ГЛАВА 22
Все эти сладострастные речи Джеронимо покорили молодую женщину. Движимая пороком, она села в роскошную карету князя без гербов. Откинувшись на шелковые подушки, молодая женщина вопросительно посмотрела на монсеньора фон Формине: – Куда Вы меня везете? Что Вам от меня надо?
Мужчина нагнулся над своей возлюбленной и тихим голосом пролепетал:
– Мадемуазель, не гневайтесь на Вашего покорного раба и слугу. Ради одного Вашего взгляда я готов горы свернуть.
Арабелла скептически улыбнулась, отворачиваясь от князя: – В таком случаи, у меня к Вам есть некая просьба, она очень необычная и опасная. Если сможете ее исполнить, то я позволю Вам со мной видеться в любое время.
– Говорите, я исполню любой приказ, который исходит от Ваших прекрасных уст, – горячо проговорил Джеронимо, не подозревая, какую ловушку ему решила устроить обворожительная красавица.
– В таком случаи, слушайте: завтра Вы пойдете к королю и скажите, что безмерно любите фрейлину королевы Анны Австрийской – Капиталину де Лукия и просите ее руки. Да, Вы женитесь на ней против своей воли, но я уверена, что сама Капиталина согласиться на этот брак ради Вашего богатства. После этой свадьба Вы присвоите своей новой жене титул княгини фон Формине. Но спустя неделю Вы обвините Капиталину в супружеской измене и потребуете ее казни. При этом скажите, что королева все знала и сама выбрала любовника для новой княгини.
Обескураженный, удивленный, испуганный князь смотрела на свою сердечную подругу во все глаза. Да, он поклялся, что ради Арабеллы сделает все, но на это он пойти не мог: – Я…я ослышался?..
– Нет, синьор, Вы не ослышались. Я требую, чтобы Вы взяли в жены сию девицу, а потом обвинили ее и потребовали казни. Это мои условия. После этого, я подарю Вам не одну ночь любви, а десятки, сотни, тысячи таких ночей.
– Вы…, Вы либо с ума сошли, либо просто шутите надо мной!
– Почему? Что в этом удивительного?
– По-Вашему, взять в жены нелюбимую и незнакомую женщину, а потом требовать убить ее, пустяки?! Одумайтесь, что Вы говорите! Я даже не видел эту Капиталину! Кто она, откуда, мне неизвестно! – вскипел Джеронимо, и на минуту девушка подумала, что проиграла.
– Хорошо. Я дам Вам время, и Вы сможете сблизиться с леди де Лукия. Но потом Вы должны исполнить мои условия, – парировала дочь герцога.
– Что за бред?! И я женат. Как я приведу в дом другую жену, если не развелся с первой? Больше скажу, моя супруга Эрсилия является графиней Марчелли и законной княгиней фон Формине. Ее родители живы и занимают положение одних из самых богатых и влиятельных людей во всем Риме!
– Разведитесь с ней, – простодушно сказала мадемуазель де Фрейз, разумеется, зная, что разводы в Италии без уважительной причины не происходят и не одобряются Церковью и Папой.
– Как Вы себе это представляете? Церковь не позволит мне этого, – вздохнул Джеронимо.
– Не позволит? Почему же? Насколько я знаю, в Италии разрешено разводиться из-за бесплодия супруги.
– Да, но Эрсилия родила мне троих детей, хотя, все они девочки, – грустно проговорил Джеронимо, погружаясь в печальные мысли. Вот уже несколько долгих лет он мечтал взять на руки сына, будущего князя рода фон Формине, но Эрсилия, испанка по происхождению, не радовала супруга мальчиками. Первая дочь, красавица Изадель, которой исполнилось шесть лет, принесла в дом родителей радость. Луноликая малышка обрадовала всех. Вторую дочь, Фенстийку, считали изгоем и недостойным, четырехлетним ребенком. Все дело в том, что Фенстийка была очень трудной девочкой, гордой и капризной. Но еще до ее рождения Эрсилия была подозреваема в супружеской измене и почти все стали считать, что вторая девочка – дочь именно любовника княгини. Джеронимо зарыл на это глаза, но дочку он не то, что невзлюбил, он стал ее ненавидеть. Все считали Фенстийку горем и проклятием славного рода фон Формине. Малышка была одинока, только няньки заботились о ней, мать, отец, бабушка и дедушка даже смотреть на крошку не хотели. Стали ходить слуги, что когда «проклятие семьи» подрастет, ее отдадут в пансион для сирот и бездомных. Третья дочь, Маренн, была еще очень маленькой и все к ней относились простодушно. Одним словом, любимицей в семье стала Изадель, красивая и умная девочка, с зелеными глазами и светлыми волосам. Никто не сомневался, что если у князя не будет сыновей, то все богатства, титул и положение перейдет именно к старшей дочери, а остальные будут отправлены в пожизненную ссылку. Такая доля постигала очень многих дам Италии. Словом, жизнь нелюбимых дочерей уважаемых господ Рима являлась не сладкой сказкой.
Теперь давайте вернемся к неблагоприятному разговору хитрой мадемуазель де Фрейз и князя фон Формине. Удрученный мыслями и разбитый, Джеронимо решительно покачал головой: – Увы, мадам, увы. Но я не могу исполнить Ваше условие.
Разгневанная такими словами, Арабелла приказала остановить карету. Испуганный ее вспыльчивым голосом, кучер повиновался, даже не спросив позволения у князя.
Когда молодая женщина собралась выходить из экипажа, князь схватил ее за руку и притянул к себе: – Куда Вы?
– Вы же отказались от моих предложений. Теперь и я исполню то, что обещала. Больше Вы и волоска моего не увидите. Доброй ночи, – выпалили девушка.
