Мэй тихо рассмеялась, наблюдая за играющим Эндрю, и подивилась воображению мальчика. Какое-то время он прыгал, затем принялся за сооружение из подручных материалов домика для игрушечной лошадки. Три остальные лошадки стояли в разных местах ковра – им уже выпала своя доля приключений и разговоров друг с другом.

Он протянул руку за лошадкой каштанового цвета. Раскрашенные деревянные лошадки принадлежали брату Мэй, когда он был мальчиком. Недавно она вспомнила о них и подарила Эндрю.

– Теперь тебя мучает жажда, и тебе нужно выпить воды.

Поставив лошадку на свое колено, Мэй произнесла тонким голосом:

– О, я так хочу пить! Дай мне немного воды.

Эндрю побежал за лошадкой с белой звездой на лбу. Голосом, который должен был выражать отвагу, он произнес:

– Здесь вода, Мисти. Можешь попить.

Мэй изобразила звук, словно она пьет, и Эндрю хихикнул.

– О, Ураган, – произнесла Мэй. – Это так замечательно. Спасибо.

Просияв, он отправился за Клинком, серой лошадкой. Они находились в передней гостиной, предназначенной для приема официальных гостей. Эту комнату Эндрю предпочитал всем остальным, поскольку здесь был узорчатый ковер, больше подходивший для его воображаемого мира. Однако сейчас кто-то начал бить дверным кольцом у входа. Эндрю остановился. Когда дворецкий направился к дверям, Эндрю побежал за ним и спрятался за углом.

Мэй молча наблюдала за ним, удивляясь, почему он себя так повел. Гостем оказался джентльмен, с которым Мэй недавно познакомилась. Когда он вошел, Эндрю вытянул шею, чтобы из-за угла его разглядеть. Однако человек оставил свою карточку и поспешно вышел. Мальчик тут же перебежал к окну, чтобы посмотреть, как тот уходит.

– Эндрю, – мягко произнесла Мэй, – подойди сюда.

Он побрел через комнату на своих коротких ножках, чтобы встать перед ней, опустив голову вниз.

Мэй похлопала по сиденью рядом с собой:

– Сядь сюда.

Он уселся. Улыбнувшись, Мэй погладила его волосы:

– Ты кого-то ждешь?

– Я не хочу, чтобы приходил плохой человек, – сдавленным голосом произнес Эндрю.

Мэй чуть отстранилась, чтобы расслышать его лучше.

– Кто этот плохой человек?

– Это высокий человек, который приходил поговорить с мамой. Она не любит его. Она из-за него плачет.

Эндрю направил печальный взгляд на дверь. В эту минуту он выглядел очень маленьким и вместе с тем очень сердитым. У Мэй буквально перевернулось сердце.

– Я не хочу, чтобы он к нам приходил.

Нахмурившись, Мэй погладила его шелковые волосы. Она не сомневалась, что мужчиной, о котором говорил мальчик, был лорд Эйлсгарт. Триста всегда странно реагировала на этого человека, когда встречала его в обществе. Она как-то упомянула, что он заходил к ней. Это из-за него она плакала?

Леди Мэй почувствовала растущий интерес. Когда они посетили леди Виолу, она узнала в этом человеке того же, которого видела на балу в Линхоуп-Болле. Но знакома она с ним не была, а это было странно. У нее была прекрасная память на лица.

Леди Мэй поцеловала мальчика в макушку.

– А если я поговорю с твоей мамой об этом?

Он сжал ее руку крепче:

– Я хочу, чтобы она его прогнала. Чтобы она из-за него не плакала.

– Я знаю. – Она обняла малыша, но он тут же начал сопротивляться и высвободился. Ей стало горько, что у нее нет своего ребенка, чтобы его обнять.

Ее брак в этом отношении оказался неудачен. О замужестве леди Мэй вспоминала только с болью, а потому и сейчас постаралась изгнать из памяти прошлое.

Впрочем, то, что от такого брака, какой был у нее, не осталось детей, можно было даже назвать благословением.

– Хочешь еще поиграть? – спросила леди Мэй.

Эндрю отрицательно покачал головой, глядя на разбросанных по ковру лошадок. И вдруг он сделал жест, который объяснил леди Мэй все. Это было и в том, как он поджал губы, и в наклоне его головы. Словно пелена слетела с глаз леди Мэй.

