Я примирилась с вами, асфальтовые улицы. Пред бетонными этажами смирилась я,— а разве так надо? Надо забыть восшествие жизни до половины небес, а на другой половине — последней — в себе уничтожить первую. Оставив за спиной ручьи недель, текущие средь трав, где папоротник в банановые пальмы перерождается в очах, когда сидишь на дне ручья и к пальцам ног от берега сплываются рыбешки. Оставить за спиной и не глядеть назад — там сын у меня на руках — Тарас. И сад… О! Этот сад,— чернеют ямы, да коренья, распластаны из ям, торчат. И яблонь нет, и вишен нет, и сына нет, и в сердце даже корня нет, все уголь, уголь, да зола, да разбомбленная земля. Я примирилась с вами, асфальтовые улицы, и пред бетонными этажами смирилась я, и город приняла в себя, чтоб снова быть. Я благодарна людям, что их так много, что вновь могу средь них найти себе друзей. И равнодушные потоки переулков вливают человечьи зыби в массивы теплых площадей. 1945