Белая, слегка просвечивающая бумага на окне вспыхнула ярко-оранжевым светом, по стеклу зазмеилась казавшаяся черной трещина, и у Лидии заложило уши, как в снижающемся самолете. По улице, отражаясь от домов, прокатился близкий гром.
— Машина взорвалась, — припав к дырочке в бумаге, сообщил Валерка. — Прямо у нас под окном, полыхает как свечка. Ну дела! Лид, если бы ты стекла не заклеила, нам бы досталось осколками по морде.
В номер ворвался Лешка с дорожной сумкой:
— Лид, я у вас побуду. А то у меня под окном рванула машина, все стекла повыбило.
Лидия с Валеркой уставились на клипмейкера; окно его номера выходило на другую сторону. Лешка смотрел на мечущиеся по бумаге сполохи пожара.
— Значит, две машины, — поправился он. — Валер, перетаскивай сюда свое барахло. Будем вместе.
За окном опять рвануло, но где-то далеко — похоже, у здания городской администрации. Журналист как подстегнутый кинулся за своими вещами.
— Свет в номере не включай! — крикнул вслед ему Лешка. А Лидии он с завистью сказал: — Удачный ролик, да? Видишь, какой зрительский резонанс! Заерзал Антошенко.
Лидия чувствовала себя маленькой беспомощной дурочкой, абсолютно ничего не понимающей в этом мире, устроенном мужиками для мужиков. В горле булькала подступающая истерика.
— Леш, ну зачем ему это нужно? Теперь все видят, что он бандит и никто не пойдет за него голосовать.
— Птаха, — сказал мелкий Лешка. Он сел к ней на диван и глядел снизу вверх. — Наоборот, все видят, кто сильнее. Если Красин за эти два дня не свернет Антошенко башку, то тихие семейные граждане поплетутся голосовать за Антошенко. И явка будет, как при Сталине, девяносто девять и девять десятых процента. Потому что народец уважает не правого, а сильного. Или, точнее, кто сильный, тот и прав.
У Лидии это не укладывалось в голове.
— Хорошо, а как он успел? Показали ролик, и через полчаса взрывы по всему городу.
— Это ты у Антошенко спроси, — пожал плечами клипмейкер. — Подогнать машину со взрывчаткой недолго, если машина была заранее готова. Значит, готовился господин Антошенко на всякий непредвиденный случай.
— Давай папу разыскивать, — спохватилась Лидия. — Ты правда его не видел на студии?
— Ну вот! Как вам, девкам, припрет, так вспоминаете папу… — Клипмейкер был едва ли старше Лидии, но относился к ней по-отечески. — Нет, Лид, я понятия не имею ни где Василий Лукич, ни где Красин. Там вообще было странно. Обычно на всю студию четыре милиционера, и то потому, что Красин усилил охрану, а так полагается двое. Но сегодня часов около семи вваливаются СОБРы — с автоматами, в масках — и начинают всех подряд укладывать на пол. Директор студии в крик, грозит губернатором. А один из этих шепнул ему что-то на ухо, и директор: «Пожалуйста, пожалуйста, работайте, не буду вас отвлекать!»
— И все? — Лидия не могла понять, какое отношение это имеет к отцу.
— И все, — развел руками Лешка. — Посадили меня в «уазик», привезли в гостиницу, проводили до дверей.
— А откуда кассета?
— У командира была.
— В маске?
— Нет, он маску потом снял.
Где-то далеко, приглушенный двойными рамами, раздался звук, будто медленно, по зубчику, разъезжалась застежка-молния. Лидия этот звук прекрасно запомнила с девяносто третьего года, когда он разносился от Белого дома на весь центр Москвы. Автоматы стреляют, не хватало еще, чтобы подогнали танки и началась канонада.
— Ну что ты сидишь? — напустилась она на Лешку. — Звони в аэропорт, звони в милицию, звони в «скорую»! Должны же где-то знать, что с папой!
Лешка пошел в спальню и сразу же вернулся.
— Не хотел тебе говорить, Лид… Я надеялся, что это у меня одного в номере… В общем, телефоны не работают, ни городской, ни внутренний.
Пришел Валерка со своими вещами и долго крутил в темноте дверной замок.
— Не запирай, вдруг папа придет, — сказала ему Лидия.
— У папы свой ключ…
Валерка обернулся, и она охнула — из носа у журналиста двумя тонкими ручьями текла кровь и на подбородке сливалась с кровью из рассеченной губы. В темноте казалось, что Валерка обзавелся маленькой бородкой.
— Господи, кто это?!
— Люди. Выхожу из номера, по коридору идут двое каких-то парней, разговаривают, вдруг один въезжает мне кроссовкой в морду, и они, не останавливаясь, с ленцой идут себе дальше. Обложили нас, Лида. Одинаковые такие парни в спортивных костюмах — в конце коридора стоят, у лифта стоят.
