Сердитоглазые официантки, роняя колкие слова, подавали кушанья на красно-желтых подносах желающим пить и есть. Ощущались медвежьи аппетиты у сезонников за столом, большеруких и груболицых. Много ездили, много видели, города построили для людей,— барахла не нажили, да ума прибавили. Идут по жизни мужики, одаряя встречных-поперечных жемчугами русской речи от щедрот немереной души. Пил высокий, чернобровый, плечи как сажень, галстук новый, пиджак новый, при часах ремень. А другой был ростом ниже, но в кости широк и,как всякий лесоруб, красен на лицо. На щеках — ветров ожог, на висках — зимы налет. А старушка-выпивушка у стола сидит и умильно и сердечно на друзей глядит. В кружке с пивом у нее огоньки горят, а на беленьком платочке пятаки лежат. И на окнах занавески вышиты руками — белой ниткой по батисту льдистыми цветами… А кругом народ ядреный утверждает жизнь — щи с бараниной хлебает, смачно пивом запивает, белым хлебом заедает.