* У стен Карнунта * Айстис вспоминает родной дом * Прибытие скальвов * Решение рода * Великая клятва * Белая коса * У сембов * На лодках к верховьям Вистулы * Битва с маркоманами *

Брошенная издалека булава, утыканная кремнем, попала юноше в плечо, кровь капала на жесткую траву с широкими тонкими листьями, острыми, как нож. Этой травой был покрыт весь берег — от самого леса с низкими кустами па опушке до крутого откоса к реке.

Вода в реке текла, переливаясь рябью над отмелями, огибая большие и маленькие острова. На некоторых из них росли деревья, другие были покрыты лишь травой. В лучах вечернего солнца трава казалась темно-зеленой, даже синей. Тени все удлинялись.

Юноша был высокий, ростом почти шесть стоп, голый до пояса, с продолговатым лицом и длинными светлыми волосами, перетянутыми ободком. Искусный мастер отковал ободок из темной меди, украсил кожей и серебром.

Казалось, юноша не замечал ни сочащейся крови, ни крупных белых цветов, которые покачивались над кустом рядом с ним. Он во все глаза смотрел на противоположный берег широкой реки, где на холме белели стены, такие высокие, что ходившие по верху люди казались ростом не выше муравьев. За этими стенами виднелись еще более высокие башни, которые пылали в солнечных лучах.

— О боги! Что это? — произнес юноша.

— Карнунт. Порог Рима, — ответил больше себе, чем юноше, человек, лежавший поблизости на расстеленной шкуре.

— Карнунт, — повторил юноша, не отрывая взгляда от башен. — Они на самом деле золотые?

— Солнце… Ничего странного, дома как дома… Люди как люди… Только они издают хрипящие звуки, как рыси. Порой бормочут себе под нос… Не зевай по сторонам, кровь останови!

Юноша как бы опомнился. Оглянувшись, он увидел примерно полсотни мужчин, которые то группами, то по одному рассыпались по лужайке. Одни лежали и стонали, товарищи перевязывали им раны. Другие сами старались перевязать окровавленные головы лоскутами, оторванными от одежды. Третьи, что покрепче, спускались к реке, чтобы освежить себя водой.

В середине лужайки в кучу были сложены сумки, пошитые из кожи или плетенные из лыка, корзины из лозы. Рядом возвышалась пирамида из аккуратно составленных копий. Несколько копий валялись в траве. Одно, окровавленное, стояло, воткнутое в землю.

— Айстис! — окликнул юношу пожилой мужчина, который сидел, опираясь спиной о покрытый мхом камень, и сшивал порванный кожух из медвежьей шкуры. — Приложи траву подорожник, и рана перестанет кровоточить…

Мужчина, который лежал па шкуре, рассмеялся:

— Подорожник! Где ты тут найдешь подорожник? Здесь совсем иной мир!

— Ничего страшного, — сказал Айстис. Он подошел к небольшому костру, над которым висел неглубокий котелок с закипающей водой, собрал пепел и посыпал рану.

В первое мгновение ему показалось, словно кто-то вонзил в рану нож, но вскоре боль отступила. Перестала сочиться и кровь.

— Все, — сказал сам себе Айстис и приблизился к мужчине, который зашивал кожух. — Гудрис! Ты бывал во многих местах. Довелось ли тебе побывать и в Карнунте?

— Нет, не довелось, — ответил Гудрис, не отрываясь от шитья, локтем отстраняя тяжелый меч с широким лезвием. — Там не был никто из нашего рода. — Гудрис снова отодвинул в сторону меч, чтобы Айстис мог сесть рядом с ним. Рукоятка меча была украшена янтарным шариком. — Мы первые… Так сказал Даумас.

Айстис слушал Гудриса и любовался им. Гудрис ему очень нравился. Льняная рубашка, застегнутая крупной брошью с двумя коньками, штаны, пошитые из шкуры, обувь из мягкой кожи. Дома он, как и другие мужчины их рода, чаще всего ходил в лаптях, плетенных из лыка молодой липы, обернув голени онучами, в оборах до колен. А сейчас бедра перетянуты полосками из кожи с медными пряжками. На пояснице — ремень из лосиной кожи, а на нем — бесконечные ряды мелких брошек. Сколько добыто на охоте зверей и уложено в бою врагов, столько маленьких брошек на поясе. «После сегодняшней схватки, — подумал Айстис, — следовало прикрепить их еще столько же!» В глаза бросался большой нож с черенком из лосиного рога. Это он сегодня спас жизнь Айстису, когда, внезапно выскочив из-за дерева, на него бросался тот великан с дротиком в руках! А вон там мешочек с янтарем. Айстис в испуге потрогал свой пояс. Есть! Подарок Угне! Во время схватки он совсем забыл о нем.

Гудрису очень шла борода. Светлая, как пшеница на лесной вырубке перед самой жатвой. Айстис пощупал свой обросший подбородок. И кто это придумал, что только женатым мужчинам положено отращивать бороду? Когда-то будет его, Айстиса, свадьба… Придется со свадьбой повременить, пока он не вернется из Карнунта. Тогда и Айстис будет настоящим мужчиной!

— Гудрис, почему тут такие высокие стены?

— Кто их знает… Ведь и у нас кое-кто огораживает усадьбы не только кольями.

— Карнунт — большая крепость, — снова вмешался в разговор лежащий на шкуре, — поэтому стены такие высокие и сложены из камней.

— Витингас, — не поворачивая голову, обратился к лежащему Гудрис. — Ты уже бывал тут много раз. Скажи, долго мы здесь пробудем?

— Как пойдет торговля. У нас много янтаря, мехов, воска. Если у жителей Карнунта найдется, чем платить, мы долго не задержимся. А если нет, придется дожидаться, пока они доставят товары с дальнего юга. Или, оставив все, вернуться домой с пустыми руками, а за платой прийти еще раз…

— Это нас не устраивает!

Мужчины умолкли.

— Где наш Куприс? — поинтересовался Айстис, оглядываясь по сторонам.

— Я его не видел, — ответил Гудрис.

— Я здесь! — Из высокой травы высунулась голова, покрытая шапкой из рысьей шкуры, а затем показалось и тощее тело и кожухе из тюленьей шкуры, лоснящейся от жира.

Куприс был лишь ненамного старше Гудриса, но рядом с ним выглядел чуть ли не стариком. Он ходил как-то боком, передвигался с трудом, сильно согнувшись, и казался горбатым. Из-за этого он и получил свое прозвище, хотя горба у него не было. Его маленькие глаза так и бегали из стороны в сторону, изучая все кругом.

— Мы думали, тебя уже нет среди живых, — покосившись па него, сказал Гудрис.

— Ишь какие! Вам бы этого хотелось…

— Ты, верно, под счастливой звездой родился, — бросил ему Гудрис, оглядев полный колчан Куприса и новый ремень, которым был опоясан его кожух.

Айстис не слушал дальше, о чем говорили старшие. Молодому не положено было прислушиваться к их разговору. Взяв копье, он подошел к дереву, под которым стоял на страже Шятис, его сверстник, и сел рядом с ним.

За их стоянкой, словно темная стена, поднимался лес, сквозь заросли которого отряд много дней и ночей прокладывал себе дорогу на юг. Мысленно Айстис снова и снова возвращался по этой дороге…

Айстис и Угне сидели у края дюны, там, где и всегда, когда им хотелось побыть наедине. Отсюда открывался красивый вид: двойная подкова берега, устье реки Швянтойи, море, сливавшееся на горизонте с небом.

— Айстис, а правда ли, что вода, поднявшись из моря, плывет над ним и поэтому идет дождь? — ногой отгребая песок, спросила стройная, круглолицая, чуть курносая девочка с глазами синими, как цветущий лен. В своем длинном платье из отбеленного льна она казалась уже совсем девушкой. Платье было опоясано ремешком из розовой кожи, такая же полоска украшала голову девочки. К ее груди была пристегнута янтарная брошка, изображающая прыгающего человечка, — работа Айстиса.

— Не знаю… Думаю, что нет, а то дождь был бы соленый…

— Если бы так было, можно было бы вплавь добраться до облака, — продолжала Угне. — Ты слышал, как Даумас говорил, что там находится Страна Солнца, куда попадают рыбаки, заблудившиеся в море? Морские духи заманивают тех, кто им понравится, и уводят в Страну Солнца…

— А куда попадают те, что заблудились в лесу?

— Если они добрые — тоже оказываются в Стране Солнца. Им дорогу показывает лесной бог Гиринис. А если злые — в Страну Тьмы… Айстис, ты скоро вернешься?

Угне первая не выдержала и заговорила о том, что второй день волновало их больше всего на свете. Накануне жителей селения как молнией ударило, когда по нему из конца в конец с жезлом в руках пробежал глашатай и сообщил каждой семье, что в путь отправятся Гудрис, Куприс и Айстис.

— Почему ты спрашиваешь? — Айстис придвинулся ближе. — Разве может быть по-иному? Ведь ячмень, посеянный к нашей свадьбе, уже созревает! Ты видела, каким красивым он вырос?

— Видела…

Угне прильнула к плечу Айстиса.

— Когда в путь?

— Завтра. С восходом.

— Айстис, разреши, я тебя поцелую. Ведь это наше прощание. Завтра я не смогу подойти. Обычаи запрещают…

Их губы сомкнулись.

Первой опомнилась Угне:

— Возьми, это я сшила, чтобы ты взял с собой в дальнее путешествие…

Угне протянула ему красный мешочек из добротного льна. На нем были вышиты знаки Айстиса: хохлатый чибис — покровитель семьи юноши, — и ее знаки: языки огня.

— В мешочке — янтарь. Я собрала его вчера, услышав, о чем возвестил глашатай… Пусть янтарь тебя оберегает, Айстис! — донесся ее голос уже издали.

Айстис не отрывал взгляда от стройной фигурки, пока она не скрылась за кривыми сосенками, которые цепко росли на песчаных дюнах… Затем он еще раз оглядел море. Кажется, оно дышало так же спокойно, как и вчера. Но нет! Что-то изменилось: появился ветерок. К вечеру он, чего доброго, еще больше окрепнет. «Нехорошо это», — встревожился Айстис. Ведь там, в море, вместе с другими и его брат Мядас. Рыбаки вышли в море, вооружившись острогами из берцовых костей лосей. Остроги изготавливали с зазубриной и отверстием для конопляной веревки, и для тюленевого промысла они подходили больше, чем железные. Не за горами осень. Пора припасти побольше жира. Его должно хватить для светильников, чтобы людям не сидеть в темноте по вечерам. А тюленьи шкуры пойдут на обувку для детей… Мысленно Айстис видел лодку брата, которую помогал смолить и украшать и которую позавчера, перед выходом в море, вместе с другими лодками благословил кривис. Мядас, возможно, не вернется сегодня к вечеру и лишь позднее узнает, что Айстис отправился в путешествие…

Обдумывая события последних дней, Айстис вернулся домой.

Селение, в котором он жил, со всех сторон было огорожено высокой изгородью из толстых, туго сплетенных прутьев и ветвей. В одних местах ветви были уложены наискосок, в других, там, где прошлой зимой вломились медведи, устроили ограду из дубовых кольев, поставленных стоймя. Вспомнились разговоры мужчин о том, что пора бы все ветви заменить кольями, пожалуй, еще и ров вырыть кругом. Тогда не только звери, но и незваные гости так легко не проникнут в селение. А такие «гости» стали появляться. Однажды мужчины, возвратясь с охоты, рассказали, что им по пути попалась деревня, сожженная дотла. Куда девались жители, никто не мог сказать. На пожарище охотники обнаружили железные стрелы, каких еще никогда не видели. С того дня ворота своего селения жители постоянно держали закрытыми, на ночь выставляли стражу. Сначала никто не воспринимал это всерьез, однако, после того как Оудягиса и Курмиса застали спящими у ворот и старейшины выпороли их у всех на глазах, сторожевые зорко следили за всем, что происходило во тьме вокруг селения. От заката до восхода никто не имел права выйти за изгородь без разрешения Даумаса — главного в селении.

…В том месте, где тропа, идущая от моря, делилась на две, Айстис увидел ватагу мальчиков, которые шли с удочками.

— Куда собрались?

— Па озеро!

— Рыбу ловить!

Мальчики прошли мимо него, явно гордясь, что им, а не взрослым, доверили наловить побольше рыбы для торжественного ужина. Один дернул Айстиса за рубашку.

— А ты мне ножик привезешь? Мне вот как нужно!

— Чей ты?

— Я? Брат Угне! Забыл?

— Каким вымахал! Беги, беги, привезу!

— Спасибо!