– Постойте. Я же еще не сказал окончательного решения. Вся проблема в моей жене. Бросить ее, значит предать. Но я…. я не могу этого сделать, потому что….
– ….потому что Вы ее любите, – закончила фразу Арабелла: – Но Вы ведь хотели жениться на мне. Тогда Вам бы тоже пришлось брать развод.
– Не говорите чепухи, будто не знаете моего отношения к Вам. Одно дело взять в жены любимую, прекрасную мадам, совсем другое – незнакомую девчонку из свиты королевы, а потом еще и лишить ее жизни. Арабелла, я Вас люблю. Неужели Вы не знаете, что чувствует человек, который безмерно любит, а потом его придают и изменяют. Это невыносимая боль….
И вновь призрак Людовика восстал в памяти Арабеллы. Ей ли не знать, что значит быть отвергнутым возлюбленным? И молодая женщина поняла, чтобы успокоилась ее душа, Всевышний должен забрать душу другого человека. И только кровь Капиталины, этой грязной собаки, сможет успокоить Арабеллу. Ведь леди де Лукия – правая рука Анны и потеряв ее, королева поймет могущество дочери герцога, разумеется, если останется в живых.
Такие рассуждения придали сил молодой женщине, и она вновь вступила в свой любовный бой: – Значит, Вы отказываетесь.
– Нет, я сделаю все, только при условии, что Вы все мне расскажите. Просто так Вы не можете желать смерти девушке. Скажите, в чем Вы ее обвиняете и что она такого сделала, что разгневала Вас.
Дочь герцога минуту помолчала, но потом решила все рассказать. В своем рассказе она не побоялась упомянуть и про верность Джесси, но князь, возможно, не придал этому никакого значения и даже не задумался о девушке, которую когда-то безжалостно изнасиловал.
– Это ужасно, – вздохнул Джеронимо после печальной повести мадемуазель де Фрейз. На этом было все решено: синьор выполнит условия Арабеллы.
На следующее утро князь, по просьбе Арабеллы, приехал в королевский дворец. Людовик уже несколько дней был на охоте, и Анна управляла государством сама. Но сегодня, в день рождение одной из своих фрейлин, королева не пошла в тронную залу, как обычно делала в отсутствие короля-супруга, а решила отправиться прогуляться в сад. Весенняя погода радовала своей теплотой и ароматом. Яблони, раскинув свои ветви во всей красе, наполняли место отдыха приятным запахом. Расположившись в королевской беседке, королева принялась пить вино и есть сладости. Отослав всех служанок, кроме Капиталины, жена короля позвала Пульхерию, даму, которая пользовалась странным положением при дворе. Ибо эта особа не была похожа на женщину, поскольку носила мужскую одежду: тунику и панталоны, за поясом у нее всегда виднелся кинжал и пистолет. Эту девушку не любили все фрейлины Анны Австрийской, особенно леди де Лукия, видевшая в храброй воительнице опасную соперницу. Королева же наделяла Пульхерию большими почестями, чем свою преданную фрейлину. Капиталина была невольной девушкой, и не могла принимать решения без одобрения своей государыни. Мадам Дасант же не состояла официально в свите повелительницы. Она родилась в бедной семье башмачника и была обязана зарабатывать на жизнь воровством и разбоем. Пульхерия не подчинялась сильным мира сего и именно из-за храбрости она приглянулась Анне. Та без опасения предложила разбойнице стать верной и преданной рабой своей госпожи и быть обеспеченной не хуже любой придворной дамы. Дасант давно мечтала про безбедную жизнь и согласилась. Но Анну Австрийскую пугал тот факт, что ее новая прислужница состояла в тесных связах с разбойником Злое Сердце, который, как известно, похитил Арабеллу. Королева, несмотря на то, что приказала предводителю бандитов убить мадам де Фрейз, побаивалась этого человека, и теперь была полна решимости от него избавиться.
Шаги Пульхерии отвлекли владычицу от раздумий. Поклонившись, девушка подошла к госпоже, обменявшись коротким взглядом с Капиталиной, которая презрительно окинула новоприбывшую своими темными глазами.
– Ее величество желали меня видеть?
– О, дорогая моя, как я рада тебя созерцать в этом чудесном саду! Уже больше трех месяцев ты не появляешься при дворе, я стала волноваться за тебя. Где ты была все это время? – радостно воскликнула Анна, порывисто обнимая свою служанку. Леди де Лукия тихо усмехнулась, хотя когти ревности вонзились ей в сердце. «Подлая разбойница, почему же королева так тебя любит?» – подумала старшая фрейлина.
– Вашему Величеству не стоит за меня беспокоиться. Я была в Марселе и разведала для Вас очень важную информацию.
– Говори! – нетерпеливо перебила государыня.
– До меня дошли слухи, что в порт причалил алжирский корабль, на котором прибыла одна француженка. Если не ошибаюсь, она являлась наложницей в гареме, но сбежала и приехала на родину. Теперь она во Франции, и поговаривают, что собирается вскоре предстать перед королем. Вы ее знаете.
– Назови ее имя.
– Арабелла де Фрейз, – после этих слов королева с криком удивления выронила бокал, а Капиталина испуганно зажала рот рукой.
– Что ты говоришь?! Мне известно, что твой «драгоценный» приятель ее не убил, но я даже подумать не могла, что эта девчонка вновь захочет приехать в Париж.
– Увы, госпожа, но негодяйка полна решимости это сделать.
– Как ей удалось спастись? Точная информация есть?
