Итак, начнем с самого начала - с названия. Перевод Муравьева и Кистяковского "У Тома Бомбадила", перевод Григорьевой и Грушецкого - "В гостях у Тома Бомбадила". Оба эти названия не повторяют оригинал слово в слово, но, во-первых, смысл остался нетронутым, а во вторых. дословный перевод - "В доме Тома Бомбадила" звучал бы гораздо хуже по-русски, чем оригинал по-английски.
В первом предложении нас будут интересовать только последние слова "... and stood still, blinking". В переводе Муравьева, по-моему, найден более точный эквивалент "... и замерли, помаргивая". Григорьева дает просто "... остановились, щурясь от света" (слово "blinking" здесь переведено приблизительно одинаково, т.к. оно может означать как "щурясь", так и "моргая"). Поскольку ниже дается описание того великолепия, которое их так поразило, то здесь будет значительнее " замерли", чем "остановились".
Далее, выражение "long low room" переводчики понимают по-разному - "низкий, но просторный покой" и "длинная зала". Надо признать, что буквальный перевод "длинная низкая зала" немногим лучше (кстати, "room" в данном контексте стилистически лучше перевести как "зала"), но при этом нельзя убирать из текста прилагательное "low", как второстепенное (может быть, "длинная зала" и, чуть дальше, "низкий потолок").
Аналог слову "lamps" в русском языке, учитывая стиль оригинала, лучше найден у Григорьевой ("светильники") - "лампады" (Муравьев) все же здесь неуместны. Но при этом "(lamps) swinging from the beams of the roof" гораздо изящнее переведено у Муравьева - "висячие (лампады)". Точно так же обстоит дело с фразой "on Ihe table of dark polished wood". Муравьев - "... на темной гладкой столешнице". Григорьева " - могучий (?) стол".
Следующее предложение переводится примерно одинаково и довольно близко к оригиналу, если не считать того, что у Григорьевой вместо "аt the far side of the room", т.е. "в дальнем конце залы" откуда-то возникает "за столом". Причем и Григорьева, и Муравьев единодушно переводят "woman" как "хозяйка дома", что хоть и не является полным эквивалентом, но вполне точно.
Далее в переводах возникают разногласия по поводу выражения "yellow hair". Муравьев переводит это как "белокурые волосы", Григорьева же считает их "русыми" По-моему, Муравьев ближе к оригиналу, т.к.дело не только в том, чтобы возможно точнее перевести каждое слово, но и поддержать стиль, в котором написана трилогия, а уж "русые волосы" в этот стиль не вписываются никоим образом. Я бы перевела "yellow hair" как "золотистые волосы". (Это будет вполне оправдано, если вспомнить имя - Goidberry. Впрочем, к этому мы еще вернемся). Не лучше и дальше - " ... волосы ниспадали на плечи и мягко струились вниз" (Муравьев), в то время как у Григорьевой - " ... волосы струились на платье". Мелочи, конечно, но хочется повторить уже сказанное выше о поддержании стиля.
Не могу не отметить (далеко в в первый раз) находчивость Муравьева в подборе эквивалентов английским образам в русском: "... her gown was green, green as young reeds" - "нежно-зеленое, как молодой тростник" (притом, что Григорьева передает этот цвет, как просто "зеленый"). Но тут же возникает выражение, при переводе которого и Григорьева, и Муравьев оказались не на высоте: "... shot with silver like beads of dew". Муравьев попросту пропускает это, а у Григорьевой мы видим: "... платье, расшитое жемчугом, похожим на капли росы", при том, что "shot with silver" означает "с серебристым оттенком".
"... wide vessels of green and brown earthenware". Муравьев: "Зеленые и бурые блюда". Григорьева: "Неглубокие глиняные сосуды". Критиковать можно оба варианта, например, слово "бурые" опять-таки не вписывается в стиль, вместе с тем "блюда" более удачно, чем "сосуды". Может показаться странным, что ни в одном переводе нету одновременно "зеленые и коричневые" и "глиняные", но видно, что такая фраза будет перегружена определениями, и приходится выбирать что-то одно (на мой взгляд слово "глиняные' более выразительно). Не могу не отметить, что у Григорьевой очень хорошо схвачен образ слово "wide" - "широкие" - она заменила на "неглубокие", что в данном случае вполне обосновано. Я бы перевела это выражение так "широкие глиняные чаши".