И брат Угне побежал догонять друзей. Айстису тоже хотелось отправиться с хлопцами на озеро. Но гордость не разрешала. Не так давно он отпраздновал день зрелости, теперь ему нельзя играть с детьми: пора браться за серьезные дела. Но мысленно Айстис так и видел перед собой озеро, по краям заросшее камышом. Там много уток, а во впадинах, особенно там, где соорудили плотину, видимо-невидимо усатых сомов, щук. Еще он помнит местечко, где рыба клюет даже на голый костяной крючок!.. Надо будет показать это место брату Угне. Ему самому удить рыбу вряд ли доведется. Предстоит рыбный промысел в море, охота на зверя в лесу…

Айстис устремил взгляд в сторону леса, который был рядом, за изгородью. Шумели листвой дубы, которых никто не имел права рубить. Покачивались на ветру стройные сосны. Никто из сельчан не знал, как далеко простирается лес. Лишь молва шла о том, что кончается он на краю топкого болота — обрывается в трясину вместе с почвой. Никому не довелось побывать у этого болота. Оно, видимо, очень далеко. Ибо из леса порой приходят незнакомые люди, которые и не слыхали об этом болоте! Никто и не собирается его искать. Ведь любой, кто туда пойдет, уже не вернется. А кто же станет спешить умирать, пока боги не призовут к себе? Да и ни к чему такое путешествие. Кабанов, лосей и здесь вдоволь. Стадами пасутся в нескольких шагах. Иди себе в заросли и охоться! Волки сами приходят в голодную пору. По ночам они становятся на задние лапы и передними скребутся об изгородь! Тогда мечутся овцы и свиньи, фыркают лошади, мычат коровы…

Иногда мужчинам удается уложить зубра или тура. Это бывает во время больших охотничьих походов, когда в лес устремляется весь род. Мужчины берут с собой длинные луки, величиной чуть ли не с человеческий рост! Подростки волокут тяжелые колчаны, наполненные стрелами с костяными, кремневыми и железными наконечниками, длинные и короткие копья, рогатины. Детям дают маленькие луки, тупые стрелы. Пусть стреляют птицу. Надо только следить, чтобы птица, подбитая такой стрелой, придя в себя, не улетела.

Дети и так день за днем в лесу. Летом собирают ягоды, осенью — грибы, орехи, весной — птичьи яйца. А зимой те, кто уже подрос, вместе с родителями идут на охоту. Вся семья отправляется в лес, когда нужен новый участок под огород или для злаков. Тогда родители валят и сжигают деревья, а дети собирают остывшие головешки, затем помогают рыхлить почву. Приходится работать мотыгой, а кое-где отец погоняет прирученного тура, который тянет за собой кремневую или дубовую соху…

В бедро теплой мордой уткнулся пес.

— Вилькис? — Узнав свою собаку, юноша погладил ее. — Придется нам расстаться. Ты будешь оберегать Угне…

Крупный пес, которому и волки были не страшны, повилял хвостом.

… Ворота изгороди были полуоткрыты. Айстис вошел в селение.

Дома стояли недалеко друг от друга, дверями в сторону площади. Они были похожи друг на друга не только округлыми обрезами стен, но и крышами: все крыты озерным тростником, камышом, дерном, украшены скрещенными коньками.

Около домов играли дети. Взрослых не было видно.

Послышался свист.

— Чего тебе? — не оборачиваясь, спросил Айстис. Так свистел только его друг Мантас.

— Отец искал. Сказал, чтобы ты, как появишься, пришел к нему в кузницу.

— Иду…

Кузница стояла в противоположном конце селения, с той стороны, откуда чаще всего дули ветры. Так распорядился Даумас, чтобы ветры не несли дым в сторону жилых домов. Туда и поспешил Айстис, пройдя около разных мастерских.

— Это ты? — послышался из полутьмы голос отца, как только Айстис отворил дверь.

— Я, отец…

— Хотелось поговорить с тобой. Перед путешествием…

Отец вышел ему навстречу. Айстис снова почувствовал благоговение перед его крупной фигурой, увесистыми кулаками. Он вспомнил, как отец одним ударом повалил наземь еще не прирученного тура, сорвавшегося с привязи!

— Доволен ли ты предстоящим? — спросил отец, ставя большой молот к наковальне.

Айстис лишь пожал плечами.

— Я уже не молод. Пройдет год, еще, и я уже не смогу трудиться в кузнице. Кто меня сменит? Я хочу, чтобы мое место занял ты. Знай, об этом я думаю с того дня, как ты родился. И к этому тебя готовлю…

Юноша внимательно слушал. Да, он и на самом деле многому выучился. Чуть ли не каждый день приходит в кузницу. Отец знает много тайн своего дела: как плавить медь, как быть с серебром, чтобы оно, расплавленное, не чернело, как из болотной воды добыть железо. Отец умеет выковать меч, которым можно срубить довольно крепкое деревцо, а на лезвии даже следа не останется!

— Я тебя научу, как выплавить железо, которое даже в воде не ржавеет. Тогда мечи, выкованные тобой, будут лучше тех, что мы получаем от своих северных соседей…

Отец помолчал, затем взял с полки блестящий кружок.

— Наступают новые времена. Железо получит распространение везде. Нужно уметь сделать из него все необходимое. Но не только железо станет необходимым. Видишь новый металл? Скальвы зовут его золотом. Это металл мягкий. Для серьезного предмета не пригодно. Однако для украшений он очень хорош! Надо научиться изготавливать из него красивые предметы…

Он положил кружок на место.

— Я умею не так уж много. В нашем роду, кроме меня, никто не владел кузнечным делом. Поэтому я и хочу, чтобы ты, мой сын, отправился к людям, которые знают больше нас, а возвратясь, научил других. Сейчас как раз представилась такая возможность, поэтому я и попросил Даумаса, чтобы и тебя послали…

Айстис все понял. Им овладела гордость за то, что отец так ему доверяет.

— А за Угне не тревожься, — понимая, что творится в сердце сына, сказал отец. — Путешествие продлится недолго, к осени ты вернешься, а к этому времени и ячмень созреет… Ступай, пусть бог Праамжис будет благосклонен к тебе! Ступай, готовься…

Айстис вышел из кузницы, а отец снова взял в руки молот, и над селением разнеслись умеренные удары: дан, дан, дан…

Интересно, что он еще придумал?

Айстису всегда нравилось в кузнице. Он охотно помогал плавить металл, лить его в форму, вдавленную в землю. Ему нравилось ковать лемех, меч, брошь.

Почему, размышлял он во время работы, твердое железо боится огня, а камень не боится? Однажды он задал этот вопрос Жвайгждикису, который умел что угодно вырезать из дерева, янтаря, даже из камня, лепить из глины.

— Железо — пришелец, а камень всегда жил здесь, — объяснил Жвайгждикис. — Пришельцы всего боятся…

Вспомнив о Жвайгждикисе, мастерская которого была расположена недалеко от отцовской кузницы, Айстис решил навестить старика. Войдя к нему, он увидел, что тот что-то вырезает.

— Жвайгждикис, эй, Жвайгждикис! — Юноша подергал за рукав маленького, сморщенного старичка, который давно уже ничего не слышал. Мало кто мог с ним сговориться, только Айстис умел: они изъяснялись движениями губ и взглядами.

— А! Это ты! Забыл обо мне… Гляди, что я для тебя вырезал…

Старик взял со столика маленькую янтарную фигурку. Айстис ахнул. Угне! Как вылитая!

— Жвайгждикис, спасибо тебе! — взволнованно произнес Айстис.

— Знаю я, все знаю. Угне прибегала ко мне. Плакала…

Старик, не сходя с места, потопал согнутыми ногами…

— И вот еще. Несколько самородков. Очень давно я их нашел… Янтарь, какого сейчас нигде не сыскать! Берег его к твоему и Угне празднику… Сейчас, чует мое сердце, не доживу я…

— Жвайгждикис, ты крепкий!

— Ладно, будет тебе! Когда будешь возвращаться из дальних краев, привези что-нибудь для моей внучки… Иди, иди… Только не начни плакать! Мужчине это не к лицу… Ступай и помни, как я тебя учил лепить, красить, камень раскалывать. Авось пригодится… А я буду просить богов, чтобы тебе помогли…

Жвайгждикис отвернулся. Это был знак, что пора уходить.

О, если бы он умел столько, сколько умеет отец! Или как Жвайгждикис… Сколько красивых подвесок, ожерелий вышло из рук старика! Айстис вспомнил подвески из камня. Такой ладной пластинки он нигде не видел. В нее вложена и частица его, Айстиса, сердца. Ведь это он помог Жвайгждикису просверлить отверстия: старость — не радость, у старика уже руки дрожат.

Еще следовало бы зайти к гончару Унтулису, к Винке — мастеру по дереву. Ведь и у них Айстис перенял много полезного…

Солнце уже ложилось на воду, когда юноша вернулся домой.

— Мне бы поесть! — сказал он, увидев мать около большого черного горшка, подвешенного на крюке под отверстием для выхода дыма.

Она налила в горшок молоко, кинула туда несколько листиков. Кругом запахло мятой, чебрецом.

— Ты все где-то ходишь! Как кот! Сейчас будем ужинать, только отца дождемся. — Мать, уже немолодая полноватая женщина с седеющими волосами, с любовью взглянула на сына.

— А где Жеде?

— Твоя сестра убежала с девочками. Они хотят что-то приготовить к проводам…

Айстис оглянулся, подыскивая место, куда поставить кувшин с широкой горловиной, полученный в подарок от Унтулиса, и окинул дом внимательным взглядом, словно запоминая навсегда.

Их дом по своему внутреннему убранству ничем не отличался от жилищ соседей. Такие же двухрядные стены, сложенные из столбиков. Одна просторная комната. В ней все работают, едят, спят. Стены и свод черные от дыма, который зачастую не хочет улетучиваться через отверстие в крыше. По стенам развешаны мотыги и рогатины, остроги и луки — без них никак не проживешь. Справа — отгороженная часть помещения, где стоят большие глиняные сосуды с пшеницей, ячменем, бобами, коноплей, сушеной ягодой, солеными грибами. Около них выстроились в ряд горшки поменьше — для варки. Мама любит варить не только в горшке, подвешенном над огнем, но и по старинке, как учила ее еще бабушка: бросая в глиняный горшок камни, раскаленные докрасна.

В одном углу стоял вырезанный из дерева покровитель семьи хохлатый чибис. Его нарядный хохол был изготовлен из сушеного мха и обновлялся каждым летом. У ног покровителя было положено вдоволь всякой пищи. Семья кузнеца постоянно проявляла заботу о своем добром духе, веря, что по ночам чибис пополняет запасы продовольствия.

В другом углу стоял деревянный станок, изготовленный из ясеневых реек еще дедом и за долгие годы словно отполированный до блеска руками ткачих. На нем чаще всего работала сестра Жеде. Она искусно ткала себе приданое из льна, выращенного на просеках.

По самой середине жилища, которое все называли нумас, в углублении глиняного пола, обложенном по краям камнями, день и ночь горел вечный огонь семьи. За ним присматривали мама и Жеде. Они гасили его лишь однажды в году, перед Праздником Огня. Ранним утром, еще до восхода солнца, кривисы брали два дубовых полена и добывали искру, от которой загорался святой огонь. Когда он догорал, каждая мать брала из него по головешке и зажигала огонь в своем нумасе. А затем снова вместе с дочерьми присматривала за огнем до следующего праздника…

Айстис смотрел и вспоминал, как все началось.

Он и Угне стояли невдалеке от нумаса, где жил Айстис, когда прибежал Эглис с жезлом глашатая в руках:

— Скальвы прискакали!

Он передал палочку-жезл Айстису. Это означало, что теперь Айстис должен быстро добежать до соседнего нумаса, сообщить новость и передать жезл. Так он обойдет весь род и вернется к Даумасу, который послал его.

Новость вызвала всеобщее оживление.

— Скальвы!

— Вы слышали, скальвы прискакали!

— Что принесли?

— Сырцовый холст? Ой, лишь бы сырцовый холст привезли! Сколько лет жду…

— Может быть, брошки?

— Что? Скальвы? Достать бы у них меч!

— Он тебе будет не по карману! Они много просят за меч.

— Я целый год собирал янтарь! Должно хватить…

Люди галдели, словно потревоженные гуси.

А в воротах уж показалось десятка два всадников, которые вели на поводу лошадей, навьюченных кожаными сумками. Конь в яблоках с отвисшей губой зафыркал, увидев собаку Айстиса, которая следила за каждым движением приезжих.

Скальвы ехали не торопясь, гуськом, полные собственного достоинства. Айстис внимательно разглядывал всадников в кожаных поддевках, с мечами, подвешенными к поясу. К их седлам были прикреплены щиты и короткие копья, луки и колчаны со стрелами. По виду их скорее можно было принять за охотников или мужчин, собравшихся в дальний военный поход, чем за купцов.

Наконец все скальвы оказались внутри селения. Ворота закрылись. Сторожевые снова заложили их длинным тесаным бревном.

Приезжие спешились и, собравшись гурьбой, переговаривались между собой, дожидаясь хозяев.

В дверях большого нумаса, где собирались старейшины рода, показались те, которых они ждали. Впереди всех шагал высокий худощавый старик с бледным лицом, длинным носом, полуприщуренными глазами. Он был одет в длинное, до пола, льняное облачение и подпоясан плетеным кожаным ремнем с большой янтарной брошью, напоминающей голову ужа. Распущенные седые волосы падали ему на плечи.

Это был кривю кривис — верховный жрец рода Даумас.

Вокруг него толпились кривисы рангом пониже и совсем молодые жрецы — кривайтисы, а также другие мужчины рода.

— Добро пожаловать! — прогремел густой бас Даумаса.

