Когда я "проснулась" в своей кровати на втором этаже "Гривы льва", едва занимался рассвет. Вообще говоря, никаких отличий от обычного пробуждения я не заметила. Если в отсутствие души моё тело действительно было скорее мертво, чем живо, это обстоятельство не помешало ему отлично отдохнуть. При этом возникал прелюбопытный вопрос: каким образом приключения отсутствующей души отражаются на оставленной ею плоти? Не выйдет ли однажды так, что я, до предела вымотавшись во "сне", обнаружу себя по пробуждении в состоянии тяжёлого утомления? Или того хлеще: не отразится ли нанесённая во "сне" рана на моём теле с буквальной, а возможно, и фатальной точностью?

В следующий раз спрошу у Эмо… если не забуду.

Хорошее самочувствие поутру подразумевает столь же хороший аппетит. И, увы, некоторую неосмотрительность. Я совершила серьёзную ошибку, отправившись завтракать в общий зал вместо того, чтобы заказать еду в номер, и за эту ошибку вскоре была наказана. Правда, позавтракать я всё-таки успела, но когда я уже готовилась встать из-за стола, услышала:

– Эйрас? Эйрас сур Тральгим! Какая встреча, клянусь лиловым посохом!

Вот тебе и инкогнито. Проникла в Остру под чужим именем, ага. Клуша криволапая!

Порыв обернуться на смутно знакомый голос я благополучно подавила. Кажется, мне даже удалось не вздрогнуть. Однако я остро ощутила отсутствие на моей шее ожерелья, помогающего держаться в роли магистра земли Илины. Похоже, что именно из-за отсутствия ожерелья меня узнали так быстро и так уверенно.

А коль скоро меня узнали по ауре, то…

– Ты чего, Игла, своих не узнаёшь? – раздалось уже гораздо ближе. Рядом со мной на скамью бесшумно-размашисто хлопнулся (да: именно хлопнулся с размаху, и именно бесшумно!) субъект, выглядящий донельзя нелепо для человека. Но для ринта, каковым сей разумный и являлся, он способен был послужить образцом хорошего вкуса и изящных манер. – Эй, хозяева! Кувшин молодого вина и два стакана! Да чтоб были чистые, как слеза младенца!

Я посмотрела ринту в лицо. Сосредоточилась на сплошной слепой белизне широко открытых глаз, творя заклинание магии духа без подготовки, на чистой концентрации.

– Меня зовут Илина, уважаемый. Сравнение с магистром Эйрас для меня лестно, однако до моей сестры мне далеко.

Ринт открыл рот, но не издал ни звука. Я мягко усилила нажим, чувствуя, как и моё горло перехватывает от напряжения.

– Вот оно что, – сказал он по-прежнему громко, но без своеобычной живой непосредственности. – Выходит, я первый раз в жизни обознался. Бывает же такое!

– Никто не безупречен, – заметила я вежливо. – Даже Видящие совершают ошибки.

Сообразив, что высказать претензии вслух не получится, он перешёл на мыслеречь:

"Эйрас! У тебя сроду не было никаких сестёр, ты же сама рассказывала!"

"Верно, Тигги, верно. Но человек вполне может не знать всего о родственниках, даже близких. Это раз. И не кажется ли тебе, что у меня есть свои причины находиться так далеко от Тральгима под чужой личиной?"

"Чужой личиной? Какой чужой личиной?"

"Под личиной Илины! Я понимаю, ты привык видеть сущность сквозь покровы, – но мог бы уже давно усвоить, что люди воспринимают реальность по-другому…"

– Прошу прощения, госпожа Илина, – сказал Тигги под нажимом заклинания. – Но вы с сестрой действительно очень похожи.

– Внутри – да, похожи, – сказала я с таким расчётом, чтобы слышал подходящий к нашему столу с заказом половой. – Но это как раз тот исключительный случай, когда людям легче разобраться, кто есть кто. Кстати, как мне вас звать?

– Тигги, госпожа магистр. Так, а кувшинчик мне, мне… м-м… – подвижный нос ринта задёргался, словно ощупывая воздух над кувшином. – Вроде недурное винцо, да, недурное. Вы позволите угостить вас?

– Нет, не позволю. Знаю я, как ваш народ относится к деньгам. Лучше поберегите их до более подходящего случая, Тигги.

– Но как же…

– А без оплаты вам не уйти. Рассказывайте, что там поделывает моя блудная сестрица. Как и где вы познакомились? Когда вы видели её в последний раз? А ты, милейший, ступай себе. Когда вино закончится, мы тебя позовём.