– Да, Ваше Величество. Как я Вам уже говорила, тот раб оказался лгуном и оставил девчонку на берегу реки. И также является правдой то, что она бросилась в холодное воды, желая утонуть. Именно в то время неподалеку плыл арабский корабль служителя султанского гарема. Один юноша спас Арабеллу и принес на палубу к своему господину. Тот, разумеется, был поражен красотой этой дряни, и решил преподнести ее своему султану-варвару. Девка оказалась беременна, но, счастье Вам, что ребенка еще в чреве непутевой матери убили. Теперь у короля нет незаконных детей, слава Богу. После этого француженка пробыла полгода в серале, служила кузине султана. Но некая Роземонд, та самая нечестивая, посмевшая Вас оскорбить, помогла ей сбежать. К счастью, при побеге их схватили. Маркизу убили, такая участь ожидала и девчонку, ибо она покушалась на жизнь султана, но сам государь-варвар ее спас, отослав во Францию.
Анна с тяжелым вздохом посмотрела на Капиталину: – Что будем делать?
– Вашему Величеству видней, – уклончиво ответила миледи де Лукия, склоняясь в реверансе.
– Что с тобой, Капиталина? – тихо прошептала королева, склоняясь к своей фрейлине, чтобы ее слов не услышала Пульхерия.
– Я принесу еще вина, – вновь ушла от ответа Капиталина, с поклоном удаляясь.
– Откуда ты это все узнала? – спросила жена короля.
– Да простит мне Ваше Величество скрытость, но я не могу сказать источник своих знаний. Но я уверена, что человек, от которого я все узнала, скоро нам понадобиться и мы найдем в нем выгоду. Будьте спокойны, королева. Этот источник очень полезен.
– Хорошо. А ты неплохо справляешься с обязанностями моей доверенной. За твои открытия я должна вознаградить тебя. Говори, чего ты хочешь?
– Служить Вашему Величеству – эта самая большая и ценная для меня награда.
– Неужели ты ничего не хочешь? Или твои желания так велики, что я не смогу их исполнить?
– Что Вы? Возможности Вашего Величества безграничны, но… я боюсь, что мои желания могут разгневать Вас. В таком случаи я буду вынуждена разочароваться….
– Говори, не медли, – нетерпеливо махнула рукой государыня.
– Ваша фрейлина – Капиталина де Лукия, она меня пугает. Эта женщина действует только в своих корыстных целях. И служит она Вам только для того, что бы в конечном итоге одержать немыслимые почести и богатства. Я, Ваша верная и преданная раба, прошу отослать ее. Это мое желание.
– Как тебе не стыдно?! Ты обвиняешь мою главную фрейлину в измене, не предъявив никаких доказательств?! Это порочит не Капиталину, а тебя! Откуда в твоей голове такие мысли?! Из-за ревности, из-за зависти? Ты хочешь занять ее место способом обмана и клеветы?! Я могу простить многое, но не предательство, Пульхерия Дасант.
– Да убережет Господь меня и душу мою от скверных замыслов, Ваше Величество. Я не имела в своих речах никаких злых дел. Всевышний свидетель этому, королева. Я лишь сказала то, что думала. Неужели за правду карают? – Анна бросила на Пульхерию злобный взгляд:
– За правду? С чего ты взяла, что эта правда? Предъяви доказательство.
– Я не хотела этого делать, миледи, но Вы меня вынудили. Вот, взгляните на это. Это письмо, которое выпало из кармана плаща Капиталины де Лукия. Оно, да убережет Господь Бог Вас, от измены своих подданных, содержит речи, которые Вам не понравятся.
– Читай! – приказала королева.
– «Я – Капиталина де Лукия, дочь капитана и монахини. Моим единственным желанием является свержение королевы с престола. Она, эта испанская змея, не заслуживает восседать на священном троне Габсбургов. Это место должна занять достойная из династии Бурбонов. Чужеземкам в этом великолепном дворце не место. Уважаемый и милостивый священник Нахум, я – девушка, чья мать долгое время провела в Вашем монастыре, хочу заручиться Вашей поддержкой. Мне очень жаль, что Вы томитесь в темнице за преступление, которое не совершали. Ваше Преосвященство, знайте, я отомщу той, из-за которой Вы гибнете в проклятой тюрьме. Да поможет в наших начинаниях нам Всевышний.
Господь един, справедливость едина».
– Этого не может быть! – в страхе и в ужасе воскликнула Анна Австрийская: – Кто этот священник Нахум? И, что означает подпись «Господь един, справедливость едина»?
– Этот старик совсем сошел с ума. Одному Богу известно, сколько бед он натворил. Он родился в семье испанского кузнеца-католика и гадалки-протестантки.
