Предисловие
Герою пушкинского романа в стихах повезло:
“.. И он не сделался поэтом, Не умер, не сошел с ума…”
Пушкин точен: для нормального человека “сделаться поэтом” равносильно смерти или сумасшествию.
Что же говорить тогда о “клинической форме” редчайшего “заболевания человеческого духа”,которое Гете в свое время назвал “сонетным безумием”?
Герой “романа в сонетах” – молодой человек, далекий от поэзии вообще и от сонетов в частности, но не обладающий, видимо, в достаточной степени иммунитетом к “сонетному безумию”,заболевает им под влиянием личной драмы, ход которой, так или иначе отражаясь в его сонетах, и становится “сюжетом” романа.
Часть первая
1
Тебе, любимая, подносит твой поэт
Букет из моды вышедших сонетов.
Сонеты – лирика давно минувших лет,
Язык давно умолкнувших поэтов.
Формального отличия здесь нет,
И автор верен духу их заветов.
Лишь время здесь оставило свой след,
Не сохранив известных им секретов.
Пусть скажет критик (не желая зла):
“Классическая форма умерла,
В наш век ракет – ей следовать позорно.”
Но ты, любимая, ты знаешь цену слов,
И ты простишь мне скованность стихов:
В них рифмам – тесно, чувству в них – просторно.
2
Я верен той, душа которой
Душе поверила моей,
Чьи упоительные взоры
Сказали это мне ясней,
Чем все слова и разговоры…
Но что нас разлучило с ней?
Печален был разрыв наш скорый,
Конец таких счастливых дней.
Конец!.. Но сердце не забыло,
Того, что между нами было,
В нем воскресают вновь и вновь
Среди мучительных страданий
Надежда робкая свиданий
И безнадежная любовь.
3
Прости мне то, в чем я виновен
И то, в чем я не виноват.
Мой путь был долог и неровен
И радостями не богат.
Прости, что не был хладнокровен
Я, видя твой пьянящий взгляд,
Прости, что был немногословен,
А говорил все невпопад.
Прости тоскующую нежность
Моей измученной души,
Ее отвергнуть не спеши —
Не обрекай на неизбежность.
Прости ей все и не жалей,
Что ты – необходима ей.
4
Как я существовал, тебя не зная?
Не жил, а, именно – существовал.
И ждал тебя, надеясь и мечтая,
Мой воплощенный женский идеал.
И я нашел тебя, не выбирая
Среди других, которых я встречал.
Так путь к теплу находит птичья стая
Среди ей незнакомых волн и скал.
Здесь все так просто и… необъяснимо,
Как будто было решено судьбой
Мне ждать тебя и встретиться с тобой…
Так почему же ты проходишь мимо?
Не знаю я… но знаю почему
Все словно погружается во тьму…
5
В разлуках тонет мелочь увлечений,
Сменяемая мелочью других,
Таких же мимолетных настроений,
Для сердца и ума недорогих.
Я это знал: “они прошли, как тени”,
(Есенинский употребляя стих) —
Из жизни, из надежд, из сновидений
Сейчас одна ты вытеснила их.
В бесплодной суете минувших лет
Я не подозревал, что я – поэт,
Но мне глаза открыл счастливый случай:
Твой милый облик предо мной возник,
И я постиг поэзии язык,
Язык певучий ритмов и созвучий.
6
Тогда еще поэтом не был я…
Сидели мы на берегу залива.
Была зима, и снежные поля
Пред нами расстилались, молчаливо
Загадку бесконечности тая.
А ты была близка и так красива,
Что я не верил в то, что ты – моя,
Что можно жить так сказочно счастливо…
Тот день растаял в снежной белизне,
Оставив вечной памятью во мне
То яркое, слепящее мгновенье,
Когда в пустыне снежно-голубой
Я видел бесконечность пред собой
И чувствовал твое прикосновенье.
7
Я знаю, не заменят строки
Тебе ни ласки, ни тепла.
Ты, презирая стиль высокий,
Слова не примешь за дела.
Я для тебя теперь далекий.
А ты, по-прежнему мила,
Наверно, близкого нашла,
И я остался одинокий.
Но я живу тобой одной
И жизни не хочу иной.
Так пусть украсят строки эти
Твой отдых или твой досуг,
Когда, задумчивая, вдруг
Ты вспомнишь о своем поэте.
8
Словам любви не веришь ты:
Слова – разменная монета.
Обмен стирает их черты,
Лишая их тепла и света
И их звенящей чистоты.
Лишь вдохновение поэта
Их плавит в пламени мечты,
Чеканя золото сонета.
Но даже ценного металла
Здесь для поэта слишком мало:
Он – нищ при всем запасе слов.
А под рукой нетерпеливой
Чеканка может стать фальшивой
И у монет, и у стихов.
9
Любят не “за что”, а “вопреки” —
Вопреки всем временам и нравам,
Вопреки всем приступам тоски,
Вопреки всем бешеным забавам.
Время, как летучие пески,
Беспощадно и к цветам и к травам,
Но находят солнце их ростки
Вопреки расправам и отравам.
Так тебя душа моя нашла
В постоянных поисках тепла,
Ласкою твоей была согрета,
И с тех пор, рассудку вопреки,
Верит в то, что будем мы близки,
Ждет тебя, как солнечного света.
10
В путанице будничных забот,
Где, конечно, все необходимо,
Вспомни, что живет на свете тот
Человек, которым ты любима.
Он – не рыцарь и не Дон Кихот
(Жизнь его не так невыносима),
Но его любовь неугасима,
Ей он верен, ею он живет.
И не тратя сердца своего
В хаосе дешевых наслаждений,
С затаенной мукою сомнений
Ждет, когда заметишь ты его.
Но и незамеченный тобой,
Он всегда и всюду только твой.
11
Мечта моя, прекрасная мечта!
Мучительная милая загадка!
Рассудок говорит, что ты – не та,
Благоразумно требуя порядка:
“Все надо ставить на свои места,
Тогда все будет и легко и гладко,
И не иссушит душу красота
И вызванная ею лихорадка”.
Рассудок говорит: “Не суждено.
Найдешь другую – это все равно.
Насильно мил не будешь – это ясно.”
А сердце ждет, впервые полюбя,
Одну тебя, всегда одну тебя.
И сердце над моим рассудком – властно.
12
Рожденный, чтобы встретиться с тобой,
И, зная, что родился не напрасно,
Я встречи ждал, обещанной судьбой,
Искал ее упорно и пристрастно.
Не каждому дано, и не любой
Готов понять, насколько ты прекрасна.
Не удивительно: такое знать опасно —
Я это знаю, и теперь я – твой.
Подвластная таинственной судьбе
Душа моя обязана тебе
Всей радостью и мукой возрожденья.