Переводы "... so that she seemed to be enthroned in the midst of a pool" стилистически оба правильны, я хочу привести их здесь только лишь как еще одно доказательство того. что одно и тоже можно перевести совершенно по-разному Муравьев: "... и как на озерном троне сидела она"; Григорьева: "... и кресло возвышалось, словно трон посреди небольшого озера". (Мой вариант: "... и она будто сидела на троне, возвышавшемся посреди лесного озера").
Короткая реплика хозяйки дома: "Enter, good guest" тоже переводится по-разному. Муравьев переводит "enter" просто как "входите" и по стилю оказывается гораздо ближе к английскому варианту, чем Григорьева: "Милости просим". Интересно отметить, что при переводе Муравьев тяготеет к типично русским словам и образам (вспомним "покой", "лампады"), хотя последнии пример убеждает нас в том, что эта слабость есть и у Григорьевой. Любопытно, что при этом Муравьев очень хорошо подбирает эквиваленты английским словам и выражениям (например: "замерли", "висячие", "столешница"), эквиваленты компактные и в тоже время максимально возможно точные.
"They came a few timid steps fulher into the room and began to bow low, feeling strangely surprised and awknard". Оба переводчика сильно сжимают первую часть этого предложения, разбавляя ее при этом последней частью ("feeling strangely..."), общий смысл от этого почти не меняется, но при этом первую часть ("they came ... room") Григорьева переводит почти дословно, а Муравьев сильно упрощает "Робко вступили они в покой", не достигая этим ничего хорошего. На вариантах перевода этой фразы до конца я не буду останавливаться, так как они почти одинаковы и по смыслу близки к оригиналу. Но уже на начало следующего предложения придется обратить внимание. Муравьев: "... но они и слова не успели вымолвить..." (почти дословный перевод), Григорьева - "... пока они неловко топтались у стола..." (ненужный повтор того, что было сказано тремя строчками выше, да еще и с искажением смысла). Выражение "she ran, laughing towards them" Муравьев переводит "она, смеясь, устремилась к ним", сохраняя все нюансы. Григорьева игнорирует "laughing" и переводит "ran towards" как "подошла".
Разные переводы следующего предложения неудивительны, так как в этом случае важна не точность, а важен образ платье, шелестящее как трава на берегу реки. Дословный перевод следующей реплики тоже не слишком важен, поскольку общий смысл передать несложно.
Любопытно, что по каким-то причинам Григорьева и Муравьев отка-зываются переводить "... (she said) liking Frodo by the hand". Муравьев просто выбрасывает этот кусок: "Смелее, милые друзья", - сказала она. - Смейтесь, веселитесь", а Григорьева украшает то, что осталось, чтобы оно не выглядею слишком жатко: "Входите же, милые мои, - снова зажурчал ее голос. - Смейтесь, веселитесь!" Вряд ли оба перевода что-нибудь от этого потеряли, но факт сам по себе любопытный.
Имя Goldberry, по-моему, получило лучший перевод у Григорьевой, чем у Муравьева. Сама структура этого имени - по аналогии со strawberry, blackberry - клубника, черника. - предполагает такую же структуру и в русском варианте, т.е. Златеника, а не Золотинка.
Любопытные варианты переводов у следующего предложения: "For you are still afraid, perhaps of mist and tree-shadows and deep water and untame things". Григорьева изменяет время, и тем самым смысл предложения: "Вас напугали туманы .,,", Дальше, "tree-shadows" Григорьева переводит как "древесные тени", а Муравьев как "темные деревья", что, по-моему, совершенно излишне. Самым интересным для перевода здесь является словосочетание "unlame tilings". Буквально это означает "дикие вещи", но как подобрать нечто аналогичное в русском языке? Каждый из переводчиков делает это в меру своего понимания смысла этого словосочетания, но при этом Муравьев не забывает, что "untame things" - весьма общее понятие: "неведомая лесная тварь", а Григорьева, хоть и сохраняет слово "дикие", но очень конкретизирует: "дикие деревья". Я, может быть, перевела бы это как "дикий лес", потому что "лес" - это деревья, животные и т.п., все вместе.
