Мне сообщили телеграммой, что моя семья добралась благополучно до Иркутска, но адрес был написан очень неясно. На следующее утро поезд ставки стоял на пути, который вёл к Томску. Когда я обедал, то из окна увидел странную картину: генерал Сахаров шёл под конвоем вооруженных солдат. Скоро я узнал в чём дело: генерал Сахаров был арестован Анатолием Пепеляевым, командующим Северной группировкой. Последний жаловался адмиралу, что в войсках не хватает обмундирования и продовольствия, и в то же время, всё это находится на складах в Екатеринбурге.

Немедленно я пошёл увидеться с Пепеляевым, чтобы выразить ему протест против этого ареста, так как эти действия могли дезорганизовать армию в критический период. Я сказал, что его враги - красные, а не генерал Сахаров. В ответ я услышал несколько критических замечаний в адрес правительства и адмирала, по которым понял, что слухи, согласно которым Пепеляев попал под влияние пропаганды эсеров, верны. Он высказался за немедленный созыв Земского собора (что-то вроде конституционного собрания), который мог бы отдать ему в руки всю полноту власти. Если собор выскажется за смещение Колчака, то такова будет воля народа.

Я указал ему на то, что, если выборы на собор состоятся, то его будут избирать в городах и на станциях вдоль железной дороги. А он, Пепеляев, как уроженец Сибири, должен знать это население, среди которого сейчас больше половины - приезжие, не коренные жители. Они, как правило, достаточно состоятельны, хорошо организованны и умеют высказывать своё мнение. И они, скорее всего, составят большинство в этом соборе и не под держат его. Что же он будет делать в этом случае? Пепеляев ответил без всяких колебаний: “Раздавлю их - мои солдаты выбросят их вон!” Именно так он собирался решать проблемы, связанные с людьми. Мне было его очень жаль: он был настоящий патриот, бравый солдат, но не умел мыслить. Он был совсем молод - около тридцати лет.

Я начинал понимать, что всё безнадёжно, поэтому я решил оставить ставку и вновь вернуться в вагон моего министерства в другом поезде, который был на подходе к Новониколаевску. Я надеялся, что на нём я доеду до Иркутска быстрее.

Вскоре я узнал, что нужный мне поезд находится недалеко от Новониколаевска, и ночью я перебрался туда, присоединившись к моим коллегам по министерству. В этом поезде ехали два генерала из ставки и оренбургские казаки.

На следующее утро пришли неутешительные сведения: один из оренбургских казачьих офицеров был арестован и доставлен в вагон одного из пепеляевских генералов. Казачий генерал из нашего поезда приказал своим казакам охранять наш поезд, а сам пошёл выручать своего офицера. Зная, что этот генерал - горячая голова, я поспешил в вагон Пепеляева за ним. Там я застал двух генералов в страшной ссоре, в пылу которой они не обращали на меня никакого внимания. Тогда я громко спросил хозяина, можно ли мне сесть. Это их охладило, они на время прекратили ссору. Я этим воспользовался и попросил освободить офицера, предотвратив этим самым кровопролитие. Я умолял их не делать из мухи слона. Они постепенно успокоились, и офицер был освобождён.

Наш поезд двигался быстро до тех пор, пока не достиг станции, на которой хозяйничали поляки (Польский легион, сформированный из военнопленных поляков с территорий России и Австро-Венгрии). Комендантом станции был польский офицер. Он попросил нас, чтобы наш паровоз был временно отцеплен и куда-то отправлен. Он давал слово офицера, что через некоторое время наш паровоз будет нам возвращён. И мы сможем двигаться на восток по расписанию.

Я на это согласился, поверив его слову, и это было большой ошибкой. На следующий день мы обнаружили, что наш паровоз, снабжённый пулемётом, отправлен куда-то. Комендант заявил, что он ничего не может поделать, а другого паровоза нет. Наши люди проверили несколько поездов, нашли один с паровозом, но этот поезд был занят летчиками, вооружёнными пулемётами. Эти люди согласились прицепить к своему поезду наш короткий состав. Так мы могли отправиться в путь дальше, на восток.