Меж стволов березовых у сквера  возвышалась мраморная чаша;  листья виноградные из камня  чаши основанье обвивали.  И девчонка в ватной душегрейке,  в яркой, как зарницы, юбке,  протирала тряпкою холщовой  каменные гроздья по бокам.  Мрамор для нее —  не камень бессердечный.  Девушка фасады лицевала  мрамором на Ленинских горах.  И еще в свои семнадцать весен  наблюдала изморозь на окнах  и рисунки трав на огородах,  острых елей тонкие черты.  И сейчас, рассматривая чашу,  вдруг вплетенный в мраморные стебли  Цвет укропа каменный находит,  высеченный четко и красиво.  Рос укроп на огородах буйно;  раньше ей и в мысль не приходило,  чтобы будничный укроп на грубом камне  восхищал людей  тончайшею резьбою.  Так, смывая пыль на высечках и гранях  и разглядывая каменные травы,  для себя она негаданно постигла  единенье жизни и искусства.  Прошлогодний лист из чаши выметает  и водою наливает чашу,  и от влаги оживает мрамор  и сквозит прожилками из недр.  И с обветренными девушка руками,  в ссадинах от ветра и воды,  в алой юбке,  пред зарей вечерней,  с легкими, как пламень, волосами  и с глазами, полными раздумья,  тихо перед вазою стоит,  вытирая пальцы о холстину.  И в такой вот час и возникает  светлое желанье стать ученым  или зодчим, мудрым и суровым,  чтобы все, что видишь, все, что понял,  от себя народу передать.