Ему отозвалось эхо дубовой рощи. Этот голос обладал странным могуществом: от него содрогался всякий, кто его слышал. Даумас проницательным взглядом окинул каждого приезжего. С особым вниманием он оглядел главу скальвов Немиса, который не впервые привел в селение купцов. Завершив осмотр, как бы попытавшись выведать, с какими новостями прибыли скальвы, Даумас взял из рук помощника святой огонь, теплящийся в небольшом глиняном сосуде, и кинул в него щепотку пахучих трав. Поднялся светлый дымок. Тогда Даумас подымил в сторону гостей и вместе с другими людьми рода молча обошел кругом прибывших, окуривая их. Лишь после этого он произнес:

— Милости просим…

Окруженные кривисами и старейшинами рода, скальвы вошли в большой нумас.

— Как узнать, что скальвы привезли? — заинтересовалась Угне. — Сбегаю к маме.

Люди расходились по домам, беседуя:

— Уже несколько лет, как скальвы не приезжали.

— Небось товаров у них не было?

— Говорят, шла большая война…

— От кого скальвы получают товары?

— От сембов.

— А кто эти сембы? И где они живут, такие богатые?

— Кто их ведает! Я и у скальвов ни разу не была. Знаю только, что живут они у великой реки Нямунас. Оттуда до сембов еще много-много дней и ночей пути, которого скальвы никому не показывают. Сембы, говорят, не такие, как мы…

— А какие?

— Полулюди-полузвери. И всякие красивые предметы сембы привозят из дальних краев, где живут железные люди…

— Ври, да меру знай, пока гадюка в язык не ужалила!

— Храни меня, Жямина! Зачем мне врать? Так мне один из скальвов рассказывал. Когда я еще молодой была и собиралась за него замуж…

— О боги! Чего только не бывает!

Айстис слушал внимательно, но женщины посудачили о том о сем и перешли к будничным делам. Ему стало неинтересно. Он собрался было домой, как вдруг объявился Мантас:

— Тсс! Я около изгороди. Иди ко мне не торопясь. Постарайся, чтобы никто не заметил тебя…

Айстис шмыгнул к другу.

— Хочешь взглянуть, что привезли скальвы?

— Ты еще спрашиваешь?

— Идем!

Мантас, ростом чуть ниже Айстиса, такой же мускулистый, на первый взгляд довольно вялый, ловко повел друга вдоль изгороди, пока не достиг края крыши нумаса для гостей, которая в этом месте почти касалась земли. Вытащив из крыши сноп соломы, он исчез в отверстии.

— Полезай вслед за мной и заткни за собой дыру!

По ходу, проделанному, видимо, не сегодня, Айстис и Мантас добрались до конька крыши и оказались совсем вблизи гребня.

— Осторожно! Не провались!..

Они молча смотрели вниз.

Вокруг огня сидели прибывшие. Они сняли с себя кожаную одежду и остались в зеленых накидках из тонкой невиданной ткани с блестящими пластинками на груди и спине. Украшения блестели и на ногах, которые они вытянули к огню. Рядом были разложены разные предметы. Айстис не мог оторвать от них глаз!

Какой красивый кувшин! Ушко — с крылатым мальчиком… Так и хочется потрогать кувшин рукой. А сколько брошей! Больших, величиной с целую ладонь. Словно бабочки: головка, тельце, крылышки. А там тоже броши, но другие. Сверкают бусинки, говорят, это стекло, но никто не умеет его изготавливать. Вот брошь, похожая на солнце. Другая — четырехугольная, продолговатая… А какие уздечки! Один лишь Гудрис привез такую из военного похода на север. А там целая гора бус… Вот бы достать такие для Угне! Как они подошли бы к янтарю… А вот блюдо желтых кружочков. Не золото ли это, о котором говорил отец?

— Шапочка с подвесками, — прошептал Мантас.

— Видишь, какой меч?..

— Тсс! Еще услышат!..

Юноши умолкли. Отчетливо слышался разговор у огня.

— Добираться до вас нелегко, — сказал Немис, предводитель скальвов. Он отличался от сородичей более богатыми украшениями. — Становится все больше бродяг, изгнанных из родов. Они нападают на путешественников, отнимают товары, убивают купцов. Рискованное дело — путешествовать… Как мы можем брать за товары меньше, чем прежде?

— Но где это слыхано: за кувшин — пять белок!

— За серебряные подвески — бочонок меда!

— А сколько вы хотите за меч?

— Сумку янтаря…

— Богов побойтесь! Ведь в вашей сумке поместится весь янтарь, что я собрал от весны до весны на берегу моря и сетью на отмели…

— Как хотите! Тогда мы не будем торговать с вами, а отправимся дальше на север. Там тоже нуждаются в нашем товаре.

Даумас поднял руки вверх:

— Вы с дороги! Почтим богов, которые пока милостивы к нам. Поднимем рога с медом!

Он вылил капельку в огонь. Другие последовали его примеру. Затем все отпили по глотку.

— Нам незачем ссориться. У нас боги одни и те же. И дела у нас одни и те же. Договоримся. Предлагаю искупаться после дороги. Баня уже истоплена. И березовые веники припасены. Поговорим потом…

Все одобрительно зашевелились. Айстису хотелось разглядеть приезжих получше, и он чуть не свалился в огонь.

— Эй! Кто там! Нас кто-то подслушивает!

У огня в тревоге загалдели.

Только Даумас продолжал сидеть, как и прежде.

— Вероятно, кот. Витис, взгляни, чего он шастает?

Витис направился к лестнице, а Мантас и Айстис бросились наутек. По тайному ходу они скатились вниз и забились в угол.

Шум в нумасе утих. Видимо, Витис доложил, что соломой действительно шелестел кот. Вскоре через запасные двери из нумаса вышла группа мужчин и направилась в баню, которая была рядом. Айстис и Мантас расстались, условившись назавтра встретиться у лаза.

Домик родителей Айстиса стоял близко от нумаса для гостей, и юноша, уже засыпая, слышал, как скальвы, вернувшись из бани, долго еще шумели: далеко разносилось их пение, из труб, изготовленных из витой древесной коры, глиняных дудок, канклес лились мелодии, звучала песня вайдилы… Эту песню Айстис уже слышал раньше. Она была о старине, дальних дорогах, по которым с прежней родины пришли их предки, о богах Пяркунасе, Праамжисе, Жямине… Время от времени песня умолкала, и снова звучала громкая речь мужчин.

Когда Айстис проснулся, солнце уже стояло высоко в небе, а скальвов и след простыл. Они отбыли с полными сумками мехов, воска, янтаря, конопляных веревок, меда, условившись снова появиться через год.

Скальвы особенно жаждали янтаря. Увидев, сколько его собрали люди Даумаса, Немис проговорился, что сембы охотно, как никогда ранее, скупают янтарь. Дескать, снова ожил великий торговый путь к людям, живущим на юге. А они ничего не ценят так высоко, как янтарь, и хорошо за него платят. Немис пожаловался Даумасу, что сембы их обманывают. Лучше бы самим, сказал он, встретиться с теми людьми с юга…

После отъезда скальвов никто долго не выходил из жилищ. Мужчины отдыхали после ночи, проведенной с гостями, а женщины и дети разглядывали вещи, которые удалось выменять.

Кое-что досталось и семье кузнеца. Отец принес горсть серебряных монет. На плечах матери красовался теплый белый пуховый платок, а ноги согревали теплые валенки на пуху. Жеде получила крылатую брошь. Мядасу отец выменял невиданную острогу, а Айсгису — красивый ободок для волос, изготовленный из тончайшей меди, с внутренней стороны обтянутый кожей, а с внешней украшенный серебряными пластинками. На ободке был изображен уж — символ ума и счастливой жизни.

И еще отец принес мешочек соли.

Уже было около полудня, когда появился глашатай:

— Сразу же после заката Даумас приглашает на Малый сбор.

Это означало, что вечером в нумасе, выстроенном для гостей, должны собраться все женатые мужчины. Видимо, Даумасу стало известно что-то весьма важное, если он пригласил к себе глав семей, а не стал принимать решение вместе с кривисами и своими помощниками.

Как только солнце скрылось в море и поблекло его зарево, вокруг огня в нумасе расселись главы семей. Те, что постарше, сидели ближе к огню, молодые — дальше. У самого огня занял свое место Даумас.

Оглядев собравшихся, он неторопливым движением протянул руки к огню:

— У нас побывали братья скальвы, как и мы, относящиеся к тому же великому племени и живущие на берегах Нямунаса. Они обещали посетить нас и в будущем году. Я созвал вас, чтобы посоветоваться, как мы их встретим, когда солнце повернется снова в сторону моря. Я слышал, что не все из вас удовлетворены товарами, которые они нам доставили. Кто хочет высказаться?

Первым заговорил Наудрис, старик с трясущимися руками и лицом, напоминавшим кору старого дуба:

— Я немало лет прожил, но не помню, чтобы скальвы когда-нибудь брали так дорого за свои товары…

— Они не дают железа!

— Они предлагают нам жалкие остатки своего добра!

Руку поднял Милвидас:

— Я бывал в Скальве. Видел, какие прекрасные предметы они получают от сембов! Кольца, браслеты, пояса и украшения для седел. Все из серебра! Они получают даже позолоченное стекло! А у кого из вас есть золотые украшения?

Шламутис, кашлянув, произнес:

— Без золота мы обойдемся, а вот без железа…

— Мы и сами не хуже, чем скальвы, умеем кое-что изготовить. Но из чего? Истинную правду говорит Шламутис, нужны рогатины, ножи, да и лемеха у нас тупые, обломанные… Неужто снова начнем колоть кремень? Да и кремня у нас нет! Надо отправляться в путь, поклониться братьям на севере и востоке… — излагал свою мысль отец Айстиса.

— Правильно говорит кузнец!

— Он изготовил кольцо для моей невестки — любо-дорого смотреть! Ни одного такого у скальвов не было.

— А мне он отковал меч! На нем и знаки наши, святые! Это не то, что полученный в обмен у скальвов, а ими добытый еще у кого-то! Кто знает, что обозначают те знаки и каким богам они посвящены?

Даумас снова протянул руки в сторону огня:

— Что вы предлагаете?

— Не пускать скальвов в наше селение! Они обманщики!

— Подстеречь и все отнять!

— Но так поступают только бродяги, которые скрываются в зарослях!..

От стены, где сидела молодежь, послышался голос:

— А почему бы нам самим не привезти все, что нам нужно?

Все умолкли, на мгновение задумались: отчего им никогда не приходила на ум такая простая мысль?

— Так ведь дороги никто не знает!

— В чужих краях даже смельчака не оберегают наши боги, а без их помощи кто осмелится идти?

— Кто знает чужих богов? Кто знает, как надлежит с ними поступать?

— Наши боги помогут нам всюду, где бы мы ни оказались! Ведь наша родина будет вместе с нами!

— Попытайся, если так смело рассуждаешь, отправиться на землю сембов! Если ты такой умный!

Все притихли, терпеливо ожидая, что скажет тот, кто предложил отправиться в неразведанные края.

— И попытаюсь!

Даумас протянул руки:

— Я помню рассказ, что дорогу к земле сембов мы проложили с давних пор, только позднее позабыли ее. Надлежит идти и идти вдоль берега моря, вплоть до устья Нямунаса. Затем нужно переправиться через море. Оно там узкое. От Большого моря его отделяет земля Белой косы. И следует пройти дальше на юг такой же путь, как до Нямунаса… Сембов, сказывал дед, нечего бояться. Они, как и скальвы, как и люди на севере, относятся к одному и тому лее великому племени. И их язык похож на наш…

— В молодости, — поддержал Даумаса Унтулис, — я ходил к Нямунасу… Даже знал тропы, ведущие через лесные заросли…

— Так что мы решили? — спросил Даумас, выслушав рассказ Унтулиса о путешествии через лесную чащу.

Принять решение оказалось нелегко. Мужчины глядели друг на друга. Руку поднял кузнец:

— Давайте собирать мед, запасать воск, откладывать янтарь, добывать на охоте зверя и заготавливать меха. Если договоримся со скальвами, тогда обменяем все это на их товар. И для севера кое-что запасем. А одновременно давайте отрядим своих посланцев на землю сембов. Пусть они там ко всему присмотрятся…

— Почему только до сембов? — снова послышался голос около стены. — Мы можем путешествовать и дальше! На юг!..

Даумас протянул руки к огню, как бы заканчивая разговор:

— Будем ждать скальвов. Отправим также своих посланцев к сембам. А в следующий раз, возможно, и дальше! Пусть так и будет!

— Пусть так и будет!

Трижды повторили собравшиеся слова Даумаса, тем самым принимая окончательное решение. Затем раздались возгласы:

— Даумас мудрец!

— Слава Даумасу!

Но кое-кто переговаривался шепотом:

— Понадобилось ему одобрение молодежи!

— Что эти сосунки понимают?

— Посмотрим, посмотрим…

Голоса перекрыл могучий бас Даумаса:

— Ступайте все… Я спрошу богов, кому отправиться в путь и когда…

Даумас опустил руки и устремился к огню…

Нумас опустел. Только в середине помещения склонилась над огнем седая голова Даумаса.

— Надо решиться. Мои люди не могут жить, замкнувшись в своем кругу, вдали от мира. Мир сам стучится в наши двери…

Даумас взял из сосуда горсть конопляных семян и высыпал в огонь.

— О могущественный Пяркунас, посылать ли мне наших людей на землю сембов?