– О Боже! – пробормотала она, откидываясь на сиденье. Она молча смотрела, как Эндрю собирает игрушки и бредет к двери.

Она должна немедленно разыскать Тристу. Та была в саду позади дома, наблюдая за посадкой декоративных кустов. Поскольку работа в шляпном магазине была в прошлом, Триста удовлетворяла свою потребность в творчестве в саду. Сейчас ее деятельность по преобразованию парка была в самом разгаре.

Когда Мэй пришла в сад и предложила Тристе пойти в дом выпить стаканчик лимонада, та согласилась.

– В самом деле, мне пора перевести дух, – сказала она, после чего стянула с рук рабочие перчатки, разгладила юбку и направилась в дом.

Бросив взгляд на изменившееся лицо тетки, она удивленно спросила:

– Что-то случилось?

– Пойдем в дом, – просто ответила Мэй. Больше она не произнесла ни звука, пока они не сели в семейной гостиной. На столике между ними стоял покрытый каплями кувшин с лимонадом. – Я хочу задать тебе деликатный вопрос, Триста. Возможно, я не права, подозревая тебя во лжи. И тем не менее... не думаю, что я не права.

Лицо Тристы стало непроницаемым. Мэй пришло в голову, что обе дочери Вулрича похожи на своего отца. Но если Мишель повторяет его и в поведении, то Триста была полной загадкой. По всей видимости, характер Триста унаследовала от матери, о которой Мэй не знала ничего, кроме того, что было написано в дневниках Вулрича. Судя по этим записям, Джуди Нэш была упрямой, гордой, вежливой, веселой, но очень скрытной. Все эти качества в точности повторились и у ее дочери.

Мэй нерешительно вздохнула, раздумывая, не испортит ли их отношения то, что она собирается сказать.

– Является ли лорд Эйлсгарт отцом Эндрю?

Триста от изумления разинула рот, но тотчас же отвела глаза в сторону.

– Не бойся и расскажи мне правду. Я тебя не выдам.

Триста ответила не сразу.

– Как вы узнали?

– Когда я думала о лорде Эйлсгарте, я как раз смотрела на твоего сына и тут поняла свою глупость, поскольку он точная копия этого человека. Когда я в первый раз увидела Эйлсгарта, я подумала, что где-то его видела. Теперь я понимаю, что именно из-за сходства с Эндрю он показался мне знакомым.

Триста нервно сжала руки, тревога охватила ее.

– Бог мой, неужели это бросается в глаза? Я думала, только я вижу, как они похожи. – Она в отчаянии осмотрела комнату, словно разыскивая кого-нибудь, кто бы пришел ей на помощь. – Мне страшно, тетя. Что, если Роман обнаружит...

– Он не знает, – констатировала Мэй.

Триста отрицательно покачала головой:

– Все это очень сложно, тетя Мэй. Но я никогда не говорила Роману, что Эндрю – его сын.

– Конечно, я не знаю, что у вас было в прошлом, – осторожно начала Мэй, – но мне кажется, что лорд Эйлсгарт более чем... интересуется тобой. Как я догадываюсь, у вас были близкие отношения, раз он тебя преследует.

– Он хочет возобновить наши отношения, но я отвергла его. – Видя сомнение на лице тети, она объяснила: – Да, он кажется культурным человеком и внешне привлекателен. Но он лгал мне, предал меня. Он обещал жениться. Он меня соблазнил, воспользовавшись моими к нему чувствами. Но женился на богатой наследнице.

Мэй спокойно посмотрела на Тристу:

– Но это бывает часто...

– Потом он предложил – нет, умолял меня стать его любовницей.

Мэй вздохнула и на пару секунд отвлеклась, чтобы разгладить свои юбки.

– Из дневников Були я знаю, что он предлагал то же твоей матери, и я могу понять, что ты, как и она, отнеслась к этому без восторга. Но, дорогая, это предложение совсем не предательство.

– А как же Эндрю? Теперь на нем лежит печать незаконнорожденного. Я сама ходила с этим клеймом и знаю, что это такое.

– Но никто ничего тебе по этому поводу не говорил.

– Открыто не говорил, но я помню все эти взгляды и намеки.

– Да, но поначалу каждый человек вызывает любопытство и пересуды. Мы обе знаем, что это так. Всегда найдутся недоумки, которые ищут в других одни только недостатки, чтобы возвысить себя в собственных глазах.

