Изгнать кисло-сладкие воспоминания о «Санденсе» по возвращении в Лос-Анджелес оказалось легче, чем я думала. Ибо через день после нашего возвращения Скотт ударился в то, что Лара называла «стоять на ушах». Видимо, это происходило не впервые. Последний такой случай имел место три года назад. Все закончилось тем, что Ларе пришлось ехать в больницу, где лучший пластический хирург в городе подштопал ей трехсантиметровую рану над бровью. Похоже, однажды ей надоели вспышки гнева, бездействие, обвинения и упреки Скотта, и она наконец запустила в его башку «Ролодексом» — но попала в плечо. Из-за чего Скотту пришлось много месяцев потратить на лечение и физиотерапию. Пару раз я слышала от него, что если бы не «Ролодекс», он бы «завалился» на «Янкиз».

Одним словом, своей здоровой рукой Скотт начал вести ответный огонь единственной вещью, до которой смог дотянуться, — счастливой колодой карт, купленной на электронном аукционе, с личным автографом Амарильо Слима. Углом карты Ларе задело глаз, она схватилась за него рукой. Вспышка гнева уступила место раскаянию. Причем раскаяние Скотта достигло такой же крайней степени, как и опасения Агентства насчет судебного разбирательства. Он настоял, чтобы Лара взяла двухнедельный отпуск и отправилась в спа-путешествие по ранчо Каньон, полностью за его счет, а за оплачиваемый отпуск Агентство взяло с нее подписку, что она не имеет к нему претензий.

Я тайно обдумывала, что же мне такого бросить в Скотта, чтобы причинило минимальный вред его персоне, но гарантировало мне максимальное время на спа-курорте. Единственное, что пришло мне в голову, — это стеклянное пресс-папье, которое Миа подарила ему на Рождество (я точно такое видела в «Рексале» в корзине распродаж), и если он попадет им мне в голову, то я уж точно удалюсь на солевые процедуры, а Агентство будет капать на мозги этому извергу.

Пока мы с Ларой ждали на кухне, стараясь избегать летающих предметов, я посвятила ее в один из эпизодов своего пребывания на «Санденсе». С Люком Ллойдом. И вместо того чтобы кричать и ругаться, она просто сказала мне, что Эмануэль, французская «соска», с которой он встречается, имеет склонность к вспышкам ярости и что она скорее всего изувечит Люка прежде, чем решит, что пора заканчивать эти отношения. Я испытала мгновенное удовольствие, но тут же подумала — как же мне нравится улыбка на его тупой лживой физиономии! И как мило он поступил, дотащив меня на своих лыжных палках до кафе!

Но с самого моего возвращения от Люка не было ни слуху ни духу, и я пребывала в уверенности, что вся эта история для него — лишь еще одна галочка в списке побед. Я надеялась, что он расстроился из-за того, что его «поймали», так же сильно, как я, когда «поймала» его. Провал на «Санденсе» приобрел неожиданный оборот — выяснилось, что Джейк вспомнил, как меня зовут, и теперь названивал мне чуть ли не через день. Я твердо продолжала гнуть свою линию абсолютной недоступности, и в результате это вынудило его изменить подход — постепенно улучшая качество своего предложения. Сначала было всего несколько звонков, затем — приглашение к нему на обед, потом — на обед в публичном месте. А после того как ни одно из его предложений не возымело успеха, он прислал цветы. Я была не настолько тупой, чтобы не понимать, что я не единственная женщина в его списке для обзвона, и я уверена, что Джейк и его личная жизнь обеспечивали хорошую поддержку «Луна-гарденс», которые голыми руками творили нечто восхитительное из веточек и экзотических цветов. Но честно говоря, мне было наплевать, если половина голливудских женщин получила такие же веточки с лилиями в тот же самый день, — букет украсил мой стол и наполнил благоуханием весь этаж на целую неделю. Так что преследование Джейка оказалось куда приятнее, чем преследование Боба.

