ГЛАВА 15
Арабелла и Мариджан возвращались из церкви. Ночь уже отступала, пропуская в свои темные владения рассвет. Подъезжая к дому, хорват подозрительно огляделся по сторонам, будто разыскивая что-то важное. Но во дворе царила непроглядная, пугающая темнота, лишь маленький светильник, висевший на крыше, немного освещал ступени.
– Возможно, Шараф Ага еще не вернулся. Мы выиграли время, но долго скрываться не сможем.
Арабелла молчала. С тех пор, как они стали мужем и женой, девушка и слова не сказала. Сожаление убивало постепенно, как умный хищник свою добычу. Дочь герцога отлично знала и понимала, что имеет в виду ее супруг. Он хотел увести француженку в Хорватию, на свою родину. Но молодой женщине было безразлично, ибо она уже очень хорошо осознавала, что предстоит замужней наложнице. Скрывать брак от господина было невозможно, а втайне от него покинуть Алжир – еще трудней.
– Мариджан, ты не хуже меня знаешь, что Шараф не допустит нашего бегства. Завтра он вернется и захочет увести меня в Сераль. Что тогда будем делать?
– Выход только один: бежать сегодня ночью, – ответил раб, исподлобья поглядывая на мадам де Фрейз.
– Ты с ума сошел! Уже рассвет! Мы и шагу сделать не успеем, как нас поймают и бросят в темницу! Ты не должен делать безрассудных поступков, ибо они могут стоить нам жизни! – запротестовала женщина, спрыгивая с седла и привязывая пони к стволу дерева.
– Арабелла, пойми, сейчас не время осторожности. Мы должны действовать быстро и решительно. Потому что…, – сеньор не успел договорить, как послышались крики и топот коней. Со всех сторон выбежали воины с поднятыми мечами и всадники на конях. Все они шумели, и приближались к испуганным предателям. Внезапно появился Шараф Ага. Подняв руку, он приказал замолчать. Арабелла испугано прижалась всем телом к Мариджану.
Их поймали! При этой мысли дрожь пробежала по всему телу девушки. Мадемуазель прикусила губы, чтобы не закричать. Господин сделал шаг вперед: – Предатели! Изменники! Вы обманули меня! Совершили самый тяжкий грех! Я за это убью вас!
Чернокожий раб, вооруженный копьем, стал медленно приближаться: – Отдай мне ее! Эта женщина принадлежит султану! Ты не можешь заполучить ее!
Мариджан вынул из-за пояса кинжал, и, подкинув его в воздухе, сжал в руке: – Не приближайтесь! Стойте на месте!
Арабелла понимала, что нужно бежать. Но куда? Со всех сторон их окружили вооруженные мужчины, крепкие и ловкие. Девушка мысленно молилась Богу, прося его помиловать несчастных: «Господи, мы ведь не совершили греха. Обвенчались так, как этого требуют христианские обычаи. Так почему же Ты, Всемогущий Творец, хочешь разлучить мужа и жену?» Молодая женщина и сама знала ответ на этот вопрос. Она не любила супруга и желала стать свободной, ведь церемония состоялась насильно, и как бы француженка не сопротивлялась, ее все – равно повели под венец. Но султанское рабство было еще хуже.
Дочь герцога сделала шаг вперед, положив ладонь на лезвие кинжала хорвата:
– Умоляю, отпустите нас. Мы не сделали ничего плохого. Сам Господь благословил наш брак. Отпустите, и никто не пострадает. Сегодня, в эту ночь, не прольется ни капли крови, ни одно сердце не остановит свой ход.
Раздались язвительные усмешки. Шараф, подняв глаза, удивленно посмотрел на султанскую гедиклис: – Нужно было думать раньше, миледи. Теперь уже никто не исправит того, что сейчас случится, – араб что-то шепнул светловолосому слуге. Внезапно мужчина ударил Мариджана палкой по голове. Кашляя и тихо стоная, хорват стал медленно оседать на рыхлую землю. Из головы у него текла алая кровь, а глаза закатились. Арабелла подбежала к своему мужу, и, схватив его за руку, воскликнула:
– Нет! Нет! Мариджан, не умирай! Негодяи! Убийцы! Вы за все заплатите! – молодая женщина начала трясти мужчину, прося его прийти в себя. Шараф Ага жестоко оттолкнул девушку:
– Увидите ее и бросьте в темницу!
Рабы, схватив наложницу за руки, повели ее по серым ступеням. Француженка оглянулась назад: ее муж, супруг, человек, который, рискуя собой, пошел под венец с женщиной, которая не любила его, это несчастный слуга, брошенный на произвол судьбы, прозванный отступником всеми языками мира, это ее мужчина…
Арабелла попыталась улыбнуться, но слезы залили ей лицо. За что судьба так покарала ее? За что? Почему каждый мужчина, полюбивший буйную розу всего великолепного, должен страдать и расплачиваться? И что в дальнейшем ожидает отвергнутую фаворитку короля?
Молодая женщина, прижав колени к подбородку, стряхнула слезы с длинных, пышных ресниц. Вновь она сидит в заточении, ожидая приговора. И какой он будет на этот раз? Дочь герцога очень хорошо знала, что ожидает женщину-изменщицу. Но смертная казнь не была ужасней рабства, которое ожидало прелестную даму.
Вечером в темнице было так же темно, как и днем, через железные решетки не пробивался ни один луч света. Опустив голову, девушка покорно ожидала своей участи. Раздался скрип двери. В темноте Арабелла не могла ничего разглядеть. Она лишь слышала цокот четок. Дыхание незнакомца становилось горячее и ближе. Наконец-то она смогла разглядеть Шарафа Агу. Он склонился над своей рабыней, рассматривая ее лицо. Молодая женщина придвинулась к стене: – Что тебе от меня нужно? Ты пришел убить меня? – в голосе пленницы не было даже капли страха, лишь глухое отчаяние.
Араб рассмеялся сухим смехом: – Ты не спеши умирать, ибо в твоих руках жизнь еще одного человека, – мадам де Фрейз удивленно подняла бровь. Она не могла подумать, о ком идет речь.
– Что ты говоришь? Что это за человек?
– Пойдем, сама увидишь, – Шараф взял дочь герцога за руку, помогая ее подняться. В темноте француженка ничего не видела, лишь ощущала, как шелестит солома под ногами. Винтовая лестница, которая вела в центральный коридор дома, была завалена сеном, но господин повел Арабеллу в какой-то туннель. Пройдя по рыхлой площадке, молодая женщина заметила скрытое помещение, отделенное решеткой. Подойдя к двери, девушка увидела Мариджана. Он лежал на земле, запачканный в кровь и в грязь. Француженка кинулась к нему, но вход был наглухо закрыт: – Не старайся. Решетка очень хорошо заперта. Тебе не удастся освободить супруга, – проворчал мусульманин, делая особый акцент на слове «супруг». Пелена слез застелила глаза девушке, но она поняла, что именно сейчас нужно держаться с особым достоинством, чтобы показать свою гордость и хладнокровие.
– Арабелла, ты же умная женщина. Я надеюсь, что ты не сделаешь ошибку там, где все уже давно решено за тебя.
Глаза молодой женщины вспыхнули огнем ненависти: – Тогда зачем ты меня сюда привел?! Чтобы сообщить, что мой муж погибнет по твоему приказу?!
– Ты же меня очень хорошо знаешь. Неужели я готов убить собственного друга, который служил мне верой и правдой долгие годы? Нет, мне бы этого не хотелось делать. Но ты своим упрямством заставляешь меня так поступать. Я же сказал: судьба Мариджана в твоих руках, – мужчина поднял глаза на свою собеседницу. Молодая женщина опешила. Она отлично поняла, что хочет от нее господин:
– Тебе нужна я?
– Не мне, а – гарему султана. Если ты покорно поедешь во дворец, будешь оказывать должное уважение высшим особам, и послушно выполнять все указания, я отпущу Мариджана. Он отправится в Хорватию, на свою родину. Но, а если ты откажешь, его убьют. Ты же не сможешь его увидеть даже перед смертью. Так, какое будет решение?
– Ты думаешь, у меня есть выбор? Но что ты потребуешь взамен? Ведь я не глупа, чтобы не понять, что тебе нужна выгода оттого, что я стану наложницей, жившей в Серале.
– О чем ты? Мне ничего не нужно. Я делаю это только для своего властелина, чтобы ему было хорошо. Большего мне не надо.
– Дело ведь в некой женщине? Не так ли? – проговорила девушка бархатным голосом, чтобы подчеркнуть свою остроумность.
– Не буду скрывать, Арабелла, дело правда касается дамы.
