— Давайте-давайте. Что ж вы корячитесь, старый да малые? А мы поможем. — Хозяин высоких ботинок вцепился в борт лодки. Кажется, он был не один, потому что лодку дергало в разные стороны.

Непрошеные помощники победили. Лодка вырвалась из рук, и Машу обдало ливнем. Она увидела молодого человека в армейской плащ-накидке поверх камуфляжа. Двое в таких же плащ-накидках держали лодку. Они были еще моложе. Если бы не военная форма, Маша определила бы их в одиннадцатый класс.

Молодой человек отдал честь, небрежно клюнув пальцами капюшон, и представился:

— Сержант Булдым-Булдов. (Или, может, Кулдым-Кулдов. Или просто Колокольчиков. Свою фамилию он произнес как будто с кашей во рту, хотя все остальное говорил внятно.) Донесем вашу лодочку. Армия должна помогать народу, а погранвойска — еще и оберегать его мирный сон.

Дед молча разминал затекшие руки. Маша и Петька встали у него за спиной, прикрывая тыл. Когда за тобой следят преступники, а потом как из-под земли выскакивают молодые люди, нетвердо знающие свою фамилию, варежку разевать не приходится.

— Пойдемте, что же вы? — поторапливал Кулдым-Кулдов или Колокольчиков. — Проводим в лучшем виде!

Дед пригладил мокрые волосы и отчеканил приказным тоном:

— Отдайте лодку, сержант!

— Да в чем дело-то? — не понимал Кулдым-Кулдов. — Мы помочь хотим. Я вас помню, вы на генерала Феклушина живете.

— Я второй день в городе, и помнить меня вы не можете, — тихо сказал Дед, надвигаясь на Кулдым-Кулдова. — Помощи я не просил. Отдайте лодку!

Лодка между тем удалялась. Сообщники Кулдым-Кулдова бойко тащили ее к городу, не обращая внимания на Деда или просто его не слыша.

— Так вы не местные?! — вскричал Кулдым-Кулдов. — Гражданин, а разрешение находиться в погранзоне у вас имеется?

Для Маши это было новостью. Может, Укрополь и на самом деле в погранзоне. Только школьников это не касается, да и взрослые укропольцы не носят с собой разрешений. Мама точно не носит. Если у нее вообще есть разрешение, то лежит оно в шкатулке, под книжкой уплаты за свет, которая гораздо нужнее в жизни.

— Нет у меня разрешения, — с вызовом ответил Дед. — Что дальше, прикажете пройти с вами?

— Ну зачем же так плохо о нас думать?! — оскорбился пограничник. — Мы не солдафоны какие-нибудь. Покажите любой документ, лишь бы с фотокарточкой.

— Я шел на море! У меня не то что документов, а и карманов для документов нет! — Для наглядности Дед оттянул на груди мокрую футболку. Из остальной одежды на нем были только шорты, купленные утром в укропольском магазине (может, и плавательные — Маша так и не поняла, чем они отличаются от обычных).

— А вот это неправильно! — с укоризной заметил Кул-дым — Кулдов. — Придется вас до самого дома проводить. Дома-то у вас есть документы?

— Есть. — И Дед поплелся за лодкой. Кулдым-Кулдов увивался рядом:

— Документы надо носить даже в баню, чтобы установить личность. Как же совсем без документов?

Перевернутая лодка с ногами в солдатских штанах бодро шлепала по лужам, как фантастический крокодил-переросток. Скорее всего, пограничники были настоящие, потому что слушались своего сержанта без размышлений и даже весело. Приказал Кулдым-Кулдов тащить — тащат. Крикнул: «Короче шаг!» — пошли медленнее. Всех остальных они как будто не замечали.

А Деду явно не хотелось вести чужих людей в дом. Он что-то говорил Кулдым-Кулдову миролюбивым тоном, а то вдруг, потеряв терпение, по-командирски рявкал:

— Оставьте нас, сержант!

Кулдым-Кулдов был мил и неумолим.

— Проводим в лучшем виде, — повторял он, добродушно улыбаясь. — Че нервничать? Если документы в порядке, то и нервничать нечего!

Подойдя к дому, сержант убавил прыти. Солдатам велел остаться на крыльце под навесом, а сам вошел в прихожую и остановился у двери:

— У меня ноги грязные…

Дед вынес ему какую-то бумагу с печатью и белоголовым американским орлом вверху.

— Это что?