– Вот с ними я и столкнулась. Меня приняли в общество только благодаря вашему влиянию. Но если мы с Эндрю наскучим вам и вашим родственникам, у мальчика будут проблемы.

Мэй протянула руку, чтобы успокоить Тристу.

– Да, я вижу, выбор у вас с ним небольшой. Но как быть с отцом Эндрю? Этот человек должен знать, что у него есть сын.

– О, прошу вас, не говорите так. Это и без того постоянно у меня в голове.

– Но тогда...

– Могу ли я ему доверять? Он делает то, что желает, не задумываясь о последствиях. Он не сдерживает себя и не думает о людях, которым наносит вред.

В глазах Мэй мелькнуло недоверие.

– Я не заметила у него признаков плохого характера. Может быть, Триста, ты судишь о нем по прошлому? Ваша связь была долгой и глубокой, и, возможно, потому ты не можешь полностью... быть объективной, моя дорогая.

– Я знаю его лучше, чем кто-либо другой на всей земле, – ответила Триста и замолчала, подбирая слова. Как бы получше описать характер Романа? Труднее всего было определить, с чего следовало начать. Были в нем и черты, которые ее восхищали, но в целом это был опасный для нее человек. – Он избалован, невыдержан... Часто поступает необдуманно. – Потом она тихо добавила: – От него Эндрю может быть только вред.

– Эндрю? Или тебе? – Мэй сделала жест рукой, словно отмахиваясь от своего вопроса. – В прошлом он нанес тебе большой удар, но ты ошибаешься, если думаешь, что всегда сможешь быть самодостаточной. Я вижу, что ты очень независима, Триста. Это не недостаток, но не всегда самое лучшее – отталкивать всех подряд. Некоторые люди просто не в состоянии оставаться в одиночестве. Думаю, твоя мать как-то могла с этим справляться, но посмотри на себя... ты же мучаешься.

Триста опустила голову:

– Моя мама часто говорила то же самое. Вы ее знали?

– Нет, дорогая, мы никогда не встречались. Но тебе следует хорошенько подумать над своим будущим. Ты так и собираешься жить одна? О, Триста, поверь мне, я знаю, что говорю, – не надо давать прошлому определять твои поступки. Я почти настроила Мишель против Эйдриана, потому что в моем собственном прошлом произошло много неприятного... Впрочем, это сейчас не важно. Но в свое время это было для меня уроком. Я поняла, что надо видеть вещи такими, какие они есть на самом деле.

Триста откинулась на сиденье, от чего оно жалобно скрипнуло.

– Ты думаешь, что ему нужно сказать?

Мэй ничего не ответила, но Триста прекрасно ее поняла. Она отвернулась, не в силах выдержать терпеливый взгляд тетки.

– Этот вопрос преследовал меня днем и ночью. Но, тетя Мэй, он такой непостоянный, и я не знаю, каким он будет в следующую минуту. Он то внимателен, то вдруг становится сердитым...

– А мужчины всегда сердятся, когда идет не так, как они хотят. Не в их природе терпеть разочарования. Они люди действия и всегда борются за то, что считают принадлежащим им.

– Я не принадлежу ему, и этот выбор он сделал сам много лет назад. Но вы правы в том, как его описываете. Он никогда не смиряется с тем, что происходит вопреки его воле.

– Он сильный, влиятельный человек. Это тебя пугает.

Вздохнув, Триста с горечью сказала:

– Я предпочла бы, чтобы наши пути больше никогда не пересекались. – Она взяла Мэй за руку и повернулась к ней лицом. – Обещаю, я подумаю об этом. Но я должна учитывать интересы своего сына.

Видя доброжелательный взглядледи Мэй, она словно прочитала мысли тети. Не только ее сына. Но и сына Романа.

Во вторник дороги Романа и Тристы снова пересеклись. Триста совершала конную прогулку по Роттен-Роу с леди Мэй и сестрой по отцу Мишель Коури. Муж Мишель, довольно известный майор Коури, умело правил лошадью рядом с супругой.

Нарядная и модно одетая Триста держалась в седле так естественно, будто занималась верховой ездой с детства. Из шляпы торчало три пера, а талия была так узко обтянута искусно сшитым жакетом, что у Романа прямо руки зачесались – так ему хотелось обнять ее.