– И, кто же она? – поинтересовалась мадемуазель, позабыв на секунду о том, что за этой решеткой находится человек, нуждающийся в ее помощи.
– Эта особа является султаншей. Ее имя – Ихтидаль Султан. Сия госпожа подарила Абдул-Рашиду сына-наследника, который в будущем унаследует трон отца и будет возглавлять огромные войска для завоевания новых земель. Но эту даму я призираю так же сильно, как мусульмане христиан. Не спорю, она умна и красива, остроумна, образована, но недостойна нашего владыки. Ему нужна не строгая матрона, а молоденькая, дерзкая, прекрасная телом и душой, девушка.
– И этой девушкой являюсь я? – улыбка легкой тенью легла на губы сударыни. Она почувствовала свою силу и превосходство, поняла, что может стать великой женщиной, богатой и властной. Но, а любовь…. Арабелла понимала, что больше не сможет полюбить никого. Возможно, чрезмерная верность и преданность по отношению к изменнику была излишней, но молодая девушка знала, на что идет. Стать бездушной наложницей, усыпанной золотом и бриллиантами, не означало быть счастливой. Тяжело вздохнув, мадемуазель де Фрейз слабо кивнула, чтобы не произносить вслух тягостные речи.
– Ты согласна? – в голосе Шарафа прозвучали веселые нотки, которые Арабелла раньше не замечала.
– Разве у меня есть иной выбор? Ради Мариджана я готова на все. Когда ты его отпустишь? – уныло спросила молодая женщина, потупив взор.
– Не волнуйся. Твой муж окажется на свободе только тогда, когда ты станешь жительницей гарема. Но сейчас он еще будет здесь. Ибо у меня нет гарантии, что по пути в Сераль ты не сбежишь.
Язвительная улыбка пробежала по губам француженки: – Куда я денусь? Твои люди, возможно, будут слишком хорошо меня охранять. Но я не рабыня, запомни это. А свободная леди никогда не покориться своей судьбе. Она либо будет на самой вершине, либо вообще не окажется на том месте. Но на дне общества я не буду находиться. Я уже была провинциалкой, жившей в Берне. Дни моего детства прошли в бедности и нуждах. Поэтому я обещаю тебе, Шараф, и клянусь себе, что рано или поздно мне удастся выбраться из арабского ада, и будь уверен, что в этом мне поможет именно султан. Он освободит меня из своего плена и тогда уже никто не назовет меня рабыней. А пока… я буду тихой, покорной, смиренной, не подниму глаз на высших особ, слова лишнего не произнесу. Но это лишь пока….
Удовлетворенный такими словами султанской гедиклис, управитель гарема внимательно посмотрел на Арабеллу. Его черные глаза, подобно жемчужинам, погасли: – А твои чувства? Ты ни разу даже не заикнулась о любви. Ты так и останешься холодной и бездушной? – услышав то, что накопилось на сердце, дочь герцога сглотнула слезы:
– Мои чувства уже давно никого не касались, не касаются, и не будут касаться. Запомни это, Шараф Ага. Пройдет много времени, и я, возможно, почувствую уважение и теплоту к какому-то мужчине. Это случится не сейчас. Но как бы там ни было, этим мужчиной твой повелитель никогда не окажется.
Уныло улыбнувшись, молодая женщина отправилась в свою комнату. На рассвете, как она и предполагала, пришли слуги, чтобы отвести наложницу во двор. Дочь герцога, выйдя на крыльцо, увидела двое золотых носилок, которые держали два раба. Сзади располагался целый караван верблюдов, запряженных мешками с вещами и едой. Такая же самая «свита» сопровождала девушку тогда, когда она сошла на берег в Алжире. С тех пор прошло очень мало времени, но Арабелла вспоминала те события смутно, как будто бы они были лишь сном. Но на этот раз француженку не принуждали ехать верхом на верблюде, ее посадили в золотые носилки. Устроившись под паланкином, молодая женщина, наконец-то смогла снять вуаль, вытирая лицо платком. Жара была невыносимой. Дрожь пробегала по телу мадам де Фрейз, когда она понимала, что в пустыне, через которую будет ехать караван, еще жарче и опасней. Ибо стали ходить слухи, что разбойники нападали на богатых людей, грабили их и убивали. Волнение достигло пика. Будущая наложница выглянула наружу. Верблюды продвигались не спеша, аккуратно становясь на землю. Девушка увидела Шарафа Агу. Он не ехал в носилках, а располагался на белом скакуне. Молодая женщина заметила, как управитель занервничал. Глаза не были спокойными, в них горел огонь волнения и переживаний, руки нервно сжимали поводья лошади. Приблизившись к носилкам, араб взял Арабеллу за запястье. От его горячего прикосновения девушка испуганно подняла глаза: – Мы приближаемся к пустыне. Там очень небезопасно. Сейчас мы сделаем привал. Переночуем здесь, а завтра отправимся в путь, – голос мужчины дрожал и срывался.
– Что случилось? – тихо прошептала мадам де Фрейз, бережно положив пальцы ладонь управителя.
– Я не хотел говорить, но…в Ливии назревает мятеж. Как тебе известно, эта страна также принадлежит к владениям нашего султаната. Повелитель желает, чтобы я отправился туда. Я ведь не только господин гарема, но и государственно-политический деятель. Мне нужно усмирить непокорное племя, поскольку повстанцы могут начать грабить и Тунис.
Дочь герцога невольно покачала головой: – О чем ты говоришь? Куда ты уедешь? А я? Что будет со мной? Ты подумал об этом? Как я сама останусь в гареме, где на каждом шагу мне будут напоминать, что я лишь низкая рабыня? – в голосе женщины послышались обидчивые нотки. Слезы стояли в глазах, не позволяя выбраться наружу резким чувствам.
– Я все отлично понимаю, не хуже тебя, Арабелла. Но выхода нет. Мы все пострадаем, если восстание не усмирится. Пойми, есть дела важнее…
– …меня, – закончила фразу девушка, гордо вскинув подбородок. Сейчас ей хотелось выглядеть самостоятельной дамой, той, которая сама сможет постоять за себя. Но понимание правды лежало тяжким бременем на юных плечах. Взгляд француженки упал на рабынь, которые, закутавшись в паранджу, шли за караваном по острым камням: – Такой доли ты мне желаешь? – усмешка была подобна жалкой улыбке, которая едва заметно проскользнула по губам мадемуазель.
– Эти несчастные – никто. Запомни это, девушка. С рабынями ты себя не равняй.
Слуги поставили палатки для ночлега. Шатер Шарафа Аги был особенным, сделанным из редкого бархата. Золотистые узоры придавали ему неописуемой красоты. Слугам и простым рабыням ничего не оставалось, как просто спать под открытым небом на холодной земле, кишащей разными насекомыми. Арабелла увидела дюжину девиц, которые не были похожи на простолюдинок. Их одеяние состояло из роскошных кафтанов и шапочек с накидками. Молодая женщина с горечью осознавала, как они были красивы и юны. В свои восемнадцать девушка утратила уверенность в себе. Она вспоминала то время, когда была молоденькой, шестнадцатилетней леди. В те дни буря жажды власти и гордыни не затмевала взор голубых глаз, а сердце и душа были спокойны от интриг и пересудов. Именно в покорную, кроткую, нежную и ранимую девушку влюбился король, видя в ней не дерзкую красавицу, а послушную девочку. Тогда вся роскошь и великолепие французского двора окутало невинного ангела, желавшего завладеть большим, чем просто местом при дворе. Столь проницательная и рассудительная, миледи смогла поставить на колени всех придворных, из провинциалки превратиться в фаворитку короля. Да, это положение было шатким еще тогда, когда владыка лелеял в своих объятиях молодую любовницу. Но весь триумф произошел именно тогда, когда Анна Австрийская выявилась невестой Людовика. И как этой испанке удалось расположить к себе короля? Как он, верный мадемуазель де Фрейз, посмел объявить ее в качестве своей суженной? И все это свалилось на плечи невинной девушки, желавшей просто подняться выше, чем любая простолюдинка. Но ведь Арабелла была рождена не от бедного конюха и его продажной девки, а от уважаемого герцога и от кузины самого принца Шотландии. Аристократка желала получить то, что принадлежало ей по праву: деньги, богатство, земли, поместья, роскошь замков и дворцов, превосходные наряды и дорогие украшения.