Девочки в офисе были очень довольны моим отпором Джейку-Стояку. Он разбил столько сердец в этом городе, что стал желанным — если не сказать извращенным — развлечением, и те, кто был в курсе, делали ставки, когда он позвонит. Что предложит. Кортни, которая взяла на себя организационную часть, получила ставку по телефону от одной из наших лучших актрис, которая однажды тоже развлекалась с ним. Но я бы не сказала, что все время только и делала, что бесчувственно донимала Джейка. Когда он впервые позвонил мне после нашего путешествия, я сообщила ему в размытых выражениях, что он неправильно истолковал отношения между мной и Скоттом и что я всего лишь его ассистентка. Странно, но это только распалило его. Я думаю, что наглость какой-то ассистентки, которая посмела отшить «золотого мальчика», оказалась невыносимой для Джейка, и он вошел в штопор, задаваясь вопросом, а не потерял ли он навык.

Нет нужды говорить, что через несколько подношений цветов и предложений пообедать он поднял ставку: пригласил меня туда, куда Лара настоятельно рекомендовала мне пойти, — на самую великую премьеру года Джейка Хадсона. Если не всей жизни. Две студии объединенными усилиями создали один из самых высокобюджетных в истории фильмов, с бюджетом, превысившим сто восемьдесят миллионов долларов. Но видимо, они превысили и этот бюджет, а значит, истинные цифры теряются где-то в районе двухсот тысяч. И хотя пришлось рискнуть с соперничающей студией, Джейк был уверен в успехе. В каждом кадре по звезде. Настоящее событие. В ознаменование его он готов был уронить свое достоинство и, отказав супермоделям и кинозвездам, пойти под ручку со мной. Будучи великодушной и благовоспитанной, я согласилась. Лара помогла мне в этом, напомнив, что я должна доказать самой себе, что преодолею свои чувства к Люку Ллойду. Я опасалась, как бы не наткнуться на него там, но Лара уверила меня, что он отправился во Францию — искать место съемок нового фильма. Да уж, если и отправился на разведку, так в трусы какой-нибудь французской актрисы. Так что Джейк получил долгожданный ответ, а я — порох сомнений относительно того, как вообще нужно ходить по красной ковровой дорожке, достаточно ли я высокая и какое платье мне подобрать.

Когда великий день наконец-то наступил, меня в последнюю минуту утащили на встречу делать записи и носить кофе за Викторией, которая — я просто уверена — была прекрасно осведомлена о моих планах, потому что стоило кому-нибудь встать из-за стола и выйти из переговорной, как она начинала распинаться насчет какой-то сумасшедшей, не имеющей абсолютно никаких шансов идеи кастинга, которая, по ее мнению, принесет Агентству миллионы. Закончилось это жалкое сборище так поздно, что мне пришлось буквально запрыгивать в свою машину из лифта — я могла бы побить рекорд Михаэля Шумахера по скорости, с которой проходила съезды на стоянке. Но как только я подъехала к выезду, меня задержал Дэниел, который медленно усаживался в свой «астон-мартин». Поскольку я не могла посигналить и крикнуть: «Ну ты, лысый, освободи дорогу!» — я сдержанно улыбнулась ему и принялась сдирать кое-где облупившийся лак с ногтей. По крайней мере я избавила себя от необходимости делать это позже дома.

Длинный Хосе помогал Дэниелу уложить в багажник несколько обернутых в блестящую упаковку подарков, другой Хосе подошел к моему окну:

— Как ты, Лизитта?

— О, привет! Все в порядке. У меня сегодня великая премьера, и я, как обычно, опаздываю. Ты не знаешь, сколько времени Дэниел прособирается?

— Ему торопиться некуда, Лизитта. Hierba mala nunca muere.

Я напрягла память, осмысляя фразу. Хосе ждал, глядя на Дэниела стальным взглядом — такого я у него еще не видела.

— Хосе, должна признаться, я еще не успела записаться на курсы испанского. Ничто не умирает? Ты это сказал? — решилась я, и он похлопал меня по руке, глядя, как Дэниел наконец садится в машину.

— Дьявол заботится о себе.

— Понятно. Запомню!

— Езжай, маленькая Лизитта, а то опоздаешь на свое важное свидание.

Только выбравшись с парковки на солнечный свет, я задумалась: откуда Хосе знает, что у меня свидание?

Едва я успела скользнуть в Ларины туфли, раздался звонок по домофону. Джейк. Самый важный на данный момент человек. В голосе его звучали такие живые нотки, что было похоже — он вот-вот разразится серенадой. Это обаяние и притягивало к нему людей, а для ничего не подозревающих девушек оно было как песнь сирены мужского пола, каким он показался мне после удара шайбой, еще до того как я поумнела.