Не каждому дано достичь вершин,
И счастлив тот, кто хоть на миг один
Увидит свет и избежит паденья.
13
Я одинок, и никому нет дела
До сердца, недоступного другим,
А ты, одна владеющая им,
Принять его любовь не захотела.
Влюбленный горячо и неумело,
Тебе кажусь я странным и смешным,
А я еще не в силах быть иным
В любви, еще не знающей предела.
И вот сейчас, подавлен пустотой,
Я сам смеюсь над собственной мечтой,
Оправдываясь низменным и пошлым.
Хоть этот смех не может мне помочь
Тоскливое унынье превозмочь,
Признав, что дорогое стало прошлым.
14
Жизнь это жизнь, а не роман,
И тяжелы ее уроки:
Из нанесенных ею ран
Уходят жизненные соки.
Не знаю, прав ли Мопассан,
Когда-то написавший строки,
О том, что все мы – одиноки,
Родство и близость душ – обман.
Некстати здесь его услуга,
И жить не стоит не любя.
Я верю: мы найдем себя —
Я верю: мы найдем друг друга.
Друг друга мы найти должны —
Мы друг для друга рождены.
15
Мы все идем по жизни первый раз
Различными путями заблуждений,
И улыбнется редкому из нас
Всю Истину предчувствующий гений.
Но дорог нам внушенный им экстаз,
Волнение волшебных вдохновений,
Единственный источник наслаждений
Без фальши и обманчивых прикрас.
Ни в ангелов, ни в демонов не веря,
Я верю в добрых гениев любви,
Смиряющих волнение в крови
Бунтующего в человеке зверя,
Освобождающих “вершину мирозданья”
Для чистого восторга созиданья!
16
Не повезло тебе: ты встретила поэта,
А жизнь так прозаична и трудна,
Что даже для поэта ясно это
Сквозь “грезы поэтического сна”.
Но наша жизнь немыслима без света
И хоть порой бывает холодна,
Упрямо продолжается она,
Любовью и поэзией согрета.
И я пишу стихи не для забавы,
Не для сомнительной известности и славы,
Давая выход нежности своей,
И вслед за Баратынским повторяя:
“Душа певца, согласно излитая
Разрешена от всех своих скорбей”.
17
Меня ты принимала за другого,
Далекого, неведомого мне.
Не заменил тебе я дорогого,
А если заменил, то не вполне.
Ты ждешь его, надеясь встретить снова,
Я жду тебя, оставшись в стороне.
Все в этой ситуации не ново
Не по твоей, не по моей вине.
Я знал, что я – далек от идеала
И недостоин нежности твоей.
Я знал: ты не меня во мне искала,
Другой тебе нужнее и милей…
Но доводов ума для сердца мало —
Любовь не ищет правил и цепей.
18
Нет! Никогда тебя мне не забыть.
И я тебе за это благодарен.
Любви я недостоин, может быть,
В любви, как и в своих стихах, бездарен.
Но пусть мой слог порой высокопарен,
И чувство мне ни выразить, ни скрыть,
И пусть я – не поэт, а просто парень,
Ты мне не запретишь тебя любить.
Отчаявшись понравиться любимой,
Ей не напоминая о себе,
Я молча покорюсь неумолимой
Жестокой и насмешливой судьбе.
Но сердце, веря призрачной надежде,
Останется влюбленным, как и прежде.
19
Мы друг о друге знаем слишком мало,
Чтоб можно было что-то утверждать.
А что от человека можно ждать,
Его не зная до конца с начала?
Но я предчувствовал, и сердце подсказало,
И разум попытался доказать,
А это так легко, когда совпало
Все то, о чем я только мог мечтать.
Мечтать всю жизнь, то явственно, то смутно,
То на земле, то над землей паря,
Мечтать всю жизнь и помнить поминутно,
Что все мечты сбываются не зря:
Все покоряет непонятной властью
Извечное стремленье жизни к счастью.
20
О, если бы ты знала,
Как я тебя люблю…
Тесна вода канала
Большому кораблю.
Все тот же – у штурвала,
Я взглядом даль ловлю:
О, если бы ты знала,
Как я тебя люблю.
Как все начать сначала?
Разлуки не стерплю:
В таверне у причала
Рассудок утоплю…
Но если бы ты знала,
Как я тебя люблю.
21
Отчаянье не властно надо мной:
Я для него давно уже не молод.
Давно простившись со своей весной,
Я постепенно погружался в холод.
Но ты вошла, и стала жизнь иной,
И лед, покрывший сердце, был расколот,
И ожил в нем сосущий душу голод
И жажда, жажда жгучая, как в зной.
Ты душу озарила новым светом
И, к новой жизни воскресив меня,
Легко, как в сказке, сделала поэтом —
Жрецом тобой зажженного огня.
И я храню в душе моей, как в храме,
Таинственное жертвенное пламя.
22
Конечно, “женщин много есть на свете”,
И среди них – красива не одна,
Но ни одной я до сих пор не встретил,
Которая была тебе равна.
Я субъективен в избранном предмете,
Но здесь мне объективность не нужна:
“Любовь слепа” – нелюбящий заметил,
Влюбленный возразил – “Любовь сильна”.
Не стану спорить: каждый прав отчасти.
Я не специалист по этой части,
И мне не разрешить такой вопрос,
Как не забыть мне радость нашей встречи,
Твое лицо и узенькие плечи,
И мягкую волну твоих волос.
23
Как мало я ценил те дни,
Когда я был с тобою рядом.
Как быстро пронеслись они
Весенним солнечным каскадом,
Рассыпав радость, как огни,
Как лепестки цветущим садом,
Оставив восхищенным взглядам
Воспоминания одни.
Очнувшийся во тьме разлуки,
Я понял, что я потерял.
Но тщетны были скорбь и муки,
Смешон трагический финал:
Я слишком поздно понимал
Простой урок простой науки.
24
Ты далеко, как солнышко зимою,
Оставившее мир безумству вьюг,
И не согреть искрящеюся тьмою
Застывших губ, окоченевших рук.
Мой север ты обходишь стороною,
Лаская светом свой любимый юг.
Но солнце возвращается весною,
И ждет тебя тобой забытый друг.
Он ждет оставшись без тепла и света
Во тьме печали, в холоде тоски.
А где-то свет, а у кого-то лето,
Любовь и счастье у кого-то где-то,
И дни легки и ночи коротки,
И ни одной надуманной строки.
25
Вот для начала двадцать пять сонетов.
Букет ли это – эти двадцать пять?
Боюсь, попросишь ты таких букетов
Тебе не подносить, не посвящать.
Боюсь, ты предпочтешь других поэтов —
Я сам предпочитаю их читать.
Боюсь категорических ответов,
Боюсь, что не захочешь отвечать…
Зачем же я доверился бумаге?
Зачем себя поэтом возомнил?
