– Клин!
Утро четвёртых суток. Вольный охотник заснул всего два или два с половиной часа назад. Но тихий голос Стилета всё равно выдернул его из забытья. В секунду.
Тяжесть в затылке. Буравчики в висках… и особенно колючий – в правом…
– Что?
– Не знаю, что и думать, – сказал некромант ещё тише. – Но источник пересох.
– Что? – повторил Клин.
– Смерть порвала приговор и подписала помилование. Тьма больше не сочится из тела Иглы. Рискну предположить, что она скоро выйдет из транса.
– О! А эйлони знают?
– Да. И ещё одна новость. У нас пополнение. Видишь?
Клин моргнул.
– Вижу. Их уже четверо. Ночью подошли?
– Да. Ещё один из Линии Сехем-ру и достойная часть Линии Эссаш.
– Послушай, Стилет, ты можешь объяснить мне всю эту муть насчёт Линий?
– Объяснить – нет. Эйлони отмалчиваются на этот счёт, и всем остальным остаётся лишь строить догадки. Но самая приемлемая из теорий гласит, что все эйлони – своего рода одержимые.
– Это как?
– Не перебивай, – нахмурился некромант. – Всё это и так достаточно сложно. Говоря грубо, каждый эйлони пребывает в раздвоении. Часть находится в его собственном теле, а часть… ещё где-то. Но там, где бы это "где-то" ни располагалось, части могут соединяться друг с другом, а также возвращаться в те части, которые не покидают тел. И вернуться может больше частей. Как это выдерживают тела, остаётся загадкой. Ну да эйлони есть эйлони. Глупо требовать от них, чтобы они были похожи на людей. Но вот тебе ещё кусочек мозаики. Из шести ныне живущих грандмастеров магии трое являются эйлони. Имя первого – Олшис, второго – Сехем-ру, третьего – Эссаш.
– Ты хочешь сказать, что…
– Да, ученик. Да. На этой отмели собрались части всех Высших магов эйлони. То есть глаза и уши половины Высших нашего мира. Интересно, не правда ли?
Клин поёжился.
– А три других грандмастера? – спросил он, скорее стремясь отвлечься, чем на самом деле интересуясь ответом. То, с какими подробностями принялся отвечать Стилет, показывало, что не только Клин хотел бы избавиться от излишне назойливых мыслей.
– Ну, прежде всего – экари Альминар, Высший друид, пышно титулуемый Сердцем Лесов. Кстати, сами экари словом "друид" не пользуются, предпочитают собственный термин "типтах". Зелёная магия, если перевести дословно. Альминар самый старый, если не считать грандов эйлони, насчёт возраста которых, кроме самих эйлони, никто ничего определённого не знает; ему перевалило за половину тысячелетия.
– Ого.
– Да, немало пожил. И, весьма вероятно, переживёт нас с тобой. Есть мнение, что он поступил так же, как Орфус. Только Чёрный стал един со смертью, а Альминар – с лесами. Тоже своего рода бессмертие. Следующий после Альминара – саххарт Тиркотта Нархир Канки и как-то там дальше. Его полное титулование можно произнести на одном дыхании, но только если перед этим поглубже вдохнуть… и если лёгкие достаточно вместительны. По этой причине все знающие его люди, кроме прожжённых дипломатов, называют этого достойного мага просто Горным Мастером. Он, кстати, обладает редким сочетанием стихийного сродства: земля и огонь почти в равных долях. Ну а единственного Великого мага нашей расы ты и сам назовёшь.
– Лам? Лам Ветродуй с Наветренного архипелага?
– Точно. Но запомни ещё вот что…
Стилет слегка понизил голос, прежде чем продолжить.
– Есть где-то шесть или семь десятков магов, которым лишь чуть-чуть не хватает опыта и силы, чтобы войти в круг Великих. И около полусотни из них – люди.
– Ты недооцениваешь число стоящих на пороге.