Нахум был богобоязненным мальчиком и не мог решиться, кем ему стать: католиком, или протестантом. В то время Испания, в которой он родился, не была особо против протестантства, хотя Церковь его и не одобряла. И вот Нахум, невзирая на слезы матери и ругань отца, стал иудеем. На тот момент это показалось ему единственной проблемой религии. Но верил он не в Иисуса Христа Великого, покровителя нашего, а в Бога. Тогда этот отступник считал, что Бог един и нет ни Аллаха, ни Иисуса, только Их Отец. Пусть Всевышний меня помилует, – перекрестилась Пульхерия: – После этого родители возненавидели сына за то, что он стал иудеем. Они отправили его в иерусалимскую школу, где готовили будущих воинов. Но Нахуму не нравилось военное искусство, он мечтал стать верным рабом Божьим и отправился в Мекку и в Медину, побывал там на намазах, пообщался с мусульманами, но те его выгнали, сказав, что он потомок неверных, потом Нахум отправился прямиком в Ватикан, там насладился католичеством и за все свою путешествие он повторял: «Господь един, справедливость едина». Это значило, что он верил в Бога, как в единство, и мусульмане, и христиане были для него равны, он не знал отличий, не подчинялся и Иуде, врагу нашего Господа, он верил в Бога, а не в его Звания. Своим усердием он смог накопить денег и открыть собственную маленькую церковь иудеев. Приходили, бывало, туда и мусульмане и христиане. Роль священника давалась ему легко, но все же он был молодым мужчиной и стал желать любви и ласки женщины. Вскоре эти желания взяли вверх. Нахум, которого тогда звали «Проповедующий Единого Бога, Царя Верховного», однажды увидел в своем храме девушку, очень красивую и кроткую. Тут он понял, что должен ее добиться всеми средствами. Та женщина была мусульманкой, звали ее Нарие, дочь старого муллы, который был снят с должности и доживал свой век с единственной дочерью. Нахум попросил руки девушки у ее отца, хотя, сама Нарие даже не разу не видела своего жениха. Старик отказал и хорошо высек дочь плетенью, считая, что она запятнала кровью невинности его честь и честь семьи. Бедняжка не знала, в чем ее обвиняют, но она молчала, даже слова не сказала о том, что не видела еще того, кто ее полюбил. Избегая позора, мусульманин должен был выдать дочь замуж за ее обидчика, но Нарие этого не хотела. Она не любила и не знала Нахума, и тогда он ее выкрал. Молодые люди долго скитались, голодали и бедствовали. Добрые старики давали им еду в путь, но куда идти, беглецы не знали. Вскоре выслали погоню за изменниками, и оказалось, что прекрасная Нарие была обещана персидскому шаху в подарок. Она была его собственностью, и девственность придавала ей цену. Но Нарие не любили ни шаха, ни Нахума. Единственным выходом для нее была смерть. Умереть, не познав наслаждения близости, означало лишиться земных благ. Но Нарие спас от смерти европеец, дворянин испанского двора, он женился за Нарие и сделал из нее христианку. После этого брака больше не было турчанки Нарие, была великолепная дама Маринета. Маринета родила девочку, но вскоре вновь встретила Нахума уже в Испании, где он продолжал обустраивать свой храм. Печаль и тоска по любимой не давали ему покоя и увидев свою Нарие в образе Маринеты, он решился на глупость – убить изменщицу. Вонзил свой клинок ей в грудь с болью и сожалением, но исполнил последнюю просьбу своей любимой, умершей от его же рук.
– Но, какое имеет отношение Маринета к Капиталине? – нетерпеливо перебила Анна.
– Маринета, то есть, Нарие, – тетя Капиталины. Мать Вашей фрейлины – мусульманка, которая по велению доли стала иудейкой и прожила в монастыре Нахума. Теперь Вы понимаете, что после смерти женщины, этот старик взял Капиталину под свою опеку, но потом его посадили в темницу, в которой он томиться уже больше десяти лет. Тогда девочка стала ученицей в пансионе, но вела тайные переписки с заключенным. И одно из таких писем теперь в Ваших руках. Этот Нахум ненавидел династию Габсбургов, ибо именно Ваш отец запер его в тюрьму. Он желал отомстить Вам.
– Выходит, я долгое время держала змею у себя во дворце. Эта Капиталина была лишь шпионкой…. Стража! – на зов королевы пришло два жандарма.
– Схватите мадам де Лукия и заприте в Башне Осужденных. Она подозревается в государственной измене, – охранники, как и сама Пульхерия, были удивлены такой резкостью повелительницы. Леди Дасант все равно была довольна своим успехом. Теперь ее соперница попала вне милость государыни и, возможно, скоро лишится жизни.
Князь Джеронимо слышал весь этот разговор. Притаившись, он стояла в кустах. Теперь он понял, что план Арабеллы провалился. Королева скоро приговорит изменщицу к смерти и без помощи монсеньора. Довольно улыбнувшись, мужчина покинул свое тайное место и в глубине души радовался тому, что ему не придется обогреть руки кровью девушки. Но его волновало то, что теперь королева знала про спасение своего заклятого врага. Синьор Мучениго был уже давно отлучен от двора, и Анна Австрийская им не интересовалась, но она знала, что итальянец – близкий друг мадемуазель де Фрейз и, разумеется, она укрылась у него. Боясь за жизнь товарища и возлюбленной, синьор фон Формине пошел в дом друга. Мучениго встретил его холодным приветствием и на просьбу князя увидеть француженку, недовольно окинул его таким взглядом, что Джеронимо пожалел о том, этого человека он считал другом много лет.
– Зачем она тебе? – спросил муж Джесси.
– Я принес важные известия леди Арабелле.
– Не смеши меня. Кроме соблазнения чужих жен и унижения девушек, ты ни на что не способен. Оставь мадемуазель де Фрейз в покое и уезжай в Рим. Я не желаю тебя видеть в своих владениях.
Джеронимо вздрогнул: – Что ты говоришь, друг мой? Мы всегда были близкими товарищами, что же произошло теперь? Откуда в твоем взоре такой холод и злость? Да, признаю, я виноват в том, что оскорбил твою жену. Но я в этом раскаиваюсь и надеюсь, что ты простишь мне эту слабость.
Мучениго презрительно фыркнул: – А соблазнение мадам Арабеллы? Это разве не твой грех?
– Знай меру, Мучениго. Перед тобой не паж, а князь. До этой минуты я не напоминал тебе о своем высоком происхождении, но ты уже переходишь все границы. Я – женатый человек, состоятельный монсеньор, ты не смеешь называть меня соблазнителем. Не забывай, что Арабелла – не твоя жена, ты не можешь распоряжаться ее жизнью, не можешь следить за каждым ее шагом. Если свободная женщина, такая, как Арабелла, пожелает впутать себя в любовный водоворот, ты этому помешать не сможешь. Не имеешь права, – выпалил Джеронимо.
– Вон с моего дома! – бешено завопил Мучениго.
