюрреалистическая ордалия, и желая, чтобы она побыстрее закончилась, потому что я не желаю быть вовлеченной в спор о сопливых девчонках и обувных магазинах с единственным человеком на Земле, с которым хочу держаться за руки. Не считая Клуни и компании — но это служебная необходимость. И тут я вспомнила, что во всем виновата Алекса. И что она уже, наверное, растаяла на солнце в ожидании меня. Надо выбираться отсюда.

— Так ты решила, что я встречаюсь со Скарлетт? — Недоумение и тревога без следа исчезли с лица Люка, и их сменило выражение блаженного восторга. В тот же самый момент Скарлет прекратила свою трепотню и уловила, что мгновение назад произнес Люк.

— Она решила, что ты со мной встречаешься? — вместе с ним захохотала Скарлетт.

— Что, серьезно? — Люк улыбался. Все шире и шире.

— О, это отпад! — добавила Скарлетт, скаля зубы.

— Так, значит, она не твоя подружка? — зачем-то уточнила я, предусмотрительно замаскировавшись на фоне ярко-розового терракотового патио — краска смущения заливала мое лицо.

— Скарлетт — моя сводная сестра, — объявил Люк, дружески снисходительно хлопая меня по плечу. С его стороны это было довольно щедро, учитывая, что я только что практически обвинила его в педофилии. Но даже после такого жеста легче мне не стало.

— О, это замечательная новость! Для тебя, — сказала я. — И я прошу меня извинить. Я ошиблась. Еще увидимся. Как-нибудь. — И затем произошло то, в чем я поднаторела — почувствовала, как Люк Ллойд с недоумением смотрит на меня и, должно быть, думает, что такие девушки, как я, принимают таблетки, чтобы функционировать в обществе. С тем мы с Алексой и отправились домой. Там я вырезала фотографию Люка из «Голливуд репортера», засунула ее в свой дневник, где я не буду на нее смотреть, потому что каждый раз с тех пор, как я подумаю о Люке Ллойде, я начинаю вопить со всей дури, чтобы избавиться от ужасных воспоминаний о том проклятом дне.