Несчастна та женщина, которая знает всех наших собратов по прессе; она имеет от 40–45 лет, мужские ухватки, тяжело переваливающуюся походку, небрежную осанку. Без всякой грации, свойственной ее полу, сказал бы поэт Первой империи.

Каждый день таскается она из одной редакции в другую со своими рукописями, толстым свертком, который выглядывает из под ее изношенного плаща.

Она не стесняется отказом служителя редакции или швейцара; она сумеет открыть себе вход.

Если никого нет, она ждет.

Она не уйдет, пока ее не выслушают, пока ей не ответят, пока не изложат ей оснований — почему ей отказывают.

Тогда начинается рассказ, жалобы без конца!

У ней украли все ее идеи… И это Дингеда! знаете, известный Дингеда! Даже самый псевдоним он взял из ее романа «Эстелла или дочь казака», а роман просто стащил с ее конторки и т. д.

Бедная женщина! Смешна, но достойна сожаления.

Несчастлив тот, кто ей растрогается; невероятно, чтобы кто-нибудь показал к ней участие; иногда разве берет кто-нибудь ее рукописи и обещает их прочесть.

Тогда спокойствие для него потеряно навсегда; она повсеместно и неотступно будет, его преследовать.

Тщетно он предлагает ей деньги или удовлетворение. Нет! она хочет печататься! это ее мания — еще шаг вперед и — сумасшествие. А что она сойдет с ума — в этом нет сомнения.

Однако, чем она живет, прежде чем попадет в госпиталь?

Это — тайна ее частной жизни, выведать которую нет никакой возможности.

Но даже и между синими чулками, с некоторою степенью известности, находятся такие, которые принадлежат к так называемым bohème.

Это те парижские древности, которые в свое время насладились неделей триумфа и по крайней мере в продолжение целого дня считались 10-й музой.

Теперь они только терпимы и встречаются там и сям в салонах; они очень тощи и носят бросающуюся в глаза прическу.

После того, как они притупили свой голик в служении Аполлону и Венере — они живут, как жрицы Меркурия.