– Мы сейчас находимся примерно в пятнадцати километрах над уровнем моря.
"это как?" – Помножь высоту своего маяка на полторы сотни и добавь немножко сверху.
– Ого!
– Именно ого. Хотя это далеко не предел.
– С трудом верится в такое.
– Ничего, скоро придём, и сама увидишь.
Клаус и Ари шли длинным коридором гермогородка к главному ангарному блоку, разговаривая и вслух, и мысленно, вперемешку. Вернее, мысленные комментарии дополняли образами и ощущениями смысл проговариваемых реплик; чисто мысленные реплики подавала только Ари, да и то редко. А направление на ангары… что ж, ещё на Седом Взморье Клаус обещал показать ей родину, и теперь всерьёз взялся за исполнение этого обещания. Что радовало Ари, словно ребёнка.
Или лайта.
"А меня в её мире радовала возможность сбросить тяжесть шейда. И вообще: новый мир – это же целый новый мир!" – А почему мы не падаем?
– Комбинация техники и пси-способностей. Есть такая штука, редуктор кинестатики…
– А, помню. Наставница говорила, что эта область техники всё ещё активно развивается. -…так вот, он трансформирует кинетический импульс сенса подобно тому, как трансформатор электрического тока повышает напряжение за счёт силы или наоборот.
В ответ на новый вопросительный импульс Клаус представил действующую схему трансформатора и "забросил" её в сознание Ари. Схему он без долгих размышлений скопировал с той, которую ему демонстрировал вирт-учитель на уроке физики.
– В случае с этим гермогородком или объектами на нестабильных орбитах редуктор кинестатики применяется очень мощный, делающий силовую составляющую сенса намного больше… в ущерб точности, конечно. Если соорудить редуктор размером с небоскрёб, один-единственный человек сможет с его помощью сдвинуть даже гору. Вот только сдвинуть её ровно на пятьдесят метров не получится, скорее оператор отпихнёт её на два шага – или сразу на километр… если генератор сдюжит.
– Почему?
– Ну… представь, что ты рисуешь карандашом, укреплённым на очень длинной и гибкой палке. С редукторами кинестатики получается примерно так же. Когда число Бенна зашкаливает за сотню, только очень опытный оператор может снизить погрешность прямого воздействия до более-менее приемлемых величин.
– Насколько более и насколько менее?
– Откуда мне знать? – хмыкнул Клаус. – Я что, самолично передвигал горы?
– А всё-таки?
– А всё-таки объекты вроде гермогородка левитирует группа операторов. Человека три как минимум. И есть ещё кое-какие надёжные методы для сглаживания операторских погрешностей. Будь иначе, нас бы сейчас качало и дёргало, как при непрекращающемся землетрясении.
"ясно".
Когда они вошли в ангарный блок, Ари едва не разразилась градом вопросов о наполняющих его машинах – обтекаемых, изящно-стремительных даже в неподвижности… но моментально притихла, рассматривая вынырнувшего из-за угла подростка.
"это кто?// //кажется, Лим рассказывал мне о нём. Кто-то вроде гения, кличут Рваной Башней, а вот имени не помню// //гений, да? Ну, блокируется он не хуже тебя".
Незнакомый подросток усмехнулся – и сразу перестал казаться юным. Очень уж эта усмешка была специфической. Саркастичной – раз, умной – два, и совершенно недостаточно светлой для нормального лай-та – три.
– Для забывчивых напоминаю: меня зовут Юрген. И желательно – на "вы". Тебя, Клаус, я знаю неплохо, хотя исключительно заочно. А как зовут вас, ваше величество?
– Я не королева.
– Изгнание не отменяет ни обязанностей, ни прав, ни манер, – без следа ехидства сказал Юрген. – Так как ваше имя?
Помедлив, Ари ответила, неуловимо изменив осанку:
– Минариэ туал-Сехис хэ Вирриф. Мой отец, рождённый в мире Седого Взморья, был высочайшим князем Пятиградья, Пролива и Тёплых Островов.
Всё с той же серьёзностью, заставляющей искать подвох, Юрген поклонился. Ари прокомментировала мысленно:
"хорошая вариация придворного поклона, принятого у нас// //верю. Но чего он хочет?// //спроси".
– Ты искал нас специально?