— Лиззи, это Джейк. Я за тобой.

Я бросила контрольный взгляд в зеркало и, сбежав по лестнице, обнаружила его стоящим у подъезда. Он опирался на черный длинный лимузин — мужчина, единственный в своем роде. Несмотря на все, что я думала о Джейке, его стиль невозможно было не оценить. При виде меня он издал самый восхищенный свист, какой мне приходилось слышать в своей жизни, и с кивком одобрения открыл передо мной дверь лимузина.

— Давай, детка. Нам нельзя опаздывать, — произнес он. И тут я ощутила себя словно Красотка, бегущая к машине. Однако мой энтузиазм как-то быстро поугас — ведь Джулия Робертс вообще-то играла проститутку. — Запрыгивай! — Джейк театрально распахнул дверцу. — Выглядишь ты просто потрясающе.

— Спасибо, — сдержанно улыбнулась я и почувствовала себя… ну, кинозвездой, наверное.

Я нырнула под его руку, пока он внимательно разглядывал мой дом.

— Все в порядке? — спросила я, усаживаясь на черном кожаном сиденье в лучшем Ларином наряде.

— Да, конечно. — Он сел сам и захлопнул дверь. — Все круто.

Я вздохнула, погружаясь в пленительную атмосферу роскоши. Джейк устроился на другом конце сиденья, улыбнулся мне, и мы тронулись.

— А это здорово, — сказала я, вдруг осознавая, что, даже несмотря на то что я о нем знала много чего, он не помнит обо мне. Так что в каком-то смысле мы друг друга почти совсем не знали.

— Еще бы. — Он вытянул ноги и томно улыбнулся. — Ну, Лиззи, чем ты занималась, прежде чем попасть в Голливуд? Ты вроде говорила, что ты здесь всего год, да?

— Ого, ты помнишь? — подколола его я. — Я впечатлена.

— Ой, да прекрати! — заворчал он. — Ну так чем ты занималась: была кардиохирургом или еще кем-нибудь умным и сексуальным?

— Вообще-то нет. Я работала в политике, — брякнула я, прежде чем подумала. Очень глупо, но мне не пришло в голову, что Джейк мог узнать мой дом, потом взглянуть на меня и внезапно вспомнить тот удар шайбой и то, что мы с ним уже развлекались однажды. А выскочило это из головы у меня потому, что у этого человека была как минимум сотня других возможностей догадаться, кто я такая, и он ни одной из них не воспользовался, так с чего вдруг эта чем-то отличается от остальных? С чего вдруг он станет сопоставлять факты? Я, видимо, уже вообще потеряла голову или стала сильно занижать умственные способности Джейка, потому что стоило этим словам слететь с моего языка, как он очень внимательно посмотрел на меня и скосил глаза.

— А мы ведь встречались раньше, так?

— Конечно, я Лиззи. — Я простодушно предположила, что таким образом он хочет сказать, что я привлекательна.

— Нет. Я хочу сказать — до «Санденса». До самолета. Да?

— А-а, — протянула я, и тут до меня все дошло.

— Я же знал, что уже был здесь, — сказал он, оборачиваясь и глядя через плечо. — Только тогда на самолете, со Скотти, почему ты не сказала, что мы встречались раньше, а? — Джейк был чертовски серьезен. Может, даже раздражен. И уж точно больше не улыбался. Он сел, плотно прижав ноги к сиденью.

— Ну, просто… — Я смотрела вверх, потому что, ну, он был высокого роста, и пыталась угадать, насколько серьезно я влипла.

— А надо было.

— Извини.

— «Извини»? — Джейк Хадсон нахмурился. Его синие глаза блеснули желтым, и вокруг них собрались характерные страстные морщинки, а нос его был словно вылеплен небесным скульптором и смотрелся просто картинно.

— Ну да, я должна была сказать. С моей стороны это было грубо. — Я поставила Ларину бисерную сумочку себе на колени и приготовилась к тому, что сейчас мне придется выйти из машины и я, понурив голову, печально побреду домой. Так мне и надо за то, что согласилась на этот офисный тотализатор и на ставки, за то, что позволила неплохого, пусть даже фантастически сладострастного, человека использовать как скаковую лошадь.

— Ты что, шутишь, да?

— Что? — Я подняла свою скорбную голову и задала вопрос, увидев, как губы Джейка раздвигаются, обнажая его бесподобные зубы.