Пламя метнулось кверху, рассыпало сотни искр, как бы соглашаясь с Даумасом.

— О могущественный Патолас, будешь ли ты охранять их от страшных опасностей?

Даумас бросил в огонь щепотку пахучей травы. Огонь принял ее, и вверх над пламенем потянулся столбик дыма. Он вздымался, словно фигура белого старца.

— Благодарю тебя, владыка тьмы! А ты, могущественный Патримпас, благословляешь их в путь?

Стоило Даумасу произнести эти слова, как у его ног зашелестел большой уж. Он поднял голову и, словно выжидая, смотрел на Даумаса. Верховный кривис подвинул поближе к себе плоский сосуд, взял стоявший рядом кувшин и налил молока. Уж потянулся к нему.

Даумас снова склонился над огнем…

На следующее утро глашатай оповестил всех, что главные боги балтов велели отправляться в путешествие Гудрису, Купрису и Айстису.

Только об этом и говорил весь род. Боги знают, кого послать. Гудрис — мудрый и храбрый охотник, воин и путешественник. Окрестные леса он знает как свои пять пальцев. Куприс из тех, кого с первого взгляда не приметишь, но без кого не обходится ни одна сделка с приезжими купцами. К тому же он и сам не раз отправлялся к соседям. Старики немного сомневались, следовало ли посылать Айстиса. Очень уж молод, совсем недавно выдержал испытание на зрелость. Правда, всем известны его ловкость и смелость. Когда на него внезапно бросился волк, он не дрогнул, одолел зверя рогатиной! Женщинам особенно нравилась вежливость Айстиса, его умение проявлять уважение к каждой из них. Молодежь была на его стороне хотя бы потому, что он представлял молодое поколение.

Только отец молчал. Никто не знал, что в полночь Даумас через своего ближайшего доверенного еще раз созвал самых мудрых мужчин рода и держал с ними совет, кому суждено отправиться в дальние края. Тогда и было решено, что из молодых в путь отправится Айстис. Юноша уже неплохо овладел кузнечным ремеслом, и путешествие должно было послужить его дальнейшему росту…

Ночью Айстис спал беспокойно. Снились ему несущиеся во весь опор кони, завывающие, свистящие ветры. Наутро он поднялся, так и не отдохнув, увидел склонившуюся над постелью мать.

— Сынок, ты всю ночь метался… Не захворал ли?

В глазах матери промелькнула искорка надежды.

— Нет, нет. Я здоров!

Мать сразу сникла, а отец вздохнул с облегчением.

— Вот и хорошо, — сказал он, — поешь и беги на площадь. Когда солнце поднимется над старым дубом, наступит час Великой Клятвы. Тебя уже ждет Даумас…

Выйдя из дому, Айстис увидел, что все родичи от мала до велика, кто только в состоянии передвигаться, спешат в сторону священной дубравы. Придя туда, они собирались в тени деревьев, невдалеке от дуба, под которым горел огонь. Близко к нему могли подойти лишь кривисы, помощники Даумаса, сам верховный жрец и молодые девушки, вайдилуты, посвятившие себя опеке вечного огня. Только им было разрешено перешагнуть через выложенный из камешков круг, который опоясывал дубраву. За ним стояла и беседка, в которой обитали боги великого племени. В дни больших праздников кривисы показывали их людям — подносили к вечному огню.

Айстис их уже видел: Пяркунаса, могущественного и страшного мужчину, изготовленного из кряжистого дуба, украшенного красной бородой и венком из пламени; Патоласа, древнего, седого, с головой, закутанной в белую ткань. У ног Патоласа кривисы клали черепа человека, лошади, коровы — символы бога смерти. В сторонке от тех богов обычно стоял Патримпас. Этот бог, молодой, как и сам Айстис, с венком из колосьев на голове, ему очень нравился.

Когда юноша подошел к дубраве, боги уже были доставлены, стояли каждый на своем месте.

Подул ветерок. Он шевелил красную бороду Пяркунаса, ткань, в которую была укутана голова Патоласа, и высохший венок Патримпаса. Однако внимание Айстиса привлекали только сопровождающие Патримпаса ужи. Они лакомились из блюдечек, поставленных на землю у ног бога.

Вокруг не умолкали разговоры:

— Когда они отправятся в путь?

— Сейчас узнаем.

— А когда вернутся?

— Это зависит от воли богов!

— Теперь уже месяц лепинис? Пройдут висъявис, виржюс, а в месяце висгавис они и доберутся до цели… Пусть там пробудут весь месяц спалинис, а затем за три месяца — секис, пушюс и рагутис — вернутся. Как раз с наступлением весны, с первыми перелесками следует их ждать…

— Еще и султякис может пройти…

— Может, может, соседка дорогая, все может быть. Разве кто-нибудь знает, что там будет в дальних краях!..

Загибая пальцы, люди перечисляли месяцы, обсуждали, спорили.

Появился Даумас. Он вышел из-за священных дубов, окруженный кривисами и девушками-вайдилутисами. Как всегда, на нем было длинное белое облачение, в этот раз опоясанное огромным живым ужом. Впереди него шло несколько кривайтисов. Они окуривали тропу пахучими травами.

Кривисы медленно двигались по внутренней стороне круга вокруг дубравы.

Прошло немало времени, пока процессия вернулась на то место, с которого тронулась в путь. Даумас приблизился к священному огню, поклонился ему, взял в руки кривой жертвенный нож. Его лезвие сверкнуло в лучах солнца, все увидели выбитые на нем синие священные знаки.

Даумас подержал нож над пламенем, повернул лезвие сначала одной, затем другой стороной, поднял вертикально и направился к огромному коричневому камню — жертвеннику. Здесь он остановился, повернулся лицом на север, постоял с зажмуренными глазами. Затем снова повернулся лицом ко всем. Кривайтисы провели черного козленка. Он блеял и упирался, как бы предчувствуя свою судьбу, но избежать ее не мог. Даумас ножом отсек козленку голову и бросил ее под ноги Патоласу. Она покатилась по траве, оставляя кровавый след — красную тропинку. Кривисы подняли тело козленка на жертвенник, посыпали его травой, взяв ее из пестро раскрашенных глиняных чашек. Обложили сухими дубовыми ветвями. Один из кривисов подал Даумасу горящую веточку. Сверкнула искра, и прямо вверх устремился голубой дымок.

Даумас воздел руки, а толпа зашумела от радости:

— Патолас принял жертву! Путешествие будет успешным!

Айстис услышал голос матери:

— Боги милостивые, оберегайте моего младшенького…

— Помогите ему скорее вернуться, не забирайте его к себе в подземелье… Как мне жить одной…

Кажется, эти слова произнесла Угне. Ее лицо промелькнуло в толпе.

Айстис внимательно следил за обрядами.

Даумас долго смотрел на голубя, которого ему в клетке принесли кривайтисы. Затем он сунул руку в клетку и быстро извлек птицу. Голубь пытался вырваться, но не успел. Даумас, как до этого козленку, отсек голубю голову и отдал ее Пяркунасу. Голубя кривисы также положили на жертвенный камень, рядом с козленком. Пламя охватило заранее покрытые жиром перья, и огонь стал разгораться ярче.

Все радовались: Пяркунас не отверг жертву!

Даумас принес жертву и Патримпасу. Для него, владыки земли, жизни, полей и лесов, кривисы возложили на жертвенник всякие растения — пшеницу, рожь, коноплю… Все эти богатства Даумас посыпал горстью мелкого янтаря.

Ярко вспыхнуло пламя. От него повеяло приятным запахом.

И снова люди радостно зашумели, славя богов…

Завершив жертвоприношение, Даумас поклонился богам, вечному огню и велел ввести в круг посланцев.

Гудрис переступил черту круга не торопясь. Медленно подошел к огню. Опустился на одно колено. Кончиками пальцев прикоснулся к пламени. Поднявшись, положил правую руку себе на затылок, а левой коснулся священного дуба. Затем взял из черного сосуда горсть земли и посыпал ею свою голову.

Дав великую клятву, он встал рядом с кривисами: теперь, вплоть до завершения путешествия, он считался им равным.

Следуя примеру Гудриса, также не спеша, но внутренне еле сдерживая большое волнение, выполнил ритуал и Айстис. Ему казалось, будто прошла вечность, пока он встал рядом с Гудрисом. Он так боялся совершить ошибку, что долго еще не мог унять дрожь рук.

Торопливо, как бы стремясь поскорее скрыться с глаз столпившегося народа, дал клятву Куприс и сразу спрятался за широкой спиной Гудриса, бормоча про себя:

— Нашли что разглядывать. Придумали всякое…

Даумас повернулся лицом к богам, затем к огню и снова к богам:

— С этого мгновения, боги наши, будьте милостивы к тем, кто отправляется в путь, чтобы выполнить ваши пожелания!

Он наклонился к жертвеннику, взял обуглившуюся веточку и коснулся ею Гудриса, Куприса и Айстиса. Затем положил веточку на жертвенник и, устремив на нее взгляд, стал ждать, пока она не сгорит. Затем повернулся к отъезжающим:

— Пора!

Это означало, что им надлежит отправиться в путь и выполнить задание, одобренное богами. Ни с кем из родичей они уже не имеют права общаться. Вернувшись, они должны будут отчитаться перед богами и только тогда смогут разговаривать со всеми.

Кривисы, до этого окружавшие их и Даумаса, расступились. Двумя рядами стояли сельчане. Трое отъезжающих прошли между ними друг за другом — Гудрис, Куприс, Айстис.

Толпа стояла, словно окаменев. Все внимательно смотрели, как посланцы садились в седла, надетые на лошадей, заранее приведенных к длинному бревну, и как, ни слова не вымолвив, тронулись на юг.

Когда родное селение скрылось за первыми высокими деревьями, Гудрис остановил коня:

— Дорога, по которой нам предстоит ехать, мало известна. Мы все должны внимательно смотреть по сторонам, чтобы не заблудиться, чтобы на нас не напали звери, чтобы не забрести в трясину. Я поеду первым и буду наблюдать дорогу впереди. Ты, Куприс, как более опытный, поедешь замыкающим. Оберегай нас, чтобы никто не набросился сзади. У тебя, Айстис, самый острый взгляд. Смотри по сторонам и, если нам что-либо будет грозить, подай знак…

Так они и порешили.

Путь был нелегким. Деревья росли близко друг от друга, продвигаться можно было, лишь ведя навьюченную лошадь вслед за собой. Чем дальше они углублялись в лес, тем вокруг них становилось темнее. Вскоре сквозь переплетенные высоко над землей ветви уже не было видно солнца. Продвижению вперед мешали и стволы деревьев, повалившиеся поперек звериной тропы, которую и без того нелегко было разглядеть. Одни завалы были старые, стволы уже стали гнить и рассыпаться, а другие совсем свежие — последствие недавней грозы.

Еще чуть дальше и тропинка стала совсем узкой. Только у самой земли было небольшое пространство, а выше крепкие ветки так и валили всадников с коней.

— Как же ездят скальвы? — удивился Айстис, раздвигая ветви.

— Они, видимо, знают другую тропу… — покачал головой Гудрис, — а мы лишь эту… Еще с той поры, когда Унтулис был молодым…

Тропинка отклонялась то вправо, то влево, петляя вокруг тополей и берез, а затем снова вела через ельник.

— Так и заблудиться недолго! — снова не вытерпел Айстис. — Какая чаща!

Словно в знак согласия, среди дня начал ухать филин.

— Не заблудимся, — успокоил юношу Гудрис. — Чтобы выйти к Нямунасу, надо все время ехать так, чтобы солнце не оказалось за спиной.

— Так ведь солнца не видно! Глянь, какая плотная зеленая крыша!

Айстис показал рукой вверх, где кроны деревьев сливались в сплошную зеленовато-серую, а местами даже черную шапку, не пропускавшую солнечных лучей. Они пробивались лишь в отдельных местах и казались серебряными стволами невиданных растений, свидетельствуя, что еще день.

— И не надо, — объяснил юноше Гудрис, — важно, чтобы у путешественника перед глазами была «борода» дерева. Она растет лишь с той стороны, которая не видит солнца, откуда веет дыхание Вейопатиса, когда зима лежит в берлоге с медведями…

Некоторое время они ехали молча. Айстис обдумывал все услышанное, а Гудрис размышлял о том, что ждет его и родичей в гуще леса. Лишь Куприс ехал, как бы ничего не видя.

Прошло немало времени, пока Гудрис не остановил коней:

— Пора обедать! Но прежде всего надо напоить лошадей…

— Где же здесь найдешь воду? — недоумевал Айстис.

Однако Гудрис, видимо, знал, что делать.

— Вон там, — показал он рукой и направил лошадь в сторону прогалины между деревьями, которую с трудом можно было разглядеть.

Лошади оживились. Осторожно раздвигая ветви, всадники продвигались все дальше и дальше, пока лес внезапно не расступился. Они оказались на лужайке, на которой, словно огромный глаз, сверкала поверхность небольшого голубого озера.

— Как вы узнали? — не вытерпел Айстис.

— Видишь, около озерца трава позеленее, а на тропе побольше следов. Лошади сами дорогу показали. Они чуют, где вода…

Путники напоили лошадей и отпустили их пастись. А сами достали из котомок копченую рыбу, сыр, лосиное мясо, нарезанное тонкими ломтиками, глиняный кувшин с квасом и стали подкрепляться.