Но Триста даже не посмотрела в его сторону. В следующий понедельник он проехал мимо нее и Мишель, когда провожал в магазин Грейс. Завидев Тристу, Грейс недовольно фыркнула.

Обе пары остановились и поздоровались – сдержанно, но любезно. На Тристе было простое пурпурное платье. По ее уличным нарядам нельзя было сказать, что она леди, хотя для простолюдинки она всегда выглядела очень эффектно, а ее волосы, собранные в узел, ярко сияли при свете дня. Нервно сжимая руки, Триста попросила извинения у Грейс за то, что не узнала ее на чаепитии у леди Виолы.

– Ты так изменилась, – сказала она. – С трудом могу поверить, что это ты.

– Я стала выше, – безразлично, даже почти враждебно произнесла Грейс. Держась за локоть Романа, она с силой сжала его мышцы пальцами.

Триста улыбнулась:

– Не только это. Ты похорошела, Грейс.

Но комплимент не тронул ее. В Уайтторне Триста часто жаловалась, что Грейс ею всегда недовольна. И ее отношение явно не изменилось.

Прошло еще две недели. Танцуя котильон, Роман снова увидел Тристу. Она поспешно отвернулась, и это задело его самолюбие. Роман с трудом подавил гнев. Он вспомнил, как бросил в воду ее карточку с расписанием танцев, и подумал – не стоит ли сделать что-либо подобное еще раз? Впрочем, такими выходками он только унизит себя.

Было ясно, что она не желает с ним говорить.

Это просто удручало.

Что бы он ни делал, положение переменить не удавалось. Он только отпугивал ее еще больше, постоянно следуя за ней по пятам. Увы, держа человека в страхе, заслужить его любовь невозможно.

Роман танцевал с Грейс, которая неотвязно следовала за ним, а потом отвез ее домой, когда она стала нервничать. Было похоже, что она заметила Тристу.

На следующий день он отправился посетить Аннабеллу, думая, что ему сейчас нужна женщина. Аннабелла в прошлом всегда была отличным лечебным средством. Однако, приехав к ней, Роман вдруг обнаружил, что проводить Аннабеллу в ее спальню он так же мало желает, как учиться вышивке. Поспешно распрощавшись, Роман удалился, довольный, что Аннабелла восприняла его бегство легко.

Вечером того же дня он увидел Тристу в театре и решил, что определенно должен выбросить эту женщину из головы. Но в следующую среду пришло письмо, которое перевернуло буквально все. Роман доверял человеку, приславшему письмо, но новость оказалась столь важной, что он решил проверить сообщение лично. В ту же среду Роман уехал в Гемпшир.

Только в субботу он смог лично переговорить с нужным ему человеком, мистером Корди. Это был мужчина средних лет, очень худой, с тонкими светло-каштановыми волосами и резкими, энергичными, как у хорька, движениями. Он был очень любезен и полон желания помочь. Вопрос Романа, похоже, его заинтересовал, и он немедленно начал стаскивать одну за другой книги с полок, постоянно поправляя очки, поскольку они все время норовили сползти с его короткого носа.

– Вот это, – объявил он, наконец найдя нужный том и раскрыв на требуемой странице. Потом он показал запись Роману. В книге были записи о бракосочетаниях начиная с осени запрошенного Романом года. В каждой записи аккуратно перечислялись все детали – дата, время, имена свидетелей и так далее. Роман внимательно просмотрел книгу страница за страницей, до самого конца.

Никаких упоминаний о Тристс Нэш и капитане Эндрю Фэрхевене.

Роман откинулся на стул, задумчиво потирая нос указательным и большим пальцами.

Мистер Корди проявил участие:

– Но заметьте, милорд, все это было до того, как я начал здесь работать. Я только недавно приехал из Нортумбрии. Не мог переносить тамошних зим. Ужасные морозы.

Роман был разочарован. Он нанял детектива, и тот раскопал, что Триста жила со своей кузиной Люси и ее мужем Дэвидом в деревеньке Кеннет в Гемпшире, после того как покинула Уайтторн, но каких-либо подробностей детективу обнаружить не удалось.

Это было странно, и Роману захотелось узнать все о любовной истории и браке Тристы с капитаном Фэрхевеном. Как они встретились и где? Почему у нее так дрожали колени на чаепитии у леди Виолы? Ее увертки заставляли подозревать, что дело тут нечисто. Что такого он спросил, что заставило ее нервничать? Должно быть, здесь...