И в дерзкой, легкомысленной отваге
Мараю чувство пятнами чернил?
Я так хочу быть понятым тобою,
Что пользуюсь возможностью любою.
Часть вторая
26
Среди сокровищ, созданных культурой,
Немало дивных песен о любви.
Представь себя, любимая Лаурой,
Меня своим Петраркой назови,
И это будет не литературой,
Как не литературны соловьи,
И станет для меня “второй натурой”
Поющее волнение в крови.
Я знаю: я – несчастный графоман.
Мне далеко до признанных поэтов.
Но для тебя я вновь создать готов
Не песню, не поэму, не роман,
И не букет, и не венок сонетов,
А целый мир несорванных цветов.
27
Как остров счастья в миражах морей,
Далекий и таинственно прекрасный,
Ты – цель моих желаний-кораблей,
Ведущих поиск трудный и опасный.
Любовь, как вещь, не сделаешь своей.
Любовь, как жизнь, мы удержать не властны.
Потонет все в потоке быстрых дней.
Желанья и иллюзии – напрасны.
Но я готов всегда идти к тебе,
Навстречу неизведанной судьбе,
Как аргонавт – опережая мифы.
А как не очень опытный пловец,
Готов принять заслуженный конец:
Увидев берег – налететь на рифы.
28
Все живые живут д л я любимых.
Оттого так прекрасна Земля.
Все чудесные песни и гимны
В этом маленьком ласковом д л я.
О любви говорят пантомимы,
Для любви расцветают поля,
И сменяются веснами зимы,
Невлюбленным влюбляться веля.
Я уйду, как ушли те, что были,
Те счастливцы, которых любили,
Люди в детях живущие вновь.
Пусть мне жить, одиноко страдая,
Я уйду, лишний раз подтверждая,
Смертно все, но бессмертна Любовь.
29
Все относительно, все неопределенно…
Великие умы – Эйнштейн и Бор.
Для “ классики “ осталось “ время оно “ —
Двадцатый век расширил кругозор.
Для творчества, для мысли – нет канона.
Всем поискам – свобода и простор.
Парадоксальность нового закона
Не приведет счастливца на костер.
Но человеческие ценности все те же.
Не все невежды в физике – невежи.
И нет ума, владеющего всем.
И я, упрямо повторяя что-то,
Горжусь своей “ системою отсчета “:
Все относительно, но – для других систем.
30
Стремленье к Истине открыло людям атом,
Как в древней сказке – запечатанный сосуд.
И этой сказкой овладевший труд
Мир может сделать сказочно богатым.
Но мир опять рискует быть распятым
Всемирным злом, творящим самосуд.
И вверен мир опять одним солдатам,
И верит, что они его спасут.
И снова льется кровь, вновь брат воюет с братом
На сказочно губительных мечах.
Как в страшной сказке вновь Мир может быть распятым
Не на крестах – на ядерных смерчах!
Но если сказкам повторяться вновь —
Будь сказочно сильна и ты – Любовь!
31
Я без тебя – не человек.
Мне с этим – не смириться.
Я обречен на целый век
К тебе душой стремиться.
Как вниз стремится легкий снег,
Как ввысь стремится птица,
Как воды сотен мелких рек
Стремятся вместе слиться.
Я без тебя – не человек.
Ты мне нужна, как воздух.
Как Ною нужен был ковчег,
А капитанам – звезды…
Ведь только звезды милых глаз
От гибели спасают нас.
32
Когда тебя постигнет вдруг
Неправое гоненье,
Когда тебя покинет друг,
И посетит сомненье,
Когда погибнет дело рук,
Плод мук и вдохновенья,
И неудач замкнется круг —
Не придавай значенья:
Тоска не властна над тобой,
Пока тебе дано судьбой
Испытанное средство —
Придти к тому, кто только твой,
Как возвращаются домой —
В мир нежности и детства.
33
У меня есть отличная книжка:
“Афоризмы” великих людей.
Я питаю свой слабый умишко
Геркулесовой кашей идей.
Голова не вмещает излишка,
Как ни мучайся, как ни радей:
Для тебя я – тщеславный мальчишка,
Не Радищев и не Фарадей.
Но один афоризм я усвоил,
Он немного меня успокоил,
Кем теперь ты меня ни зови,
Вот оно – оправданье мое:
“Женщина знает смысл любви,
Мужчина – лишь цену ее.”
34
Наглец всегда смелей на вид,
Чем есть на самом деле.
Подлец о чести говорит,
Когда стремится к цели.
Обжора хвалит аппетит,
Лентяй – простор постели.
Глупец себя поэтом мнит
В азарте пустомели.
А я – как будто – не глупец,
И не наглец, и не подлец.
Ленив, но не обжора,
Хотя охотно – хоть сейчас —
Я съел бы ссорящие нас
Все яблоки раздора.
35
Любовь в стихах, как и в кино:
Тут – стансы, там – сеансы,
И главное – отражено,
И найдены – нюансы…
Но для игры не все ль равно:
Кино, стихи, пасьянсы?
Найти, что найдено давно,
Всегда имеешь шансы.
И лишь с тобой наедине,
Вдруг растворяясь в тишине,
Все проплывает мимо,
И остается только то,
Чего не выразил никто —
То, что неповторимо.
36
Планета мчится по орбите,
Чертя гигантскую спираль:
За Солнцем на незримой нити
Земля послушно мчится вдаль.
Вот нить – загадка для открытий:
Незрима, а порвешь едва ль.
Как говорится, нечем крыть, и
Напрашивается мораль:
Я – не планета и не планер,
Быть может, “сел в чужие сани”,
Но я привязан между тем
К тебе не нитью, а канатом:
Недаром же мой каждый атом —
Подобье солнечных систем.
37
Я всегда боялся громких слов:
У меня от них – мороз по коже.
Так ножом скоблимое стекло
Вызывает приступ нервной дрожи.
Прав был, как всегда, поэт Светлов:
Шепот часто громких слов дороже,
Чтобы душу фальшью не свело,
К слову нужно относиться строже.
Презирая громкие слова,
Ты не веришь мне, и ты – права.
Но непонятый тобой, я буду все же,
Проклиная кожу и мороз,
Повторять и в шутку и всерьез,
Шепотом и вслух одно и то же:
38
Ты – единственная женщина на свете,
Для которой я забыл себя,
И мои стихи – не для столетий:
Я вложил в них душу – для тебя.
Что мне время? – Посторонний третий.
Равнодушно строчки теребя,
Не поймет он правды о поэте:
Все на свете познают – любя.
Вспомни то, что было между нами:
Нежную неловкость первых встреч,
И не пробуй погасить то пламя,
Что ты так легко смогла зажечь —
Поздно: как его ты не топчи —
Не остановить его лучи.
39
Как я могу искать другую,
Когда мне всех роднее – ты?