После еды и краткого отдыха — снова в путь…

И опять сквозь заросли леса их повела звериная тропа. Зверей не было видно, лишь невидимая птица время от времени нарушала тишину тяжелыми взмахами крыльев.

Айстису уже стала надоедать извивающаяся тропа, как вдруг она неожиданно уперлась в болото и исчезла. Сколько они ни ехали по краю этой зловонной трясины, затянутой ряской, издающей зловещие булькающие звуки, обросшей по берегам низкими, кривыми деревцами, тропы дальше не было…

— А это не Топкое болото? — в испуге спросил Айстис, вспомнив рассказы о болоте, что расположено в том месте, где конец света.

— Болото как болото. Не может того быть, чтобы мы не нашли дорогу. Скальвы проехали… Трона должна быть! Эй, Куприс! Что ты скажешь!

— А что я? Тебя назначили, ты и веди! Я тут никогда не был, ничего не знаю…

— Гудрис! — с беспокойством произнес Айстис, почувствовав в голосе Куприса нотку недоверия к Гудрису. — Гляди, там, чуть дальше от берега, кусты повыше. Быть может, там посуше?

— Молодец! Так и будет! В путь!

Гудрис без колебаний повел товарищей в том направлении, куда показал Айстис. Он не ошибся. Вскоре путники вышли на более сухую почву, а проехав небольшое расстояние по дуге, увидели перед собой речушку, вытекающую из болота. Текла она именно в ту сторону, куда им надлежало держать путь. Правда, деревья по ее берегам росли так густо, так переплетались ветвями, что нечего было и думать, чтобы пробраться сквозь их чащу.

Путешественники не падали духом. Спешившись, они повели лошадей по кромке воды, огибая самые густые места или прокладывая себе путь мечами. Так они добрались до извилины, где речка текла по глубокому ущелью и ее русло уже стало чуть шире.

— Давайте поведем лошадей в речку, — предложил Гудрис, — ведь во время охоты мы не раз так делали.

Они разыскали местечко, где берег спускался к воде не так круто, и осторожно, по одной, повели лошадей вниз. Те фыркали, не хотели слушаться. Особенно упирался молодой жеребец Айстиса, черный, как смола, с белой звездой на лбу.

Каково же было их удивление, когда на дне ущелья они обнаружили следы лошадей!

— Скальвы! Значит, мы с дороги не сбились!..

…Русло речки становилось все шире. Лошади спокойно шли вперед, вода достигала им не выше лодыжек. Течение оставалось вялым.

Всадники отпустили повода. Лошади теперь сами выбирали себе дорогу.

Из-под копыта бросилась в сторону форель. Уполз заспанный и поэтому чуть не попавшийся под острую подкову рак. С громким кваканьем прыгнула в сторону берега лягушка.

Увлекшись наблюдением за обитателями реки, Айстис не заметил, как берега стали совсем отвесными и еще более высокими. Теперь все трое оказались словно на дне колодца. Где-то высоко над головами по краям обрыва виднелись кусты. Стало совсем темно. Задрав голову, Айстис увидел, что когда-то с обеих сторон в ущелье свалилось много деревьев, которые словно накрыли его крышкой. Вскоре они ехали под этим зелено-бурым мостом.

— Здесь буря прошла, — заметил Гудрис, — и свирепая!

Фыркнул конь Гудриса. Черный жеребец Айстиса так рванулся в сторону, что юноша едва удержался в седле.

— Тпруу! Куда?!

— Что случилось, Айстис? — спросил Гудрис, уже проехав под мостом бурелома.

Прежде чем тот успел ответить, за спиной что-то шлепнулось, заурчало, затем послышался крик Куприса:

— Спасайте! Спасайте!

Айстис спрыгнул с лошади и поспешил к Купрису. Он извивался в воде, продолжая звать на помощь:

— Спасайте!

С диким урчанием вцепившись в спину Куприса, его пытался подмять под себя какой-то зверь. Рысь!

— Держись, Куприс!

Айстис вонзил в шею рыси нож. Зверь вздрогнул, истошно заурчал и повернулся к юноше, но тут же рухнул в воду.

Пока до них добежал Гудрис, все было кончено.

Куприс, покачиваясь, поднялся из воды и стал ощупывать руки и ноги, словно желая убедиться, что все на месте.

— Зверь меня покусал, — простонал он. — Где это я очутился? Отправился бы лучше на север! Там лесов нет, красивое морское побережье, а здесь…

— Ничего с тобой не случилось! Что ты хнычешь? — осматривая Куприса, успокаивал его Гудрис. — Рысь только шапку с тебя сбросила, илом обрызгала, кожух в одном месте порвала. Велика беда! Зашьешь! Айстиса благодари, а то досталось бы тебе…

Гудрис и Айстис подсадили Куприса на коня, разыскали забившуюся от испуга в кусты его вьючную лошадь и повели по ту сторону завала, где было светлее.

Вскоре берега стали пониже.

— Надо искать место, где можно выбраться на берег, — велел спутникам Гудрис. — Скоро вечер, пора расположиться на ночлег…

Разок-другой они попытались взобраться наверх, но безуспешно. Наконец путешественникам повезло. На левом берегу им попался небольшой участок недавно выгоревшего леса. Пепла уже не было видно, его покрыла трава, однако кусты и деревья здесь были молодые, самое подходящее место для ночлега.

— Здесь и остановимся, — сказал Гудрис. — Лошадей на ночь отпускать нельзя — завтра не найдем. Кроме того, пока мы ехали, я среди деревьев видел медведя. Готовьтесь ко сну…

Привязали лошадей, подвесили им торбы с овсом. Затем выкопали четырехугольную яму. Дно выложили камнями, которые Айстис натаскал с речки. Па них положили хворост, которого в чаще было сколько угодно. Заготовить дрова для костра было нетрудно. Пригодился топорик, который подарил Айстису перед отправкой отец.

— Вот это топорик! Такого я еще никогда не видел! Острый какой! — восхищался Гудрис. — Как вернемся, буду просить, чтобы твой отец и мне такой отковал…

На хворост они положили мелко нарубленные деревца, сухую траву. Ее всегда брали с собой в путешествие. Сверху снова положили хворост. Про запас принесли и только что срубленные дрова. Не такие сухие, чтобы костер быстро не выгорел.

Осталось вырыть вокруг костра, лошадей и того места, где сами собирались лечь, ров, оградить изгородью. Так их учили издавна. Так они поступали каждый раз, когда приходилось ночевать в лесу.

— Пора разжигать костер, — распорядился Гудрис. Он взял огниво, изготовленное из двух осколков кремня, и присел на корточки около костра. Сосредоточенно и громко Гудрис произнес молитву-просьбу к Огню, чтобы он пришел и согрел их, а ночью оберегал от холода и зверей.

Просьбу слово в слово повторили Айстис и Куприс:

— Огонь! Приди! Мы зовем тебя!

Гудрис стукнул кремнем о кремень. Вызывать огонь он умел хорошо. Искра мгновенно вцепилась в сухую траву…

Гудрис оградил маленькое пламя ладонями, и оно стало расти, крепнуть.

— Боги прислушались к нашей просьбе! Огонь ожил!

Все трое вздохнули с облегчением. Теперь уже ночь не страшна. Не надо будет бояться зверей. Да и голодать не придется.

Пока они выражали свою радость, огонь весело разрастался, охватывая ветку за веткой.

— Сейчас он уже не погаснет, — удовлетворенно пробурчал Гудрис, бросая в костер более сырое дерево.

Затем он достал из котомки сверток, в который жена вложила свежую свеклу, и стал готовить суп. Айстис подкрепился брюквой, которую испек в костре. Только Куприс не прикоснулся к еде. Он не мог прийти в себя после нападения рыси и, прикрывшись потеплее, улегся недалеко от костра. Когда Айстис принес ужин, Куприс уже уснул.

— Мы с тобой будем спать по очереди. Первым ты, затем я, — сказал Гудрис. — После полуночи разбужу…

— Хорошо, — уже зевая, согласился Айстис, завернулся в шкуру и лег около Куприса.

За день он основательно утомился. А что предстоит завтра? С мыслями о завтрашнем дне он и заснул.

Гудрис подложил дрова в костер и посмотрел, как спят его товарищи. Куприс вздрагивал, будто от страха. Айстис спал, широко раскинув руки, разбросав медвежью шкуру. Прикрыв его, Гудрис снова поправил огонь и походил вдоль изгороди. За ней виднелись чьи-то зеленые глаза. Кто-то потерся об изгородь, но проникнуть внутрь не пытался.

Сторож подтянул к себе обоюдоострый меч, который изготовил отец Айстиса, и задумался. Мысленно он вернулся к тому тайному совещанию у Даумаса.

…Почувствовав, что молодежь рвется в путешествие, Даумас тогда забеспокоился: большая дружба с соседями к добру не приведет!

— Так мы лишимся своих богов, своих обычаев, — опасался Даумас, — а там, где люди, пренебрегая памятью своих предков, устремляются на поиски чужих богов, не миновать распущенности, суматохи!

Даумас и слушать не хотел, что дружба может принести пользу, помочь в жизни. Все твердил:

— Поглядите на дуб. Он рождается, растет и живет столетия, не требуя никакой помощи. Как вы думаете, ему кто-нибудь может помочь?

Бутис стал возражать:

— Даумас, наступают новые времена. Их не отвратить. Если мы сейчас запретим молодым уйти в путь, придется отпустить их позднее. А они еще, чего доброго, уйдут без спроса!

Даумас задумался. Он был таким старым, что никто не помнил, когда он родился. Казалось, будто он жил всегда. Даумас много повидал на своем веку, много слышал. А что, если родичи правы? Может, действительно он уже настолько состарился, что не понимает молодых? Ведь и в его молодости люди путешествовали…

И вот они в пути. Что ждет их? Удастся ли выполнить тайное задание Даумаса?

Гудрис долго разговаривал сам с собой.

Где-то завыл волк. Встрепенулись дремавшие уже лошади, зашевелился во сне Айстис. Гудрис кинул в огонь охапку сухих ветвей. Пламя всколыхнулось, раздвигая темноту. Волчий вой больше не повторился. Гудрис снова прошелся вдоль изгороди.

Не обнаружив ничего подозрительного, он уселся около огня.

Костер еще не успел выгореть, когда стало светать.

— Пора вставать! — потормошил Гудрис Айстиса.

— А? Дежурить?

— Пора завтракать и в путь…

— Почему вы меня не разбудили? — спросил юноша, чувствуя себя виноватым в том, что Гудрис бодрствовал всю ночь.

— Успеешь и ты подежурить… Набирайся сил, а мне все равно не удалось бы уснуть, многое нужно было обдумать…

Поев поджаренного на вертеле мяса с чесноком, запив его варевом из трав, путешественники залили огонь и осторожно повели лошадей в русло речки.

Приближался вечер. Лес стал отступать от речки.

Шел седьмой день путешествия сквозь заросли.

Айстис увидел птиц, которые летели на юг. Посмотрев им вслед, Гудрис велел подниматься по обрыву вверх и продолжать путешествие по берегу.

Деревьев стало меньше, да и росли тут не такие, как на родине. Ели и лиственные деревья уступили место соснам. Под копытами коней скрипел песок.

Гудрис остановил своих товарищей:

— Теперь я не сомневаюсь, что наша речка впадает в Нямунас. Но нам нужно добраться до моря. Поэтому мы повернем вправо. Здесь почва посуше, чем вдоль Нямунаса, где сплошные болота…

Чем дальше, тем лес становился не только реже, но и ниже. Стройные сосны сменились более щуплыми, а далее кругом, сколько можно было охватить взором, росли совсем низкорослые. Местами деревца покрывали равнину, кое-где перекатывались через холмы. Айстис устремился вперед рысцой и, первым оказавшись на вершине ближайшего холма, воскликнул:

— Вижу море!

Гудрис и Куприс догнали Айстиса. Все трое обратили взоры вперед, где за приземистыми сосенками на песчаный берег набегала волна, вблизи синяя, а подальше темно-зеленая. После долгого путешествия сквозь леса аж в глазах рябило! Справа море сливалось с облаками, а слева, на расстоянии нескольких тысяч шагов от берега, виднелась земля — белая, покрытая зеленой дымкой сосен.

— Это и будет Белая коса? — поинтересовался Айстис.

— Видимо, она, — согласился Гудрис.

— Как туда попасть? — Куприс весь передернулся. — Ведь здесь глубоко!

— Вплавь…

Гудрис велел расседлать лошадей, завернуть груз так, чтобы не намок. Затем лошадей повели в воду. Сначала они осторожно ступали по дну, но вскоре пустились вплавь, увлекая за собой грузы. Держась за вьюки, поплыли и люди.

Чем ближе они подплывали к противоположному берегу, тем интереснее он казался. Солнце, повисшее прямо над головой, так ярко освещало песок, что он сверкал. Сразу от кромки берега вздымалась целая светящаяся гора…

Лошади, почувствовав близость берега, поплыли быстрее. Одна за другой они нащупали ногами дно и выбрались на берег. С них сняли поклажу, они стали отряхиваться и валяться на песке. После вынужденного купания улеглись на песок отдохнуть и путешественники…

Отдохнув и подкрепившись, путники привели в порядок поклажу и направились по Белой косе на юг.