— Справка об освобождении из Массачусетской тюремной больницы, — объяснил Дед. — Я там сидел, вернее, лежал последние три месяца.

— Вижу, что из Масса… чувстветской, — с непонимающим видом буркнул Кулдым-Кулдов. — Почему не по-русски?

Первым засмеялся Петька. Видно, у него и вправду было обостренное чувство юмора. У Маши губы сами собой расплылись в улыбке. Даже Дед усмехнулся.

Почувствовав свою оплошность, сержант вернул ему бумагу и сказал:

— Дайте что-нибудь не заграничное. А то вроде приличный человек, а документ какой-то шпионский.

— Какой уж есть, — отвечал Дед, явно не собираясь показывать свою старую книжечку майора разведки.

— А других нет?

— Не получил еще. Не успел.

— Должен быть загранпаспорт, а то как же вы из Америки прилетели?

— Так и прилетел, — буркнул Дед. — Приходите через неделю, когда я паспорт получу.

— В конце концов, это не наше дело, а милицейское, — легко сдался Кулдым-Кулдов и вскинул пальцы к матерчатому козырьку. — Извините — служба. А паспорт надо получить. Не затягивайте. Здесь вам пограничная зона.

— Конечно, получу, — сказал Дед. — В понедельник и пойду, когда паспортный стол откроют.

— Да уж, — закивал Кулдым-Кулдов.

Дед повторил:

— В понедельник.

Кулдым-Кулдов переминался с ноги на ногу. Ему, наверное, не хотелось выходить под дождь.

— Оставайтесь, — предложил Дед. — Попьем чаю, обсушитесь немного.

Сержант с непонятным отчаянием замотал головой и, пятясь, вышел к своим солдатам. Дверь за ним закрылась не до конца. В щелку было видно, как он через ступеньку сбежал с крыльца и быстро пошел, махнув солдатам: «За мной!»

— Левый сержант, — авторитетно заметил Петька.

— «Левый» — значит «подозрительный»? Это почему? — заинтересовался Дед.

— А потому что не пограничное время, не пограничное место и не пограничные вопросы, — коротко ответил укропольский «егерь».

Еще вчера Маша бы только фыркнула. Петька и про сморчка Триантафилиди говорил «левый дедушка». А сейчас она стала вспоминать, где обычно видела пограничников.

Ночью они ходят по берегу моря с автоматами, с собаками. Имеют право проверить документы, но проверяют нечасто. Да и какие у человека документы, если на нем, бывает, даже плавок нет — одно полотенце? Пограничники подойдут и спросят, не показывался ли в море чужой катер, не подъезжал ли к берегу грузовик. Это их прямое дело, потому что недалеко иностранное государство Украина. С Украины возят контрабандой водку, сигареты и всякую всячину. Что там дешевле, чем у нас, то и возят, а пограничники должны ловить контрабандистов.

Днем они появляются в городе без оружия, ходят по магазинам, ухаживают за девушками и уж тем более не спрашивают документов.

Кулдым-Кулдов и его солдаты были без автоматов, а значит — не на службе. Зачем они вышли на берег в дождь, зачем прицепились к Деду?

Петька прав: не пограничное время, не пограничное место, не пограничные вопросы.

— Я сейчас! — бросила Маша и выскочила на крыльцо.

Фигуры в плащ-накидках брели по улице в сторону моря. Возвращались туда, откуда пришли.

Маша выбежала на улицу и пошла за уходящими пограничниками. Можно найти сто объяснений их странному поведению. Но самым простым и скорее всего самым правильным будет одно:

ЕСЛИ НЕЗНАКОМЫЕ ПРОВОЖАЮТ ТЕБЯ ДО ДОМА, ОНИ ХОТЯТ УЗНАТЬ, ГДЕ ТЫ ЖИВЕШЬ.

Но пограничникам это не нужно. Пограничники не ловят стариков и будущих восьмиклассников. А вот преступникам не мешало бы разведать, что за ныряльщики болтались целый день у Черной Скалы, кто они такие и где живут.

Прячась за кустами и перебегая открытые места, Маша кралась по обочине улицы. Нависшие над заборами мокрые ветки хлестали по лицу и сыпали водой за шиворот. Она и без того промокла насквозь и почти не замечала ни этих веток, ни льющего как из ведра дождя. Только фыркала, когда вода попадала в рот.

Три фигуры уверенно шли посреди улицы. Кто они — переодетые грабители? Вряд ли. Сейчас Маша вспомнила, что Кулдым-Кулдов попадался ей на укропольских улицах и был в военной форме. Значит, надо идти за ними. Идти, пока они не приведут к настоящим преступникам.