Клин подскочил чуть ли не на локоть. "Вот так-то, – мелькнуло в его сознании. – Как говорится, кирдык подкрался незаметно… и заговорил Голосом одного из Великих эйлони!"
– Вашей официальной иерархии магов, – продолжал часть Сехем-ру, – придерживаются, кроме людей, только саххарты да тьефа. Собственно, именно у тьефа вы эту иерархию позаимствовали. С некоторыми малозначительными изменениями. Причём даже у вас, людей, есть специальности, практически стоящие вне иерархии. Алхимия, например… или та же артефакторика. А ещё вы подменяете понятия.
– Что вы имеете в виду? – подобрался Стилет.
– Вы говорите: Высший маг, вставший над официальной иерархией. А потом говорите о нём же: Великий маг, грандмастер. Но Высший и Великий – это совсем не одно и то же. Слово Великий характеризует силу мага, и только. Для нас, эйлони, человек Орфус взлетел до статуса Высшего мага, когда изобрёл трансформу в лича; осуществив эту трансформу, он стал просто Великим. Двигаясь по этому пути дальше, он вовлекал в погоню за чистой силой других некромантов. И становился всё больше и больше, пока мир не решил, что Орфуса в нём уже слишком много.
– По-вашему, Высший маг – это временное состояние?
– Да. И с магической мощью оно коррелирует редко. Ирония заключается в том, что наиболее могучим магам, вроде упомянутых вами Лама Ветродуя и Горного Мастера, редко требуется совершать невозможное… а менее могучим для таких свершений часто не хватает сил.
Стилет промолчал. Но Клин воспользовался правом неопытной молодости и спросил:
– А что вы скажете о себе? Об Олшисе, Эссаше, Сехем-ру?
– Мы не вписываемся в вашу иерархию, – был ответ. – Мы… иные. Не монады.
Эйлони умолк. Клин не знал, что такое "монада" – а Стилет, если и знал, по-прежнему хранил молчание, пока часть Сехем-ру не отошёл, присоединяясь к своим сородичам.
– Как думаешь, – обратился к нему Клин, – Игла скоро очнётся?
– Да. Я ведь уже говорил.
– Но насколько скоро? Долго ли нам ждать?
Некромант пожал плечами.
– Может быть, минуту, – сказал он. – Может, час. А может, придётся подождать до ночи.
– Это называется "скоро"?
– Транс продолжается четвёртые сутки, так что – да. Это скоро.
– Тогда разбуди меня, когда это "скоро" превратится в "сейчас".
…Стилету не пришлось будить Клина. Вольный охотник проснулся сам, от раздавшегося в нескольких шагах рычания.
Рычала не собака. Глядя на стоящих полукругом эйлони, рычала Игла.
– Эйрас!
Крик некроманта пропал втуне. Существо, вернувшееся в тело Иглы, не узнало этого имени.
Эйлони дружно отступили: шаг. Потом второй. Третий. И рычание стихло. Игла – вернее, существо в её теле – попыталось изменить позу, но лишь без большого толка завалилось набок. Замерло. Зашевелилось снова, странно извиваясь. Клину, который к тому времени уже стоял неподалёку и во все глаза смотрел на это жуткое подёргивание, привиделось, что на месте Эйрас ворочается что-то длинное, членистое и многолапое. Наваждение было настолько сильно, что вольного охотника замутило.
"../*.!"
Клин вздрогнул. Стилет прошипел нечто богохульно-неразборчивое. Они оба узнали эту мысленную волну: она принадлежала Игле. Но как же изменилось то, что пыталось достучаться до них, пользуясь этой волной! Какие-то перекрученные ошмётки мысли, шум и треск вместо ясного голоса… и холодная, как могила, досада, кое-как склеивающая сигнал воедино.
– Кажется, у неё пострадал разум, – прошептал Стилет.