Ты – воплощение мечты.
Люблю тебя, как есть, такую.
И только о тебе тоскую,
Стихами пачкая листы,
И только для тебя рискую
В них не достигнуть высоты.
И если ты меня забудешь,
Стихи напомнят обо мне,
Когда на радиоволне
Ты слушать передачу будешь
И как далекий мой привет,
Услышишь…чей-нибудь сонет.
40
А я возьму и стану меланхоликом:
Пойду в кафе, в тот самый уголок,
И проведу за тем же самым столиком
С самим собой приятный вечерок.
С самим собой я – единица с ноликом
(Весьма многозначительный итог!)
С самим собой я стану алкоголиком,
А буду думать, что я царь и бог.
Я – властелин: мои воспоминания
Покорны мне, как стройные войска.
У них – победоносная кампания,
Но все завоевания – тоска.
Насколько легче было мне и веселей
Покорным быть в компании твоей.
41
Ты меня не хочешь помнить.
Хочешь прошлое забыть,
Настоящим жизнь наполнить,
Чтоб и в будущем любить.
Я – не “настоящий”, что мне
Перепало – с тем и жить.
Хоть и будет нелегко мне —
Буду прошлым дорожить.
Дорожить воспоминаньем
О тебе, любовь моя.
Дорожить своим страданьем,
Боль глубоко затая,
Шутка ли? Ведь это боль —
Причиненная тобой.
42
Зима ли это, осень ли
Всю кровь мне заморозила?
Любовь моя, не очень ли
Меня ты рано бросила?
Любовь моя, не очень ли
Меня ты поздно бросила?
Случайно ли, нарочно ли,
Как головой – да в озеро.
И жив ли, оставленный,
Отравленный, подавленный,
Заброшенный – не поднятый,
Покинутый – потерянный,
Тобой совсем не понятый,
Такой совсем растерянный?
43
Человек ко всему привыкает.
Мне знаком этот “анабиоз”:
Стынет кровь, буйство чувств иссякает,
И в конце – ни кошмаров, ни грез.
То, что в юности так увлекает,
В зрелом возрасте – просто курьез,
Словно с опытом в нас проникает
Понимающий все дед-мороз.
Вот и сердце, как хрупкая льдинка:
Чуть подтаяв, разбилось легко.
Ты ушла, и его половинка
От оставшейся здесь – далеко…
Может быть, на ледышке-ладошке,
Может, брошена в снег – под подошвы.
44
Нет поэзии без прозы.
Мир таков, и жизнь такая:
Любит “грозные курьезы”,
Губит, весело лаская.
Я смеюсь, я несерьезен,
А поодаль – скорбь мирская.
Плачу я, а смех сквозь слезы
Снова радугой сверкает.
От таких противоречий
Можно потерять рассудок.
Он дрожит, как хвост овечий
От твоих обидных шуток.
Но обидеться серьезно
Не могу: доходит поздно.
45
Я писать не перестану
Для тебя и о тебе.
Не поможет – тайно стану
Предаваться ворожбе.
Может быть, пойду к цыгану
По вопросу о судьбе.
Может, вообще застряну
На метле в печной трубе.
Жаль, я против чертовщины,
Колдовства и штурмовщины:
Я – за планомерный труд.
Ибо знаю: ни кудесник,
Ни шабаш и ни воскресник
До добра не доведут.
46
Не знаю, зря или не зря
Я против суеверий:
Тринадцатого декабря
Ты отворила двери…
Был красным лист календаря,
Воскресным – день недели,
И мы, короче говоря,
Друг друга разглядели.
Тринадцатого мая я
Тобою был отринут.
Тринадцатого декабря
Тобою снова принят.
А в январе сего числа
Ты ручку мне преподнесла.
47
Наверно, чтобы не было старо
То, что пишу я, своему поэту
Ты подарила вечное перо,
Похожее по форме на ракету.
Ракета: современно и остро.
Я понимаю современность эту —
Ракетой мысль взлетела над костром,
Сжигавшим тех, кто так же рвался к Свету.
Костер, зажженный Разумом в пещере,
Рассеял мрак, и отступили звери.
Но Разум вечно окружен зверьем,
И много жизней пламя погасило.
Так кто же победит в игре с огнем?
Добро иль зло? Рассудок или сила?
48
Как мой отец ухаживал за мамой?
Смешной вопрос, какой уж тут рассказ:
Нам не понять, какой бывала драмой
Любовь, что к жизни вызвала всех нас.
Но голос крови, властный и упрямый,
Живет во мне: я весь в отца сейчас.
И мне идти дорогой той же самой
К своей любви и тоже – в первый раз.
И вновь проблемы долга и морали,
И мне сомненье душу тяготит,
Что тот же путь я обрету едва ли:
Была война. На ней отец убит.
А мама, вспоминая говорит,
Что ей таких сонетов не писали.
49
Мы так близки: каких-то три квартала,
Всего каких-то семь минут ходьбы.
Не так уж много – и не так уж мало:
“Рукой подать” и все ж – “рука судьбы”.
Пожмем ее и все начнем сначала,
Забыв про “если” и отбросив “бы”,
Мне мало идола, мне мало идеала —
Как женщина пойми мои мольбы.
Пойми меня, как понимала прежде,
Простив неугомонному невежде
Его желанье дерзкое посметь
Тебя любить не будучи любимым…
Все в жизни поправимо. Только смерть
Все в жизни делает непоправимым.
50
“Кто любит – идет до конца.”
Есть строчка такая у Грина…
А я – только-только с крыльца,
И где-то еще середина.
И много во мне от юнца —
Едва ли я – зрелый мужчина,
Но мне не скрывает лица
Зато никакая личина.
Я весь пред тобою раскрыт,
Как эти стихи – на ладони.
Не очень красивый на вид
Твой самый последний поклонник:
Личина не скроет лжеца —
Ему не дойти до “конца”.
Часть третья
51
С медицинской точки зрения
Объяснить все очень просто:
Все великие творения
Вызваны задержкой роста.
Если так, то без сомнения
Я совсем еще подросток:
Ты – мой первый день рождения,
У других их было по сто.
Ты – мой первый и единственный
День любви длиною в годы
В бесконечной и таинственной
Жизни матушки-природы.
Сомневаюсь только: та ли я
В этой жизни аномалия?
52
Ты меня не бойся: я – не гений.
Ты меня не бойся: я – не бог.
Вся моя поэзия – итог
Мне тобой подаренных мгновений.
Вся моя поэзия – поток
Вызванных тобою вдохновений,
А любовь – бурлящий кипяток
С паром в пузырьках стихотворений.
Во влюбленном в женщину мужчине
Страсть к стихам – весьма обычный дар.
Много может сделать страсти жар
По пути к заоблачной вершине,
Лишь заставь работать этот пар
В самой мощной паровой машине.