Половой поклонился и поспешил прочь. Я почти физически чуяла, как в его голове складывается очередная кухонная сплетня.

Хорошо бы эта сплетня не вышла за пределы кухни…

"Мне кажется, я понял", – подумал Тигги, окрашивая мысль тонами печали: "Ты начала свою Игру, да?"

– Можно и так сказать, – вздохнула я, снимая с него печать заклятия-"поводыря". – Не всё же учить правила, когда-то надо и ставки делать. Но с чего такая грусть?

– Когда Игру начинает отец многочисленного семейства, долго живший, много сделавший, поднявший детей до самостоятельности – это тоже грустно, но не настолько. А ты, как мне кажется, ещё совсем молода. У тебя даже детей нет. Или я снова не прав?

– Насчёт детей – прав… но Игра ведь не синоним смерти. Или у ринтов – синоним?

– Нет, конечно. Но Играющие чаще всего проигрывают, и тогда…

Тигги красноречиво умолк. Даже пёстрые тряпочки, во множестве украшавшие его одежду, словно дружно обвисли и выцвели.

Вот так. Казалось бы, много раз ходила мимо, уже затвердила назубок все повороты и число шагов от одного угла до другого, и вдруг – хлоп! – знакомый пейзаж меняется так, что в глазах двоится. Ринты-шутники, ринты-балагуры, которым, словно великовозрастным детям, люди привыкли прощать даже неуютные способности Истинного взгляда и Истинной речи за их неизменно лёгкий и компанейский нрав – эти самые ринты, оказывается, бывают и вот такими. Серьёзными. Мрачными! Грустными!!! Я даже не сразу осознала подлинные масштабы этого открытия. Ринты ведь и перед лицом неминуемой гибели ни о чём не грустят. Никогда. Это их качество даже вошло в поговорку: беззаботен, как ринт…

Но если спросить Тигги, что к чему, он наверняка будет удивлён. Конечно, смерть – это просто смерть, и бояться её глупо. А проигрыша в Игре?

По спине против воли скользнула струйка отрезвляющего холода.

Пожалуй, эту философию стоит взять на вооружение. Ну и что, если пугает? Зато без иллюзий яснее перспектива. В этом смысле Тигги не совсем прав. То, что я делаю – это ещё не Игра, а только репетиция её. Да и будет она, если вообще будет, не такой, как воображает простодушный ринт. Однако проиграть свою Игру можно многими способами, и смерть – близко не самый страшный из них. Меня теперь убить… сложно. Даже, пожалуй, очень сложно. А вот признание собственного поражения, даже если формально я останусь жива и здорова… превращение огня души в холодный пепел…

Струйка холода, лижущая спину, превратилась в небольшую реку. Чтобы погасить непрошеный озноб, я схватилась за кувшин, налила и поспешно выпила почти полный стакан. В голове приятно зашумело. Стало чуть легче.

– Выпьем, – сказал Тигги. – За встречи и расставания!

– За встречи и расставания. И за то, что в промежутках.

– Это как?

– Да так, как у поэта:

За то, что стоит пить,

Умереннее пей.

Тоску вином залить -

Для низменных людей.

Играть, любить и жить

С бокалом веселей!

Тигги покосился на меня странновато.

– Вот теперь, – сказал он, – и я вижу отличия. Эйрас не стала бы цитировать… такое.

– Много ты понимал в душе Эйрас! – хмыкнула я в ответ. – Некромант есть просто существо, чья магия питается тьмой во всех её проявлениях: смертью, страданием, отчаянием, страхом, яростью. Ну и что с того? Кто сказал, что некромант обязан ненавидеть радость и смех?

– Вообще-то сказано: "Приветствовать тьму должен всякий, кто идёт по тёмным путям".

– Апокриф! Орфус вполне мог и не говорить этого. А так называемые победители раззвонили про это "приветствие тьмы", чтобы иметь повод для травли. Ладно. Допустим даже, что это сказал Чёрный. Но с моей колокольни "приветствовать" и "радоваться" – понятия разные. В корне.

– И в диспуты Эйрас раньше не вступала…

– Какие там диспуты, Тигги! Что ты! Кто бы меня стал слушать? В Белом университете чёрное не в чести. И очень многое зависит от личности, изрекающей очередную банальность. Скажем, тот же проф Ретлиш может себе позволить иногда заметить: да, мол, некромантия – тоже полезная специальность, тёмная магия – орудие, конечно, грязное, но, увы и ах, порой такое нужное, такое нужное… А если бы точно то же самое сказала я, вчера ещё рядовой маг, это пошло бы уже по разряду пропаганды Тьмы. Причём Тьмы – именно и непременно с большой буквы.