– Да. Моё любопытство разевает свой голодный рот. Прошу вас, высочайшая, откройте способ, каким вы попали к нам.
"ответить?// //давай".
– Магическая имитация саркофага странников. Вам знакома иерархия Ключей?
– Конечно.
Прозвучало это самоуверенно до крайности, но Ари просто приняла ответ за константу, кивнула и обрисовала идею, которой воспользовался Рокас.
– Сложновато по исполнению, но изящно, – отметил Юрген, когда она закончила. – А главное, сработало. Благодарю.
– Не за что. То же самое можно было узнать и напрямую от Рокаса.
– Не совсем то же. Он-то не испытывал на себе собственную придумку.
– Скажи, – вмешался Клаус, – а зачем тебе это знать?
– Мне, видишь ли, – без раздумий откликнулся Юрген, – не дают покоя лавры Рышара. Я мечтаю превзойти его на почве открытия порталов.
– Каких таких порталов?
Мальчишка (на этот раз именно мальчишка, озорной и беспечный) хмыкнул.
– О, это сложный философский вопрос, – поднятый Юргеном палец уткнулся в зенит и описал там пару кругов. – Я склоняюсь к мысли, что при подборе программ параметров происходит не создание реальности, а просто устанавливается контакт с реальностью, где-то уже существующей. Да, Наставница придерживается иной точки зрения, но для ложащегося в саркофаг разница между созданием и перемещением несущественна. Это просто вопрос интерпретации. А факты можно повернуть и так, и этак. Гипотеза "движение, а не творение" хорошо объясняет, например, возможность встречи разных людей в одном и том же удалённом мире. С другой стороны, только гипотеза "творение, а не движение" объясняет, почему трансферт способен изменять уже устоявшиеся миры, учиняя всякие там анкаверы, повороты тока маны и коррекции структурности…
– А в итоге, – подытожил Клаус, – какой-нибудь умник посмотрит на известные факты под новым углом, и окажется, что ограниченно верны обе гипотезы, потому что истина сложнее и одновременно проще.
– Вот-вот. Соображаешь. Ладно, голубки, летите к своему солнцу. Удачи вам.
– И тебе удачи, – сказала Ари, улыбаясь. Клаус кивнул.
"забавный парнишка// //угу. Такой забавный, что читал нас обоих, как крупный шрифт, до донышка// //ну и что?// //пожалуй, ничего. Странно только, что моя суть не заставляет его отступать".
Ари повернулась к Клаусу лицом.
– Послушай, что такого в твоей сути, что ты стремишься себя принизить? Можно подумать, ты сам себя боишься.
– И боюсь, – сознался он. И добавил с запинкой:
– Меня хорошо научили, что бывает, когда даёшь себе волю… ну, я ведь уже рассказывал.
– Научили, – повторила Ари с нехорошим прищуром. По связи через тандем на фоне сияния, излучаемого её сенсом, поплыли клочковатые тени. И выпустил их на волю вовсе не Клаус. – Научили, значит… а ты разучись!
– Я пытаюсь. Уже давно. Носить в себе шейд – это, в конце концов, больно.
– Не пытайся. – Мягкая непреклонность, подобная неистощимому упорству океанского прибоя. – Просто делай.
"Угу. На словах-то всё и всегда выходит очень просто.
Впрочем… да, попробую-ка я одну штуку. Хуже уж точно не будет…" Пару минут спустя Клаус и Ари разместились в кабине двухместного самолёта – лёгкого, похожего на светло-синюю пластиковую игрушку. Нишу, где находился самолёт, от основной части ангара отделила герметичная дверь. Свистнул воздух, отсасываемый из ниши компрессорной системой гермогородка; ещё несколько секунд, и наружная створка шлюзовой ниши отошла, открывая путь в бело-голубую облачную пропасть.
"здесь высоко!// //не бойся. Ты не можешь упасть. Доверься мне. Чувствуешь?// //чувствую// //тогда – летим!" Выскользнув из ниши, самолёт немного повисел на месте – и, управляемый Клаусом, повалился в плавно углубляющееся пике. Углубляющееся. Углубляющееся. Углубляющееся…
– Ау-у-у-у! – на одном выдохе, со страхом, переходящим в восторг.