– Неверно, – выдал кто-то из эйлони. Скорее всего, одна из частей Сехем-ру, та, что более прочих была склонна к общению с людьми. – Это итог изменений, не сходных с болезнью. Ваша спутница испытывает хилан. Удивительно.
– Что такое хилан?
– Нет соответствия. У людей так не бывает. Не бывало. Придётся позвать…
Игла снова зарычала. Оставив попытки встать, она взлетела, изгибаясь почти грациозно.
Взлетела?
"!/..!"
– Похоже, – заметил Стилет, – Эйрас возражает против вашего воссоединения с остальными частями Линии.
– Поздно, – сказал Голос Сехем-ру. – Мы уже здесь.
Взгляд Иглы, бесцельно и безостановочно блуждавший вокруг, случайно нашёл лицо Клина и остановился. Произошло что-то странное, не оставившее ясного следа в памяти. Следующее, что помнил вольный охотник из Дэргина Устэр Шимгере – он стоит около повозки, крышка экранирующего кофра у него в руках, а из кофра щёлкающей стремительной лентой вылетают, соединяясь, части драконьего костяка.
"ТЕПЕРЬ МОЖНО И ПОГОВОРИТЬ".
Клин выронил крышку, припал к земле, укрывая голову руками. Бесполезно: от грохочущего драконьего гласа продолжали вибрировать все до единой кости в слабом человеческом теле. Интонации Эйрас почти терялись в мысленном грохоте… почти.
Это всё-таки была она. Игла. Его учитель. Вот только…
– Говори, – откликнулся часть Линии Сехем-ру. Как ни странно, Голос эйлони не казался незначительным в сравнении с пронзительно громкой мыслеречью дракона.
"У ВЛАСТЕЙ АНТАРДА ЕСТЬ КАКИЕ-НИБУДЬ ПРЕТЕНЗИИ К НАМ ТРОИМ?"
– Нет.
"В ТАКОМ СЛУЧАЕ ОТ СВОЕГО ИМЕНИ, ОТ ИМЕНИ СТИЛЕТА И ОТ ИМЕНИ КЛИНА, МОЕГО УЧЕНИКА, ПРОШУ У ДОЗОРНЫХ ИЗ ДОСТОЙНЫХ ЛИНИЙ СВОБОДНОГО ПРОЕЗДА ПО ТЕРРИТОРИИ АНТАРДА".
– Мы удовлетворяем просьбу, но с двумя условиями.
"НАЗОВИТЕ ПЕРВОЕ".
– Эйрас сур Тральгим, иначе Игле, по окончании этого разговора возбраняется находиться на землях людей, имеющих договор о защите с расой эйлони, в настоящем облике.
"ПРИЧИНА?"
– Эйлони не смогут свести к минимуму возможный ущерб от ваших действий.
"ПОНЯТО И ПРИНЯТО. ВТОРОЕ УСЛОВИЕ?"
– Эйрас сур Тральгим, иначе Игле, запрещаются любые попытки проникнуть в общее внутреннее пространство эйлони – от настоящего момента и до гибели мира.
"НЕ МОГУ ИСКЛЮЧИТЬ ВОЗМОЖНОСТЬ НЕПРЕДНАМЕРЕННОГО ПРОНИКНОВЕНИЯ ИЛИ КОНТАКТА ИНОГО РОДА. ВЫ МОЖЕТЕ ПОЗАБОТИТЬСЯ О ПРЕДУПРЕДИТЕЛЬНЫХ СИГНАЛАХ И ПОГРАНИЧНЫХ ЗНАКАХ?"
– Да. Предупреждение будет иметь такой вид:…
На самой границе доступного для магических чувств Клин ощутил что-то вроде покалывания. Опущенный ментальный занавес, эхо окрика: "Ни шага дальше!".
"ПОНЯТО И ПРИНЯТО. ХОРОШЕГО БАЛАНСА, СТАРШИЕ".
– Короткого разбега и лёгкого взлёта, странница.