— Четвертый этаж, — сказал клипмейкер, глядя на улицу. — Связать простыню и пододеяльник — метра три с половиной, покрывало еще два метра. Занавесочки человека не выдержат — тюль.
— Еще как выдержат, — сказала Лидия. — Ты, что ли, ни разу не тянул с женой постиранные занавески?
— Ну, тогда все в порядке. — Лешка решительно взялся за угол дивана и отодвинул его от стены. — Несем к двери, — скомандовал он журналисту.
До Лидии начал доходить смысл происходящего.
— Эй, вы что, артековцы? Вы кого собрались на занавесках спускать?
— Тебя, — ворочая диван, сказал Валерка, — и себя, если успеем. Забаррикадируем дверь, и как они полезут — мы в окно.
Лидия спасла уже было задвинутую диваном сумку с деньгами и компьютерами и больше не вмешивалась в мужские дела.
Сидеть в забаррикадированном номере было жутко. Взрывы грохали еще дважды, по улице проносились милицейские машины с мигалками, и Валерка, открыв окно, пытался им кричать. На второй попытке из соседнего окна вылетела пущенная вслепую бутылка и разбилась о стену. Валерке приказали заткнуться, пока жив. Он как ошпаренный отшатнулся в комнату и стал закрывать рамы.
— Ребята, это ведь из моего номера кричали. А я дверь запер, когда выходил…
Клипмейкер связывал простыни и занавески, проверяя узлы на разрыв. Лидия поглядывала на его работу и думала, что ни за какие коврижки не станет спускаться по такой как бы веревке с четвертого этажа. Пускай лучше убивают.
Валерка включил телевизор. По всем каналам был «снег», и он окончательно струхнул:
— Телестудию захватили… Все, ребята, давайте прощаться.
— Ты спой что-нибудь мужественное. Или напиши «Репортаж с петлей на шее». — Лешка отключил от компьютера электрический провод и, безжалостно отхватив карманным ножом вилку, вставил огрызок провода в антенное гнездо телевизора.
Появилась беззвучная прыгающая картинка: опять Красин с Караваевым. То поднимая, то опуская конец провода, Лешка нашел положение, в котором картинка была почетче, но звука так и не добился. Когда ролик закончился, на экране возникла дикторша; за спиной у нее была карта города, дикторша немо шевелила губами, а на карте начинали мигать красные точки. Лидия насчитала восемь — то ли это были взрывы, то ли вообще все выступления антошенковских боевиков. Показали отрывок из интервью Красина, тот, где он обещает не отдать город всякой сволочи и камера наезжает на его глаза. А потом беседа друга Андрюши с другом Сергеем закрутилась с самого начала.
— Молодец, — похвалил Красина Лешка, — использует шанс. Знаете, сколько дерут за эфир в последний день агитации? Двадцать пять тысяч новыми за минуту! А он бесплатно крутит — чрезвычайная обстановка.
Лидия прилегла на уехавший в прихожую диван. За дверью мягко топали и ржали парни в кроссовках, избившие Валерку. Топот как-то вдруг превратился в грохот, послышались отрывистые команды, бухнул выстрел, и минут через пять полной, пугающей тишины в дверь постучали.
— Лидия Васильевна! Лидия Васильевна, я от Красина, не бойтесь!
— Чем докажете? — вступил в переговоры Лешка.
— Пускай Лидия Васильевна подойдет, — ответил голос из-за двери, и когда Лидия откликнулась, тихо сказал: — Товарищ полковник велел передать: телефон Ивашникова отвечает!
— Коля! — закричала Лидия. Хотя сказано было непонятно, только про телефон, она сразу же вообразила Кольку, больного, перебинтованного, он лежит в постели у них дома и ждет ее звонка.
Диван отлетел от двери вместе с не успевшим вскочить Валеркой. Лидия не помнила, как его оттащила, — может, Лешка помогал, но скорее всего сама. Сдирая пальцы о рифленую головку замка, она отперла дверь и втащила стоявшего на пороге офицера в прихожую.
— Что с Ивашниковым? И что с отцом?!
Офицер пожал плечами:
— Я даже не знаю, кто такой Ивашников. Товарищ полковник велел передать вам: «Телефон Ивашникова отвечает» — и все. Профессор ждет на аэродроме. Вам лучше уехать.
В открытую дверь за спиной офицера были видны лежащие вдоль стены парни в спортивных костюмах. Мертвые, ужаснулась Лидия. Подошел верзила в камуфляже и закрывающей лицо черной шапочке-маске, пнул одного из «мертвых» ногой, и тот стал подниматься в позицию для обыска: руки на стену, ноги как можно шире.