– Я уйду, но не сам. Моя возлюбленная тоже уйдет со мной, – после этих слов глаза Мучениго поблекли. Про свою тайную любовь к мадам де Фрейз он умалчивал, но теперь слова давнего друга резанули его в самое сердце. Гнев сменило отчаяние.
– Ты не можешь ее забрать, как вещь. Прежде всего, ты должен спросить, хочет ли этого сама Арабелла, согласна ли она пойти с тобой?
– Да, я согласна! – послышался звонкий голос Арабелла, которая стояла на лестничной площадке близ второго этажа. Она слышала весь разговор и решилась открыть Джеронимо свое сердце. Она его любила, и скрывать это была больше не намеренна.
Спустившись со ступень, молодая женщина положила руку на плечо князя, смотря в глаза синьору Мучениго: – Я приняла решения, и ты мне не помешаешь. Мучениго, мой друг и соратник, мне больно об этом говорить, но ты должен знать: я тебя не любила и никогда не полюблю. Сначала я принадлежала королю, потом султану, но никогда никого я так сильно не любила, как князя фон Формине. Это была любовь с первого взгляда. Я ухожу с князем. Теперь его путь – мой путь.
Пораженный такими словами, монсеньор тихо пролепетал: – Как я счастлив….
– Но Джеронимо женат! – выкрикнул Мучениго. Он не желал видеть счастье любимой и лучшего друга. В одно мгновение товарищ превратился в соперника из-за прекрасной женщины.
– Я знаю, – смиренно улыбнулась Арабелла.
– Неужели ты станешь его любовницей?! Побойся Бога, Арабелла! Не иди по грешному пути, я заклинаю тебя твоим умершим ребенком, остановись!
Девушка тяжело вздохнула, вспоминая про плод любви Людовика. Маленькое существо, которое убили варвары, врезалось острыми когтями в душу дочери герцога. Отогнав смутные воспоминания, девушка печально посмотрела в глаза синьору Мучениго: – Я ухожу не потому, что хочу причинить тебе боль, а потому, что я знаю о том, что мое счастье с князем будет медленно убивать тебя. Заботься о Джесси, люби ее, оберегай, она – твоя судьба, твоя женщина, твоя жена, мать твоих будущих детей. Прощай.
Возлюбленные, держась за руки, вышли на палящее солнце летнего, французского дня.
Арабелла уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но Джеронимо решительно положил ей палец на губы: – Тише, никаких слов, дорогая. Давай насладимся нашим счастьем, выпьем вино сладострастья. Иди ко мне, – Арабелла вскинула голову, смотря на ясное солнце:
– Я будто в раю. Теперь мы будем вместе, но, что делать….
– Не говори ничего, любовь моя, – Джеронимо взял девушку на руки и закрутил в вихре любви и нежности….
ГЛАВА 23
Молодая женщина почувствовала, как ее обнаженное тело коснулось нежного атласа подушки, на которую ее положил князь. Девушка обвила своими изящными руками шею монсеньора: – Мы не понимаем, что делаем. Мы не можем на это пойти…..
– Почему? Мы ведь любим друг друга, в наших жилах течет лава желанья и страсти. Дорогая, или ты вздумала хранить верность Людовику до конца своих дней?
– Нет, король в прошлом. Теперь в моих объятиях будешь только ты, великий итальянец, – легкий и звонкий смех Арабеллы разнесся по комнате. Дочь герцога вздрогнула, когда пальцы князя скользнули по ее стройному телу. Не в первый раз мадам предавалась любовным утехам. Уже два мужчины владели ей: король и султан. Но никогда ни чьи поцелуи и ласки не возбуждали мадемуазель так сильно, как в этот раз. Ей казалось, что небо слилось с землей, и та тонкая грань исчезла. Арабелла поймала себя на мысли, рай на Земле – это объятия любимого мужчины. Девушка закрыла глаза, но внезапно ее тело пронзила такая дикая боль, что Арабелла воскликнула. Открыв глаза, дочь герцога смотрела на ужасную сцену, возникшую перед ее глазами. Джеронимо лежал на полу без чувств, а над женщиной возникла фигура какого-то мерзкого незнакомца. Этот мерзавец, чью физиономию Арабелла видела первый раз, связал руки мадемуазель де Фрейз веревкой и сам начал выполнять свои желания. Дочь герцога кричала и вырывалась, она не могла понять, почему рай внезапно превратился в сущий ад.
– Нет! – завопила девушка, почувствовав, как незнакомец разомкнул ей рот кончиком языка и стал жадно целовать: – Пусти меня, тварь!
Арабелла услышала шаги за дверью. Толи от страха ей почудилось, толи, правда, в комнату кто-то шел. Но он не успел. Мужчина выполнил свои желания, он окончательно овладел своей жертвой. Арабелла бессильно завыла, вцепившись когтями в спину негодяя с такой силой, что он завизжал. Внезапно дверь с грохотом распахнулась. На пороге появился синьор Мучениго….
В мгновение ока дворянин кинулся на обидчика Арабеллы. Схватив его за волосы, Мучениго проткнул негодяя саблей. Молодая женщина воскликнула, когда алая, горячая, густая кровь полилась к ее ногам. Обмякшее тело мерзавца шлепнулось на окровавленный пол. Тяжело дыша и вытирая кровь об мундир, итальянец перетащил оглушенного князя на диван, зовя лекаря. А убитого незнакомца вынесли из комнаты и вскоре выбросили в Сену.
Арабелла, до смерти испуганная происходящим, сидела на шелковых подушках с каменным лицом. От страха она не могла сказать ни слова, хотя ее обидчик уже покоился на дне реки. Дворянин смущенно отвернулся. Молодая женщина залилась краской стыда, когда вспомнила, что сидит на ложе обнаженная, на тех простынях, где совсем недавно полыхало пламя близости. Закутавшись с покрывало, дочь герцога посмотрела на лежащего без чувств князя.
