Сколько рождений
дано человеку,
а сколько прожито лет!
Каждый год
рождается вновь —
из весны,
из травы,
из небес — человек.
И нет насыщения жизнью,
и, хоть сто раз
на земле живи,
утоления нет рукам,
наглядения нет глазам.
В Замоскворечье живет
живописец.
Роскошнейшие убранства
от купола
до половиц
неостывающими светилами
мерцают из тихих рам.
А в комнате нет ковра,
сосновый в комнате пол,
и стул один,
и кресло одно,
и железная печка
в своем уголке
как вздохнет,
и падает оранжевый цветок
из золотистой гортани
на пол,
на вещи темные,
роняя лепестки
и отгадки бытия,
стоят, прислонясь к стене, —
рисунком внутрь
и холстом на свет.
Люблю в пристанище я это
заходить,
под крышей этой
забываю я
и горести, и странности мои.
Сходились юноши сюда
с неуспокоенной душою,
седые женщины
с девичьими глазами
и убеленные снегами,
художники,
постигшие и страны и моря.
Но жизнь, как в молодости
тайной,
вся нераскрытием полна.
Вот Азия стоит на полотне:
день пройденный и заключенный в раму.
А поперек небес
коричневый, безлиственный
сучок
и белые цветы
на узловатых сгибах.
И всюду тишина,
и синева,
и воздуха стеклянные отливы.
И все — от неба до земли
и от людей до птиц, —
все жить и жить
для голубых глубин,
для взлета дум
в нетленные теченья.
Картину унесли.
Но веянье весны
еще касалось лиц.
В Замоскворечье живет
живописец.
Этаж на этаж,
и еще раз этаж,
и чердак,
и в крыше окно.
А в стенах нету окна,
и плывет, и плывет звезда
с небес к стеклу
чердака.
1954