Айстис глядел вокруг во все глаза. Все здесь было интересно! Такой дорогой он еще никогда не ездил.

Впереди, сколько хватало глаз, пролегла полоса суши, с обеих сторон омываемая водой. В том месте, где они вышли из воды, суша заканчивалась мысом из белого песка, напоминающим язык. Песок виднелся всюду и на юге. Местами ветер образовал из него волнообразные холмы.

— Дюны, — жмурясь от яркого солнца, произнес Гудрис, — как дома… Только здесь они выше. Видимо, бог моря Бангпутис часто неистовствует…

На короткий привал остановились в низине. У небольшого водоема, в котором плавали утки, Гудрис с Куприсом стали проверять, хорошо ли держат ремни, которыми перетянуты выжи, а Айстис взобрался на песчаную гору. Нигде ни одного человеческого следа, только следы лосей.

Подниматься в гору было нетрудно. Лишь один раз песок так поддался, что юноша оказался в нем по пояс. Ступая осторожнее, он вскоре оказался на вершине. С нее открывалась широкая панорама: справа море и бухта, впереди несколько песчаных гор, отлогие склоны которых доходили почти до воды.

Волны набегали на берег одна за другой. Песок всюду выглядел как дерево, источенное короедом. Только в отдельных местах он, затвердев, удерживался вроде мостика от одной горы к другой. А под мостиками пенилась вода…

Айстис любовался синим морем, зеленым лесом, дюнами, на вершинах которых песок курился, словно дым над крышей нумаса. Он искал место, где удобнее спуститься с горы, как вдруг раздался грохот.

Молодой путник, словно лист, прильнул к земле и, схватившись за голову, ждал, что же последует дальше.

«Боги разгневались! Им не нравится, что мы сюда явились!» — одолевали его тревожные мысли.

Однако грохот не повторился, и Айстис открыл глаза.

— Что случилось? — послышался снизу голос Гудриса. — Откуда гром в ясный день?

Юноша оглянулся. Там, где только что был песчаный мостик, сейчас виднелись лишь пенящиеся волны.

— Мостик обвалился!

— Какой мостик? — качая головой, недоумевал Гудрис. — Спускайся вниз! Видно, ты перегрелся на солнце…

Айстис еще раз окинул взором гряду дюн и стал спускаться.

Скакать по Белой косе было интересно. Когда во второй раз солнце стало клониться к закату, впереди показался густой лес.

Путешественники остановились на опушке, где песок был смешан с хвоинками, и стали совещаться, куда повернуть. Вспомнив рассказ скальвов, что сембы живут у моря, они направились вправо.

Однако далеко отъехать не пришлось. Как только путники углубились в лес, дорогу преградили два всадника на крупных, упитанных конях. Они были вооружены длинными копьями, круглыми щитами и короткими гнутыми мечами. На головах сверкали остроконечные шлемы из блестящего железа.

— Кто такие? — спросил один из всадников на языке, которого путешественникам не доводилось слышать, но смысл они поняли. — Откуда?

— Мы жемайты, — ответил Гудрис, сам удивляясь, что понимает сембов. В том, что это именно они, у него сомнений не было. — Путь держим к сембам…

— Жемайты?! Мы вас никогда не видели!

— Далеко ли вы живете?

— Что везете с собой?

Сембы еще о чем-то спрашивали, но Гудрис не все понял.

— Мы везем янтарь, — ответил он, — хотим встретиться с вашими купцами.

Сембы посовещались между собой.

— Хорошо! Следуйте за нами!

Двое сембов поскакали в том направлении, откуда появились, и вскоре исчезли в лесу. Проехав небольшое расстояние между деревьями, путешественники оказались в перелеске. Впереди у продолговатой бухты в два ряда стояли дома.

— Жемайты! Жемайты! — раздавалось со всех сторон.

«Как и у нас, когда появились скальвы, — подумал Айстис. — Везде то же любопытство!»

Он заметил женщин и детей, которые разглядывали их издали, но ближе не подходили. Как только они приблизились к домам, женщины и дети скрылись в помещении. Послышался стук щеколд.

Приезжие остановились у дома, украшенного резьбой. Привязали коней к толстому бревну, положенному на камни, и открыли двери. Их встретил чуть сутуловатый мужчина с длинными седыми бровями. Его одеяние было украшено такими же блестящими пластинками, как и у других сембов. С каждой пластинки смотрели то рысь, то медведь, то бобер, вырезанные искусной рукой.

Рикис — так его назвали воины — долго рассматривал Гудриса и его товарищей, а затем произнес:

— Жемайты? Впервые вижу вас, братья по великому племени! О вас я слышал от скальвов… Чего ждете? — обратился он к своим ближним. — Принимайте гостей! Накормите их коней. Сгрузите поклажу!

Сембы бросились выполнять приказы.

— Садитесь, — пригласил рикис жемайтов, указывая рукой на широкие лавки вдоль стен, покрытые медвежьими шкурами, — садитесь, — повторил он. — Меня зовут Кулмас, а вас?

Услышав имена приезжих, Кулмас хлопнул в ладони. Появился человек невысокого роста.

— Партас! Пусть подадут еду! И питье! А чуть позднее пусть приготовят постель! — И сказал ему еще что-то.

Партас поклонился и вышел.

— Я вижу, что ты великий человек, — глядя на пламя в серебряном сосуде, произнес Гудрис, — поэтому мы хотим передать тебе приветствие от нашего рода. Мы живем далеко на севере, но у тех же вод. Разговариваем на языке, похожем на ваш, но почти не знакомы друг с другом. У нас бывают скальвы. И они рассказывают нам о вас. Привозят железо, медь, серебро, меняют на янтарь, меха, мед, воск. Однако этот обмен для нас убыточен. Скальвы мало дают, а просят много. Нам хотелось бы самим путешествовать к вам по дорогам, которые мы разведали. И хотелось бы пригласить вас к нам. Ведь наши предки дружили…

— Почтенный жемайтис! — Рикис смотрел Гудрису прямо в лицо. — В твоих словах — истинная правда! Не только наши языки похожи, у нас и боги одни и те же! Я вижу знаки Перкунаса, Патримпаса, Патоласа! Мне известно, что и ваши кривисы ездят в Ромуву к Кривайтису — нашему верховному жрецу… Хорошо бы нам объединиться! Сембам и скальвам, нотангам и жемайтам… Сколько бы нас набралось! Тогда никто нам не страшен. Настанет, верю, настанет час, когда все мы объединимся!..

— Мы передадим людям нашего рода твои слова, рикис, — сказал Гудрис, склоняя голову. — Пусть так и будет!

— Одно лишь не совсем так, как ты говорил, жемайтис, — продолжал рикис. — Скальвы привозят вам не наши товары. Мы еще мало изготавливаем сами, а больше получаем в обмен у римлян…

Заметив, что жемайты насторожились, он стал объяснять:

— Слышал ли ваш род о том, что далеко — южнее нашего моря — есть еще много земель, на которых живет огромное множество людей? С некоторыми из них мы общаемся, и прежде всего с римлянами. С ними торговали еще деды наших дедов. Край римлян очень обширен — он простирается до теплых морей и дальше. Мы бывали только на краю этих земель, у большой реки Дунавия, где стоит их усадьба — Карнунт. Оттуда и к нам наведываются путешественники… Но об этом позднее, а сейчас просим всех к столу.

Кулмас позвонил в серебряный колокольчик. Еще не успели умолкнуть его звуки, как открылись двери и Партас пригласил их в другую комнату.

Помещение это было чуть ли не втрое больше первого. Стены и потолок — из древесных стволов, на которых были развешаны головы и шкуры лосей, медведей и других зверей. Поверх шкур — драгоценные мечи, кинжалы, луки и щиты. Пол также устлан шкурами. Посередине стоял черный стол, покрытый тоненькой тканью. На ней сверкали золотые тарелки, сияли серебряные кувшины. Стол был из двух частей. У более длинной и более низкой части уже стояло около двадцати торжественно одетых пожилых мужчин. Они ждали, пока Кулмас и приезжие займут места на деревянных стульях, расставленных вдоль более высокого стола, украшенного резьбой.

Рикис поднял рог, окованный серебром:

— Приветствую наших братьев жемайтов, желаю им успешного пребывания у нас! Я уверен, что вам на нашей земле будет оказана почетнейшая встреча, как самым дорогим нашим гостям! Боги, зову вас!

— Пусть так и будет! — поддержал эти слова седовласый старик, сидевший рядом с Кулмасом, а вслед за ним и другие сембы. Это прозвучало как клятва.

Айстис наблюдал за сембами и думал, что живут они иначе, чем его род. Сколько у них красивых предметов! Как красиво и разнообразно они одеты! И народа здесь больше. Только почему их люди убегают от приезжих и прячутся по домам?

Гудрис ждал, когда рикис начнет совещание, как было принято у жемайтов. Обдумал, что следует сказать. Однако совещание так и не началось. Вскоре сембы встали из-за стола и, поклонившись Кулмасу, разошлись.

— Сыты ли вы? — спросил рикис, когда они снова остались наедине. — Сейчас можно и о серьезных делах поговорить…

Кулмас снова позвонил, и вошли трое: старик, который за обедом сидел с ним рядом, и еще двое.

Когда все заняли свои места, рикис объяснил:

— Это мои ближайшие помощники. Можете говорить…

— Гостеприимный Кулмас и вы, сембы, — начал Гудрис, доставая статуэтку, изображающую медведя. Она была изготовлена из глины и украшена янтарем. — Мы привезли знак нашего рода, который послужит подтверждением тому, что говорим мы от имени всех наших родичей. Примите этот знак…

Все оживились, а старик протянул руки в сторону Гудриса:

— Жив ли еще ваш кривис Даумас?

— Боги еще не призвали его к себе…

— Передайте ему мое благословение. Он приезжал в Ромуву…

— Мы привезли янтарь, меха, воск, мед и хотим менять их на железо, соль, золото, — вставил свое слово Куприс.

Сембы переглянулись. Кулмас произнес спокойно:

— Ваше желание мне понятно. Однако мы уже давно не видели римлян, а сами, занятые важными делами, не совершали таких дальних путешествий, поэтому у нас имеется лишь то, что нужно нам самим…

— Так неужто мы вернемся с пустыми руками после того, как проделали такой большой путь? — возмутился Куприс. Казалось, он ожил, когда речь пошла о торговле. — Ваши дома полны всякого добра, могли бы и поделиться! Мы хорошо заплатим!

— Почему ты говоришь, что от вашего путешествия не будет пользы? — Кулмас повернулся лицом к Купрису. — Мы встретились, и в этом огромная польза!

— Поглядев друг на друга, сыты не будем!

— Как кто понимает…

Кулмас отвернулся от Куприса и вплоть до конца разговора больше не уделял ему внимания, разговаривал только с Гудрисом.

— Разумеется, — сказал он, — подумав, мы могли бы кое-что наскрести. Однако нам хотелось бы предложить вам кое-что более ценное…

Рикис окинул взором всех присутствовавших и продолжал:

— Верховный рикис сембов, бартов, нотангов и других наших родов только что оповестил нас, что через пять дней из каждого рода к нему должны явиться десять мужчин… Объявляется поход к римлянам. Я направил к нему гонца, дождемся его возвращения. Полагаю, рикис даст свое согласие, чтобы и вы отправились в путь вместе с нами…

— Мы? — встрепенулся Куприс. — Еще чего!..

— Мы согласны! — поспешно перебил его Гудрис.

— Отлично! — обрадовался Кулмас. — Ступайте отдыхать. Позднее обо всем поговорим…

Кулмас позвонил. Явился Партас и проводил их в комнату, где стояли нары, покрытые мехом.

— Что ты киваешь этому рикису? — словно ужаленный, подскочил Куприс, стоило им остаться наедине. — Кто разрешил тебе говорить за всех нас? Мы не желаем никуда отправляться! Обменяем товары — и домой!

— И ты так думаешь, Айстис?

— Я? Я согласен пуститься в путешествие…

— Так и будет! — Гудрис поднял руку. — Пока я руковожу, слушайтесь меня! Род нас снарядил, и мы совершили бы преступление, если бы не стали искать дорог, ведущих к римлянам! Одни мы не найдем этих дорог. Отправимся в путь с сембами!

Жемайты умолкли. Все решено. Больше спорить было не о чем.

Когда совсем стемнело, вошел Кулмас с масляным светильником в руках.

— Только что возвратился гонец. Верховный рикис дал свое согласие, чтобы вы ехали с нами. Рикис Нотангас ждет вас возле устья реки Вистулы. Оттуда поплывем на ладьях до земли венедов, а дальше поедем верхом… С собой возьмем лишь янтарь. За него римляне сейчас очень много платят. Все остальные товары оставьте у нас. После возвращения рассчитаемся… А сейчас ложитесь спать.

Кулмас ушел.

— Оставить лошадей, товары! Чтобы они без спроса шарили в наших сумках? Что за порядок такой? — не унимался Куприс.

Гудрис и Айстис ничего не ответили, поэтому Куприс вскоре замолк.

Через отверстие, прорубленное в стене, в комнату проникал белесый лунный свет. Послышались шаги, и снова воцарилась тишина.