Теперь все то, что получила молодая женщина с трудом, оказалось на волоске, который вскоре оборвался. И не осталось следа ни от богатства, уважения, любви. Нет, любовь была жива. Но она жила лишь в сердце француженки, но не в душе у лицемерного государя. И что получила взамен буйная роза? Унижения, горькую участь, нежеланное, (но спасительное) замужество. Шараф использовал свою пленницу, как мог. Теперь, сидя на земле возле палаток, Арабелла де Фрейз оглянулась назад, на то прошедшее время, которое было совсем далеко, за горами, за морем, на другом материке. И что добилась за свою дерзкую юность эта несчастная дама? Ничего. Лишь океан слез и страданий, и, конечно же, любви. Именно той любви, которая не позволяла молодому и разбитому сердцу отдаться этому чувству вновь, но с другим человеком, более верным и…преданным. Но если бы было так все просто и легко. Нет, в жизни далеко не так, как нам хочется. И образ Арабеллы – этому пример. Как бы она не боролась, как бы она не молилась и просила Бога вернуть те чувства, ничего ведь не изменилось, все стало еще хуже. Это не значит, что Создатель глух к молитвам своих рабов, нет, конечно, нет. Просто раз судьба выбрала эту дорогу, пусть и нелегкую, но все же путь, имеющий свои особенности. И, разумеется, девушка не умрет от собственной тоски, как это обычно писали в стихах. Нет, от неразделенной любви невозможно погибнуть сразу. Она мучает, не дает покоя. И человек умирает не физически, а духовно, а это самое страшное наказание из всех. Дочь герцога запрокинула голову. Она решила до конца бороться за право стать не просто женщиной, а любимой и влюбленной.
Утром путники вновь отправились в дорогу. Ощущение одиночества не покидало француженку даже среди людей. К ночи перед взором Арабеллы показались могущественные ворота. Она видела такие, когда въезжала в Тунис, но сейчас это каменное сооружение было просо великолепным. За вратами виднелись множество башен, поместий, домов. Но вся красота окутала огромный дворец. Он стоял в центре, сделанный из белого камня, с резными рисунками, с множеством этажей.
– Вот мы и приехали, – улыбнулся мужчина, помогая молодой женщине выйти из носилок: – Верблюдов отведите в стойло, рабы пусть идут через черный вход, разгрузите животных и преподнесите дары султану, воины пусть возвращаются в казарму, – приказал Шараф. Его твердый и властный голос заставил всех повиноваться.
Два сильных юношей с трудом отворив ворота, с поклоном поприветствовали управителя:
– Господин, да ниспошлет Аллах Вам долгую и счастливую жизнь.
Арабелла и араб оказались в необычном саду. Здесь не было так жарко, как в пустыне, а наоборот, веяло прохладой. Молодая женщина очень любила цветы, а здесь их росло множество: белые, розовые, желтые, алые розы, орхидеи, тюльпаны, лилии и еще десятки редких растений. В золотых клетках пели маленькие птички. Но девушка чувствовала себя здесь чужой. Все приветствовали Шарафа Агу, поздравляли его с возвращением, желали всего хорошего. Но на девушку они не обращали ни капли внимания, ведь француженка была просто наложницей. Остановившись около фонтана, господин что-то шепнул евнуху.
– Почему мы остановились? Что это за сад? – спросила молодая женщина. Управитель не был так глуп, чтобы не расслышать в голосе гедиклис недовольство. Поэтому араб даже не соизволил посмотреть на протестантку:
– Тебя это не должно волновать.
– Что? Шараф, не забывай, что ты привез меня сюда не по собственному желанию. Если бы я не согласилась…, – девушка запнулась.
– …то тогда бы я убил твоего мужа, – закончил фразу араб: – А ты этого допустить не могла.
Мужчина уже открыл рот, чтоб что-то сказать, но внезапно выбежали десятки наряженных девушек. Каждая из них была одета в кафтаны из редких тканей, множество драгоценностей украшали шеи, запястья, уши и пальцы женщин. Все они бросились к Шарафу, смеясь и поклоняясь. Арабелла недовольно наблюдала за реакцией управителя. Она ожидала, что мужчина прикрикнет на наложниц, выругав их за непочтенное поведение, но он лишь мило улыбался и достал из сундука разные ткани: шелк, бархат, белоснежное полотно, парчу. В маленьких шкатулочках были самоцветы и разные украшения. И только сейчас миледи уловила на себе презрительные взгляды девушек. И их реакция было понятна: наложницы испытывали к гедиклис лишь зависть, ибо такой красотой не обладала сама Ихтидаль Султан, о которой поговаривали, как о самой прекрасной женщине в арабских странах. Шараф Ага резко повернулся к Арабелле, заметив неодобрительные взгляды женщин гарема. Да, среди них были блондинки с белокурыми волосами и с голубыми глазами, темноволосые брюнетки, дамы с рыжими кудрями. Все они являлись привлекательными и молоденькими, но меркли перед сиянием французской леди.
– Женщина, пойди в беседку. Я скоро вернусь, – управитель сказал это жестко и грубо. Но девушка не сдвинулась с места:
– Ты прогоняешь меня из-за этих рабынь?
Слава Богу, что Арабелла сказала эти слова на латыни, которую, к счастью, не знала ни одна из новоприбывших.
Управитель так жестоко схватил дочь герцога за руку, что она от всего сердца испугалась:
– Запомни, эти сударыни – не рабыни, они избранные наложницы для великого повелителя.
Переступив через свою гордость, которая потоком нахлынула на француженку, Арабелла повиновалась и пошла в беседку, где провела несколько часов. Шараф Ага куда-то ушел со своими барышнями и не возвратился. Вместо него пожаловал какой – то мужчина полного телосложения и маленького роста. Этот сеньор был одет в широкие шальвары и красный кафтан, его лысую голову прикрывал багровый тюрбан. Черты его лица были резкими и чересчур большими: темные, как ночь, глаза под сводом бесцветных ресниц, каштанового цвета брови, широкий, неаккуратный нос почти соприкасался чувствительных губ. От его колючего взгляда по спине молодой женщины пробежал холодок. Приблизившись, незнакомец сказал почти глухим голосом, который был похож на царапание кошки:
– Следуй за мной, – Арабелле ничего не оставалось, как покорно пойти за этим грубияном.
– Как Вас зовут? – осмелилась спросить девушка, ожидая полного молчания в ответ.
– Мое имя Вам ничего не скажет, – в этих словах не царила привычная ирония и лицемерие, а наоборот, присутствовали приятные нотки.
Поняв, что этот человек не настолько неприятен, как кажется, дочь герцога продолжала разговор: – Сэр, я, если правильно поняла местные законы и правила, буду находиться здесь до конца своих дней. И Вы, уважаемый евнух, все равно когда-нибудь попадетесь мне на глаза. И лишь один Бог знает, по каким обстоятельствам совершится наша встреча. Поэтому, ответьте на мой элементарный вопрос.
– Мое имя – Азрун Ага, – бесцветным голосом ответил евнух.
– А мне Вы даже не удостоитесь задать вопрос? – парировала Арабелла.
– Не болтай, женщина! Молча, иди за мной! – приказал старик, рывком толкая наложницу. Потупив взор, молодая женщина продолжила путь, мысленно молясь о том, чтобы кто-нибудь увел ее из этого места. Даже луч надежды в это время погас.
Арабеллу привели в какую-то маленькую комнатку. Там царил лишь полумрак. Потолок был сделан из гипса, на полу лежала шкура тигра. Несмотря на жару, в камине полыхали поленья. Возле огня сидело несколько девушек, очень молоденьких, лет тринадцати – двенадцати, и скрытых под темными паранджами. В руках у незнакомок находилась лира, к которой они прикасались своими тонкими пальцами. В центре, на подушках сидела стройная женщина, на затылке у нее был завязан шелковый платок, украшенный серебряными узорчиками. Широкое платье не имело никаких украшений, кроме поднятого на талии, пояса. Когда незнакомка повернулась, молодая женщина увидела черты ее лица: густые, черные брови, серые глаза, маленькие, тонкие губы и длинноватый нос. Даже хорошенькой ее было трудно назвать. Под глазами и в уголках рта залегли морщинки. Женщина что-то шепнула своим воспитанницам, которые с поклоном покинули помещения. Подойдя к новоприбывшим, дама недовольно посмотрела на Азруна Агу: – Что тебе нужно?
– Махджемаль-калфа, извини, что побеспокоил, но дела не ждут.
– Говори, что там у тебя? – нетерпеливо спросила калфа гарема, теребя в руках белоснежные четки.
– Я привел тебе новую одалиску. Прими, переодень и отведи туда, куда положено, – в этих речах мадемуазель де Фрейз расслышала интригу. Она отлично знала, что только гедиклис может получить все то, что имели те девушки в саду.
Старшая калфа язвительным взглядом осмотрела француженку: – Следу за мной, Хатун.
Арабелла оказалась в соседней крохотной комнатке, сдавленной со всех сторон стенами. Из всей мебели здесь находилась только твердая лежанка, на которой лежало шерстяное, бесформенное платье.