Ментальный грохот и тяжесть жутковатого присутствия сменился вполне обычным, доступным слуху стуком. Это кости дракона падали (а точнее, опускались) на дно кофра – одна за другой, в строгом порядке.
– Чтоб. Меня. Сожгло, – с расстановкой сказал Стилет.
Клин поднялся. Поглядел на груду костей в кофре, увенчанную шипастым черепом, перевёл взгляд на тело Эйрас. Словно ждавшая именно этого взгляда, Игла снова слабо завозилась, извиваясь недодавленным червём.
– Доброго пути вам, люди, – сказал часть Сехем-ру. Остальные части тем временем, за исключением части Олшис, уходили кто куда. Клин покачал головой: семь эйлони в одном месте! Поначалу он и не заметил, что их снова прибавилось, а ведь это, считай, огромная толпа! – Исполняйте законы Антарда, присматривайте за вашей спутницей. Всё будет хорошо. Тогда.
Договорив, часть Сехем-ру и часть Олшис тоже пошли прочь. Насколько понял Клин, обратно к границе Антарда, где эйлони держали свои дозоры.
"/*.,/.!"
Синхронно вздрогнув, некромант и вольный охотник посмотрели на шевелящуюся Эйрас, а потом друг на друга.
– Кажется, она хочет вернуться в повозку?
– Пожалуй, тебе кажется правильно, ученик. Помоги мне.
Совместными усилиями они подняли тело в насквозь промокшей одежде и положили выше границы песка, на заросший травой склон. Снова переглянулись. Клин пробормотал:
– У неё, по-моему, нет запасной одежды…
".*./!"
– …но ей на это наплевать. Может, завернуть в одеяло?
"!*/.!!"
– Оставить, как есть? Но… ну да, простуда по сравнению с былым потопом тьмы – это не угроза, а чих кошачий.
– Похоже, ты неплохо понимаешь её… м-м… послания, – заметил Стилет.
– Сам удивляюсь. Игла, ты за то, чтобы мы закинули тебя на телегу и ехали дальше?
".*!"
Предельно простой импульс понял и Стилет.
– Эйлони пожелали нам доброго пути, – напомнил он. – Исполним желание Старших…
"…пока не стряслось ещё что-нибудь".
Всё было бы намного проще, если бы я могла поступить в Слоистом Сне так, как перед тем поступила с драконьим костяком. То есть воссоздать там человеческое тело и, применяя известные мне способы манипуляции временем, провести обратную адаптацию.
Увы, из-за моей опрометчивости это стало невозможно. Теперь, перемещаясь в любой из неплотных слоёв, я оказывалась в искусственном теле нежити: форме, в наибольшей мере соответствующей изменившемуся содержанию. Сделать тут что-либо представлялось мне невозможным (а снова спрашивать совета у Джинни я не стала). Хотя мой поток по-прежнему нёс достаточно памяти о прежнем истоке, чтобы эту память можно было реанимировать, но память о существовании в теле дракона была гораздо ярче, а соответствующие круги сознания – активнее.
И они без труда навязывали мне новую форму вместо старой.
Максимумом, которого я смогла достичь в Слоистом Сне после глубокой медитации, оказалась условно человекообразная форма лича. Тот же голый костяк, до предела насыщенный магией тьмы, только прямоходящий и с почти человеческими, подходящими для использования орудий руками. Но после формы дракона лич казался мне явным шагом назад. Только и радости, что можно работать с глубочайшими силами тьмы и смерти напрямую, без вреда для актуальной оболочки. Но это я могла делать и в качестве костяного дракона, причём куда успешнее. А что до орудий… работу, выполняемую человеком при помощи набора инструментов в течение часа, дракон может повторить за пару минут при помощи простого сосредоточения воли. Вернее, совсем даже не простого, но не в том суть. Суть – в том, что нужды в паре умелых рук дракон фактически лишён.