– Что с ним? Он ведь не умер? – холодная рука испуга сжала сердце девушки.
– Успокойтесь, мадам. Джеронимо просто ударил по голове тот негодник.
– Кто он? Вы выяснили?
– Пока еще нет. Но мои люди все в скором времени разведают. Успокойтесь, миледи, этот негодяй понес должное наказание. Тише, не плачьте, – Мучениго ласково погладил молодую женщину, по мокрой от слез, щеке.
Дочь герцога еще сильней зарыдала. Она изменила Джеронимо, она стала женщиной другого. Этот тяжкий грех лег камнем на душу Арабеллы. Всхлипывая от рыданий, молодая женщина попросила синьора Мучениго удалиться, а сама села на край кровати, где лежал бесчувственный любимый: – Прости меня, Джеронимо, прости, если сможешь. Я совершила тяжкий грех. Я хотела принадлежать тебе одному, но тот поддонок все изменил. Прости, прости…, – молодая женщина коснулась плеча возлюбленного, прильнув губами к его щеке. Внезапно из мундира Джеронимо выпал лист бумаги. С минуту мадемуазель де Фрейз колебалась. Прочитать чужое письмо она не могла, но ведь итальянца она хоть и любила, но знала еще очень мало времени. Страх обмана помог девушке решиться. Сжав в руках листок, она стала читать: «О, мой повелитель, когда же ты посетишь своих несчастных рабынь, когда прильнешь устами к их губам? Я, твоя наложница Джазар, томлюсь несколько дней в Логове Наслаждений. Я не мечтаю о многом, поскольку ты женат, но не забывай о тех женщинах, которых ты покупал на арабских базарах и привозил в Дом Страсти. Мы все твои любовницы, но если ты нас уже не любишь, тогда отпусти на волю».
Дальше читать уже не было смысла. Строчки поплыли перед глазами Арабеллы, сердце екнуло. Выронив письмо, она прикусила губы, чтобы не закричать. Выходит, тот мужчина, кого она так страстно полюбила, имел свой европейский гарем, получается, у него есть там наложницы…. Девушка, натянув платье, выбежала в коридор, позвав личного слугу князя фон Формине: – Отвези меня в Логово Наслаждения.
– Простите, госпожа, но я не могу. Это невозможно. Логово Наслаждения скрыто от посторонних глаз по приказу Его Сиятельства. Простите своего покорного слугу, сударыня, но я лишь раб, смилуйтесь, – старик, покорно поклонившись, собрался уходить, но Арабелла решительно его остановила. Она хорошо знала этого старца, честолюбивого, жадного, готового на все ради богатств и почестей.
– Зиар Киприан де Клод, я уважаю тебя и твой возраст. Я не могу указывать такому мудрому старцу, как ты, и поэтому с великим уважением прошу исполнить мою скромную просьбу, – молодая женщина почтительно склонилась в реверансе.
– Но, что я получу взамен? Дитя мое, я небогат, несмотря на свою многолетнюю службу князю. У меня нет семьи и дома, кроме того, где проживает мой господин. Всю жизнь я провел в нищете, а под смерть мне хочется насладиться достатком, – уклончиво пробормотал старик.
– Не волнуйся, я озолочу тебя. Говори, сколько ты хочешь?
– Не гневайтесь, моя госпожа, если моя сумма будет слишком велика, но мое старое сердце желало бы двадцать тысяч дукатов. Я хочу купить себе дом и свободное время проводить там.
– Это слишком большая сумма, но я готова тебе ее заплатить. И за твое молчание, в котором я сомневаюсь, я дам еще пять тысяч, – дочь герцога вздохнула. Последние время она не могла похвастаться своим финансовым положение, поскольку все деньги, которые у нее были, принадлежали синьору Мучениго, своих же, личных, она не имела. Все те акции, что предоставлялись ей, как законной фаворитке короля, уже, как почти год были отобраны.
– За деньгами приходи завтра в Тайный Павильон. Там будет мой слуга и два охранника. Они передадут тебе деньги в чемодане. Вот, возьми от него ключ, – взяв маленький, серебряный ключик, Зиар помог Арабелле сесть в карету, а сам вскочил на козлы, помчав в Логово Наслаждений.
Роща, через которую двигался экипаж, пугала молодую женщину. За весь путь, который продолжался уже два с половиной часа, девушка не встретила ни одной живой души. А пустые улицы, с грязными канавами и отходами на дорогах, сменялись густыми кустами. Дочь герцога насторожилось. Не могли они ехать так долго в то клятое логово. Но девушка молчала. Она не решалась попросить старика остановить карету. Ибо в случаи ошибки она бы очень сильно оскорбила любимого наставника Джеронимо. Внезапно на дороге появилось два всадника в масках и плащах. Когда берлина остановилась, и старик почтительно поздоровался с незнакомцами, дочь герцога присмотрелась. Один всадник был ей точно незнаком, но второй…. При его виде по спине Арабеллы пробежала такая дрожь, что девушка едва не упала. Когда неизвестный снял маску, дочь герцога с ужасом узнала того негодяя, который ее изнасиловал. Его не убил Мучениго, он был здесь….
Молодая женщина бросилась вон из кареты. Но не успела она сделать и шагу, как негодяй схватил ее и притянул к себе. Чувствую на своем теле его руки, Арабелла закричала. Зиар и еще один всадник стояли в стороне, пока первый не заговорил: – Теперь она вновь твоя. Прошлой ночью ты не смог сполна заполучить ее, теперь же все в твоей власти. Хочешь, убей ее, хочешь, познай сладость ее стройного тела, – Арабелла с ужасом смотрела, как мужчины удаляться, а она остается наедине с этим зверем.