Тигги не стал спорить (ещё бы он стал! против правды-то…). Он просто посмотрел на меня слепыми глазами, что-то там увидел, улыбнулся, разлил молодое вино по стаканам и сказал:

– Ну, выпьем ещё?

– За что?

– За смелость, спрямляющую пути.

– Выпьем, но не до дна.

– Это почему?

– Потому, что до дна пьют заливающие тоску, а не умножающие радость.

– Славно сказано! Я запомню.

– Можешь при случае и процитировать. "Как говаривала одна моя знакомая, урождённый некромант…" Представляешь, какой будет эффект?

– Да уж, да уж… – Тигги сделал пару глотков, покатал последний во рту, проглотил и сказал. – А ты злая. Вернее, недобрая.

– Почему?

– Не спускаешь другим их слабость.

– Спускала бы. Если бы они спускали мне мою силу.

– Ишь чего! Да когда же это слабые охотно смирялись с чужой силой? Это даже у нас, ринтов, не в чести, а уж у вас и подавно. Говорят, только асванну легко мирились с чужим превосходством. Ну и где они, те асванну? Вымерли!

– Упрощаешь.

– Ну да. И асванну ещё можно встретить на пыльных тропах этого мира, и на всякое правило найдётся исключение. Но по большому-то счёту возразить тебе нечего!

– А оно мне надо? Если я сильная?

– Нет.

– То-то…

Оказывается, я изрядно стосковалась по такому вот словесному фехтованию. Когда в стенах Белого университета я подтверждала третью ступень магистерства, мы частенько засиживались до утра, оттачивая аргументы о любые подвернувшиеся темы. Тигги о ту пору блистал, порой "меняя" свои позиции по пять-шесть раз за вечер. А я действительно редко вступала в дискуссии, больше слушала. И хотя мне нашлось бы, что сказать, молчала. Лишь временами, не выдержав, вставляла я пару фраз, не оставляющих камня на камне от построений оппонентов… и тоже, как Тигги, не щадя спорщиков с обеих сторон.

Из-за этого на меня довольно быстро перестали нападать. Картинка: здоровый облом лет тридцати в ранге полноправного мага, давно закончивший обучение и усердно работающий над подтверждением третьей ступени магистерства, словесно атакует девицу неполных двадцати лет, некроманта. (Это как отдельные осиные жала в… заднице: и что девица, и что моложе, и что равного с ним ранга, и что некромант). Облом мечет бисер аргументов, выкладывает кирпичи доводов, смазывает цементом авторитетов… а девица слушает.

Минуту слушает. Две. Пять минут. А когда облому надоедает разоряться, тыкает в его построения фразой-другой, и облом остаётся среди обломков.

Красота!

Однако, напомнила трезвомыслящая часть моего разума, ничего красивого не получится, если помимо Тигги меня узнает ещё кто-то из университетских знакомых. Хочешь, не хочешь, а надо возвращаться к образу Илины. Предупредив ринта, что скоро вернусь, я поднялась в свою комнату, надела (с превеликой неохотой) ожерелье, а после короткого раздумья и все остальные цацки "магистра Илины": браслеты-накопители, брошь, все четыре кольца. Хотя три из последних – те, что с "эгидой страха", "плетью боли" и "тисками бессилия" – можно было смело приравнять к боевым артефактам, ношение которых в черте города не вполне законно.

К демонам правила. Для Илины важнее готовность к драке. Играть, так играть!

То ли это решение было всплеском предвидения, то ли просто улыбкой удачи, но к моему возвращению в главный зал "Гривы" Тигги уже был не один. Рядом с первым кувшином на столе стояли ещё два, а на скамьях около стола сидели незнакомый брюнет лет под тридцать, лохматая огненно-рыжая девица примерно тех же лет (и тоже мне не знакомая), а сверх того – длинный, как обоз победоносной армии, тощий, как жердина в заборе бедняка, и лысый, как днище сковородки, муж раннепреклонного возраста. Этого последнего я преотлично помнила и сразу узнала.

Собственно, я даже поминала его в разговоре с Тигги. Ретлиш сур Брай-Элос, профессор Белого университета, заместитель декана по методической работе, магистр алхимии первой ступени, магистр огненной стихии второй ступени, магистр магии света второй ступени, почётный член, дипломированный титулоносец и т. д. и т. п.