53
Вокруг во всю бесчинствует весна:
Все ожило – и листики, и птички.
И ожил я. Мне тоже – не до сна.
А до чего же мне? – До электрички.
Я не смеюсь, и шутка – не смешна.
(Не зря здесь не поставлены кавычки).
Мне без тебя весна так тягостна,
Что за тобой – хоть к черту на кулички.
И мне, представь себе, совсем не лень
На электричке ездить каждый день
И думать, что ты едешь где-то рядом,
И знать, что нам с тобою по пути,
И незаметно дать тебе пройти,
И провожать тебя влюбленным взглядом.
54
То утро было солнечным.
То утро было чудным.
Вагон был переполненным.
Перрон был многолюдным.
Я был доволен очень им —
Хоть разговор был трудным —
Как ты, таким же солнечным
Весенним ранним утром.
А после было пасмурно,
И было все напрасно, но
Я рассуждал, как взрослый,
И сразу понял разницу:
То утро было – к празднеству,
А это – было после.
55
Поставлю “largo appassionato”
Бетховенской сонаты номер два.
Я знаю к этой музыке слова:
“Гранатовый браслет” читал когда-то,
И все приемлю. Жизнь всегда права.
И вечная любовь не виновата.
И цвет кроваво-красного граната
Красив, как горы, море и трава.
Не для меня торжественность трагедий.
И если я, оставшись одинок,
Целую след твоих прекрасных ног,
То потому, что радуюсь победе:
Победе Солнца над холодной тьмой,
Твоей, Любовь, победе надо мной.
56
Воспоминанья наших прежних встреч
Меня тревожат яркостью своею,
Как будто то, что не сумел сберечь,
Беспомощный, я возвратить сумею.
Глупец! Зачем я дал себя увлечь?
С тех пор я только с каждым днем глупею,
Стремясь безумной музыкой облечь
Такую же безумную идею.
Но мне давно и хорошо знаком
Простой диалектический закон,
Что делает возможной невозможность:
Все надо до предела довести —
Там даже глупость сможет перейти
В свою прямую противоположность.
57
Я был навязчив. Ты меня прости.
Я “слишком щедр” и – “получаю сдачи” —
И должен справедливость соблюсти —
Не стать беднее и не стать богаче.
Я надоел. Ты говоришь: пусти.
Я надоел. Но я не мог иначе.
Откуда знать мне, как себя вести,
Чтоб избежать подобной неудачи?
Я надоел. Я был красноречив.
В тщеславном поэтическом угаре
Я цену набивал себе, забыв,
Что я – не зазывала на базаре.
Что ставший из товарища – товаром
Сгниет, но взят не будет даже даром.
58
Тогда я волновался, но не так.
Тогда все было как-то проще, легче.
Теперь же я теряюсь, как дурак,
Боясь значенья каждой нашей встречи.
Боюсь огня, который сеет мрак
В безжалостной борьбе противоречий.
Боюсь, как сознающий слабость враг
Боится неизбежности увечий.
Мне жаль себя: мне жаль, моя любовь,
Пролить тобой наполненную кровь
Без пользы для тебя и – значит – даром.
Я жить сейчас хочу, как никогда.
Так пощади меня, моя беда,
Не торопись с губительным ударом.
59
Портик музея Арктики:
Классика и колонны.
Как далеки от практики
Прежних веков каноны.
Физики, математики,
В технике чемпионы,
Мы позабыли аттики
Портики и канцоны.
Но здесь, в ресницах взор тая,
Утром ты ходишь мимо,
Как итальянка гордая
Мимо развалин Рима…
И вновь я – в какой-то мере —
Данте Алигиере.
60
Ты, как земная женственность, красива,
А женственна, как тысяча богинь.
Такая красота, как блеск залива
В сгущенном зноем мареве пустынь.
Такая красота тоской призыва
Влечет к себе, как высота и синь,
Когда целует ноги нам крапива,
Когда дурманит голову полынь.
Достаточно взглянуть, чтоб убедиться,
Что для меня – ты слишком хороша:
Что должен не молить я, а молиться,
Благоговейно и едва дыша.
И я молюсь. Но ты мне, как ни странно,
Становишься все более желанна.
61
Без тебя я к стихам был бы глух —
Ты вдохнула в меня вдохновенье:
Ты наполнила дух мой и слух
Ароматом, похожим на пенье.
Я ослеп: мир померк и потух,
Фоном став твоего появленья.
Только музыкой выразишь тут
Впечатление от впечатленья.
Только музыка, только любовь
В людях делает радостью боль
И познанием – горечь страданья.
Ей владея, владеет мудрец
Абсолютным паролем сердец,
Возведенным в закон мирозданья.
62
Страдая, люди обращались к музам,
И музы утоляли боль людей:
Страданье становилось легким грузом,
Как камень, вес теряющий в воде.
И вдруг забыв о собственной беде,
Сердца повиновались тайным узам,
Чтоб по чужим слезам, как вверх по шлюзам,
Преодолеть рубеж-водораздел.
И музыка, безбрежная, как море,
Умела растворить любое горе
И боль слезами превращала в соль.
И сколько этой выплаканной боли
Таят в себе диезы и бемоли,
Закрытые на ключ скрипичный “соль”.
63
Повторяясь от альф до омег,
Подтверждая и норму и случай,
Все проходит, как тающий снег
Вслед за тающей в воздухе тучей.
Все проходит, проходит навек,
Как себя ни казни и ни мучай.
Все, что мнит удержать человек,
В ход пустив бумеранги созвучий.
Все пройдет – ветер только поет,
Все пройдет – вечен только полет…
И до тех пока жизнь дорога,
На больших скоростях проза – прах:
Говорить можно долго и много,
Но сказать можно только в стихах.
64
Совсем недавно, год назад, вдвоем
Мы “Шербургские зонтики” смотрели.
Французский фильм. Красивый. Только в нем
Живые люди, как артисты, пели.
А мы, как не артисты, не поем.
Но все-таки всю жизнь от колыбели
В душе с такой же музыкой живем.
Да мне ли говорить о том? – тебе ли?
Печальный фильм. И хоть красив экран,
Мелодией любви Мишель Легран
В конце переворачивает душу…
Я этот фильм смотрел сейчас один…
Ты не клялась… Терзаться нет причин.
А я?… Я все же клятвы не нарушу…
65
Как мне узнать, что за стеною слов,
Которую воздвиг я между нами?
Об стены слов разбито много лбов,
Желавших знать, что скрыто за словами.
Но ты молчишь. Твой приговор суров.
И я томлюсь в темнице слов, как в яме.
И мне не заплатить своих долгов
И не расстаться с этими цепями.
Я у тебя в пожизненном долгу,
Без права, без надежды, без исхода.