— Вот это веселье! Ты та самая девица с хоккейной шайбой? — Он засмеялся.

— Ну да, — подтвердила я, все еще не оправившись от шока.

— Ты с ума меня свела. Я гадал, что с тобой случилось. Я же звонил тебе, так?

— По-моему, да.

— А ты даже не соблаговолила мне перезвонить.

— Ну, я столько о тебе слышала. То есть я собиралась, но потом увидела тебя на вечеринке, а ты меня не узнал, ну я и…

— Это просто невероятно! Та самая девица с хоккейной шайбой! То есть ты именно она. Ну не могу… — Джейк расхохотался и… поцеловал меня в губы. Наверное, решил, что и так уже провел «подготовительную работу». — Лиззи, девица с хоккейной шайбой, и я идем на свидание на мою премьеру. Ты свела меня с ума, дорогая! Я в восторге!

И ни разу за сорок пять минут, пока мы ехали до «Юниверсал амфитеатр», он даже не попытался притронуться ко мне. Я посвятила его в планы своей голливудской карьеры — это заняло всего полторы минуты, всю же остальную дорогу мы болтали о том, какой кошмарный фильм был сначала и что режиссера выперли с проекта на полпути. Но ассистент режиссера справился с помощью директора телепрограмм и закончил фильм благодаря поддержке студии. Они работали сообща вплоть до самого конца монтажа и спасли картину. Но к сожалению, никто не смог разгласить эту страшную тайну, потому что режиссер имел все права на фильм, и на студию могли подать в суд, если бы она оповестила всех о том, благодаря кому в конце концов работа над фильмом была закончена. В результате режиссер сегодня будет лыбиться в камеры и снимать сливки с чьих-то трудов. Чем больше я узнавала о кинобизнесе, тем яснее понимала, как мало о нем знаю.

Я никогда еще не была на «Юниверсал-сити-уолк», не говоря уже о кинотеатре таких размеров, и когда лимузин подъехал к черному входу, я почувствовала, как бешено колотится мое сердце под красным сатином платья. И хотя я видела премьеры в «Правдивых голливудских историях», к такой широте размаха мероприятия я оказалась не готова. Тысячи людей надеялись хотя бы одним глазком взглянуть на знаменитость, и шум, который стоял вокруг, был просто оглушительным. Часть амфитеатра (верхняя, естественно) была продана простым смертным, следующие ряды предназначались для благотворительного общества, выбранного звездой этого фильма. Те, кто не мог попасть в зал, могли все увидеть на огромном табло, где электрическими лампочками высвечивались название фильма и имена звезд. Те, кого публика не узнавала, проносились по ковровой дорожке на предельной скорости, как скот, который вели на заклание, фотографы же вытягивались в струнку, чтобы запечатлеть звезд.

Мы вышли из лимузина, Джейк нацепил свою маску боевого парня, и мы двинулись по красному ковру. Никто не приветствовал нас. Но никто бы не догадался об этом по тому, как он махал толпе. Такая смелость поразила меня. Особенно когда он подкатился к Джулии в тот самый момент, как вспышки камер беспрерывно мерцали, и засадил ей поцелуй в самые губы — просто ошеломляюще. Но она, как и любая другая девушка, окажись она на ее месте, обрадовалась и поцеловала его с не меньшей экспрессией. У фотографов сегодня был урожайный день — Джейк хоть и не был кинозвездой, но принадлежал к Могучей Кучке, клану влиятельных и крутых молодых исполнительных продюсеров, столь любимых прессой. Каждый из них в свое время вполне мог быть капитаном школьной футбольной команды или позировал для благотворительного календаря в колледже. Среди них было несколько женщин, но, как и в остальной части киноиндустрии, здесь все еще доминировали мужчины, образуя одно большое братство. Они вкалывали как проклятые, помогая друг другу встать на ноги, и теперь пользовались небывалым спросом, четверо или пятеро из них занимали первые места в студиях, агентствах и продакшн-компаниях. Может быть, пуговицы на их пиджаках не всегда были отполированными, но они выбрали команду победителей.