– Теперь нам никто не помешает, – губы мерзавца скользнули по пышной груди молодой женщины, останавливаясь на ее впалом животе. На минуту Арабелла сделала вид, что покорилась, но потом ударила коленом зверя прямо в живот. Он упал на траву, но дочь герцога не стала бежать, зная, что не сможет скрыться от этого нечистого призрака. Да, она была уверена в том, что это призрак, ибо живого негодяя уже давно убили. Только его злобная душа еще жила. Но мадемуазель же Фрейз не могла сейчас об этом думать, она вынула из рукава своего платья острый кинжал и приставила клинок к своему горлу: – Из-за тебя я изменила человеку, которого люблю больше жизни. Я знаю, что мне от тебя не скрыться, поэтому сейчас я сама прекращу свои страдания, – бесстрашно Арабелла надавила ножом себе на шею. Кровь брызнула фонтаном, бездыханный труп девушки упал на землю….
Крича и вопя, Арабелла проснулась. Нет, это был сон, лишь кошмар. Она все еще сидела на кровати князя, и не было никакого письма, никакого слуги, призрака и собственной смерти. Молодая женщина выпила глоток воды, боязливо касаясь шеи. Девушке казалось, что она все еще чувствует внутри горла острое лезвие ножа. Перекрестившись и прочитав молитву, молодая женщина вновь заснула, но на этот раз сон был без сновидений.
Постепенно князь стал выздоравливать. Рана на голове продолжала кровоточить, но боль немного утихла. Арабелла ни на шаг не отходила от любимого, но чем больше она была с ним, тем больше ее мучило угрызение совести. Джеронимо не знал про то, что случилось после его обморока, он не ведал, что его возлюбленная стала женщиной того мерзавца.
Спустя две недели вернулась Джесси. Жизнь в обществе святых сестер пошла ей на пользу. Страх перед монсеньором утих, когда дочь герцога повидала подруге о том, что он очень хороший человек и между ними горит огонь любви. Но англичанка не одобрила выбор бывшей госпожи. Джеронимо она ненавидела, и то, что Арабелла стала его любимой женщиной, пугало девушку. Приближалось время родов, и Джесси стала мало времени проводить в кругу Мучениго и князя. С супругом у нее начались постоянные разногласия. Синьор считал, что его жена стала такой раздражительной из-за беременности, но, разумеется, он понимал причину данных ссор. Мучениго холодел к Джесси, его чувства уже не были видны. Девушка не могла удовлетворить его и стала задумываться о том, чтобы подыскать супругу любовницу на время своей беременности.
– Ты с ума сошла! Одумайся! Как ты можешь сама подсовывать своему мужу другую?! – бушевала Арабелла. Она пыталась образумить подругу, но зря.
* * *
Джесси сидела напротив Арабеллы, которая безмолвно уставилась в одну точку.
– Что с тобой? Что тебя терзает? Скажи мне, открой свою душу.
– Джесси, я думала, что забуду, думала, что со временем те ужасные моменты исчезнут из моей памяти. Но я не забыла, и еще и эти последствия….
– О чем ты? Что случилось?
– Пообещай, что то, что ты сейчас услышишь, останется в строгом секрете.
– Клянусь.
– Когда ты была в монастыре, я открыла свои чувства Джеронимо. Мы пошли в отель, хотели побыть вместе, и когда я была в его объятиях, случилось непоправимое. Пришел какой-то незнакомец, оглушил князя, а меня изнасиловал. Потом ворвался синьор Мучениго и спас меня. Он это все видел, он единственный, кто знает о моем позоре, – слезы полились по щекам девушки, она прижалась к англичанке, нежно пролепетавшей:
– Тише, успокойся, забудь об этом. В этом грехе нет твоей вины.
– Но это не самое страшное. Джесси, я беременна от того негодяя. Как я скажу Джеронимо об этом? Как я рожу незаконного дитя, плод тех ужасов? Я мечтала взять на руки ребенка любимого человека, но, что получила? – от этой новости англичанка округлила глаза. Она от всего сердца испугалась за подругу. Родить от насильника – значит окутать себя угрызениями совести. Но белокурая красавицы понимала, что мадам де Фрейз нуждается сейчас в поддержке и поэтому попыталась успокоить ее, хотя сама не верила в свои утешительные слова:
– Но, с чего ты взяла, что это ребенок твоего мучителя? Разве с Джеронимо у тебя не было близости?
– Я обнаружила отсутствие месячных еще тогда, когда князь лежал больной. В то время мы не занимались любовью. Последний раз мы были близки только вчера, но до этого времени повитуха уже сказала о том, что у меня будет младенец. Все сходиться, Джесси, я беременна не от возлюбленного. Что теперь мне делать?
– Выход один: успокойся и все расскажи…., – Джесси не успела заговорить, пронзительный крик из ее уст прервал разговор. Женщина схватилась за живот и в бессилии завопила: – Кажется, началось. Я рожаю!..
Арабелла бросилась к роженице. Она была растеряна, поскольку первый раз на ее глазах у женщины начинались схватки.
– Сюда! Скорей! Джесси рожает! Быстрей зовите повитуху! – в комнату вбежало два лакея. Они уложили кричащую девушку на кровать, а сама побежали за лекарями. Джесси лихорадочно вцепилась в руку Арабеллы.
– Не отходи от меня ни на шаг…., – жена Мучениго вновь закричала.
Повитуха и ее помощницы столпились у кровати роженицы. Ложе женщины закрывалось шелковым балдахином и за нежной тканью выглядывали любопытные глаза присутствующих. В комнате было душно и пахло лекарствами. Лекарка вытягивала из-под Джесси окровавленные простыни, но ребенок не появлялся на свет. Молодая роженица металась по постели, умирая от боли. Ей казалось, что кости в животе ломаются. Боль была такой резкой, что не позволяла свободно дышать. За ширмой ходил взволнованный Мучениго.