Выводы из всего этого были предельно просты. Если я хочу вспомнить, что по рождению я не нежить, не дракон, а человек, придётся мне делать это в медленном плотном мире, вернувшись в один из двух живых истоков. Пусть человек слаб, уязвим, ограничен и смертен, но в том, чтобы быть живым, есть свои неоспоримые плюсы. Даже несовершенство бывает полезным: как дракон, я уже не хотела никуда двигаться и что-либо менять. Слишком хорошо – тоже плохо. А раз так, решила я, забуду о Слоистом Сне на пару месяцев.
Если бы я ещё знала, чем мне аукнется это решение…
"Вольный" город Дериг поразил Клина. Во-первых, редкостной пестротой: создавалось чёткое ощущение, что единой моды на одежду, обувь и головные уборы здесь просто не существует, но каждый стремится выделиться, напялив что-нибудь поярче. Даже почтенные матери семейств и респектабельные лавочники норовили украсить себя чем-нибудь пёстрым, пышным, желательно с кружевами. Богатые жители богатого края. И безопасного: второй причиной удивления стало полное отсутствие городской стены. Дачные дома и виллы просто стояли всё гуще, пока незаметно для глаза не превращались в обрамлённые зеленью садов городские особняки.
– Нечего дивиться, – проворчал Стилет. – Корпус дозорных, вот их стена. А эйлони – стража на этой стене.
– Но кто собирает здесь въездную пошлину?
– Никто. Раз ты приехал в "вольный" антардийский город, никуда не денешься: тебе придётся и зарабатывать, и тратить. Местным от этого прямая выгода. Кроме того, отсутствующая въездная пошлина, по-моему, просто встроена в цены на комнаты и прочее съёмное жильё.
Некоторое время Клин переваривал сказанное.
– Ты много путешествовал? – спросил он.
– Нет. Просто я намеревался перебраться в Антард и, как говорится, промерял глубину.
– А почему не перебрался?
– Тебе что, голову напекло? – воззрился Стилет.
– О! Извини, не подумал.
"Да, переезд в Душегубку – суровая альтернатива Антарду…"
Деригские особняки отличались точно такой же пестротой, как живущие в них люди. И разнообразием оттенков дело не ограничивалось. Фасады украшали всеми возможными способами: лепниной, узорным литьём и искусно отчеканенными вывесками, барельефами и горельефами, изразцами, памятными досками, высказываниями мудрецов и строками поэтов…
Ни одного невзрачного дома, ни одного унылого лица.
"Воздух тут заколдованный, что ли?" – подумал Клин, ощущая, как на лице помимо его желания обосновалась не то мечтательная, не то попросту глупая улыбка.
– Как считаешь, – спросил он, – здесь все кварталы такие нарядные или всё-таки трущобы тоже имеются?
– Лучше подумай о том, где достать денег, – посоветовал Стилет. – А не то вопросом о местных трущобах придётся задаться из чисто практических соображений. На предмет переселения туда, где подешевле.
Мысль о деньгах оказалась отличным лекарством. Клин вспомнил свои страдания над кошелём с золотом – и тихо вздохнул. Почти всё содержимое того кошеля осталось в Остре: Игла куда-то унесла его, а вернула (помимо двух фляг с зельями) лишь горстку "малых златых". Но теперь, после неизбежных последовавших трат, и от этой горстки почти ничего не осталось. Можно, конечно, снова явиться в банк, ведь на счету, номер и пароль которого Клин отлично помнил, лежало куда больше снятых полутора тысяч.
Ага, можно. Только чувствовать себя приживалом что-то не хочется.