Человек, к которому он обратился, имел доступ к записям о браке в любой деревушке между Кентом и Гемпширом. Может, Триста оформляла брак в каком-то другом месте – таком, о котором он не знает и даже не может догадаться? Всю Англию прочесать в поисках капитана Фэрхевена Роман был не в состоянии.

Она вышла замуж вскоре после того, как покинула Уайтторн. Он мог представить, какой она была после их расставания – взъерошенной, ранимой. Они наговорили друг другу много ужасных вещей.

Она ненавидела его, обвиняла в том, что он сделал ее шлюхой... Он до сих пор с болью вспоминает ее слезы и ярость, ее непримиримость и враждебность. И он тогда наговорил много такого, чего на самом деле не думал.

– Даже если меня подводит память, я доверяю этим книгам. Я веду их очень пунктуально, как это делал мой предшественник. Он был хорошим работником, очень аккуратным.

– Он сейчас на пенсии?

– Он скончался. Сердечная болезнь. Но я знаю, что миссис Фэрхевен действительно проживала здесь со своей кузиной, после того как овдовела. Я отчетливо помню ее траурный наряд во время осеннего фестиваля, который мы проводим каждый год на празднике всех святых. Жена приходского священника упомянула в дневнике, что даже этот скромный наряд очень хорошо смотрелся на танцах.

Он передал Роману пухлый том. Это был дневник.

– Не стесняйтесь, читайте. Здесь нет ничего личного – просто рассказы о деревне, о людях, о церкви и о том, что здесь происходило. Больше похоже на летопись событий.

– Вы читали это?

– С большим удовольствием. Когда я приехал сюда, этот дневник оказал мне неоценимую помощь в том, чтобы познакомиться с людьми и здешними обычаями. Я прочитал все очень внимательно. Именно на танцах местные жители имели возможность поближе познакомиться с миссис Фэрхевен. Как вы понимаете, соседи проявили к ней интерес. В небольших деревушках с особым любопытством относятся к приезжим. Я уверен, что в Кенте те же порядки.

– Да, в самом деле. И это было в ноябре.

Они расстались в начале августа. На повышенных тонах, очень злые друг на друга. Он сейчас чувствовал вину за свои слова.

– Да. Конечно, никто не спрашивал миссис Фэрхевен о ее умершем муже. Мисс Люси попросила нас об этом, для ее несчастной кузины это было так свежо и горько. А потом моя жена сказала, что мы должны помочь ей как можем. Конечно, Нетти Уэлпул слышала сплетни, в том числе и о ребенке, но никто не мог сказать ничего определенного о миссис Фэрхевен. Мы все просто хотели помочь ей и ее мальчику.

Роман нахмурился:

– Мальчику?

Разыскивая мифического капитана Фэрхевена, он как-то совсем забыл о ребенке. Возможно, этот вопрос был для него чересчур болезненным. Триста любила другого мужчину, имела от него ребенка. Наверное, ей теперь тяжело смотреть ему в лицо, которое напоминает ей о муже, а вырастая, мальчик все больше будет походить на капитана Фэрхевена.

Только сейчас он подумал о мальчике. И что-то шевельнулось в нем, какое-то смутное подозрение.

– Когда она овдовела?

– Этого никто не знает. Я говорил вам, здесь не задавали вопросов о капитане, и это было правильно. Она ведь понесла такую тяжелую утрату.

Да. Он уже заметил, какую боль вызывают у нее расспросы. Мистер Кодри продолжал:

– Но брак не мог быть очень долгим. – Он направился к своему столу, чтобы вытащить еще одну книгу. Полистав страницы, он показал Роману запись о рождении Эндрю Мишеля Фэрхевена.

– Ее сын родился двадцать девятого марта следующего года, всего через пять месяцев после того, как Триста сюда приехала.

Март.

Его сердце забилось сильнее.

– Какого года? – переспросил Роман. Внимательно прочитав аккуратную строчку с датой рождения, он перечитал ее еще и еще раз.

Он не верил своим глазам. Этого не могло быть. Он никак не мог сформулировать, что именно было странным, поскольку, казалось, у него кровь застыла в жилах.

Он остолбенел, затаив дыхание, широко раскрытыми глазами глядя в книгу, размышляя и сомневаясь. Наконец его тело расслабилось, и он с силой вдохнул в легкие воздух. Сердце бешено билось, а пульс стучал в ушах, буквально оглушая.