"да!// //ДА!!!" Подсвеченная заходящим солнцем облачная пена надвинулась с обманчивой плавностью, но очень быстро рванулась прямо в лицо. Свист рассекающих воздух плоскостей чуть изменился, вокруг резко потемнело – и снова посветлело. Самолёт пронизал небольшой разрыв в облаках так быстро, что Ари не успела даже ахнуть. Опять сгустилась вихрящаяся мгла… холод, подбирающийся со всех сторон…
Клаус сам себе напоминал жонглёра, в одно и то же время управляющегося с неустойчивой грудой предметов, сложенных на голове, подбрасывающего одной рукой три булавы, другой рукой бьющего в барабан – и к тому же ухитряющегося перебирать ногами в замысловатом танце вокруг этого самого барабана. Только вместо физической активности была активность ментальная. Частью сознания он цеплялся за редуктор кинестатики самолёта, управляя полётом. Другой частью он был связан с Ари, поддерживая тандем (и, в числе прочего, демонстрируя ей, как именно надо управлять самолётом). Ещё одна часть, не полностью входящая в сферу сознания, была сгустком шейда; но для блокировки этого сгустка требовались именно сознательные усилия, пусть и доведённые до автоматизма. Показания индикаторов на приборной панели, двоящаяся картина – вид из кабины собственными глазами и глазами Ари, запах пластика, пота и пыли, лёгкая вибрация, передающаяся телу через плотную обивку длинных анатомических кресел, водоворот чужих эмоций… всё круто перемешалось, всё слилось и наложилось одно на другое. И Клаус вполне сознательно углублял это смешение, ощущая себя то ли просыпающимся полубогом, то ли стремительно растущим пятном радужной плесени. …они вылетели из облаков быстрее иной пули. Из тверди неба – к тверди моря. Самолёт летел (а вернее, падал) вертикально вниз. Но очень быстро стало казаться, что он не падает, а неторопливо тонет в прозрачном, лишь малость красноватом, сиропе. Единственными намёками на скорость были свист ветра и ещё временами – лёгкие толчки при переходе от одного воздушного слоя к другому. Высотный холод отступил чуть медленнее, чем подкрался; поверхность моря из серого и шершавого листа, натянутого на огромный шар, стала именно поверхностью моря, покрытой нестерпимо медлительными волнами. Когда восприятие в очередной раз развернулось на 90 градусов и даже неопытной Ари стало очевидно, что они падают, Клаус аккуратно вывел самолёт из пике. В итоге их синяя куцекрылая машина помчалась метрах в двухстах над волнами на скорости около половины Маха. Для этой спортивной модели – почти предел.
В другой предел Клаус уткнулся внутри. И тогда, отбросив колебания, он полностью снял блокаду собственного шейда, одновременно так глубоко, как только мог, ныряя в сияющий поток ощущений и эмоций Ари.
"ну и как?// //!!!// //я рад, что тебе понравилось".
В следующий миг самолёт сбился с курса, нырнув чуть ниже. Клаус выправил полёт на одних рефлексах. И тут же, уже вполне сознательно, вычертил иглой покорного аппарата несколько крутых зигзагов и одну полную петлю.
"что случилось?// //я действительно рад! Я РАД!// //не понимаю".
Ответом был нечленораздельный вопль восторга и очередной зигзаг.
– Да что случилось-то?!
– Я вышел из тени! Понимаешь? Вышел! Всё! Я БОЛЬШЕ НЕ ШЕЙД!
– Ну и что?
Клаус лишь фыркнул, продолжая с упоением ухмыляться от уха до уха.
Действительно: ну и что? Пустячок, ага. Неужели для неё и в самом деле нет разницы, лайт я или шейд? Видимо, нет. Я ведь и сам в последнее время не особенно вспоминал о том, как страшно несчастен и как мне не терпится по этому поводу отведать зелья… незаметная такая, плавная перемена. Навык блокировки тоже поспособствовал тому, чтобы не помнить о собственном цвете. А теперь – встряска от полёта, воспринятые, как свои, эмоции Ари, и…
Выходит, я излечился. Наставница была права: шейд – это не навечно.
Ну что ж, правота – это её хобби и долг.
– Спасибо, – прошептал Клаус, не имея в виду никого конкретно. Ну, может, чуть-чуть Ари, за светлое холодноватое молчание с оттенком понимания/поддержки. – Спасибо!
По щекам текли слёзы возвращённой радости.