Пока Джейк и Джулия кокетливо обменивались анекдотами, я стояла в стороне, как пальто, которое хотят отдать в «Гудвил». Но я не возражала — все это было так волнующе! Молоденькие девочки кричали, и их лица расплывались в слезах, когда Лео, проплывая мимо, небрежно махнул им рукой. Я просто стояла и наблюдала. Стихнувший было рев толпы то и дело усиливался, стоило появиться новому актеру. Внезапно Джейк схватил меня за руку и потащил за собой. Очевидно, время пребывания на ковровой дорожке истекло, и он спешил на другую встречу.

И вот я в амфитеатре. Шум фанатов стих и превратился в монотонный легкий гул. Джейк улыбался, как кот, который съел канарейку.

— О Боже, Элизабет, это каждый раз меня заводит! В смысле, это такой кайф! Никогда не могу с этим справиться, и такое происходит пару раз в месяц. Все эти люди кричат и визжат, черт, как хорошо быть мной! — Он смотрел на меня, его глаза сияли. — Тебя тоже заводит?

Я бы не смогла ничего ответить, даже если бы очень захотела: в своей сумасшедшей эйфории он прижал меня к стене и влепил мне в губы восторженный поцелуй. Ни с того ни с сего. В переполненном «Юниверсал амфитеатр». Я целовалась с человеком, который из Хайди Флайс сделал чуть ли не святую. Но несмотря на всю свою галантность, он оставался Джейком Хадсоном, и я не хотела вмешиваться во все это. Я взглянула ему через плечо, надеясь обнаружить какой-нибудь предлог, чтобы убежать, но обнаружила только устремленный на меня смятенный взгляд. Люк Ллойд. Вернулся из Франции.

— Здравствуй, Элизабет. — Люк намеренно игнорировал Джейка, который хлопнул его по спине, едва успев вынуть свой язык из моего рта и утереться.

— Люк, дружище! Как фильм? Жду не дождусь, когда можно будет посмотреть его!

— Фильм в коробке. Я только что вернулся — искал место съемок для следующего проекта. — Люк говорил, не сводя с меня глаз.

— Да. Я слышала, ты во Франции был очень занят. — Я не удержалась и вогнала последний гвоздь в гроб того, что было моей последней надеждой обрести в Голливуде любовь. На крайний случай, если это не удалось, поцелую Джейка.

— Круто! Эти французские девочки такие горячие. Ты, по-моему, встречался с этой актрисой? Ну, такой сексуальной, которая в прошлом году снималась в фантастике? Как же ее звали?

— Эмануэль, — подсказала я с издевкой, а Джейк положил руку на мой зад.

— Вообще-то, Джейк, мы расстались. И я бы сделал это раньше, просто я не верю в разрыв отношений по телефону, — сказал Люк.

— Ну да, правильно. А лучше вообще с ними не завязывать. В конце концов сама все поймет. — Джейк засмеялся, Люк тоже, но было похоже на то, что он заскулил. — Ладно, Люк, было здорово тебя увидеть, и принеси мне уже, черт возьми, свой следующий проект!

Джейк как ни в чем не бывало взял меня под руку, и мы удалились. Меня тянуло оглянуться, но я знала: чтобы сохранить тот ничтожный остаток достоинства, который я не успела потерять, мне надо вцепиться в Джейка и идти строго по прямой. Я держалась за драгоценную жизнь в бушующей реке дружеских похлопываний по спине и рукопожатий.

— Тебе весело, Элизабет? — прошептал Джейк мне на ухо, когда мы направлялись к VIP-местам, отгороженным специально для высокопоставленных членов съемочной группы.

— Да, мне очень весело. Потрясающе весело, — заверила я его, когда мы нашли свои места. Наконец-то можно сесть и переварить встречу с Люком. Она произошла так внезапно, и теперь я старалась осмыслить каждое его слово. Моя голова начала раскалываться, а тут еще к нам пристала гиперактивная журналистка и принялась лить бальзам на и без того раздутое до невероятных размеров эго Джейка. Она подарила ему интимный поцелуй, и я в сотый раз за вечер поблагодарила Бога за то, что предупрежденный — вооружен. Иначе уже сейчас я сидела бы в туалете вся в слезах из-за того, что мой мужчина раздает себя направо и налево женской части аудитории.

— Джейк, дорогуша, я специально взяла место рядом с тобой! — проревела она с английским акцентом, откидывая назад ужасно обесцвеченные волосы.

— Невероятно, дорогая, — безучастно сказал Джейк.