Но ты не бойся: я не убегу —
Мне не нужна “постылая свобода”:
Я не хочу расстаться с этим дном,
Откуда звезды видно даже днем.
66
В наши дни счастливый дар, но
Нас счастливей будут внуки,
Не пожар и не удар, но
Беспощадней смертной муки,
Как себя к ней не готовь —
Все равно – неблагодарна,
Гениально и бездарно
Портя нервы, чистя кровь,
То хитро, то популярно
Повторяясь вновь и вновь
Парадоксами науки,
Не боясь тоски и скуки,
Начинается с разлуки
Настоящая любовь.
67
Я от тоски могу сойти с ума,
А от тебя по-прежнему – ни звука.
Ни звука, ни звонка и ни письма.
Ах, боже мой, за что такая мука?
Ты сразу не убьешь – ты бьешь плашмя:
А я-то все ж – не мотылек, не муха…
Мне эта бесконечная разлука,
Как непрерывно длящийся кошмар.
Ни жив я и не мертв, а где-то между:
Я потерял последнюю надежду…
А форму у сонета сохранил.
И ты не веришь в чувство графомана.
Ты ждешь, пока в пустых строках романа
Кровь не размоет высохших чернил.
68
Пожертвовал бы я своим “героем”,
Когда б “героем” этим не был сам.
Приятно кончить барабанным боем
И облегченно волю дать слезам:
“Покойник был поэт, а каково им
Всю жизнь, как в детстве, верить чудесам?
Во имя бреда жертвовать покоем
Своим и не давать покоя нам?
“Покойник был вообще довольно мил.
Жаль только, что бедняга поспешил —
Не дописал своей последней строчки.
Покойник был вообще довольно смел.
Жаль только, что бедняга не сумел
Не в жизни, а в стихах “дойти до точки”.
69
Только в воскресенье я тебя не вижу.
Только в воскресенье – незачем спешить,
Чтобы встать пораньше, чтобы быть поближе,
Чтобы сам не знаю, что тебе внушить.
Выжил из ума я или просто – выжил?
Это ты лишь можешь правильно решить.
А пока что, молча, на судьбу обижен,
Я стою в сторонке, чтоб не мельтешить.
Ты проходишь мимо. В понедельник – мимо,
И во вторник – мимо, и в субботу – вновь.
И тебя не тронет участь нелюдима,
Только, чуть нахмурясь, изогнется бровь.
А ему-то надо – все и ничего —
Ласкового взгляда, взгляда твоего.
70
С точки зренья посторонних,
Знаю, я – ничтожен:
Как отвергнутый поклонник,
И как верный – тоже.
Я для них – живой покойник,
Сколько бы ни прожил
В областях потусторонних,
На Парнас похожих.
Знаю: в том, что я – поэт,
Удивительного нет:
Говорят, всегда излишек
Эдаких поэтов…
Кто ж из них тебе напишет
Семьдесят сонетов?
71
Я томился, как в копилке,
Но твоею лаской
Извлечен был из бутылки,
Как Хоттабыч в сказке.
Чудеса! Чешу в затылке:
Колобродят в пляске
Поэтические жилки
Вековой закваски.
Но тебе – не до чудес.
Зря я из бутылки лез.
И из кожи – тоже.
Джинн обижен, но ему
“Лезть в бутылку” – ни к чему:
Это не поможет.
72
За стальной полтинник на Кузнечном рынке
(Это по пути мне и не далеко),
Может, по привычке, может по старинке,
Но купить цветы мне – для тебя легко.
Не торгуясь долго, с ходу, без волынки,
Не задумываясь слишком глубоко,
Я куплю цветочки у седой грузинки,
Даже вспомню что-то вроде “Сулико”…
А потом я вспомню, что цветов – не надо,
Так как ты не любишь долго быть в долгу.
Что стальной полтинник! Всю казну Багдада
Я бы отдал, только чем тут помогу?…
Может быть, поможет выслать заказным
Тысячу сонетов из своей казны?
73
Тысяча сонетов! Это слишком много.
Тысяча сонетов!.. Тут простой подсчет:
Если в день по штуке – нужного итога
Я смогу достигнуть лишь на третий год.
Ну, а если взяться честно, без подлога,
То на этот “подвиг” десять лет уйдет!
Замысел достойный, но в душе тревога:
Станешь ли ты ждать-то? Время-то не ждет.
В век преодоленья звуковых барьеров
Нет таких рекордов, нет таких примеров,
И, наверно, все же это неспроста.
Да и я бы, право, рассуждал иначе,
Если бы талантом был я побогаче…
Может быть, поладим мы на первых ста?…
74
Всегда я был смешон, застенчив, робок,
Всегда я пред тобой благоговел.
Скрывая дрожь священного озноба,
Его преодолеть я не умел.
Как это точно сказано: “ зазноба “ —
“Озноб” здесь от “заноз” любовных стрел.
Недаром только в лексиконе сноба
Эпитет этот места не имел.
Я мог бы вскрыть связь нравственных основ
С лингвистикой, с корнями разных слов…
Но это лишь обманчивая внешность,
Но это только – призрачный покой:
В разлуке – неистраченная нежность
Становится мучительной тоской.
75
Как зимой наступившее лето,
Как восторг ставшей явью мечты,
Мне как будто приснилось все это:
Замок в пушкинском парке и ты.
В ботиках и в пальтишко одета,
Ты читала стихи про цветы,
Не мои, а другого поэта, —
Я был нем, как под снегом кусты.
А теперь весь покрытый листами
В кровеносных прожилках стихов
Я тянусь к тебе всеми ветвями,
Нежным лепетом всех лепестков.
И как солнышко светом сквозь тучи,
Ты меня то ласкаешь, то мучишь.
Часть четвертая
76
Московское шоссе, дом двадцать пять,
Автобус триста восемьдесят третий… —
Стихи – твой точный адрес – и опять
Ты пробуждаешь музыку в поэте.
Случайно ли так музыке подстать
Все, что с тобою связано на свете?
Я это не пытался объяснять:
Я этому поверил как примете.
Есть множество загадочных примет.
Одни – приметы неудач и бед,
Другие – счастья, скажем – две макушки.
Я верю в них, надежду затая,
Я верю, что не зря, любовь моя,
Тебя зовут – Любовь, а город – Пушкин.
77
Мне снилась ты, любимая моя,
Мне снилось, что ты ласкова со мною,
И с трепетом надежд проснулся я
И грезил целый день тобой одною.
Тобой одной, избравшею меня,
Тобой одною, ставшею родною…
Но холод и сырая трезвость дня
Смеялись над иллюзией ночною.
И вновь я был, как прежде, одинок
И никому, как прежде, был не нужен,
Как скомканный и брошенный листок,
Гонимый непогодою по лужам…
Но, как и он, промокнув под дождем,
“Мы солнышка, – шептал я, – подождем.”