Далее Григорьева переводит "... joy, that he did not understand" как "беспричинная радость", что является явно ошибочным. А через пару строчек при переводе "... less keen and softy was the delight but deeper and nearer to the mortal heart ..." Муравьев ограничивается довольно общим переводом: "восторг не теснил ему грудь, а согревал сердце", а Григорьева дает более образное выражение: "... там звездный свет имел льдистый оттенок вечности, а здесь все было милее и ближе смертному сердцу ..."
"... folk of the Shire were so sweel-tongued". Любопытно посмотреть. как пытаются перевести "sweet-tongued" наши переводчики: "... столь благозвучных слов ..." - Григорьева, и "... такие речистые хоббиты" - Муравьев. То же самое чуть дальше: "This is a merry meeting!" : "Вот веселая встреча!" - буквальный перевод Григорьевой, и "Как хорошо, что вы до нас добрались!" - Муравьева. Сложно сказать, чей вариант лучше.
Григорьева, видимо, любит вставлять кое-что от себя - вот два примера в одном абзаце: "Впрочем, от друга эльфов их услышать вдвойне приятно" и "... усаживайтесь, не тревожьтесь ни о чем ..."
Потом, есть (опять и опять) несоответствия стиля и у Григорьевой: "... обихаживает ваших лошадок" и, ниже, у Муравьева: "... наслаждаясь, Словно танцем, резвой прелестью ее движений..." Но примеры такого типа уже рассматривались выше, поэтому не будем останавливаться на этом.
В оригинале возникло выражение "From somewhere behind the home", и переводчики поняли его по-разному: "откуда-то из глубины дома" - Григорьева и "со двора" - Муравьев. Красивее вариант Григорьевой, но какой из переводов ближе к английскому - сложно сказать.
В следующей реплике Фродо Григорьева заменяет "if my asking does not seem foolish" на "позволь мне спросить". При этом предложение приобретает совершенно иной смысл; "могу ли я вообще об этом спрашивать" вместо "не глупо ли с моей стороны об этом спрашивать".
Ответ Златеники на вопрос, кто такой Том Бомбадил "Не is", каждый переводчик толкует так. как ему удобнее. Муравьев: "Он такой и есть", и далее, в ответ на немой вопрос "ну да, вот такой, как предстал перед вами ...". Григорьева убирает немой вопрос, поэтому, "Он - это он ... тот. кого ты видишь". Мне оба перевода кажутся абсолютно неадекватными оригиналу.
Приходится повторяться, но в следующем абзаце Григорьева снова дает волю своей фантазии, изобретая и урезая. Она выкидывает "No one has ever caught old Tom, walking in the forest, wading in the water, leaping on the hill-tops under light and shadow". Предложение довольно большое, и утраченная информация нигде не восполняется. Чуть ниже еще одно вырезанное предложение: "Не laughed and going to Goldberry, took her hand".
Выражение "his ... hair was crowed with autumn leaves" все же6 наверно, лучше переводить дословно - "венок из листьев" (Григорьева) звучит лучше, чем "корона из листьев".
В переводе следующего абзаца отличились оба переводчика: Григорьева, как всегда, выкинула очень красивую фразу (кстати, Муравьев перевел ее, хоть и красиво, но неточно: "в изумрудном блеске, ... вся в зеленом серебре и звездистых искрах ..."; "... clothed all in silver-green with flowers in her girdle"), а Муравьев, в погоне за колоритностью речи Тома Бомбадила, извлек из воздуха фразы типа "сдвинем занавески, и за доброй едой вечер минет быстро". И Муравьев, и Григорьева вставляют усиление перед следующей репликой Тома (Том зовет хоббитов ужинать, забыв, что они с дороги, и Златеника напоминает ему об этом). В оригинале это выглядит так: "Torn clapped his hands and cried". В русском варианте это необходимо усилить, т.к. иначе будет не очень понятно. По-моему, наилучший вариант нашла Григорьева; "Том в притворном ужасе хлопнул себя по бокам". Перевод Муравьева выглядит довольно неуклюже со всех точек зрения; "Том захлопал в ладоши и весело удивился самому себе".
По-моему, слово "refreshed" лучше переведено у Муравьева, чем у Григорьевой - по-русски лучше звучит "освеженные", чем "посвежевшие" (по крайней мере. когда речь идет о хоббитах).
