Мешки, отсвечивая ткацкою основой, наполненные девичьим приданым, накопленным на торфоразработках, лежат, как идолы у мраморных скамеек, чуть приоткрыв оранжевые рты, на скамьях тихо, рядом, одетые в стеженые пальтушки, мордовки юные сидят… И солдат в ожидании своего эшелона какую-то до слез знакомую мелодию, прижав баян к груди, выводит медленно в тиши. И сидит, как каменная баба посреди заката на холме, большелицая, прямоспинная, с балалайкой в каменной руке средних лет мордовка на мешке. И, следя глазами за баяном, шевелит губами в такт она. Под рукою тоненькие струны вторят вдохновению солдата…