– Одевайся, – приказала женщина, показывая пальцем на кровать.
Арабелла недовольно отошла. Она и не могла подумать, что ее заставят надевать такой ничтожный наряд.
– Чего стоишь? Глухая? – буркнула почтенная матрона, схватив непокорную девушку за руку.
– Я не стану надевать то, что мне не нравится, госпожа, – высокомерно ответила Арабелла, гордо вскидывая свой аккуратный и красивый подбородок.
Глаза Махджемаль-калфы загорелись ненавистным огнем. Стиснув зубы, она ударила дерзкую девчонку по щеке: – Да кто ты такая, что смеешь ослушаться меня? Если ты не будешь выполнять мои указания, то окажешься на дне моря. А сейчас, посиди здесь, подумай. Может, хоть что-то поймешь! – крепок закрыв за собой дверь на ключ, женщина быстрыми шагами пошла по ступеням.
Арабелла села на край кровати, придвинув колени к подбородку. Она попыталась открыть дверь, но безрезультатно. Оставалось лишь надеяться на то, что вскоре ее выпустят из этого помещения.
Ночь, на удивление, оказалась довольно светлой и короткой. Молодая женщина вскоре задремала, но от каждого шороха вздрагивала. Она сама не могла понять собственный страх. Но какие-то неведомые силы подсказывали ей, что счастливым наступающий день не будет. Через легкий сон девушка услышала призыв муэдзина. Его нежный и громкий голос разносился по всей комнатке. Арабелла открыла глаза. Яркий луч впился ей во взор, как дождь в землю. Молодая женщина с трудом встала: голова болела, перед глазами стояла мутная пелена. Дверь была закрыта и ничего с прошлого вечера не изменилось. Лишь на маленьком столике стояла миска с пшеничной кашей и стакан воды. Несмотря на голод, Арабелла даже не прикоснулась к еде, ибо питание рабов не для нее.
Дочь герцога стала расхаживать по комнате, сложив руки на груди. Мысли путались, как паутина и все казалось серым и мрачным. От шерстяного платья кожа стала чесаться. Внезапно с грохотом отворилась дверь. На пороге появилась та же женщина. Сделав несколько шагов, она устремила взор на мадемуазель де Фрейз:
– Ты уже успокоилась?
Девушка покорно кивнула. Она понимала, что в данной ситуации нужно проявлять именно послушание. Эта дама хоть и была строгой, но все же она являлась женщиной, которая должна не только приказывать, но и понимать.
– Следуй за мной, – повелевала Махджемаль-калфа. Она повела Арабеллу по узким дорожкам, которые вели в маленькую комнату, находившуюся на втором этаже возле гаремного сада. Поднявшись по шаткой лестнице, француженка оказалась в гаремной бане. Это было небольшое помещение, сделанное из мрамора. В каждом углу стояли огромные лохани с горячей водой, на полу лежала баранья шерсть, гревшая ноги. Девушка заметила высокий тазик, к которому вела деревянная лестница: – Интисар Хатун поможет тебе помыться.
Из-за своего страха молодая женщина не увидела высокую, стройную даму, стоявшую подле мраморной колонны. Ее приятное, загорелое лицо выражало полное безразличие. Но все же, она была довольно красивой. Гладко – зачесанные волосы открывали красивый, высокий лоб, темные, похожие на черные жемчужины глаза, были наполнены удивлением:
– Эта новая икбал?
– Что ты говоришь своим языком?! Если ничего не соображаешь, тогда молчи! Если бы эта девчонка была икбал, она бы не мылась в гаремной бане, а располагалась в султанском бассейне. Ты настолько глупа, что не видишь очевидного! Теперь понятно, почему султан отверг тебя после того, как ты родила ему мертворожденное дитя! – процедила сквозь зубы главная калфа. Арабелла удивленно подняла бровь. Она видела и понимала, что именно красота Интисар, а не ее ум привлекли повелителя.
– Махджемаль-калфа, я уважаю тебя, но ты не имеешь право так со мной разговаривать! Я в свое время тоже могла легко тебя уничтожить, но не сделала это потому, что пощадила тебя! – звонкий и громкий голос женщины раздавался эхом по помещению.
Наместница хазнедар-усты расхохоталась грубым и неприятным смехом: – И чему тебя учили в ода? Ты глупа, как курица! Приступай к работе! – прохрипев эти слова, Махджемаль уверенными шагами пошла по лестнице вниз, опираясь руками о перила, чтобы не упасть. С годами груз проживших лет лег на эту женщину с неминуемой силой. Постаревшее тело достаточно ослабело, и больше не могло нести бремя власти. А Интисар Хатун, в рассвете своих сил, вполне могла занять должность старшей калфы. Но, к сожалению, судьба не дает шанс дважды. Женщина испытала уже все сладость величия тогда, когда была возведена на султанское ложе. В те дни, молодой султан, только вошедший на трон, был уязвим и толком ничего не понимал в любви. Еще бы, восемнадцатилетний государь был так завален работой и делами, что не мог даже минутку уделить внимания женщинам. А валиде-султан, очень умная дама, подыскала такую наложницу, которую после первой ночи будет не так уже легко забыть. Интисар покорила сердце владыки, стала его госпожой. И уже никто не сомневался, что именно черноглазая брюнетка станет не только султаншей, но и полноправной правительницей, управлявшей политически и государственными делами. Интисар забеременела, но ребенок оказался мертвым. Безутешный Абдул-Рашид перестал уделять внимание своей фаворитке. Забыв про нее, он увлекся Ихтидаль Султан, которая с легкостью родила сына и уничтожила, и так, неопасную, соперницу. Девушку отослали из верхнего гарема и собрались выдать замуж, но Зильхиджа Султан позаботилась о несчастной. Вместо ссылки Интисар получила должность банной девушки, которая должна была мыть уважаемых женщин Сераля. Жалованье Хатун резко уменьшилось, а все украшения и дорогие ткани перешли к Ихтидаль.
Погруженная в свои глубокие мысли, Арабелла сняла платье и приступила к нижней одежде. Но женщина остановила ее: – По нашим традициям, женщина не может снимать сорочку даже во время купания. Ибо нагота является грехом.
Не став спорить, дочь герцога взобралась в лохань. На удивление, вода не была горячей, а довольно прохладной.
Арабелла долгое время наблюдала за Интисар, за ее ровными, сдержанными движениями и кротким взглядом.
– Что со мной будет? – резко спросила молодая женщина, когда купание подошло к концу.
Служанка лишь удивленно посмотрел на нее: – Откуда мне знать, Хатун? – невозмутимо пролепетала рабыня, давая дочери герцога гемлек и дизлык.
– Интисар Хатун, ты отлично знаешь, что ожидает таких, как я. Не нужно от меня скрывать то, что я вижу своими глазами.
– Тогда если ты знаешь, зачем меня об этом спрашиваешь? Что ж, если ты желаешь услышать все собственными ушами, я тебе скажу: одалиски – это ничто и никто, лишь бездушные рабыни. И ты, дорогая моя, одна из них. В нижнем гареме ты будешь каждый день вянуть, как роза. И не вернется к тебе больше ни красота, ни молодость, – с трудом призналась Интисар, пряча покрасневшие от слез глаза под чадрой.
– Но ведь тебе удалось не сгнить в рабстве. Ты смогла покорить султана, даже забеременеть, – в голосе Арабеллы послышалась зависть и ревность.
– Я не была одалиской, а сразу попала в верхний гарем. Передо мной приоткрылись врата рая быстро, незаметно. Я никогда не забуду того дня, когда валиде-султан, пуст Аллах дарит ей здоровье, сказала мне о том, что я пойду в покои повелителя не как служанка, а как избранная наложница. Абдул-Рашид…. Как он был нежен со мной, как ласкал, прижимал к себе, целовал, обещал золотые горы. Какой же легкомысленной и доверчивой я тогда была! Думала, что полученное счастье никуда не убежит, но, к сожалению, глубоко заблуждалась. Враги уже тогда рыли мне яму, ожидая того, что я, в конце концов, сделаю безрассудный шаг. После тех ужасных родов Абдул перестал даже переступать порог моей опочивальни, ибо знал, что уже кроме слез и рыданий я ему ничего дать не смогу, – женщина смахнула непрошеные слезы рукавом, сокрушенно вздыхая. Она и сама не хотела отворять врата соей души незнакомке. Мысленно ругая себя за проявленную слабость, отвергнутая икбал прошептала почти беззвучно: – Но не теряй надежды, девушка. С твоей красотой и умом ты должны не в рабстве томиться, а быть на вершине славы и любви. Но…, – речь Интисар прервали шаги Махджемаль.