Она смерила меня оценивающим взглядом и тут же забыла обо мне как о чем-то незначительном. Я знала, она не могла понять, в чем тут секрет. Как удалось такой замухрышке заполучить Джейка Хадсона — да еще на самом престижном событии года? Я еле сдержалась, чтобы не сказать ей, что у меня есть то, чего нет у нее, — безразличие.

Джейк снял пиджак и положил его на колени. Я озиралась, определяя, где мы сидим. Мы попали в самую середину ряда актеров, сюда заглядывали все, чтобы увидеть ключевых игроков спектакля. В таком суперсовременном месте стулья были распределены с поистине деревенским простодушием — на них просто висели листы с именами, распечатанными жирным шрифтом, прикрепленные скотчем к обратной стороне спинок кресел. Одинаково для Кэмерон, для Бена, для Джен и всех остальных. У меня аж сердце защемило от такого равноправия.

Свет погас, и я приготовилась смотреть. Фильм был бесконечным, с оглушительными взрывами и длинными паузами на экране шириной с Гималаи. Закончив уплетать поп-корн и погремев кубиками льда на дне стакана с колой, Джейк откинулся на спинку и взял меня за руку. В темноте я представила себе, что это Люк Ллойд, и во время дневных сцен пыталась отыскать его, блуждая взглядом по залу. Но мне не удалось изучить затылки сидящих впереди меня в поисках кудрявых черных волос. Меня выбило из колеи странное поведение Джейка — он как-то странно сжимал мою руку. Поначалу я решила, что он нежничает, но потом, когда он в течение какого-то времени не проявлял ни нежности, ни даже намека, что вообще замечает мое существование, я подумала: реакция на то, что он видит на экране. Рукопожатия выражали скрытые эмоции Джейка. Я стала наблюдать.

Вот солдат произносит монолог. Джейк хватает мою руку — с таким ожесточением, что я заподозрила у него сердечный приступ. Но оказалось, ничего подобного. Он был полностью поглощен фильмом. Равнение на середину.

Во время какой-то захватывающей романтической сцены он стал ритмично сжимать мои пальцы.

Перестрелка. Никаких пожатий.

Пейзажи. Мои пальцы посинели и чуть не отвалились — так он сжал их.

Любовная сцена. Ноль эмоций.

В конце концов я пришла к выводу, что Джейк в душе оставался настоящим деревенским парнем. Я знала, что он из Канзаса, но то, как он реагировал на поля и коров, просто невозможно было описать. Джейк стал расти в моих глазах. В конце концов Люк Ллойд так мне и не позвонил, и даже цветов не присылал, а я спала с ним. Люк оказался самым ужасным голливудским самцом — Джейк по крайней мере был честным. Люк прикрывался этикой и моралью, оставаясь самым отъявленным лжецом и слизняком из всех. И вот когда я уже была готова изменить свои привязанности и прозреть, голова Джейка упала мне на плечо. Я решила, что он, наверное, заснул, но когда я взглянула на него, он издал долгий, протяжный стон. Не тот, что издают, смеясь над скабрезным анекдотом, к сожалению. Это был стон удовлетворения. К тому же очень громкий. К счастью, он совпал со сценой бомбежки Берлина, иначе весь театр обернулся бы, чтобы понаблюдать за настоящим действом.

Нет, это был стон, который издает мужчина, прежде чем… ну, в нашем случае, прежде чем мерзкая блондинистая журналистка вытащила свою руку из его штанов. Я тупо воззрилась на Джейка, он повернул голову и широко мне улыбнулся. Журналистка спокойно вытерла руку о подлокотник и улыбнулась короткой победной улыбкой. Больше никогда не буду с наивным удовольствием пожимать чью бы то ни было руку! На экране поехали титры, публика поднялась, зал разразился овациями. Фильм имел успех, и поэтому то, что Джейк так стремительно вскочил, было вполне оправданно. Только вскочил он, уже не держа меня за руку. Я его руку точно не возьму.

Зажгли свет. Я подмигнула ему и извинилась: мне надо в туалет. По пути к шведскому столу я заметила Дэниела Роузена — он жал чью-то руку. Пока я мялась, поприветствовать его или нет, кто-то подошел ко мне сзади и легонько прикоснулся к моему плечу. Люк.

— Привет. — Он стоял и смотрел на меня.

— Привет, — ответила я, не найдя ничего лучшего.

— Отлично выглядишь.