С предложением "Though the hobbits ate, as only famished hobbits can eat, there was no lack" Григорьева и Муравьев разбираются no-разному: Григорьева дословно переводит первую часть, но конец фразы отрезает, а Муравьев делает так: "Изголодавшиеся хоббиты уплетали за обе щеки, но сыру и сливок, хлеба и меда, зелени и ягод было вдоволь", т.е. слегка видоизменяет первую часть и дополняет вторую. Перевод Муравьева мне кажется более интересным (если не считать того, что "проголодавшиеся" (Григорьева) в данном контексте лучше, чем "изголодавшиеся").
Совершенно непонятно, зачем Григорьева дает такой перевод "Фродо с удивлением заметил, что весело распевать куда проще, чем говорить". Для сравнения; перевод Муравьева - дословный - "Вдруг оказалось, что они звонко распевают, словно петь было легче и проще, чем говорить". В следующем абзаце Григорьева опять упускает некоторые детали, помогающие лучше представить себе обстановку (яблоневые дрова, "прибранный покой", (Муравьев), пара свечей ..., и одна лампа), но мы не будем подробно останавливаться на этом.
Следующий абзац и не стану разбирать подробно, т.к. опять у Муравьева дословный перевод, а у Григорьевой бурный всплеск фантазии. Отмечу только одну метафору из этого всплеска: "... сон скапливался под потолочными балками". Дальнейшие несколько строк не очень отличаются от оригинала, поэтому мы не будем разбирать их. Заметим только, что Муравьев нашел слово, очень хорошо подходящее а этом случае: "напевно", и выражение "взгляд ... блеснул синевой"; а Григорьева - "повисла тишина" и слово "вскинулись", заменяющее одновременно "выпрямились" и "сказали" ("вскрикнули" - Муравьев).
Из длиндой и красивой фразы "Their mattresses and pillows were soft as down and blankets were of white wool. They had hardly laid themselves on the deep beds and drawn the light covers over them before they asleep". Григорьева оставляет только самый конец: "Едва они успели натянуть на себя легкие одеяла, как дрема бросилась на них (?) и увела их за собой".
"In the dead night, Frodo lay to a dream without light". На сей раз перевод Муравьева не отличается особой красотой или точностью: "Тяжелый сон отуманил Фродо". А Григорьева даст почти буквальный и довольно изящный перевод: "Глухой ночьо Фродо привиделся (!) темный сон" (хотя, по-моему, "сумрачный сон" было бы лучше).
Отметим, что в последующем тексте есть как очень удачные варианты: "скала, прорезанная аркой" (Муравьев), "взметнувшаяся ввысь башня Странных очертаний". " в черное небо рванулся (!) узкий луч света" (Григорьев), так и явно нелепые, например "злобно рычали волки" (Муравьев). Конечно, одним из значений слова "howling" является "рычание", но, применительно к волкам, это скорее "вой". У Григорьевой тоже есть такие ляпсусы: "... он узрел под собой ...". Конечно же, в общем случае такой перевод не вызвал бы возражений, но к хоббитам это вряд ли подходит. По части пропусков даже целых предложений оба автора отличились: Муравьев, например, игнорирует фразу "A mighly eagle swept down and bore him away". К тому же "unremembered ... dream" он переводит как "сон без сновидений", что неправильно. Григорьева здесь дает правильный и красивый вариант: "... и он снова ушел бродить по тропам сонного царства (может быть, "царства снов"?), но теперь уже не запомнил путей".
При переводе выражения "the noise was like branclies fretting in wind. twig-fingers scraping wall and window" Григорьева не простительно урезает его, уничтожая при этом всю выразительность: "Так бывает, когда ветер теребит ветви и они скребутся по стенам", Муравьев переводит это гораздо лучше; "... будто кто-то потирает ветви друг о друга, карябает но стене и стеклам деревянными когтями ..."
При передаче образа воды, стекающей с холма и затапливающей, дом Муравьев и Григорьева идут разными путями. Муравьев дает более или менее точный перевод оригинала, а Григорьева создает свой образ: "урчание воды", "вода тихо чмокала, обсасывая стены, и разливалась, расползалась ... смачно булькала у стен, ... мутно прибывала, приплескивала".
Помимо этого, у Григорьевой найдено не менее удачиое выражение: "... темной, бескрайней стоячей заводью (!) " (сравните с переводом Муравьева: "... темным озером").