– Она вернулась, чтобы забрать меня в нижний гарем! – в ужасе проговорила мадемуазель де Фрейз, резко вставая со скамьи.
Жестом женщина приказала Арабелле замолчать: – Тише, эта бесчестная готова на все. Будет лучше, если ты не будешь с ней ссориться, – прошептала банная служанка. Девушка не успела ничего сказать, как в хамам вошла старшая калфа.
– Идем со мной, Амин, – приказала Махджемаль калфа.
– Как Вы меня назвали? – удивленно спросила дочь герцога, расправляя складки смятого передника.
– Амин, – совершено равнодушно ответила старая дама, рассматривая новое платье Арабеллы: – Амин – это значит, непокорная. Скажи, пожалуйста, кто осмелился дать тебе это? – недружелюбно процедила сквозь зубы Махджемаль.
Арабелла не знала, что ответить. Она не могла подставить Интисар, которая испуганно отошла в сторону, но и соврать не имела права. На самом деле, в наряде дочери герцога не было ничего роскошного: льняное платье не имело никаких украшений, кроме тонких бретелек на плечах. Голову покрывала жесткое покрывало темного цвета и, разумеется, вуаль.
– Это я дала сей девице это платье. Не пристало женщине такой красоты ходить в шерстяных лохмотьях, – сделала шаг вперед банная рабыня, ожидая крик в ответ. Но калфа не стала бранить женщину, она совершенно равнодушно поманила Арабеллу за собой.
Девушка оказалась в темном коридоре, где горела одна-единственная свеча: – Иди прямо по этому коридору. На конце тебя встретят, – объяснила Махджемаль-калфа.
Мгновенно сладкая мысль о том, что ее отпустят, завладела разумом наивной женщины так сильно, что слова невольно вырвались из уст: – Вы меня отпускаете?!
Суровая гримаса старухи навсегда раздавила последнюю надежду в сердце мадемуазель де Фрейз: – Забудь об этом! Женщина, переступившая порог Сераля, никогда его не покинет, ведь даже хоронят рабынь на территории дворца!
Сглотнув слезы, которые с силой обрушились на глаза француженки, она осмелилась спросить таким же неуверенным голосом: – Тогда, что ожидает меня в конце того пути?
Робкий вопрос повис в воздухе, но через минуту на него нашелся такой же непонятный ответ: – Иди, сама увидишь.
Арабелле ничего не оставалось. Смирившись, она побрела по узкой дорожке. Но в конце ожидали ворота! И вновь молодая женщина поверила в то, что эти ворота откроют ей путь на свободу. Но рядом стоял стражник. Одетый в темно-синий наряд, он шагнул вперед, жестом приказывая открыть могущественные двери. Арабелла затаила дыхание, и…. Перед взором голубых глаз появилась даже не пустыня, а…унизительное рабство. Девушка уперлась рукой об ставню, чтобы не упасть. Она никогда такого не видела! Сено, стога соломы, а на них располагаются сотни женщин. Одежда каждой была совершено разной, лица и возраст тоже. Суровые надсмотрщики-евнухи стояли подле противоположных ворот, что-то живо обсуждая друг с другом. Если честно, француженка даже не помнила, как стала на это смятое сено, как вдохнула этот унизительный аромат нижнего гарема. Единственное, что восстало у нее из памяти, это Азрун Ага, тот самый грубый толстяк, который привел девушку к ненавистной Махджемаль-калфе.
Дни тянулись ужасно долго. Жизнь в нижнем гареме была похожа на ад. За девушками следили так строго, что не возможно было даже шаг неверный сделать. С первыми лучами солнца начиналась настоящее рабство. На рассвете рабынь отводили в мечеть, где они должны были целый час покорно молиться Аллаху. Христианкам это давалось ужасно трудно. Хотя все и знали, что такие девицы обращают свои молитвы к Иисусу Христу, надсмотрщики все равно это сурово запрещали. После намаза подавали скудный завтрак: маленькую миску пшеничной каши и стакан воды. Если наложницы всего два раза в день, утром и вечером. В полдень начиналось учение. К сожалению, рабынь не обучали чтению и письму. Им каждый день внушали то, что они обязаны быть покорными и кроткими, чтобы не разгневать августейших людей и самого Бога. Весь оставшийся день несчастных отводили на палящее солнце для самых разных работ: кто трудился на плантациях, кто в винограднике. Рабочее время заканчивалось очень поздно: ровно в полночь. Перед сном давалось всего полчаса для обмывания в холодной, речной воде. Только тогда изнеможенные и голодные рабыни могли сполна напиться.
Проведя несколько недель в нижнем гареме, молодая женщина уже не могла такого терпеть. Она ожидала приезда Шарафа Аги, но мятеж не прекращался и по Сералю стали ходить слухи о том, что управитель вернется только через год.
В пятницу, после утренней молитвы, наложниц повели на учение. Сидя на полу и слушая рассказы учителя, Арабелла мысленно ругала себя за то, что не сбежала из этого ада еще на корабле. И даже мысль о том, что своим бегством она могла погубить Мариджана, не успокаивала и не грела разум девушки.
– По древней легенде, женщина произошла из ребра Адама. Эта объясняет то, что представительница женского пола сама не может управлять своей жизнью, ибо она – часть мужчины. Вы все еще очень юны и глупы, поэтому путь, по которому вы, одалиски, будете идти дальше, выберут ваши наставники. Одни так и умрут за священными стенами гарема, другие – выйдут замуж, либо будут казнены за провинность. Но, запомните одну очень важную вещь, девушки, вы никогда не сможете подняться хоть на полступени выше в гаремной иерархии. Но я привел вас сюда не для того, чтобы все это говорить, ибо ваша голова пуста, как бочка и никакие знания ее не наполнят. Скоро Рамадан, а сегодня священный день недели – пятница. Именно сегодня великие люди приняли решения навернуть всех присутствующих христианок в ислам!
Арабелла едва подавила крик, стиснув зубы. Она с болью ощутила, как ногти впились в нежную кожу руки. Эти ужасные слова эхом раздавались в ушах мадемуазель. Через мутную пелену девушка наблюдала за незнакомкой, которая зашла в комнату, держа в руках Коран и Мантию Пророка. Скрытая под белым покрывалом женщина села на колени перед учителем:
– Господин, я принесла то, что ты просил. Все готово к церемонии.
Дочь герцога с болью в висках наблюдала за девицами, дававшими клятвы и называвшими себя мусульманками. Молодая женщина видела, как слезы стоят у них в глазах, как трясутся руки и вздрагивает тело от прикосновения к Мантии, как дрожит голос бедняжек. Но не одна из них не осмелилась запротестовать.
Пришла очередь Арабеллы. Но молодая женщина не была намерена кориться такой судьбе.
– Подходи, Хатун. Сейчас ты должна отречься от своей веры, – пробормотал учитель.
Девушка так резко встала, что покрывало слетело с головы. Как требуют обычаи, женщина должна была наклониться и достать накидку, чтобы не обнажать тело под тонким платьем. Но дочь герцога гордо стояла, вскинув подбородок: – Нет…. Не смейте! Я не придам своего Создателя! Никогда я не скажу те слова, что вырывались из уст невинных рабынь, вынужденных покориться вам, бесчеловечным тиранам!
Наложницы испуганно переглянулись, пряча лица под чадрами. Глаза старика Джарваля загорелись огнем ненависти: – Что ты говоришь, женщина? Побойся Бога, отступница. Я вижу, что ты грешна и душа твоя запятнана кровью невинных людей. Чтобы обрести прощения у Всевышнего, прими ислам, покорись. А я буду молить Аллаха простить тебя, – голос мудреца, хриплый и приглушенный, заставил Арабеллу отшатнуться. Положив свою дряхлую ладонь на плечо молодой женщины, Джарваль подвел дочь герцога к пьедесталу, около которого женщина читала Коран: – Посмотри на них. Эти девочки такие же, как и ты. Они сумели обрести душевный покой, идя по пути праведной веры. Прими же это и ты, дитя мое. Не бойся, подходи. Сейчас ты скажешь те слова, которые попросит тебя эта женщина, прочтешь строки из Корана и поклянешься в том, что никогда больше не станешь христианкой, – на мгновение Арабелла поддалась этим речам. Как – будто сила приворота завладела ее светлым разумом. Но потом здравый ум вернулся к француженке. Отойдя в сторону, молодая женщина зажала рот рукой, сдерживая слезы:
– Ты сам нечистый человек! Ибо своим приворотом хочешь покорить меня! Не смей ко мне прикасаться! Прочь от меня! – закричала мадемуазель де Фрейз, видя, как двое чернокожих рабов подходят к ней. Но девушка не смогла ничего сделать. Мужчины, заломив ей руки за спину, заставили сесть на колена перед Мантией Пророка.