Официального прозвища Ретлиш не имел. Самым популярным из его неофициальных прозвищ было Столпник. Звучит вроде нейтрально, однако дано оно было за реакцию наиболее мужественной части тела Столпника на более-менее привлекательных студенток.

Могу добавить, что Эйрас сур Тральгим он в своё время привлекательной не посчитал. За что я готова была простить Ретлишу… многое. Ибо также не считала его божьим даром для любой женщины и не хотела бы тратить силы ещё и на противостояние в сексуальной сфере.

– О, а вот и она! – хихикнула рыжая девица, хватая Столпника за рукав мантии.

– Вижу, – сказал он.

В то же мгновение ко мне метнулось его заклинание. Ничего опасного или хотя бы особенного, просто дурная шуточка в его обычном стиле. Помнится, он и в самую первую нашу встречу "осчастливил" меня тем же заклинанием, на несколько секунд делающим одежду почти совершенно прозрачной. В первый раз я закрылась небольшим облаком тьмы. Сейчас… что ж, сейчас я попросту поймала заклинание на "скользкий щит", созданный брошью по моему сигналу.

Вроде бы ничего особенного. Если забыть, что я успела заметить чужое заклинание и отдать талисману соответствующий приказ. А заклинание Столпник явно приготовил заранее, так что на всё про всё у меня была лишь доля секунды. Сомневаюсь, что на моём месте он смог бы отреагировать достаточно быстро. Я и от себя-то такой прыти не ожидала…

– Упс, – сказала рыжая. – Облом.

Ретлиш прищурился.

– Магистр… Илина?

– Она самая, – ответила я "ожерельевым" рыком, направляясь к компании решительным шагом. – А вы что за… овощ? Приятель Тигги, что ли?

– Можно и так сказать. Я – Ретлиш сур Брай-Элос, заместитель декана.

– Прекрасно. Если вы, заместитель декана, ещё раз попытаетесь достать меня заклятием, я тоже… попытаюсь. Моя позиция ясна?

– Абсолютно, – ответил Столпник, прищурившись ещё сильнее.

Я остановилась в двух шагах и упёрла кулак в бок – жест, для Эйрас не характерный.

– Тигги!

– Да?

– Ты наболтал им, что я – сестра Эйрас?

– Ну…

– Ну и поганец ты после этого. Понятно, почему меня так встречают. Большое тебе спасибо!

– А вы не дружите со своей сестрой? – поинтересовался молчавший прежде брюнет.

– Как я отношусь к своей сестре – это исключительно наше семейное дело, – рыкнула я на него. – Я, кстати, даже имени твоего ещё не знаю, да и подружку твою вижу в первый раз.

– Я не его подружка!

– А чья? Его? – я ткнула в Ретлиша пальцем и расхохоталась.

Девица покраснела. Столпник нахмурился.

– Похоже, дурное начало в вас так же сильно, как и в вашей сестре, – заметил он сухо. – Только направленность имеет иную.

– Что вы имеете в виду, заместитель?

– Я имею в виду отсутствие хороших манер, магистр стихии земли Илина. Какая там у вас, говорите, ступень?

– Ну, третья. И что с того? Моя младшая, вон, пока вторую подтвердила, чуть ли не дерьмо жрала. А по справедливости, если смотреть на талант и знания, ей можно давать первую.

– Полагаете, вам тоже причитается первая ступень?

– Не. У меня с теорией слабовато. На севере от мага совсем не теории требуются.

Похоже, такого ответа Ретлиш не ожидал. Чем я и воспользовалась.

– Ладно, – я цапнула с дальнего конца стола свой стакан с остатками вина и присела. – Полаялись, и будет. Давайте, что ли, за знакомство… только пусть сперва эти вот назовутся.

– Коршун, – сказал брюнет. – Целитель и маг земли.

– Коллега? Добро.

– Уголёк, – представилась рыжая. – Алхимик и магистр огня… почти.

– Почти – это как?

– Это значит, что я защищалась сегодня с полуночи и до рассвета. Только результата защиты пока не знаю.

– О! За продвижение тоже стоит выпить, – не удержавшись, я добавила добродушным рыком: – Не дрожи, горячая штучка. К младшим магистрам авторитетные члены вроде твоего замдекана обычно снисходительны.

– Знаю! – почти огрызнулась рыжая. Похоже, я всё равно активно ей не нравилась. Ну да ладно, не очень-то и хотелось.