— Спасибо.

— Ты здесь вместе с этим парнем? — Он был похож на маленького ребенка, который только что потерял свою соску.

— А почему ты мне ничего не сказал про свою подружку?

— Я хотел, но…

Я знала, что будет дальше. Неизбежные извинения и прочая чушь, которую я так отчаянно надеялась услышать. Я хотела простить и забыть, но мой инстинкт самосохранения взял верх прежде, чем я растаяла, и я позволила ему совершить надо мной насилие. Я подняла руки в знак того, что не хочу, чтобы он продолжал.

— Не имеет значения, Люк. Это больше уже не имеет никакого значения. Это не мое дело.

Он положил ладонь на мою руку, и я отступила, чтобы оборвать эту связь.

— Ладно, я понимаю, что ты не хочешь быть со мной. Но только не оставайся с ним. Он подонок. Он натягивает женщин, как трусы. Я не могу спокойно смотреть, как он ломает тебя.

— Ломает? Мы что, в восемнадцатом веке живем, Люк? Я уж как-нибудь о себе позабочусь.

Люк закусил губу.

— Да уж, я знаю. — Он улыбнулся, и я не удержалась — улыбнулась в ответ. — Помнишь, ты говорила, что если это не любовь, то, значит, работа. Так вот, мне понравился сценарий, который ты оставила.

Этого я никак не ожидала.

— Да ну? Догадываюсь, почему ты так говоришь — знает кошка, чье мясо съела.

— Вовсе нет. И вообще мне не за что чувствовать себя виноватым. К тому же я твердо знаю, что любовь и работа — разные вещи. Ясно? Я не стану рисковать пятнадцатью миллионами долларов только ради того, чтобы извиниться.

— Никогда?

— Ни за что. Так когда мы встретимся и обсудим проект? Я бы еще хотел увидеть автора сценария — у него получилась мощная работа. По-моему, он настоящий талант. Как его имя — Джейсон Блум?

— Именно. — Я бодро кивнула. Внезапно Люк поднял руку и поздоровался с кем-то за моей спиной. Я оглянулась. Там, на расстоянии плевка, стоял Дэниел Роузен. Вот так просто стоял. Я обрадовалась, что мы в этот момент обсуждали не наши «романтические отношения».

— Привет, Люк. Позвони мне завтра. Я все еще хочу обсудить несколько пунктов договора Мэла, — сказал Дэниел. Люк кивнул, а Дэниел обратился ко мне: — Здравствуй, Элизабет, рад видеть тебя вне офиса. Желаю хорошо провести вечер, — сказал он и растворился в толпе.

Коротышка Хосе смотрел на Дэниела, когда говорил о дьяволе! Я снова повернулась к Люку — он ежился. От холодного вечернего воздуха?

— У меня от этого парня мурашки по коже, — сказала я, как обычно не сдержавшись.

— У меня тоже, — отозвался он с улыбкой. — Так когда я смогу увидеть тебя? Я хочу сказать: когда мы встретимся? — Он радовался, как собака, которой обломилась кость. А я была счастливой как никогда.

— Как насчет вторника? Утром, я имею в виду. В твоем офисе. При дневном свете. — Сертифицированная идиотка.

— Знаешь, Лиззи, утром обычно есть дневной свет.

— Хорошо, я позвоню, и мы договоримся. А теперь, пока ты не передумал и я не сказала что-нибудь ужасно грубое, я пойду. — Я собралась уходить.

— Одна? — Он запнулся. — Я не… в том смысле, что со мной, ведь не с ним… нет? — Он выглядел раздавленным, и я знала, что могу помучить его еще, чтобы заставить почувствовать, чего я стою, пожалеть о том поступке и той французской «соске». Но я просто не смогла.

— Нет, Люк. Я иду домой одна. Джейк не в моем вкусе. Мне нравятся честные мужчины.

— Ой… — Он схватился за сердце, когда я игриво пожала плечами. — Знаешь, я никогда не лгал тебе, Лиззи, просто не успел сказать то, что в перспективе все равно не имело бы никакого значения.

— Увидимся во вторник. И не заставляй меня ждать.

Голливудская мудрость: чем больше твое влияние, тем дольше люди должны ожидать встречи с тобой.

Я повернулась, почти не чувствуя земли под ногами, и направилась к многолюдной улице, чтобы поймать такси.