78
Сквозь гравий и асфальт росток бамбука
Шлет к солнцу жизнь из сумрачных глубин.
Такою же стрелой того же лука
Я чувствую себя не без причин:
Как жажду счастья умножает мука,
А тьма подвалов – крепость старых вин,
Как мощь потоков – высота плотин,
Мою любовь умножила разлука.
Я жду тебя и буду ждать, как ждал.
Неважно, что вокруг опять вокзал.
Предчувствуя, что я тебя увижу,
Я жду давно, а все уже бегут…
Ну, где же ты, любимая, иди же!
Ты опоздаешь: поезда не ждут.
79
Все началось с твоей легкой руки:
Сам я не ездил ни в Пушкин, ни в Павловск,
Сам я стихов не писал ни строки —
Мне до тебя это не удавалось.
Пусть я – не тот, пусть стихи – пустяки,
Пусть для тебя – это все, что осталось.
Все ж не напрасно мы были близки,
Все ж ты не зря так со мной целовалась.
Нет, не напрасно: стихи – лишь покров,
Страсть лишь подернулась пеплом стихов,
Чтоб от сияния ты не ослепла:
Ласковый жест той же легкой руки —
Страсть раскалит добела угольки
И возродится, как феникс из пепла.
80
С надеждою – в союзе,
С отчаяньем – в борьбе
И я доверил музе
Свою любовь к тебе.
Певец своих иллюзий,
И я в своей мольбе
Не думал о конфузе,
А думал о судьбе.
Я просто, как умел,
Понравиться хотел,
Завидуя при этом
Любому удальцу,
Забыв, что быть поэтом —
Не каждому к лицу.
81
Давно ты запретить могла
Писать мне, но не запрещала:
Ты лучшей музыки ждала,
А за хорошую – прощала.
Ты так внимательна была:
Я все писал – ты все молчала,
И муза, верная сначала,
Потом – поэта подвела.
Ты запрещаешь мне писать,
Единственный мой адресат
Такой далекий и… так близкий.
Но кто ж тебе велел читать
Пустые бредни – результат
Односторонней переписки?
82
Прости меня, прости и, ради бога,
Не прогоняй – мне некуда идти.
Оставь меня у своего порога,
Не бойся – я не стану на пути.
Не прогоняй и не суди так строго:
Я все-таки не ангел во плоти,
Хотя во мне и ангельского много,
Но ты и это тоже мне прости.
Язык – мой враг, но должен неизменно
Я пользоваться помощью врага.
Поэт – как матадор, чья жизнь – арена,
А лира – так похожа на рога:
Малейший промах – оставляет шрам,
Малейший промах – это стыд и срам.
83
Я тебя обижать не имел никогда
Никакого морального права.
Оттого-то мне глаз не поднять от стыда,
Оттого-то и мыслить стал здраво:
Вдоль дороги поют на ветру провода.
Вдоль дороги проходит канава.
А дорога ведет неизвестно куда,
Неизвестность – и слева и справа.
И бывает, что вдруг на крутом вираже,
Нарушая весь перечень правил,
Забываешь совсем выбирать выраже —
ни…и…булькаешь где-то в канаве.
И потом ни за что не уйти от суда:
Редко чистой бывает в канавах вода.
84
Не повезло настырному поэту,
И, как нарочно, на его беду
Ты приняла за чистую монету
Совсем не то, что он имел в виду.
Поверила фальшивому сонету,
Написанному в тягостном бреду.
Поверила в “литературу” эту
И сразу перестала верить в ту.
Но разве нам не кажется прекрасным
Все в мире лишь благодаря контрастам?
Ты это понимаешь и сама.
И так ли уж парадоксален довод,
Что грубость или глупость – только повод
Для проявленья такта и ума?
85
На вулкане был лежачий камень.
Он лежал. Но вот пришла Она.
Просверлила дырочку в вулкане —
Где же камень? – Он теперь – Луна.
Так и я заговорил стихами
От извергнувшегося огня.
Как Луна – почти не сплю ночами
И… совсем…” теряюсь “ – в свете дня.
Я “под Гейне” подгоняю строки,
Но под гений – строк не подогнать.
Я из сердца выжимаю соки —
Много ли осталось выжимать?
Выжмет все поэт – глядишь – и он
Выброшен, как выжатый лимон.
86
Я тебя не люблю – разве любят так долго,
Замирая от страха, томясь от тоски,
Без причин и без следствий, без прока и толка,
Вопреки всем словам, всем делам вопреки?
Разве голод любви сходен с голодом волка?
Разве слезы любви – так постыдно горьки?
Разве нежность любви сходна с нежностью шелка,
С той, что вихрем паденья не рвет на куски?
Я тебя не люблю – разве любят свой страх,
Боль души, горечь слез, стук в висках, дрожь в руках?
Разве может отчаянье быть торжеством?
Возвышая себя и себя унижая,
Я тебя не люблю – я тебя обожаю
Каждой клеточкой тела и всем существом.
87
Завидую, как все мы, тому, что не имею.
Завидую счастливцам, имеющим семью.
Завидую счастливцам, которые своею
Спокойно называют любимую свою.
Которым удается “собой” остаться с нею,
Беспечно доверяя ответному “люблю”
И на нее в невзгодах надеясь, как на фею,
У древних под бушпритом хранившую ладью.
Свобода – это сфера, где Верность – Божество,
А Красота – лишь средство познания Его…
Извечна эта тема: она всегда в работе
И все в ней современно, и все, как мир, старо:
Петрарка о Лауре, а Гете о Шарлотте,
А мистер Артур Миллер о Мэрилин Монро.
88
Я вспоминаю все без напряженья,
Не рыская ни в дебрях, ни в глуши:
Твой каждый шаг и все твои движенья
Оттиснуты на чистоте души.
Не серебром, не золотом тисненье,
Том не переплетен и не прошит,
И это не тисненье, а стесненье
Сведенной первой нежностью души.
Отчаянная судорога счастья —
Как в песне – побежать за поворот.
И гордость, не просящая участья,
И совесть, что покоя не дает.
Тяжелый стыд и страстная мольба,
И всюду, в каждой черточке – судьба.
89
Тихо облетая под дождем,
Золото сгибает ветки клена.
Золотая, как корона, крона
Делается легче с каждым днем.
Клену не остаться королем,
Не нарушить общего закона…
Золото валяется у трона,
Но никто не думает о нем.
Без короны – легче, но ведь это —
Все, что оставляет жизни лето:
Дорого, но удержать, увы,
Невозможно… Исключенья – редки.
Осень. Тяжесть золота листвы
Обнажает тоненькие ветки…
90
Сдавайся! Ты окружена!
Кольцо сонетов с бою,
Теряя в спешке ордена,
Сомкнулось за тобою!
Сдавайся! Ты побеждена!