Теперь ему было все ясно. Почему же он не догадался об этом раньше?

Март. Март.

– Милорд? – поинтересовался мистер Корди. Он с участием наклонился вперед: – Лорд Эйлсгарт? С вами все в порядке?

– Когда приезжают ваши гости? – спросил Роберт. Леди Мэй подставила ему лицо для поцелуя. Оно было грустным.

– Довольно скоро, – пробормотала она. – Мне нужно одеться, но не хочется двигаться с места.

Они были в маленькой комнатке Мэй, где лежали, предаваясь утренней неге. Раньше Роберт исчезал с наступлением ночи. Но теперь он стал протестовать, заявив, что они проводят вместе слишком мало времени и он устал вылезать из дома через окно.

Он проворчал:

– Я уже имел достаточно таких приключений в молодости. Я слишком стар для всего этого.

Роберт был серьезно расстроен. Мэй заподозрила это по двум признакам. Во-первых, он упомянул свой возраст, что раньше делал только один раз. А пятьдесят четыре года – это еще не возраст для жалоб. Во-вторых, он вспомнил прошлое. Это он тоже делал редко. Поэтому его жалобы убедили Мэй, и она согласилась провести с ним такое расслабленное утро.

Она знала, что он любит эти полные неги, бесконечно тянущиеся часы в ее обществе. Она сама любила тишину, уют и интимную атмосферу. Приятно было и его присутствие. Даже сознание того, что он рядом, создавало у нее чувство комфорта.

Они выпили кофе, а потом распределили между собой газеты. Все это Мэй взяла у удивленной служанки, встретив ее у входа час назад и отправив в неожиданный выходной.

Допив чашку кофе, Мэй вернулась к чтению газеты.

– Это была замечательная мысль. Нам следует это делать чаще.

Роберт посмотрел на нее поверх очков:

– Мы бы делали это достаточно часто, если бы ты не разрешила этому идиоту уговорить себя переклеить обои.

Мэй перевернула страницу.

– От дыма старые обои испортились и начали пахнуть.

– Да, в комнате с камином. Но как насчет остального дома? Его нужно переделывать?

Мэй обидчиво пожала плечом:

– Ну нельзя же переклеивать обои только в одной комнате. Когда затевается ремонт, его обычно делают во всем доме.

– Не думая о потерях. Я говорю не о затратах, ты расходуешь свои деньги. Я имею в виду, что это займет слишком много времени, – произнес Роберт, с шумом перелистнув газету, выплескивая досаду. – Я слишком...

– Если ты собираешься сказать «стар», то, Роберт, прошу тебя этого не делать. Ты молод, полон жизни и красив. Я всегда удивляюсь, что ты можешь взбираться на такую большую высоту, чтобы меня повидать. Но это неудобство не будет длиться вечно. А теперь помолчи. Я хочу дочитать до конца эту совершенно уничтожающую статью Лоурснса Флэтбаша.

– От этого человека надо держаться подальше. – Роберт замолчал, чтобы прочитать подпись к политической карикатуре. Рассмеявшись, он перевернул страницу. – Он любит показать свою власть, не думая о морали. Ему нужна сенсация. Это привлекает читателей, но почему он ведет себя так, словно он судья? Это просто смешно.

– Я удивлена, что ты это говоришь. Он герой. Он подкрепляет свои обвинения фактами, и они настолько достоверны, что их можно предъявить суду. – Мэй отложила в сторону статью и поднялась. – На прошлой неделе один человек из казначейства был обвинен в тех преступлениях, которые раскрыл Флэтбаш в серии статей о фальшивых обязательствах. Благодаря Лоуренсу Флэтбашу многие спасли свои сбережения.

Роберт посмотрел на нее поверх газеты:

– Но об этом писал не только блистательный Флэтбаш. Разве тебе не ясно, Мэй, что он просто получил материалы расследования, первый их опубликовал и вся слава досталась ему?

– Знаешь, – со вздохом произнесла Мэй, – иногда я думаю, что ты интересуешься моим мнением только для того, чтобы возразить. Ты слишком любишь спорить.

– «Нет» по поводу твоего первого замечания и «да» по поводу второго. – Поднявшись, Роберт торопливо ее поцеловал и начал одеваться.