– Если ты этого не сделаешь, я отдам приказ казнить тебя! – прошипел старик. Обманчивая доброта сменилась приливом гнева. Молодая женщина, вырвавшись из рук слуг, подбежала к стенке, прижавшись всем телом к мрамору.
– Ну, что вы стоите?! Давайте, связывайте меня, в темницу бросайте, к султану ведите! Боитесь, да? – голос мадам предательски дрогнул. Сгорбившись, старик посмотрел в глаза Арабелле:
– Ты не боишься умереть? Хорошо. Посмотрим, какая ты смелая, – Джарваль вынул из пояса стражника кнут. Молодая женщина вздрогнула. Она отлично знала, что чувствует человек после ударов кнута. Еще в детстве дочь герцога избил родной брат. Покрасневшая и окровавленная кожа сразу не проходила. Шрамы оставались на все жизнь. Обычно кнут обмакивали в настойке ядовитых растений и минералов. Это способствовало нестерпимой болью и зудом. Но каждый яд действовал по-разному. От одного кожа лопалась и покрывалась кровавыми пятнами. От более сильного просто начинала нестерпимо печь, от чего человек просто умирал, не в силах выдержать боль. Самый слабый яд заставлял также кожу краснеть и чесаться, но ни в коем случаи не лопаться. Если отрава попадала в рану, то была вероятность заражения крови, что всегда заканчивалось смертью несчастного.
Арабелла с ужасом наблюдала за тем, как раб достает маленький флакончик.
В стеклянной коробочке виднелась желтая жидкость: – Эта яд аконит. Как тебе известно, это растение становится причиной смерти сотни людей. Но я не собираюсь поить тебя этим. Просто кнут, который сейчас растерзает тебя, уже давно был вымочен в аконите. Кожа после этого начинает зудеть, болеть, краснеть и появляются синяки. Но внутри происходит еще хуже. Сосуды начинают расширяться и вся кровь постепенно охлаждается. Жертва начинает дико мерзнуть и терять ориентацию. После того, как кровь отливает от сердца, начинаются боли в области легких. Человек начинает истекать кровью, льющийся изо рта. Все тело изнывает от судорог. После этого несчастный начинает рвать и чувствовать рези в желудке. Учащенное сердцебиение приводит к самому страшному: сосуды головы рвутся и легкие отказывают. Сердце, разумеется, больше не способно циркулировать красную жидкость. Противоядия от этой отравы нет. Потому, человек, хоть пальцем коснувшись этого растения, обречен на смерть.
Арабелла вся дрожала. Она чувствовала, как страх медленно подкрадывается к ней, желает завладеть разумом, сердцем и душой. В горле пересохло, а в висках продолжало стучать. Молодая женщина лихорадочно поглядывала на кнут, который сжимал в руке старик. Сделав шаг вперед, учитель резким движением поднял кнут:
– Пусть Аллах простит твои грехи! – дочь герцога закричала. Сейчас отравленный кнут обожжет ей кожу, оставляя глубокую рану. Девушка закрыла лицо руками, прося Бога о том, чтоб этот миг быстро прошел. Когда уже кнут занесся над головой и был готов обрушиться на Арабеллу, внезапно раздался женский, пронзительный голос:
– Стой!
Все повернули голову к двери, около которой стояла стройная женщина. Молодую мадемуазель поразило ее величие и статность, ибо красоты ей было не занимать. Под черным сводом густых ресниц сверкали ясные, зеленые, похожие на сапфиры, глаза. В них читалось великолепие и гордость. Губы сложились в строгой улыбке. А солнечные зайчики играли в черных, как смоль, волосах, которые кудрями плелись из-под маленькой шапочки, украшенной огромными рубинами и золотыми узорами. На затылке была прикреплена лента из парчи, усыпанная жемчугами. Такой предмет туалета имела право носить только дама высшего общества, приближенная к султану и его семьи. Круглые, золотые серьги с маленькими топазами украшали аккуратные уши незнакомки. Женщина так высоко вскинула подбородок, что солнце полностью его осветило. Арабелла не смогла понять выражение лица мадам, поскольку она была довольно высокой. Длинная, шелковая накидка прикрывала половину головы. Разумеется, вуаль не являлась просто кустом материи, она имела непривычный блеск и яркость. А пышное убранство ее наряда просто завораживало. Арабелла еще никогда не видела леди, которая, не смотря на свой возраст, держалась так гордо и независимо. Обычно все престарелые женщины теряли в себе уверенность. Но только не эта красавица.
Стройную фигуру облегало голубое энтари, украшенное маленькими янтарными камушками и сапфирами. Рукава были перетянуты золотыми цепочками, что позволяло не наступать на них при ходьбе. Платье было достаточно длинным, потому от подола и до колен шли разрезы, обшитые серебром. Но в гареме не позволялось обнажать ноги. Следуя этим обычаям, незнакомка одела под энтари льняное платье. Шнуровка на груди была обшита золотыми нитями и рубинами. Предплечья были украшены узорами. Синий кушак был сшит из венецианского шелка и набит золотыми монетами. На ногах были обуты бежевые туфли с изогнутыми носками. Шею облегало украшение, похожее на пектораль, сделанное из расплавленного золота и усыпанное топазами и рубинами размером с куриное яйцо.
Подняв свою руку, унизанную перстнями и сверкающую браслетами, женщина сделала несколько шагов вперед: – Что здесь происходит?
Учитель, сняв тюрбан, низко поклонился: – О, милостивая госпожа, венец всех скрытых под паранджой, не гневайся. Эта девчонка совершила тяжкий грех, который карается смертной казнью. Позволь мне наказать ее…
Незнакомка сделала повелительный жест, приказывая замолчать: – Джарваль Эфенди, я тебя услышала. Теперь я выслушаю обвиняемую! – внезапно ее голос дрогнул, когда она встретилась взглядом с Арабеллой. Девушка не опустила головы и надменно смотрела в глаза госпоже:
– Госпожа, Вы добрая женщина и поймете меня, но я ничего Вам не скажу. Пусть Вам все объясняет учитель.
Мудрец рванулся вперед, дернув дочь герцога за рукав: – Как ты смеешь так разговаривать с валиде-султан?! Немедленно извинись перед повелительницей!
Молодая женщина вздрогнула так сильно, как будто его обжег огонь. Поняв свою роковую ошибку, Арабелла склонилась в низком поклоне: – Простите, умоляю, валиде. Я…я не узнала Вас….
– Закрой свой рот, Хатун! – буркнул Джарваль.
– Помолчи, Эфенди, – повернувшись к француженке, Зильхиджа Султан нежно прошептала: – Как тебя зовут, девушка?
– Арабелла де Фрейз.
Рука госпожи, лежащая на плече девушки, дрогнула: – Это ты? Та наложница, которую избрал Шараф Ага? Хорошо. Откинь покрывало. Я хочу посмотреть на тебя.
Молодая женщина сняла вуаль, прилюдно кинув ее на ковер. Уста арабской мадам уже открылись, чтоб что-то сказать, но она не могла вымолвить ни слова: – Я никогда не думала, что богиня может быть в людском теле…
– О чем Вы, валиде-султан? Помилуйте, но я Вас не понимаю. Я лишь рабыня…
Внезапно черты лица Зильхиджы исказились от злости. Нахмурив брови, она отошла в сторону, гордо вскинув подбородок: – Да, признаю, ты красива, умна и молода. Именно такими качествами должна обладать истинная наложница султана. Но обычаи для всех равные. И по традициям, ты, став одалиской и переступив порог нижнего гарема, не можешь возлечь на ложе властелина.
Арабелла понимала, что противоречить валиде-султан – преступление, за которое нужно уметь платить, но девушка не могла поступить иначе: – Что это значит?
– Это значит, что…, – султанша вновь отвернулась, но на этот раз медленно и неуклюже: – Что ты…, ты…будешь вынуждена вернуться на свое прежнее место.
«На свое прежнее место»…. При этих словах мадемуазель де Фрейз так сильно сжала пальцы, что побелели костяшки. Девушка опустила голову, пытаясь скрыть свое смятение. Пошатываясь, француженка сделала несколько неуверенных, робких шагов. Всхлипнув, она резко опустилась на колени: – Валиде, убейте меня здесь и сейчас. Ибо я больше не могу жить в этом аду, предназначенном мне Судьбой. Я понимаю, что Вы не удостоите жалкую рабыню такой честью, но…. К сожалению, это единственное, что Вы можете сделать, не нарушив вековые законы.