По команде красинского офицера двое таких же верзил, похожих в своих масках на негров, подхватили отцовский кофр и Лидину сумку. Почему-то по лестнице, а не на лифте начали спускаться на первый этаж. За спинами у верзил болтались очень маленькие, похожие на игрушки автоматы. Лешка и Валерка со своими сумками пыхтели сзади.
В холле гостиницы валялась опрокинутая пальма, и целая шеренга людей в приличных костюмах стояла у стены. Густо несло перегаром; задержанные без особой злости переругивались с камуфлированными верзилами, а те для порядка тыкали их резиновыми дубинками.
Ступени у входа были засыпаны стеклами. Въехав двумя колесами на тротуар, стоял белый микроавтобус. Офицер сел рядом с водителем и положил на колени откуда-то взявшийся автомат.
— Погнали, — сказал он.
Водитель рванул по середине дороги, мигая фарами редким встречным машинам.
Пока Лидия сидела в номере с заклеенными стеклами, ей казалось, что в городе идет настоящая война. А на самом деле — ничего, никаких следов, если не считать выбитых стекол в гостинице. У Дворца городской администрации машина-эвакуатор с краном втаскивала к себе на платформу остов обгорелого «Москвича» в клочьях противопожарной пены. По иронии судьбы сильнее всего пострадал щит Антошенко. Половинки щита валялись в снегу, и эвакуатор наехал колесом на его улыбку.
Лешка с Валеркой допытывались у офицера, что происходит в городе. Мент либо отмалчивался, либо говорил то, что и так ясно: Антошенко решил показать, кто в доме хозяин. Только это от бессилия. Василий Лукич — гений. Ролик с Караваевым безотрывно смотрит весь город, а быков Антошенко повязали и теперь на законных основаниях имеют право держать трое суток, то есть, получается, до конца выборов.
— Всех подряд мели! — с удовольствием сказал офицер. — Кого на месте застали — само собой, а кто дома сидел, тех из дому. Теперь Антошенке прикурить некому подать. И за рулем самому придется… — Офицер засмеялся; мысль, что Антошенко будет сам прикуривать и сидеть за рулем, казалась ему забавной.
Микроавтобус вырвался за город и, минуя указатель «Аэропорт», свернул на укатанную снежную дорогу. Километра через два в чистом поле дорогу перегораживал шлагбаум. Из похожей на баньку бревенчатой будки вышел прапорщик с голубыми петлицами и стал проверять документы. Лидия поняла, что их везут на военный аэродром.
За шлагбаумом стоял искалеченный микроавтобус. Похоже, врезался во что-то и перевернулся: морда смята, крыша приплюснута будто огромным молотком. Но самое пугающее — вдоль борта шел ряд одинаковых пулевых дырочек.
— Давно была авария? — спросила Лидия у проверявшего документы хмурого прапорщика.
Тот с непроницаемым лицом вернул ей паспорт и сказал:
— Проезжайте.
Поехали опять по чистому полю, все молчали, и вдруг офицер сказал:
— Лидия Васильевна, вы только не волнуйтесь. Ваш отец и полковник Красин попали в тяжелую аварию.
Лидия приняла это с изумившим ее саму спокойствием. Наверное, она переволновалась за отца еще в гостинице, а сейчас только подумала, что авария — это не катастрофа, авария — это без человеческих жертв.
— Где он? — спросила она. — Почему вы меня везете на аэродром, а не в больницу?!
И вдруг оказалось, что она стоит, сгорбившись под низкой крышей микроавтобуса, и дергает ручку дверцы, а Лешка ее оттаскивает, не понимая, что она абсолютна спокойна, просто ей надо выпрыгнуть и бежать к отцу. Дверца щелкнула и приоткрылась, в лицо ударил режущий ледяной воздух — Лешка был мелок, чтобы состязаться с папиной дочкой.
— Остановите! — закричал он. — Не видите, что ли?! Я не могу ее удержать!
Лидия вывалилась из притормозившего микроавтобуса, упала лицом в колючий снег и зарыдала. Папка, ну что же ты так, папка?! Пек политиков из ничего… из ничего и денег, сотни тысяч людей заставлял голосовать, как тебе нужно, и дал себя подловить какому-то безмозглому быку с автоматом!.. Это тебе за грехи, папка. Говорил: «Рядом с такими, как твой Ивашников, ходит беда» — и не видел, что беда ходит везде, где пахнет большими деньгами!
Микроавтобус остановился метрах в десяти, уткнувшись в сугроб на обочине. Оттуда к Лидии бежали.
— Не волнуйтесь, не волнуйтесь! — наклонился над ней офицер. — Василий Лукич в сознании, жизнь вне опасности, за ним наблюдают военные медики. Он сам захотел лететь в Москву.