Их – девяносто, ты – одна!
Приказ: любой ценою
Тебя взять в плен живою!
Ты говоришь: “ Не будь ослом:
Здесь побеждают не числом.”
Так это ж мне известно!
Здесь каждый – чудо красоты,
Ума и чувств… Куда же ты?…
Ну, знаешь, так – нечестно…
91
Чему обязан жизнью я?
Случайности рожденья.
Мой первый день – судьба моя.
Но мой последний день – я.
Над бездною небытия
Вся жизнь – как блеск мгновенья:
Мгновения наития,
Мгновенья вдохновенья.
И – как ты ни кончай нас,
Великая Случайность —
Любовь дается на века
К Единственной, к Любимой.
Любовь – как Жизнь, а Жизнь пока —
Процесс необратимый.
92
Ты занята делом. Я тоже – работой.
Потом ты – в театре. Я тоже – в кино.
Ты смотришь на сцену – как любят кого-то.
Я тоже – завистливо – на полотно.
Но вновь в зале свет, свет труда и заботы.
Ни мне, ни тебе – третьего не дано.
И мне ли сердиться, что любишь его ты:
Ведь в этом я тоже – с тобой заодно.
И не променяем мы радость труда
С тобой – ни на что, ни за что, никогда!
И я, не завидуя радостям прочим,
Забуду скорей то, что видел в кино,
И буду трудиться, как проклятый, но…
Но все-таки нам друг без друга не очень…
93
Скрепив любовь своею
Печатью на устах,
Я то сказать не смею,
О чем пишу в стихах.
Я пред тобой – немею,
И этот странный страх
Едва ли я рассею
Страницами в строках.
И ты – махнешь рукой:
Меня – сменит другой.
И скажет он на это,
Не пряча торжества:
“Безумие поэта —
Издержки мастерства.”
94
Меня ввела и “выведет” в расход
Моя манера счастья домогаться:
Я разорюсь, как нравственный банкрот,
Вложивший душу в пачку облигаций.
Переоценка и переучет…
Моим “бумагам” некуда деваться
От катастроф духовных девальваций…
Какой сонет мне счастье принесет?
Сонеты…Да…Вот так же – без помарки
“Не удался эксперимент” Петрарки…
Чего же я-то большего хочу?
Жизнь – это жизнь. Все остальное – блажь, но
Я все смеюсь, я все еще шучу…
Лишь иногда мне делается страшно…
95
Мне другую бы завлечь бы
Сотней собственных сонетов:
Ведь другие любят речи
Больше, чем самих поэтов.
Мне для них себя беречь бы,
Мне бы слушаться советов,
И – со мной искали б встречи,
И – глядишь – не без букетов.
Мне б заняться жизнью личной,
Бросив вызов безразличной,
Сразу, как тоска накатит…
Но гляжу на свет в окошке…
Хоть “скребут на сердце кошки” —
В сердце – “пороха не хватит”.
96
Есть женщины – добрее и нежней,
Есть девушки – красивей и моложе.
Но ни единой нет тебя нужней.
И ни единой нет тебя дороже.
На комплимент такое не похоже:
Все это и серьезней и важней,
Но все-таки, я повторю ясней:
Ты лучше всех, любимая, и все же
Есть женщины, а я – один, заметь.
Я вслед им не могу не посмотреть.
Спроси же: почему тебя любя,
Я не перестаю смотреть на женщин?
– Да потому, что больше или меньше,
Но все они похожи на тебя.
97
Я понял, почему мы не вдвоем:
Ты властно обрекла меня на муки,
Заботясь о талантике моем.
Какой ничтожный повод для разлуки!
Не так ли подают друг другу руки
И сразу разнимают их потом
Два спорщика, держа пари от скуки,
Настаивая каждый на своем?
Один из них (конечно, я) – дурак:
Не знал, с кем спорил, и попал впросак,
Не знал, с кем спорил, чьей руки коснулся.
Так учат плавать: вдруг сказав – “Пари!”
Ты отошла… Я проиграл пари
И только раз чуть-чуть не захлебнулся.
98
Ты привыкла писать наискось —
Очень кратко – по диагонали…
Для меня у тебя не нашлось
Лишних слов и найдется едва ли:
Если все слова лишними стали,
Не найдется ни слова, небось…
Только я, оттого что мы врозь,
Многословен и сентиментален.
Многословен взахлеб и навзрыд,
От своей немоты и обид
Музыкальным прикинувшись ловко.
Но стихи – это не просто так:
Музыка – бог любовных атак,
И стихи – тоже – ARTподготовка.
99
Я пробовал, мне не уйти:
Нельзя идти вперед спиною —
Я спотыкаюсь на пути,
И все смеются надо мною.
А мне – и глаз не отвести:
Я – как лунатик, я – Луною —
Повернут лучшей стороною
К ближайшему из всех светил.
К ближайшему… Да, если живы —
К тебе – глубин моих приливы,
И если, счастья ждать веля,
Ты светишь над моей пустыней
Прекрасной голубой святыней,
Совсем как над Луной – Земля.
100
ВОТ И СТО СОНЕТОВ. И по вертикали
О чень точно вышел этот акростих.
Т олку в них немного, только все ж едва ли
И нтересней было б обойтись без них.
С удорожно-страстных, (например, в начале),
Т ерпеливо-нежных, ласково-смешных,
О ткровенных в шутках, искренних в печали
С та стихотворений, кроме остальных.
О тчего ж смущает автора итог?
Н е букет сонетов – сто сонетов – стог!
Е сть над чем подумать, глядя на него…
Т олько нет желанья перечесть их снова:
О чень уж их много, а мораль – три слова —
В ОТ И СТО СОНЕТОВ. Только и всего.
Остальные
1
Мой труд бесплодный, бесполезный,
Бесславно кончен наконец:
Я строил мост к тебе над бездной,
Лежащей между двух сердец.
А ты спокойно наблюдала
С недостижимой высоты,
Твой хохот грохотом обвала
Похоронил мои мечты.
Внизу, как черепки кувшина,
Обломки долгого труда…
Но … близкой кажется вершина
Далекая, как никогда.
2
Какое счастье быть красивым!
Красивых любят, а за что?
Всем кажется, что как никто,
Красивый должен быть счастливым.
Красивому должно везти,
Ему должно все удаваться,
И все, что призвано цвести,
Должно красивым отдаваться.
Красивый создан для любви,
О красоте тоска и слезы.
И как горды собою розы,
И как невзрачны … соловьи.
Посвящение
Тебе, которую забыть
Нет ни желания, ни силы,
Тобой покинутый, унылый,
Решил я сказку посвятить.
Недолго ты со мной была
И терпелива и мила,
Но нежностью короткой ласки
Надолго в жизнь мою внесла
Глубокий смысл и прелесть сказки.