Айстису почему-то стало тревожно на душе. Он чуть-чуть приоткрыл двери, которые вели во двор. Невдалеке послышались приглушенные голоса. Айстис стал прислушиваться.

— Отец! Куртис задумал страшное дело! Он призывает убить жемайтов!

— Что ты мелешь, Скоманте! Жемайты — мои гости! Кто посмел?

— Витингас рассказал. Он просил… Сам он не смеет…

— Тсс! Говори тише…

Скоманте говорила так тихо, что с трудом можно было разобрать:

— Куртис объясняет, что незачем показывать жемайтам дорогу в Карнунт. Сембы лишатся больших богатств, если любой, кому придет на ум, будет ездить к римлянам.

— Дурак он! Римляне богаты. Всем хватит добра! Ему не понять, что пора не ссориться, а дружить. С запада нас теснят германы, с юга маркоманы. С кем же нам дружить, если не с теми, кто близок нам по духу? У кого и боги, и язык — от одной матери? — взволнованно говорил рикис. — Такие, как Куртис, — опасные дураки! Они думают только о собственном кармане… Что еще сказал Витингас?

— Куртис послал гонцов созвать родичей. Они ночью нападут на дом гостей…

Айстис больше не стал слушать. Он быстро вернулся в комнату, в которой спали его товарищи.

— Гудрис, проснись… — тормошил старшего Айстис. — Беда!

— Что случилось? — Гудрис мгновенно вскочил и сразу схватился за меч.

Айстис вкратце рассказал о том, что он понял из разговора рикиса и его дочери Скоманте.

— Разбуди Куприса, — велел Гудрис. — В подробности не вдавайся.

Все трое оделись, забаррикадировали двери скамьями и стали дожидаться, что будет дальше.

За стеной послышались шаги.

Айстис прильнул к окошку:

— Пришли трое. Вооруженные.

— Живьем не сдадимся! — Гудрис покачал в руках тяжелый меч, словно проверяя свою силу. — Ну и дела!

— Ведь я ничего не сделал, — почти заикаясь, произнес Куприс. — С чего это они взбеленились?

Мужчины во дворе посовещались и разошлись. Один встал у дверей. Другой у окошка. Третий отошел подальше.

Проникнуть в их комнату никто не пытался. Однако жемайты не спали всю ночь. Вооруженные мужчины за ночь сменились трижды.

— Вот оно что! — уже под утро сообразил Гудрис. — Нас охраняли люди Кулмаса… Давайте приведем все в порядок. Они, чего доброго, подумают, что мы испугались. И приляжем…

Прилечь не удалось. Пока они разбирали баррикаду у дверей, раздался стук в двери. Вошел рикис:

— Ишь какие ранние! Как спали?

— Спасибо, рикис. Мы очень хорошо выспались!

Кулмас внимательно оглядел Гудриса, видимо желая убедиться, говорит ли он правду. Не заметив ничего подозрительного, Кулмас поднял руку:

— Отлично! После завтрака — в путь! А вот вам помощник, — добавил он, подзывая поближе семба средних лет, нарядно одетого. — Витингас…

Витингас оказался не из разговорчивых. Он молча помог навьючить лошадей и движением руки показал, что пора садиться на коней.

От дома Кулмаса уже выезжали всадники.

Ехали они по хорошо утрамбованной дороге. Сотни отпечатков копыт вперемежку со следами босых ног свидетельствовали, что ею постоянно пользуются.

…Всадники скакали с утра до вечера, а по ночам отдыхали в домиках, которые, видимо, для этой цели и были выстроены. Через три дня оказались у большой реки.

Лес отступил. Вдоль побережья — в море и на реке до самой излучины — стояло много больших и маленьких судов. У некоторых из них высоко над водой вздымалась заостренная носовая часть, украшенная изображениями длинноволосых бородатых стариков. Около деревянного моста, уходившего в море, стояло около двадцати навесов из прутьев с глиной — для товаров.

— Отсюда большие ладьи отплывают в дальние края, — показал рукой Витингас. — Они достигают Большой воды, плывут до Оловянных островов и дальше.

Айстис не удержался и спросил:

— И мы поплывем на такой большой ладье?

— Нет… Наш путь — на юг, вот на этих… — Витингас указал на длинные и широкие лодки, привязанные к стволам, лежавшим вдоль кромки берега.

Вокруг было много людей, одетых в меха. Их головные уборы были украшены рогом и железом. К широким кожаным ремням подвешены кинжалы, мечи или колчаны. В руках они держали боевые топоры с длинными рукоятками, длинные и короткие копья, дротики. У некоторых за спиной — боевые луки, арбалеты.

Другие, видимо не такие знатные, были менее вооружены. Они вертелись вокруг лошадей, вели их по крутому склону к воде.

Все умолкли, когда со стороны моря показался седовласый мужчина с одним ухом.

— Нотангас! — объяснил Витингас Айстису. — Главный рикис этого похода.

Старик, подняв руку, поздоровался со всеми и скомандовал:

— По лодкам!

Его приказ повторили другие. Вскоре более полусотни плоскодонных лодок, груженных всяким добром, повинуясь гребцам, поплыли против течения.

…Путешественники гребли, сменяя друг друга. Плыть против течения было нелегко, люди быстро уставали. Дошла очередь и до Айстиса. Он изо всех сил налег на весло и сразу почувствовал, как это тяжело.

— Не торопись, — успокаивал его Витингас, — греби спокойно, вот так…

В середине реки течение было настолько сильное, что лодки стало сносить в сторону моря.

— Поднять паруса! — скомандовал Нотангас.

Люди, обрадовавшись, развернули треугольные полотнища. Они белели над водой, словно крылья огромных птиц. Их сразу же наполнил ветер.

Айстис любовался игрой парусов на ветру, повторяя про себя слова Витингаса:

— Пусть ветер за нас потрудится…

«Не поход, а одно удовольствие», — думал молодой жемайтис, вспоминая, с каким трудом они пробирались сквозь лесную чащу, как мучительно искали дорогу через болото.

— Рано еще радоваться, — словно разгадав его мысли, молвил Витингас. — Там, где река повернет на восток, мы сойдем на берег…

— А дальше? Пойдем к другой реке?

— Дальше — как бог даст, — загадочно ответил Витингас, видимо обходя молчанием что-то важное.

Витингас ничего не стал объяснять, а Айстис не приставал к нему с расспросами. Подняв воротник своего кожуха, он задремал. Казалось, что его вовсе не интересует ни река, ни ладьи, ни ветер, наполняющий парус, для управления которым требовалось столько сил и навыков. Но так только казалось. Юноша обдумывал все, что успел познать, и пытался угадать, что его ждет в путешествии, о котором он еще несколько недель назад даже не помышлял…

С утра до вечера их окружала вода. Лодочники продолжали путь и ночью. Нотангас не разрешал останавливаться на отдых. Он все торопил и торопил путешественников, словно впереди их ждало нечто необыкновенное…

У Айстиса от непрестанной смены видов по берегам закружилась голова. Лишь изредка на глаза попадались люди, столбик дыма, а так — сплошные заросли, еще более густые, чем у Большой реки.

Уже близился закат, и солнечный шар почти касался поверхности реки, когда Нотангас, встав во весь рост в первой лодке, отдал приказ:

— Повернуть к берегу! Привязать лодки!

Айстис, внимательно присмотревшись, увидел в воде около берега ряд столбиков с зарубками, как на гарпунах. Рулевые направили лодки к этим столбикам и стали закреплять их конопляными веревками. Рядом появился Гудрис. Его лодка была уже привязана.

— Бог Упинис благоволил нам! — довольный, произнес Гудрис, высыпая в реку горсть гороха — любимую пищу этого бога.

Горошины упали в воду рядом, и Гудрис кинул подальше еще горсть. Заинтересовавшись горошинами, из воды выпрыгнула крупная рыба.

— Вот! Ты видишь, Айстис? Сам бог Упинис! Вот тебе еще! — Гудрис метнул весь оставшийся у него горох. — Поклонимся еще богам Жямепатису и Жямине, чтобы они разрешили нам держать путь дальше, — обратился Гудрис к товарищам по путешествию.

Как только закончилось жертвоприношение, невдалеке послышалась команда:

— Сложить груз за ограду!

Только теперь Айстис увидел недалеко от берега ограду, сплетенную из толстых веток, такую высокую, что, даже подпрыгнув, до верхнего края не дотянуться. За нее путешественники и поспешили отнести свои корзины.

По ту сторону ограды было довольно просторно. В центре стоял навес, его крыша, покрытая дерном, зеленела, как лужайка. Айстис удивился, заметив, что на крыше растет березка, а вокруг нее цветут ромашки.

Когда все собрались, Нотангас попросил, чтобы его внимательно выслушали, и начал говорить:

— Те, кто путешествовал со мной раньше, согласятся, что на сей раз боги благоволят нам. Однако раньше времени радоваться не стоит. Я выслал вперед лазутчиков, и они доложили, что между Вистулой и Дунавием неспокойно. У Виадии снова в движение пришли ругии. Готы так и ищут повода вступить в бой с кем-нибудь! Сейчас готы нападают на венедов. Надо остерегаться, а то и нам достанется от них: кое-где по берегам мы заметили, что за нами уже следят! Неизвестно, что на уме и у буров, лугиев, лемови…

Айстис вспомнил, что видел между деревьями человека с рогами, окованными металлом, — от них отражался солнечный луч.

— Гепиды и готы и вовсе обнаглели, — продолжал Нотангас. — Они вторгаются на наши земли! Наши лазутчики уже вели бои с этими нечестивцами…

Нотангас оглянулся, как бы не желая, чтобы его услышал тот, кому не положено, и снова заговорил:

— Меня больше всего тревожат маркоманы. С той поры как они поселились, в местах, где пролегает наш путь, не стало покоя! Есть опасение, что вместе с квадами они снова готовятся к войне! Видимо, опять поведут наступление на римлян… Вестас, как лошади?

— Венеды уже гонят их!

— Молодцы! Помните, что венеды — наши самые верные союзники! Добрые, всегда готовые прийти на помощь! Поверьте, у нас еще не раз будут общие дела с ними. Кулмас, выполнил ли ты мой приказ?

— Он исполнен, великий рикис! Рикис Иомантас уже повел отряд бойцов на помощь венедам.

— Очень хорошо! Отправимся в путь на заре. А сейчас отдыхайте…

Путники устроились с той стороны, куда не задувал ветер. Айстис прислонился к плечу Гудриса, около Витингаса. Ему не терпелось многое узнать.

— Витингас, скажи, кто это маркоманы?

— Маркоманы явились с запада. Странные, замкнутые. Ни с кем не общаются. Очень жестокие. Несколько лет назад они напали на отряд, который держал путь к римлянам. Всех убили, товары похитили… В прошлом году тоже пытались напасть. Однако у нас был большой отряд, к тому же хорошо вооруженный…

Они бы еще долго беседовали, но Гудрис отчитал их: впереди дальняя дорога, необходимо отдохнуть.

Ночь прошла спокойно.

Проснувшись, Айстис увидел, что загон полон лошадей. Каких только тут не было! Черные и белые, сивые и в яблоках. А какие тонконогие!

— Пока до римлян доберемся, солнце взойдет столько раз, сколько пальцев на шести руках, — объяснил Витингас. — Поэтому смотри, выбирай хорошую лошадь. Если лишишься в путешествии коня, пешком не дойдешь…

Айстис нашел для себя черного, как ворон, двухлетнего жеребца, похожего на того, на котором начал путешествие.

Постепенно шум стал стихать. Каждый подобрал себе коня. Теперь принялись их седлать, укреплять вьюки. Едва успели затянуть последний ремешок, как раздался голос Нотангаса:

— Именем великого рикиса! Все ли готовы?

— Все!

— В путь!

— Пусть нас возьмет под свою опеку Кялюкис, — тихо произнес Гудрис, бросая на землю несколько семян конопли.

…Один день сменялся другим, а караван купцов, следуя под охраной воинов, уходил все дальше по хорошо знакомому проводникам пути. Караван пересекал открытые пространства и снова попадал в чащу, перекатывался через холмы и брел по болотистым низинам.

Айстис потерял счет дням. Он привык вместе с другими присматривать за навьюченными лошадьми, скакать в охране каравана, готовить еду, выполнять любое приказание Нотангаса или его помощников. От долгой езды верхом поясница побаливала, ныли ноги. Ему даже стало немного скучно — никаких приключений! Словно вокруг были не чужие леса и поля, а родные просторы, знакомые с детских лет, да камни, обласканные собственными руками.

Невзгоды начались, когда их никто не ждал.

Еще до того как путешественники добрались до реки Поперечной, которая пересекала дорогу на юг, одна за другой пали три лошади: у них в ноздрях выступила зеленая пена.

Перераспределив вьюки, купцы последовали дальше, споря между собой о том, какой корм мог загубить коней. Однако после того как в пути пали еще три лошади, Нотангас остановил отряд:

— Наши лошади кем-то злонамеренно отравлены! Кто-то хочет, чтобы мы остались без коней. Следите, чтобы животные ни к чему не прикасались!

— Великий рикис! Как быть? Вьюки с павших лошадей некуда пристроить, коней осталось слишком мало. Мы и так везем с собой много товаров!