И Маша их выследила.

От забора отделилась тень в просторном плаще-балахоне и замахала рукой. Маша была слишком далеко, чтобы разглядеть лицо неизвестного.

Жестом остановив солдат, Кулдым-Кулдов подошел к нему и наклонил голову. Ясно, разговаривают. Не песенки же поют.

Незнакомец еле доставал до плеча Кулдым-Кулдову. Значит, он чуть выше Машиного роста. А больше о нем ничего и не скажешь: под бесформенным балахоном незнакомца мог скрываться и крепкий парень, и немолодой толстяк.

Раз — он что-то сунул Кулдым-Кулдову в руку. Сержант глянул на это, кивнул и опустил передачку в карман. Оба повернулись и пошли каждый в свою сторону. Незнакомец — к морю, а сержант с солдатами — назад, к Маше. Ей пришлось забиться в колючий куст боярышника.

Не доходя до куста, пограничники свернули на улицу генерала Феклушина. В дождливую погоду это единственное место в Укрополе, где можно нескучно убить время. Там и магазины, и ресторан, и городской клуб с буфетом, кино и дискотекой.

Как только они скрылись, Маша бросилась за незнакомцем. На улице его не было. Ей оставалось только бежать наугад, заглядывая во дворы и переулки.

Был момент, когда она почти догнала его. Коренастая фигура мелькнула в переулке неожиданно близко. Незнакомец обернулся — наверное, услышал, как Маша топает по лужам. Она успела шарахнуться за чей-то забор, а когда выглянула, переулок был пуст.

Снова пришлось бежать куда глаза глядят, надеясь, что незнакомец не вошел в ближайший дом и его еще можно догнать. Переулок вывел Машу на Олюшкину улицу. Запахло тарным заводом. И жили здесь в основном рабочие с тарного. Они привыкли чистить бочки с остатками протухшего рыбного рассола и не обращали внимания на запахи. Выходило, что незнакомец был свой, укропольский, потому что курортника не заставишь снять комнату с ароматом подпорченной селедки.

В окнах светились экраны телевизоров. Мелькали люди, но если один из них и был незнакомцем, то Маша не узнала бы его без балахона. Она прошла Олюшкину улицу до конца. Впереди темнел мокрый пустырь. Дождь стоял стеной, скрывая серый забор тарного завода, а больше ничего там не было до самого моря. Незнакомец исчез.

Дрожа от холода, Маша побрела домой и чуть нос к носу не столкнулась с пограничниками. Опять ее спас чужой забор. Маша прыгнула перекатом, упала на цветы и замерла. Она чуяла запах мокрой одежды и вина.

— Смотри, печенье размокло, — громко чавкая, говорил один солдат. — Надо было в кафе остаться.

— И на патруль нарваться, — ответил Кулдым-Кулдов и засмеялся, потому что получилось в рифму. — Нет уж, пойдем к Нинке, допьем вино и потанцуем.

— Сержант, а за что он тебе пять сотен отвалил?

— Дурак, вот и отвалил, — со смешком ответил Кулдым-Кулдов. — Говорит: «Это моя лодка с заплатой, ее украли в том году. Узнай, куда понесут».

— А что, правда, его лодка?

— Да какое там! Старик в том году зону топтал, и не у нас, а в Штатах.

— В Америке?!

— Ну! Не мог он лодку своровать. Да и на что ему чужая дырявая лодка? Старик-то непростой. Ничего больше вам не скажу, но непростой!

До этой минуты Маша еще надеялась, что вся история с настырным сержантом объяснится легко и разумно. Может, пограничникам дали новый приказ: проверять у всех разрешение находиться в погранзоне. Или Кулдым-Кулдов мечтал шпиона поймать. А Дед незагорелый, явно нездешний, — если уж проверять, то его в первую очередь.

Теперь сомнений не осталось. Кулдым-Кулдов беззаботно продал незнакомых людей — и Машу, и Деда, и Петьку! Подставил преступникам. За пятьсот рублей.

Маша зачерпнула жирной земли с грядки, слепила комок и с наслаждением запулила в брезентовую спину сержанта. Гад, гад, гад!

Она убегала дворами, где перелезая, где перепрыгивая через чужие заборы. Пограничники не гнались и не кричали. Подумаешь, по плащ-накидке грязью, ее дождем смоет.