– Кажется, вы пытаетесь намекнуть на нечто предосудительное? – поинтересовался Ретлиш заметно повышенным тоном.

– Я никогда ни на что не намекаю. Я просто говорю, что думаю, а выискивать в моих словах тайный смысл предоставляю другим.

Коршун покачал головой, Тигги улыбнулся. Уголёк и замдекана дружно нахмурились.

– Поскольку с намёками, нюансами и полутонами у вас, по собственному признанию, туго, я спрошу прямо, магистр, – сказал Ретлиш. Его магический потенциал пришёл в движение, готовясь принять форму заклинания. – Кажется, вы полагаете, что объективность комиссии, оценивающей ступень овладения силой и качество магистерской работы Уголька, находится в некоторой… зависимости от её… связи со мной?

– Откуда мне знать? – ответила я довольно равнодушно, пригубляя вино. – Я той работы в глаза не видала, да и в магии огня мало что понимаю. Просто вы ведёте себя так, словно зависимость есть. С чего бы, интересно?

Коршун поперхнулся. Рыжая открыла рот… закрыла. Снова открыла…

Вино в моём стакане мгновенно превратилось в уксус. Разумеется, не без помощи Ретлиша. Алхимиком он всё-таки был отличным, я вряд ли смогла бы парировать запущенную им трансмутацию. Да, в общем, и не пыталась. Я просто молча вылила трансмутированное вино на стол, одновременно налагая на него одну из форм Оживления.

Лужа уксуса превратилась в безмозглую желеобразную тварь, которая полилась-покатилась в сторону Столпника. Явно не для рукопожатия, разумеется. Столешница на пути твари темнела, словно по дереву провели раскалённым железом.

Ответное заклинание превратило желейную тварь в кусок грязно-зелёного льда.

Я щёлкнула пальцами, и лёд рассыпался горкой кристалликов, которые зашевелились, скрипя гранями, и шустро собрались в шарик со множеством иголок. Разумеется, шарик немедленно покатился к Ретлишу.

Замдекана снова воспользовался алхимическим преобразованием, добавив к нему каскад форм Подчинения. Игольчатый шарик истаял, а там и стремительно, за пару секунд, испарился, образовав плотный сгусток едкого тумана объёмом примерно с ведро. Под действием каскада Подчинения туман стремительно отрастил десятка два коротких щупалец и поплыл ко мне, угрожающе ими шевеля.

Дожидаться, пока эта гадость доберётся до меня, явно не стоило. Да и само противостояние мне надоело. Мой ответный удар заставил капли тумана слиться в одну большую каплю. Одним резким приказом, усиленным браслетами-накопителями, я вбила непокорную каплю в свой стакан, после чего медные края стакана, скрипнув, сложились в звездообразную фигуру с девятью лучами. Мгновенный выплеск силы сплавил края в монолит, поймав таким образом хищную каплю в ловушку без входов и выходов.

– Эй! – крикнула я, обернувшись в сторону кухни. – Дайте мне новый стакан!

– И кувшин того же урожая! – добавил Тигги.

– Неплохо, магистр, – процедил Ретлиш сквозь зубы. – Неплохо. Чувствуются и фантазия, и школа, и стиль. Но неужели вы думаете, что на этом всё закончится?

– А это уже от вас зависит, – ответила я. – Если вы по-прежнему полагаете себя оскорблённой стороной, развлечение можно продолжить.

Коршун приподнял правую бровь:

– Так для вас это было просто развлечением?

– А для вас – нет?

– Дело не в отношении зрителей, а в отношении участников.

– Что вы имеете в виду?

Коршун только головой покачал. Но я знала, о чём он промолчал.

Да и все остальные, не исключая Тигги, отлично это знали.

Пусть без формальностей, обычно сопутствующих таким состязаниям, но я только что провела с многоуважаемым Столпником магическую дуэль по форме "борьба за предмет". И в этой дуэли держалась с ним практически на равных… пока не поставила жирную точку, воспользовавшись превосходством в объёме доступной энергии. Если оглядываться на те самые формальности, мне можно (и нужно) было засчитать проигрыш: я ведь не переподчинила туман себе, как Ретлиш поступил с моим колючим шариком, а просто втиснула "живой" туман в подготовленную ловушку. Но дуэль-то у нас была без формальностей, вдобавок я объявила инцидент развлечением, так что…

Так что Столпник получил чувствительный щелчок по носу. Чего я, собственно говоря, и добивалась.

Месть сладка.