Лицо госпожи вспыхнуло огнем злости: – Что тебе, французской девке, может быть известно о наших священных законах?!
Молодая женщина попыталась возразить, но валиде и слова ей не позволила вымолвить. Султанша наклонилась над своей рабыней. Арабелла мечтала о том, чтобы сейчас великая дама приказала ей подняться с колен, которые ужасно болели. Но Зильхиджа лишь оценивающим взглядом посмотрела на наложницу.
Внезапно раздались шаги. На пороге появилась девушка, похожая на дивную птицу, ибо ее стройный стан был облачен в яркие, как перья павлина, одежды. Лицо же у нее было холодной красоты: высокие, острые скулы, узковатый рот, черные, бездонные глаза и тоненький нос. Овал лица подчеркивали густые волосы, зачесанные на затылке и удерживаемые зеленой шапочкой.
Колючие глаза незнакомки впились в лицо Арабеллы, которая постаралась ответить тем же. Вскинув голову, молодая женщина попыталась встать с колен, но валиде решительным жестом сжала ей плечо, чем запрещала даже пошевелиться.
Новоприбывшая, видя, как султанша обеспокоена, начала беседу первой:
– Валиде-султан, мое приветствие. Простите, если побеспокоила, – голос девушки, наполненный грубостью, заставил дочь герцога все-таки посмотреть ей в глаза.
Лицо султанши посветлело. Улыбаясь, она, протянув руку для поцелуя, нежно пролепетала: – Ферие, племянница моя дорогая, султанша всего прекрасного на Земле, как я рада тебя видеть. Наконец ты вернулась в родной дом. Как твои дела? Как дворец на окраине Персии?
«Так значит, эта девчонка – кузина самого султана», – подумала Арабелла.
– Все в порядке, тетушка. Слава Аллаху, персидское государство процветает.
Несмотря на всю свою остроумность, мадемуазель де Фрейз не могла понять того, почему алжирки разговаривают о персидских землях, которые, впрочем, находились далековато от Туниса и Алжира.
– Ферие, когда ты приехала?
– Неделю назад я прибыла в монастырь Четырех Жен Пророка Мухаммеда. Там провела несколько дней, за которые успела исповедаться и переписать псалму из Иудейского Раздела.
Брови валиде-султан сошлись на переносице. Ее оценивающий взгляд внезапно стал суровым: – Не пристало тебе, женщине султанской крови, даже касаться своими руками писания неверных!
– О чем Вы, тетушка? Я не сделала ничего такого, за что должна расплачиваться. Во-первых, иудеи – близкий народ мусульман. Ведь именно от этой веры произошла и наша священная религия, – сколько было мудрости в ровном и спокойном голосе Ферие Султан.
– Но и христианство! Не забывай этого, племянница! – выпалила арабка.
– Валиде, успокойтесь. Если бы псалма из Иудейского Раздела была грешной для мусульманина, то не находилась бы в священной обители. И, во-вторых, христианство – тоже вера, а христиане – тоже люди.
С облегчением вздохнув, луноликая госпожа похлопала девушку по плечу: – Я безмерно рада, что ты, моя племянница, выросла такой умной. Я горжусь тобой, девочка моя. Но будь осторожна. Ты единственная представительница нашей династии, которая имеет связи с другими народами. Тебя могут использовать, как заложницу, чтобы укрепить наш контракт с Персией. Поэтому, для твоей же безопасности, я запрещаю тебе покидать владение Саадиит Сераля. И, желательно, из своих покоев ты не должна выходить без служанок.
Дочь герцога и не заметила, как все наложницы и учитель покинули помещение. В этой душной комнатке оставались лишь представительницы династии и, к несчастью, брошенная на произвол судьбы, одалиска. Арабелла с горечью наблюдала за этими могущественными женщинами. С болью в душе она понимала, что значит быть султаншей, дамой, которую уважают и боятся, которую любят и ненавидят, носят на руках и призирают. Ферие была не просто девушкой, имевшей все, о чем может мечтать леди, она являлась также законной наследницей половины имущества султаната.
Закончив оживленный разговор с тетей, Ферие Султан уже собралась уходить, но ее взгляд карих глаз упал на мадам де Фрейз: – Кто это? – спросила она заинтересованным голосом. Наступила мертвая и пугающая тишина.
Зильхиджа приказала наложнице встать: – Это одалиска из нижнего гарема – Арабелла Хатун.
Ферие внимательным взглядом осмотрела рабыню. Остановившись подле нее, султанша, вскинув голову, ответила высокомерным голосом: – Что ты умеешь?
Арабелла почувствовала себя живой куклой, или же рабыней, которую продают на рынке за большие деньги.
– Господь наградил меня пением и игре на разных, музыкальных инструментах. Также я умею читать и писать, знаю четыре языка, не считая своего родного, – дочь герцога старалась говорить тихо и покорно, чтобы не выдать свою враждебность.
Удовлетворившись ответом, Ферие сделала несколько шагов, заложив руки за спину: – А ты не только красива, но и умна. Каждая госпожа мечтает о такой служанке, – произнося эти слова, племянница валиде, отличавшаяся от своей тети предусмотрительностью, внимательно наблюдала за выражением лица одалиски. Возможно, арабская мадам думала, что неразумная наложница начнет противиться такому повороту событий, говорить, что недостойна быть служанкой самой султанши, или, наоборот, заявлять о своем желании посещения султанской постели. Как бы то ни было, леди де Фрейз не выдала свои истинных чувств, тщательно скрывая их за маской безразличия, или, даже, удовлетворенности.
– Почему молчишь? – в голосе девушки послышался вызов.
– Мое слово не имеет в данной ситуации никакого веса, госпожа, – на последних словах голос Арабеллы дрогнул, ибо ей было неприятно изображать из себя, строптивицы и дерзкой красавицы, кроткую девочку.
– Возможно, ты права. Еще никто из подчиненных не мог ослушаться своих хозяев.
– Потому, что за это он бы поплатился головой, а она очень важна, – продолжала парировать дочь герцога, уже прилюдно высказывая свое противостояние дамам султанской крови.
– Отлично. Я вдоволь насытилась твоими здравомыслящими ответами.
Француженка на миг подумала, что сейчас султанская кузина прогонит ее, но горькая участь ожидала не только разум Арабеллы, но и ее руки, которые, по желанию госпожи, должны будут трудиться на благо султанской миледи.
– Я беру тебя, Арабелла Хатун, в свою свиту. Отныне ты моя служанка.
Молодая женщина стиснула зубы, чтобы ничего плохого не ответить. Арабелла, наблюдавшая во Франции церемонию вхождения в свиту, подумала, что арабские традиции не сильно на этом отличаются, и, следуя законам своей родины, девушка решила опуститься на колени перед своей «благодетельницей», но Ферие лишь придержала ее за руку: – Не спеши. Церемония произойдет завтра. Ты дашь обет быть верной мне до конца своих дней и приступишь к своим обязанностям. А сегодня я пожалею тебя, и не буду загружать работой.
Валиде-султан, все это время стоявшая в стороне и наблюдавшая за разговором госпожи и рабыни, сделала несколько стремительных шагов к своей племяннице: – Ты уверенна, Ферие, что эта Хатун сможет сослужить тебе верную службу? Не забывай, что все неверные являются обманщиками и предателями. Ты уже забыла ту гречанку, ставшую твоей приближенной? Та обманщица ловко тебя окрутила и обманула. Это хорошо, что верный евнух спас тебя от позора, иначе…ты сама знаешь, чтобы произошло.
Покраснев до корней волос, султанша ответила порывисто и пылко: – Тетя, та несчастная уже давно покарана. Да и вины ее в происходящем не было. Бедняжка попалась в сети соблазнения и не могла сама управлять своими действиями.
– Женщине не дано самой управлять собой. Этим, как тебе известно, должен заниматься ее отец, брат, жених или муж. А гречанка нарушила все человеческие и мусульманские законы, занимаясь прелюбодеянием на глазах у супруга. Бедный старик не знал, как укротить строптивицу-жену. Жалел ее, просил, на коленях умолял прекратить совершать тяжкий грех. А, что же, интересно, сделала твоя подруга? Опозорила его, забеременела от раба, продала за украшения и наряды свою честь и достоинство. И это совершила она, женщина, которую признали уважаемой дамой и приближенной к султанату. Но кара была не за горами. Новый муж поставил ее на место, пару раз отхлыстав, как лошадь, кнутом и заперев в подвале. Но ты же, не видя собственной дурости, помогла ее сбежать. Она стала твоей главной служанкой и влекла на дорогу грешного соблазна. Разве не из-за нее ты была готова переспать с простым рабом?! О том позоре помнит каждый! Ну и зрелище было: обнаженную, скрытую под легкой, шелковой простыней, девицу ведут в покои слуги! Если бы я не подоспела, тебя не было бы в живых! Ты думаешь, что двоюродный брат пощадил бы кузину, которая своим голым телом удовлетворила желания раба, и, тем самым опозорила его честь и род?! Тебя бы камнями забросали!
