Однажды весной к нам пришел старый пастух Семёныч. В мешке за плечом у него что-то подозрительно шевелилось и повизгивало. Костя навострил уши.

— Подарочек принёс, — подмигнул ему Семёныч, снимая и развязывая мешок, и вытряхнул на пол фыркающего и похрюкивающего зверька величиной с кошку, только толстенького.

— Кто это? — спросил Костя с загоревшимся взглядом.

— Барсучий детёныш, сынок, барсучок, — сказал Семёныч, наклонился и стал гладить его. — Савка, Савушка!

«Ху-гу… Ху-гу-гу-гу…» — довольно заурчал зверёныш.

Костя присел на корточки, с огромным интересом рассматривая странного зверька с пятачком на длинной мордочке, очень похожего на поросёнка.

— Где вы, дедушка, взяли его? — весь горя любопытством, спросил он.

— Тут недалече, сынок, в займище выкопал, да уж и давненько.

Костя протянул руку, чтобы погладить зверька, но сейчас же и отдёрнул… Из прокушенного пальца сочилась кровь. Сын растерянно смотрел то на барсучонка, то на окровавленный палец.

— Ай-ай, сынок, — покачал головой Семёныч, — как же это ты так неосторожно… Ну ничего, будешь кормить — он привыкнет. Дух от тебя, вишь ты, ему незнакомый, вот и цапнул, а так он смирный…

Действительно, барсучонок скоро привык к сыну, бегал за ним, отзывался на кличку. Костя кормил его молоком, червями, разными кореньями, давал мясо, рыбу. Жил Савка в чуланчике, впускали его и в комнаты. Не было случая, чтобы Савка нагадил на пол: он знал для этого место в углу чулана, где стоял плоский ящик с песком.

К осени зверёныш подрос, растолстел и ещё больше стал похож на поросёнка. Бока и спинка покрылись тёмно-серыми длинными и жёсткими, как щетина, волосами.

Забавный был зверёныш. Он быстро подружился с дворовой собакой Румом. Во дворе они часто поднимали такую возню, что смотреть на них без смеха было невозможно.

Савка и Рум часто поднимали такую возню, что смотреть на них без смеха было невозможно.

Иногда на даровой цирк собирались соседские ребятишки. Публика рассаживалась во дворе. Костя сводил вместе Рума и Савку, дразнил их, чтобы распалить, — и начиналась потеха!

Тряхнув несколько раз головою как кабан, Савка со всех ног по прямой бросался на Рума. Пробегая мимо, ударял головой собаку. Та ловко перепрыгивала через барсучонка, а он, пробежав ещё некоторое расстояние, неуклюже поворачивался и снова бросался на противника. Так повторялось несколько раз. Наконец Рум пускался от зверёныша наутёк. Если Савке удавалось схватить Рума за задние ноги, начиналась такая возня, что пыль поднималась столбом. Босоногая публика покатывалась со смеху. Но иногда Савке доставалось плохо: собака хватала его то за ноги, то за загривок, то за ухо и, оттрепав как следует, быстро отскакивала в сторону. Барсучонок бестолково топтался на месте, потом без оглядки отбегал на несколько шагов, высоко поднимался на лапы, горбил спину. Фыркая и дрожа от злости, ерошил волосы и, точно надувшийся индюк, наступал на Рума то с одной, то с другой стороны. Тут уж зрители падали от хохота на землю…

В хорошую погоду мы завтракали и обедали во дворе под навесом. К столу непременно являлись Рум и Савка. Барсук туловищем оттеснял собаку в сторону, поднимался на задние лапы, передние и полосатую голову клал на колени Косте и принимался выпрашивать: «Ху-гу-гу-гу…»

Костя подносил ему на вилке мяса или кусочек рыбы. Ловко и деликатно Савка снимал с вилки подачку и закусывал тут же, у стола.

Часто Савка сопровождал Костю в лесок у Дона. Барсучонок чувствовал себя там как дома. То подбирал осыпавшиеся ягоды, то вытаскивал из земли дождевого червяка, то гонялся за шмелем или осой. Возвращался домой с таких прогулок Савка всегда неохотно.

Всё было бы хорошо, но, подросши, Савка стал кусаться. Нас он, правда, не трогал. Косте даже позволял брать себя на руки. Но кто бы посторонний ни появился в доме или во дворе, будь то взрослый или ребёнок, Савка подходил и молча кусал за ногу. А зубы у него были острые. Посадили на цепь — ещё хуже: он стал угрюмым, ворчливым. Покусывал уже не только меня и бабушку, если мы неосторожно подходили близко, но даже и Костю.

Жаль было сыну расставаться с Савкой, но делать нечего. Пришлось следующей весной отвести его в займище и там оставить.