Мэй накинула на себя простое дневное платье и подобрала волосы. Роберт должен был уйти, да так, чтобы не заметили слуги.

Убедившись, что путь свободен, Мэй проводила его вниз по лестнице.

– Мы стоим перед выбором, – произнесла она, задержавшись в коридоре. – Через подвал не пройти, поскольку выход видно с улицы. Днем это большой риск. Задним выходом тоже нельзя пользоваться – там постоянно крутятся слуги.

– Можно воспользоваться садом, – ответил Роберт, направляясь к библиотеке. Они тихо проскользнули внутрь. – Я пройду через эту дверь на террасу и перелезу через ограду. – Он нахмурился, вспомнив свой возраст, но не стал об этом говорить вслух. – Я уже исследовал эту возможность, хотя никогда ею не пользовался. Не хотел оставлять дверь после себя незапертой. Ну, а теперь попрощаемся как следует.

Мэй ожидала, что будет достаточно только быстрого объятия, но Роберт обнял ее с такой теплотой и любовью, что она прильнула к нему и положила голову на его плечо. Закрыв глаза, она наслаждалась его мужским запахом и чувством безопасности на его мускулистой груди.

– Возможно, – пробормотала она, – мне следует отменить ремонт. Второй этаж делать вовсе не обязательно. Все это отнимет слишком много времени.

Рассмеявшись, Роберт пригладил волосы.

– Делай так, как хочешь. Это временное неудобство...

Мэй улыбнулась, ожидая продолжения, но он не закончил.

– О! – произнес какой-то голос. Обернувшись, Мэй увидела Тристу, с изумлением смотревшую на нее.

Мэй поспешно сделала шаг назад.

– Я только искала Эндрю, – смущенно проговорила Триста. – Мы должны отправиться в парк. – Она застыла в дверном проеме, не решаясь войти и не отрывая глаз от Роберта.

Наконец Мэй справилась с собой и начала объяснять.

– О, Триста, это мистер Карсонс. – В ее голосе слышалось волнение. – Он владеет конюшнями на Хановер-сквер. Знаешь, это рядом с Сент-Джорджем. Его конюшни одни из лучших в Лондоне.

– Как поживаете? – произнесла Триста. Роберт учтиво поклонился.

– Мы сейчас говорили... об экипажах. Я подумываю о новом ландо. То, что у меня есть, конечно, еще вполне приличное, но, полагаю, его пора заменить.

Мэй старалась вернуть себе присутствие духа, но никак не могла остановить дрожь и не понимала почему. Ее трезвый ум прикидывал, так ли страшно честно рассказать Тристе о Роберте. Это было бы против ее с Робертом желания держать свои отношения в тайне. Впрочем, отчего она так смущается? Она вовсе не обязана извиняться за то, что другие могут о ней подумать.

Однако помимо разума в ней говорили и эмоции. Чувство растерянности совершенно путало ее мысли. Она поспешно протянула руку к двери и натянуто улыбнулась:

– Он уже уходит. Благодарю вас, мистер Карсонс. Я подумаю о том, что мы обсудили, и пришлю к вам человека, чтобы сообщить о своем решении.

Роберт укоризненно посмотрел на нее, и Мэй стало стыдно. Но что делать, если Триста стояла рядом?

– Если вы вернетесь на кухню, кто-нибудь покажет, как выйти, – сказала Мэй.

Роберт напрягся. Он не выносил, когда к нему относились как к слуге. Даже по отношению к самым богатым клиентам он вел себя с достоинством, не кланяясь и не мелочась, хотя и выказывая уважение. Она всегда вела себя с ним как с равным, и теперь этот негласный порядок был нарушен.

Но ничего поправить она уже не могла. Роберт коротко ей поклонился – учтиво, но совсем не сердечно – и насмешливо приложил руку ко лбу: так на Востоке выражают почтение господину.

Она видела, как вспыхнула в его глазах уязвленная гордость, когда он произнес:

– Всего хорошего, мэм.

Ей захотелось немедленно его окликнуть. Как она могла его так оскорбить?! Но Триста продолжала на них смотреть. Стоя неподвижно, она молча проводила Роберта взглядом, а потом повернулась к Мэй:

– Мне нужно одеться. Меньше чем через час сюда придет мистер Шарбонно.

Она не могла видеть, как Роберт запнулся и как опустились его плечи. Но она слышала, как с грохотом захлопнулась за ним дверь.