…заработки вольного охотника многочисленны, но нерегулярны. Любое рискованное дело, от ловли живых зверей до истребления мелкой нечисти и от найма в вооружённую охрану до поиска сокровищ в старых захоронениях – вызов членам вольницы, не освоившим толком ни одного ремесла и не имеющим источников постоянного дохода. Однако же при этом имеющим право на ношение благородного оружия: мечей и длинных луков – и считающимся по своему социальному положению ровней мелким землевладельцам. Собственно, в вольные охотники идут чаще всего именно младшие сыновья мелкопоместного дворянства… а также опальные отпрыски дворянства высшего (такие, как Клин) и выслужившиеся солдаты. Особо отличившимся низкорождённым статус вольных охотников также может быть пожалован свыше, но отличиться надо именно "особо" – за мелкие услуги высшие дворяне и награждают мелко, либо деньгами, либо имуществом, либо связанным с владением имуществом правами, вроде временного освобождения от налогов.
Но всё это так, лирика. А вот как заработать на жизнь вольному охотнику, впервые в жизни оказавшемуся в Дериге? Ни знакомств, ни связей нет. Заложить тоже, по сути, нечего, да и глупо это – отдавать в заклад своё, кровное, не имея в запасе как минимум трёх способов быстро вернуть заклад. К тому же дело осложняется тем, что выбирать придётся только из разовых поручений, ведь вскоре предстоит продолжить путь… меж тем разовые поручения, которые можно поручить неизвестно кому, явившемуся боги знают откуда, встречаются не так часто, как кажется со стороны. Уж кто-кто, а Клин хлебнул тягот такого рода полной мерой: вовсе не от хорошей жизни сунулись они с Зубом (чтоб ему запаршиветь!) в старую крипту, где их ждало-дожидалось проклятие костной гнили… правда, если б не эта гниль, не состоялось бы знакомство с Иглой…
– Ладно, – сказал Стилет, не глядя на своего спутника. – Не ломай голову. Я сам займусь пополнением наших кошельков.
С опозданием Клин сообразил, что по сравнению с его долгом долг Стилета перед Эйрас подобен заснеженной вершине, стоящей рядом с некрупным холмом. Больше того: теперь, став учеником Иглы, Клин перевёл свои обязательства в иную плоскость; меж тем Стилет до сих пор толком не расплатился за освобождение из Душегубки и избавление от почти гарантированной казни за не совершённые им преступления.
– И что ты будешь делать?
– Как – что? Работать по основной специальности. Магия – товар ходовой, сам увидишь. Потому что тебя я возьму с собой… ученик. Ага, а вот здесь мы бросим якоря.
– Якоря?
– Не только для моряков, – пояснил Стилет, – но и для любого, сведущего в науке истолкования символов, якорь является знаком надежды. Так решётка означает неодолимую преграду, пирамида символизирует порядок, стрела – движение по прямой к одной цели, колесо – вечное возвращение, крест – встречу, а сцеплённые кольца – взаимную связь, от дипломатического союза до супружества. Кстати, на языке символов игла имеет значение, сходное с клином. Только там, где игла проходит сквозь пассивную материю почти свободно, не оставляя заметного следа, клин разрывает и разламывает препятствия. Итог движения иглы – объединение, итог работы клина – рознь… впрочем, и то, и другое бывает равно необходимо.
Ужасно хотелось попросить символически истолковать слово "стилет", но было заранее понятно, чем закончится такая просьба. Поэтому Клин спросил просто:
– К чему ты клонишь?
– Простоты ради ты можешь предположить, что я всё никак не могу наговориться после одиночного заключения. И заявленные темы не имеют для меня значения. Но если всерьёз надеешься стать хорошим магом, привыкай искать у каждого действия и каждого высказывания не менее трёх-четырёх причин. И столько же следствий. Быть может, по полёту птиц нельзя предсказывать смерть королей, но, пока не доказано обратное, стремиться к такой тонкости восприятия всё равно надо.
На этом повозка, вожжи которой держал Стилет, въехала на замощённый кирпичом просторный гостиничный двор через арку, на которой было написано "Тихая гавань", а чуть ниже и мельче – "4 стихии к вашим услугам".