— Берите с собой только янтарь! Остальное спрячьте. Если не сможете взять с собой и янтарь, спрячьте и его! В следующий раз прихватим, — распорядился Нотангас.

Разыскав брод, путники переправились через реку. По противоположному берегу ехать стало несколько легче: не приходилось месить копытами грязь.

На холмах по обе стороны дороги шумели осины.

Отряд пробирался вперед между холмами, уходя все дальше на юг и останавливаясь лишь для того, чтобы перекусить и попасти лошадей. По ночам путешественники разводили костры, чтобы отпугивать зверей.

Таясь во тьме, за отрядом следили и чужие люди. Их заметил и рассказал об этом Витингасу Айстис. Чтобы успокоить парня, Витингас стал уверять, будто он принял за посторонних своих же часовых. Но Айстис не согласился и показал чужие следы.

Нотангас, узнав эту новость, не удивился.

— Я видел. Уже два дня, как за нами пристально следят. Мы должны быть готовы к тому, что на нас могут напасть. Это — маркоманы…

Чем дальше на юг, тем больше чужих глаз следило за путешественниками — сначала тайком, а позднее и совершенно открыто. Когда отряд, оставив за спиной холмы, повернул к реке Виадии, от которой уже недалеко и до земель римлян, вслед за ним потянулась целая вереница всадников и пешеходов.

Их стало еще больше, когда отряд вступил в ущелье. Оно оказалось широким. Бояться вроде бы было нечего, тем более что непрошеные спутники вели себя спокойно.

Однако вскоре Нотангас заметил, что обстоятельства изменились. Следившие за путешественниками маркоманы пришли в движение, стали размахивать копьями.

Отряд Нотангаса по-прежнему продвигался вперед по своему пути, не поддаваясь панике. Вскоре он покинул ущелье и стал спускаться по склону очередного холма.

— Теперь уже недалеко… — вздохнул кто-то с облегчением.

Но как только люди Нотангаса начали подниматься на следующий холм, покрытый лесом, как сверху на них обрушилась лавина всадников в черных поддевках.

— Вестас! Охраняй лошадей! Кулмас, Бартас, ваше дело — фланги! — скомандовал Нотангас.

Сембы были опытными воинами и знали, как и что надо делать. Они торопливо отвязали вьючных лошадей и согнали их в центр отряда, а сами, опустив забрала, уперли о седла тяжелые копья и выстроились изгибом.

Нападающие рассчитывали, что отряд бросится врассыпную и попытается спастись бегством. Увидев же спокойное поведение путешественников и направленные в их сторону тяжелые копья, они попытались перестроиться. Скакавшие впереди повернули было в стороны, однако на них налегали следовавшие сзади. Все перемешались. Некоторые воины в этом беспорядке наткнулись на цепочку сембов и были сражены. Строй сембов стоял непоколебимо, словно скала.

Маркоманы впопыхах отступили и снова бросились на сембов. Однако и вторичная атака не принесла успеха.

Тогда маркоманы отвели всадников, и на лужайку вступили пешеходы с тяжелым вооружением. Айстис насчитал десять шеренг!

Они шли вперед, держа наперевес длинные копья. Их оружие, видимо откованное из железа, блестело на солнце. В левой руке каждый держал длинный гнутый щит, а к ремням были подвешены обоюдоострые мечи длиной свыше двух стоп. Их ножны были из деревянных планок, обтянутых кожей и скрепленных полосками бронзы. К ножнам крепилось кольцо для перевязи, перекинутой через левое плечо воина.

Сембы, которым уже приходилось сталкиваться с маркоманами, знали, что военному делу они учатся у римлян. Вот и сейчас маркоманы следовали примеру римских легионов и были оснащены их оружием.

— Остерегайтесь копий! Глядите, чтобы они не вонзились в ваши щиты! — обучал Нотангас новичков. — Пусть они скользят вдоль поверхности щитов! В противном случае вам нечем будет прикрыться от мечей! На землю!

Этот совет был дороже золота, так как копья уже летели в сторону отряда.

Повинуясь Нотангасу, сембы применили еще одну военную хитрость. Стоило Нотангасу произнести слова: «На землю» — как все до одного, вместо того чтобы прикрываться щитами, бросились под брюхо коней. Копья, нацеленные на всадников, пролетели выше, не принеся никакого вреда. Затем сембы снова быстро вскочили на лошадей и устремились на маркоманских пешеходов, лишившихся копий.

— В ближний бой не вступать! Их много! Пробиваться к реке! — скомандовал Нотангас.

Сембы четко повиновались командам. Маневр следовал за маневром, и люди Нотангаса, отделив пехоту от всадников, поскакали вперед по образовавшемуся коридору. Но миновать ближнего боя не удалось.

Начались рукопашные схватки — один против одного. Яро дрались всадники. Мечи сембов были тяжелее, поэтому шлемы нападающих летели вместе с головами. Особенно когда на них обрушивался Кулмас или Гудрис. Копьем каждый семб метил в живот маркомана, защищенный лишь кожаной поддевкой.

Маркоманы пустились наутек. Сембы их не преследовали. Дорога в сторону реки была свободна. А это было главное…

— Всем приготовиться к переправе на противоположный берег! Рикисы — срочно к Нотангасу! — послышался голос, который вернул Айстиса к действительности.

— Помоги Купрису, — сказал Гудрис, уходя.

На краю поляны, около камня, уже стояло несколько мужчин. Одновременно с Гудрисом подошли Витингас и рослый Кулмас с перевязанной головой.

— Все?

Нотангас не стал терять времени.

— Друзья! Я должен огорчить вас, — левой рукой он поправил повязку, которая придерживала раненую правую. — На условный знак — пять горящих стрел — с противоположного берега никто не ответил. Не знаю, что случилось. Видимо, нас не ждут, хотя там знали о нашем прибытии.

Помолчав, Нотангас продолжал:

— Солнце близится к закату. Оставаться на этом берегу нам нельзя. Ночью нас всех перебьют. У нас много раненых, а лодок за нами не пришлют. Как быть?

— Великий Нотангас! Великий рикис! Я предлагаю поискать лодки ниже по течению или, наоборот, выше… — произнес Витингас.

— Уже искали. И нашли лишь сожженную усадьбу лодочника…

— Поплывем на тот берег на плотах!

— Мы согласны!

— Пусть так и будет! Те, кто покрепче, пусть принимаются за связку плотов. На них уложим раненых. Остальные поплывут самостоятельно.

— Нам нужно торопиться! — поддержал Нотангаса Кулмас, взглянув на солнце, которое опускалось все ниже. — Если мы не управимся до заката, придется ночевать под открытым небом: в город нас не пустят.

Когда со стороны реки пришли разведчики и доложили, что готовы уже три больших плота, Нотангас предупредил:

— Только без шума! Чтобы из леса не заметили, как мы переправляемся. Пусть часовые по одному отходят лишь тогда, когда плоты двинутся с места…

Здоровые помогли раненым спуститься к воде, перенесли товары.

— Поосторожнее! — предупредил часовой, стоящий вблизи леса. — Слышу возню!

Плоты отчалили как раз вовремя. Стоило только часовым прыгнуть в воду, как из леса на поляну выскочили всадники. Они помчались к берегу вдогонку за переправляющимися через реку… Одно копье скользнуло по воде и вонзилось в торец бревна около Айстиса. Другие не долетели до цели…

Люди и лошади благополучно преодолели стремнину и теперь приближались к противоположному берегу, к стенам Карнунта.

Когда сембы уже выходили на берег, солнце спряталось за лесом. О закате возвестил своим звоном и колокол где-то за стенами.

— Мы опоздали! — с отчаянием взмахнул рукой Нотангас.

— Кулмас, попытай счастья! Беги к воротам!

В сопровождении пяти сембов Кулмас подбежал к высоким воротам, обитым листами меди, за ними последовал и Айстис.

— Это мы, сембы! — Кулмас постучал в ворота и что-то добавил на непонятном Айстису языке.

По ту сторону ворот послышались возгласы.

— Что они говорят? — спросил Айстис у Витингаса.

— Они велят нам убираться и грозят нанизать нас на копья!

— А раненые?

— Ты еще не знаешь римлян! Какое им дело до варваров, как они называют всех, кто родом не с их земли…

— Пусть их покарает бог Пяркунас! — разразился бранью Кулмас. — Идем отсюда, а то эти нечестивцы на самом деле осыпят нас стрелами!

— Ничего не поделаешь! Придется дожидаться утра, — сказал Нотангас. — Готовьтесь к ночлегу!

Все были утомлены. Переправа через реку потребовала большого напряжения сил. Нотангас видел, что соорудить укрепленную стоянку не удастся, поэтому велел тем, кто еще мог передвигаться, отнести все товары поближе к стене, где не задували ветры. Расстелив меха и одежду, уложили раненых. Посередине круга разложили костер. От ужина все отказались. Большинство тут же повалилось спать. Лишь считанные часовые старались не задремать.

…Завыл волк. Другой. Третий.

Вой все нарастал, уже казалось, будто завывание доносилось со всех сторон.

— Волки почуяли запах крови!

— К ограде!

— Несите сюда копья!

Командовал Нотангас:

— Кулмас, возьми десять человек и спеши к лошадям. Волки прежде всего набросятся на них. Берите огонь. Не забывайте, что волки боятся огня!

— Что случилось? — спросонья спросил Айстис. — На нас опять напали?

— Волки, — объяснил Витингас. — Хватай копье!

Из темноты к ограде тянулась цепочка зеленых точек.

— Кидай! — крикнул кто-то.

Сембы стали бросать в приближающихся волков горящие ветки. Цепочка зверей рассыпалась, но ненадолго. Вскоре волки снова собрались в стаю и опять потянулись к ограде.

— Огнем их!

Только отдельные волки бросились прочь, а остальные уже лезли на ограду.

Сембы встретили их стрелами, мечами, копьями. Но и это не остановило зверей. Преодолев препятствие, они накинулись на людей…

Закипела ожесточенная схватка.

Айстис заметил крупного волка и метнул в зверя копье, но промахнулся. Волк вцепился в него зубами. Боль привела Айстиса в ярость. Напрягая все силы, он ударил мечом. Послышался визг. Волк отскочил.

Рядом другой волк бросился на человека, норовя вцепиться ему в горло. Айстис огрел волка мечом плашмя, и зверь отступил от жертвы. Несколько волков окружили Вигингаса. Тот оборонялся, вращаясь вокруг с мечом в руках. Айстис поспешил ему на помощь.

Подоспели мужчины, посланные защищать лошадей. Они разили волков с тыла.

Звери не устояли. Скуля и воя, они отошли в темноту…

Айстису больше не удалось уснуть. Как и остальные путешественники, он внимательно прислушивался к каждому звуку: опасался, что волки появятся снова.

Невдалеке возвышались стены. Наверху ходили часовые. Эхо их шагов размеренно звучало и тогда, когда сембы отчаянно защищались от волков. Часовым, казалось, не было никакого дела до того, что волки могут разорвать в клочья людей, нашедших пристанище у ворот.

Спокойно несла свои воды река. На противоположном ее берегу догорали костры. Маркоманы, убедившись, что отряд ускользнул от них, не посмели переправляться через реку.

Хрустнула ветка. Волки, видимо, сновали кругом, дожидаясь, когда костер погаснет и добыча станет доступной.

А огонь действительно догорал. Кончался запас дров. Необходимо было искать новые сухие ветки, чтобы не попасть волкам на ужин… Об этом думал Нотангас, переходя от одного костра к другому.

— Вблизи реки я видел сухие деревья, — обратился к нему Кулмас. — Притащить бы их сюда…

За дело взялись несколько молодых сембов, и среди них Витингас и Айстис. Найти сухие деревья и приволочь их было недолго. Когда тащили последнее дерево, Айстис увидел в темноте что-то белое. Он слегка потянул Витингаса за руку:

— Видишь?

Каково же было их удивление, когда они увидели голого человека, привязанного к высокому белому столбу.

Юноши подошли к нему.

— Кто ты? — спросил Витингас, который немного говорил на местном языке.

— Колоний Валериан.

— Почему тебя привязали к столбу?

— На меня донес легионер Руций. Судья приказал отдать меня на растерзание волкам…

Айстис ужаснулся:

— Как можно!

Витингас продолжал расспрашивать:

— В чем ты провинился?

— У меня есть сестра. Легионер хотел ею овладеть. Я его ударил…

Айстис уже не слушал. Он в два счета перерезал веревки, которыми был привязан к столбу Колоний, и сказал:

— Ты свободен!

Витингас схватил Айстиса за руку:

— Что ты сделал? Ведь он преступник! Осужден!

— Какой преступник? Он защищал сестру! Идем, Колоний! Суд! Какой тут может быть суд… Ведь он прав!

Айстис отдал Колонию свою меховую накидку.

— Пусть оберегают тебя боги! — шепотом произнес Колоний на языке сембов.

— О! Ты понял меня? — обрадовался Айстис.

— Немного. Я дружил с людьми с севера… Спасибо. Сейчас мне надо найти друзей…

— О чем вы там шепчетесь? — повернулся к ним Витингас.

— Я говорю, что нужно взять его к нам.

— Чем ты ему поможешь? Карнунт на замке! А утром хватятся, что он исчез! Брось, оставь его, пока не поздно!

— Ничего, Колоний, что-нибудь придумаем…