Стыд, который волной покатился на Ферие Султан, стал очевиден каждому. Видя, как султанша испуганно опускает глаза, Арабелла, пользуясь своим новым положением, осмелилась тихо прошептать: – Госпожа, простите мне мою дерзость, но разве между верной служанкой и ее повелительницей могут быть секреты? Клянусь всеми верами мира, я никому ничего никогда не расскажу об услышанном сегодня.
– Ты хорошая женщина, Арабелла. Добрая и чувственная. Прости мне мою слабость, но ты сама знаешь, как это быть опороченной и ненужной человеку, из-за которого была готова на все.
Смахнув с глаз внезапные слезы, Ферие Султан отошла в сторону, громким голосом приказав: – Можешь идти, Арабелла Хатун. В коридоре тебя ожидает девушка, которая объяснит тебе все то, что ты будешь обязанна делать.
Поклонившись, молодая женщина поспешно удалилась. У двери ее ожидала незнакомка. Арабелла с трудом заметила ее, одетую в темное платье и накидку, стоявшую в тени, как мышка. На этом пасмурном фоне лишь белокурые, густые волосы были светлым пятном. Спрятанные под серым чепцом, сшитым на французский манер, кудри имели золотистый блеск, что придавало молочно-белому лицу некий шарм. Щеки залил розовый румянец, глаза были серыми, с голубоватым оттенком. Пухленькие губки казались огромными под тоненьким носом. Девушка была хорошенькой, но далеко не красавицей.
Арабелла, подойдя ближе, поклонилась. На это незнакомая мадам ответила лишь приятным, звонким смехом, который покатился по всему коридору.
– Почему Вы смеетесь? – серьезно спросила дочь герцога, смотря, как сверкают глаза сударыни.
– Возможно, ты приняла меня за уважаемую леди? Ошибаешься. Я такая же, как и ты. Меня зовут Чешмирах Хатун.
– Тогда почему ты стоишь здесь, а не находишься в покоях Ферие Султан, как это подобает ее верной служанке?
– Милая, не забывай, что ты не в Европе. Здесь обязанности горничной заключаются не в пребывании во время должности в нужном месте, а в качестве этих действий, – загадочно прошептала Чешмирах, как будто боясь, что их подслушают.
– Я тебя не совсем поняла…
– Не забивай глупостями свою головку, милочка! Лучше подумай о своем наряде! – вновь рассмеялась камеристка султанши.
Арабелла в недоумении посмотрела на свое платье, запачканное в пыль и грязь: – А, что не так?
– Я не думала, что француженки потеряли вкус моды, – разумеется, Чешмирах проговорила эти слова, как самую безобидную шутку, но, все же, Арабеллу это задело.
– А я не думала, что все арабки – эгоистки! – выпалила молодая женщина с такой пылкостью, но ее новая подруга невольно попятилась назад.
– Послушай, я не хочу, чтобы в первый же день нашего знакомства мы ссорились. Пойми, Арабелла, чтобы противостоять водовороту событий, козней и интриг нам необходимо держаться вместе и всегда помогать друг другу. Я знаю, что жизнь при французском дворе тоже не была сладким медом, и там порой тоже надо было отстаивать свои права. Но в королевском дворце ты была свободна и могла поступать так, как хочешь. Здесь же каждый твой шаг контролируется. Поверь мне, подруга, валиде-султан уже не раз устраняла строптивиц.
Арабелла лишь кивнула, чувствуя, как страх нарастает в ней, подобно снежному кому. Мадам де Фрейз только сейчас поняла, что ошибалась в Чешмирах, считая ее легкомысленной хохотушкой. На самом деле служанка Ферие, как потом выяснилось, была строгой и серьезной дамой, а веселье себе позволяла лишь в окружении таких, как и она сама.
– Но ты не переживай. Под защитой Ферие Султан тебе ничего не угрожает. Хотя…, ты еще не видела тех бурь…, – загадочно пролепетала девушка, склонив голову набок, чтобы можно было отчетливее видеть выражение лица новенькой горничной султанской кузины.
– О каких бурях ты говоришь, Чешмирах? Неужели гарем так загадочен, что даже сама племянница валиде-султан может быть в опасности?
Вновь смех сразил молоденькую мадемуазель арабской страны: – Ты меня неправильно поняла, милая. Наша госпожа находится в полной безопасности, впрочем, как и ее дамы и служанки. И от этой безопасности у нее часто даже голова кругом идет!
– Ферие Султан больна?
– Опять не угадала, – покачала головой Чешмирах.
– Может, хватит говорить загадками? Скажи открыто, что за бури бушуют в покоях султанши?
– У нее очень вспыльчивый характер. Если госпоже не понравилась ткань, она может разорвать ее на мелкие кусочки и выбросить в окно. Если султанша не удовлетворилась блюдами, она бьет посуду, а еду отдает своей собачке. Плохими, на ее взгляд, драгоценностями она может расцарапать лицо непокорной служанке. А если девушка случайно гребнем зацепила ее локон, то Ферие Султан дает пощечину.
Арабелла не могла поверить своим ушам, которые слышали рассказ о том, что кроткая, вежливая, доброжелательная и умная султанша может вести себя, как распутная девка-куртизанка: – Но я сегодня видела нашу госпожу в комнате для обучения одалисок. Она выглядела такой покорной, нежной, как она обращалась к матери султана, как кланялась и целовала руку…
– Как я вижу, ты не научилась толком разбираться в людях, – похихикала Чешмирах. И вновь очередная, глупая, нелепая, жесткая шутка! Но на этот раз дочь герцога смолчала, ожидая с замиранием сердца продолжения рассказа о непутевой племяннице валиде-султан.
– На глазах у своей тетеньки, на людях и при султане Ферие ведет себя наилучшем образом. Но в одиночестве…. Бедные служанки, которые обязаны помогать султанше принимать ванну и ложиться спать. Ты, наверно, спросишь у меня, почему так? Да потому, что в хамаме наша госпожа наиболее лучшим образом может высказать все, что накопилось у нее в душе. Плески воды, ругательства, звон самоцветов, лай собачки… Все это невыносимо слушать! – засмеялась Хатун.
Но Арабелле было не до смеха. Она отлично знала, что устраивают дерзкие госпожи для своего развлечения. Молодая женщина с огромной горечью вновь вспомнила про Анну Австрийскую. Ее смех до сих пор эхом стоял в ушах дочери герцога. Ведь не зря старые леди всегда говорили, что на фоне зеленоглазой кошки меркнут все светлые птички. Девушка так тщательно скрывала свое нежелание служить султанше, что сама стала понемногу верить в свою удачу. Ведь какая одалиска не хочет переступить порог султанской резиденции? Да и от покоев госпожи было не далеко и до кровати повелителя. Но дочь герцога, привыкшая получать все то, что сама пожелает, не привыкла подчиняться женщине. Тем более Ферие Султан была чересчур заносчивой и гордой.
– Ну, пойдем. Я отведу тебя в резиденцию валиде-султан. Это такое поместье, которое связано с нижнем гаремом длинной, винтовой лестницей, с верхним – золотыми воротами, а с замком султана и мужской половиной – мраморной галереей. В том мини-дворце живет мать султана, кадины владыки и все законные дамы султанской крови. Раз в месяц валиде-султан с Ихтидаль Султан и Фарие Султан посещают верхний гарем, принимают жалобы женщин господина, раздают золотые монеты и такни для пошива новых платьев.
– А, как же султан? Он не навещает своих сладострастных пленниц? – в голосе новой служанки Ферие послышалось презрение и насмешка.
– Как он может не навещать их? Поздно вечером он всегда переступает порог гаремного зала гедиклис.
– И, разумеется, ищет себе подругу на ночь, – грустно проговорила Арабелла, слишком хорошо зная, что мужчина, будь он султаном или королем, всегда пользуется возможностью уложить в свою похолодевшую постель жаркую женщину, желавшую своими дерзкими взглядами и прикосновениями разжечь настоящий огонь страсти. Но одно дело – страсть, и совсем другое – любовь. Хотя, почти все жительницы «золотой клетки» отчетливо знали, что любовь не подвластна вызвать истинную привязанность. Ведь они были уверенны только в том, что любовью могут обладать лишь старики, не способные больше ни на что другое. А прекрасные лепестки страсти расцветут только тогда, когда буря всех остальных чувств закончатся.