"As far as he could remember Sam slept through ihe night in deep content, if logs are contented." На сей раз речь пойдет не о достоинствах или различиях переводов, а об их недостатках. (По смыслу оба перевода достаточно близки к оригиналу.) Григорьева: "Сэм всю ночь проспал бревно бревном и запомнил лишь. что во сне был очень доволен". Не правда ли, немного неуклюжая конструкция. Муравьев: "Как помнилось Сэму. он-то проспал ночь без просыпу, спал как бревно, а бревна не просыпаются". Одно из этих слов стоило бы выкинуть или заманить схожим по смыслу - слишком уж много однокоренных слов в одной фразе.
На этом месте можно прервать подробный разбор текста и посмотреть, что же из себя представляет трилогия в целом.
Года полтора назад перевод Григорьевой еще не вышел, и все зачитывались "Властелином колец" в переводе Муравьева. Существуют, конечно же, люди, не принимающие трилогию в целом, как вещь (кто-то при этом любит читать "Хоббита", кто-то нет), но большинство известных мне поклонников Толкиена были единодушны в своей оценке - книга понравилась. Некоторым удавалось прочитать оригинал, и отдельные несоответствия были замечены, но перевод был признан хорошим. Естественно, что когда вышел еще один перевод, все любители трилогии захотели если не приобрести, то хотя бы прочитать его. Мнения разделились.
Что касается меня, то я присоединяюсь к мнению тех, кто считает, что второй перевод гораздо хуже первого (в отличие от авторов статьи "Книги и пираты открывают Америку - и обнаруживают там Толкиена" ("Час пик", 20 апреля 1992 г.) В. Лушина и М. Карчика, считающих перевод Григорьевой наивернейшим из всех. Попробуем понять, почему это так (в частности, на основе уже проделанной работы по сравнению переводов).
Начнем с имени главного героя. Все были согласны, что лучше всего не переводить его - то есть Бильбо Бэггинс (именно так он фигурирует в переводе Н. Рахмановой "Хоббита") лучше, чем Торбинс. Критерием отбора в данном случае, видимо, является именно звучание. Но, в таком случае, нападки любителей Толкиена на перевод Григорьевой вполне обоснованы - Бильбо или Фродо Сумникс уже совсем не звучит. Точно такая же ситуация с большей частью остальных имен: Толстобрюхлы, Барсуксы, Шерстолапы и Шерстопалы - это, конечно, не лучший вариант, но, все же, лучше, чем Рытлы, Хрюклы, Пузмксы и Кроттсы. Конечно же, и у Григорьевой есть удачные варианты имен, а у Муравьева неудачные, но я отмечаю общую тенденцию. Вот еще один из наиболее ярких примеров несоответствия имен: Strider - так звали Арагорна те, кто почти не знал его. Перевод Муравьева соответствует оригиналу: Бродяжник. Ни в оригинале, ни в этом переводе негативного оттенка почти нет. Но в переводе Григорьевой - Колоброд - негативный оттенок выделяется очень сильно. Поэтому ее перевод не подходит и по стилю, и по смыслу. Но это все частности. Откуда же возникает плохое впечатление от вещи в целом?
У обоих переводчиков есть довольно большие погрешности в стиле. И Григорьева, и Муравьев бывают весьма находчивы в переводе отдельных фраз, нахождении наиболее полных эквивалентов в русском языке. Но при Этом Муравьев более пунктуален в переводе, у Григорьевой же эта пунктуальность отсутствует. Только иногда из-за большей смелости и вольности текст выигрывает - он обогащается метафорами и определениями, которых не было в оригинале, но которые наиболее полно передают смысл. Но чаще всего вольность перевода превращается в небрежность, которая пагубно сказывается на тексте в целом. Пропадает большая часть красивых словосочетаний, скрадывается острота фраз, сглатываются целые реплики. И, как результат - исчезает красота книги.
Известно, что у Толкиепа есть книга под названием "The Silmarillion". Эта вещь похожа на эпос - и по структуре, и по стилю. Так вот, Григорьева своим переводом приближает трилогию к эпосу, а стиль, как известно, у эпоса довольно тяжелый. Трилогия была написана в другом стиле, более легком и изящном, поэтому необходимо сохранить это изящество при переводе Муравьев с этой задачей справился более или менее успешно.