Не надо плакать, мой стих! Ты наденешь на плечи рюкзак, русскую палку в руку возьмешь,— и к дальним верстам дорог себя для людей понесешь. Безгнездные, мы растеряли стаи: сыны в боях, отцы в боях, братья в боях. А мы, с грудными на руках, вдоль СССР ошеломленно бежали и оставляли счастье у дорог: и без цветов, и без крестов, и нету слез. Осиновый кол в груди моей. Мускулы крыльев ослабли, пересекая вершину скорби, мысли мои иссякли, глаза слепы от боли, бездеятельно виснут руки по бокам, а сердце, — сердце что ж? Все в синяках оно, в ушибах горя. Товарищи мои, мои стихи, дитя мое, мое дитя и молодость моя — битюжным стоптанным копытом. И будет страшный суд на поле брани. Еще звенящий благовест мечей не смолк, еще зеркалится не высохшая кровь, а судьям ставят красный трон в судилище народов. О жизнь! Как уберечь твое лицо, что открывает мир? Твой гордый лик, железный взгляд и беспощадный шаг? В опорках стоптанных, с мозольными руками, с высоким лбом и дерзкими глазами идешь по полю брани — без троп и без дорог — к высокой цели, 1942