Повитуха вышла из-под балдахина к присутствующим, зовя к себе мужа несчастной и Арабеллу: – Ребенок застрял в шейке матки. Нужно развернуть его, я это сделать не могу.
– Но, кто может? – вскричал взволнованный синьор.
– Лекарь Филипп. Он принимал роды у половины придворных и на его руках оживали даже мертворожденные дети. Если позволите….
– Нет! Ни в коем случаи! Я не позволю, чтобы на сокровенное моей жены смотрел мужчина!
– Хорошо подумайте, мсье, ибо через час, а может и через несколько минут, ваша супруга может умереть. Она истекает кровью, и если мы еще полчаса продержим живое дитя в утробе матери, оно может испустить последний вздох. Решайтесь, синьор, этим Вы спасете жизнь и жене и младенцу, – Мучениго печально глянул на Джесси, у которой изо рта начала идти кровь. Она лежала вся в крови, грустно улыбаясь. Девушка знала, что это ее последние минуты.
– Хорошо, зовите лекаря.
В покои вбежал старик с маленьким чемоданчиком: – Слишком поздно. Она умирает.
– Сделайте что-нибудь! Вы же лекарь! – выкрикнул кто-то из толпы.
– Хорошо. Я постараюсь, – Филипп зазвенел инструментами: – Тужьтесь! Тужьтесь! Еще не много, скоро вы возьмете на руки своего рыцаря, – утешал старик, но Джесси лишь молча смотрела в одну точку. Силы окончательно покинула ее. Все уже были уверенны, что Мучениго вновь станет вдовцом, но внезапно Джесси закричала диким криком. Лекарь вынул из нее окровавленные щипцы. Наконец раздался детский плач. Филипп вынес к народу маленький комочек плоти. Это был живой ребенок с крохотными ручками и ножками: – У Вас дочь! Вы родили прекрасную дочь! – молодая женщина не отвечала. Закрыв глаза, она придалась сну.
Все восторжествовали. У Джесси и Мучениго родилась девочка! Крохотка тихо попискивала, пока няньки заматывали ей и купали.
– Малышка недоношенная. Поэтому над ней нужен особый уход. За мадам Мучениго не волнуйтесь. Она спит, но, когда проснется, увидит свое чудо.
Все с облегчением вздохнули. У синьора Мучениго родился прекрасный, долгожданный ребенок!
– Ваша Милость, – вмешался слуга: – Мы должны сообщить королю….
– Это очень опасно. Если он узнает, то захочет сюда приехать, – шепнул синьор на ухо Арабелле: – Я не могу этого допустить. Ведь на торжестве будет и королева.
– Я готова. Больше я скрываться не хочу. Возможно, уже вся Франция узнала о моем прибытии. Я желаю, чтобы сюда на праздник приехала именно Анна. Я нанесу ей такой удар, что она не забудет его никогда!
– Не нужно, мадам, – умоляюще пролепетал итальянец: – Не участвуйте вновь в этих интригах. Сколько можно?
– Успокойтесь. Я не собираюсь закатывать грациозную сцену истерики, я просто скажу о том подарке, который готовлю для всего Рима. Отправляйте гонца королю. Мы ждем августейших супругов через неделю, – приказав слуге отправляться в путь, молодая женщина радостно побежала к себе.
Неделя прошла незаметно быстро. Новорожденную малышку назвали Вайрата, Джесси была безумна счастлива. Но те муки, которые она перенесла во время родов, заметно пошатнули ее здоровье. Молодая мама сильно похудела, и ее постоянно мучил жар. Родовой горячки уже не могло быть, но лекари опасались, что может начаться опасная лихорадка.
ГЛАВА 24
Все выстроились на пороге поместья. В ворота замка въехала карета с гербом Бурбонов. В ней располагался король. Экипаж поражал своей роскошью. Двери были оббиты золотом и бриллиантами, а вся карета обтянута красным бархатом. За берлиной следовали два жандарма на белоснежных конях, за ними ехал экипаж королевы. Он был значительно скромней, и кроме герба Габсбургов на нем не было никаких украшений. Кавалерия проследовала во внутренний двор замка и уже там августейшая чета сошла на землю. Арабелла стояла в закрытой беседке и за всем наблюдала через маленькое окошко. Сюрприз, который она решила преподнести супругам, не должен был раскрыться раньше времени. Но Анна Австрийская, разумеется, знала о том, что ее соперница жива и поэтому оглядывалась по сторонам, ища силуэт ненавистного врага. Перед порогом стоял Мучениго и Джесси, позади на руках няньки плакала маленькая девочка. По традициям, король и королевы должны были поздравить своих подданных и Людовик, на удивление, сделал это быстро и радостно. Из толпы вышел князь. Его присутствие обрадовало королеву. Все знали, что она не равнодушна к Джеронимо, и мы смеем только догадываться, какую сцену она закатает, когда узнает, что ее поклонник попал в сети остроумной француженки.
Анна окинула презрительным взглядом Джесси. Ее злило то, что бывшая служанка возвысилась до мадам, и подарила уважаемому итальянцу дочь.
Все проследовали в поместье. В приемной зале был накрыт огромный стол с деликатесами. Во главе располагалось два высоких кресла для короля и его супруги. Анна самодовольно проследовала к возвышению, но все окидывали ее лишь злобным и надменным взглядом. Почти два года она была замужем за короля, но детей от этого брака не было. По стране стали ходить слухи, что королева бесплодна и великая династия Бурбонов и Габсбургов исчезнет из-за этой проклятой женщины. Все ждали наследника Франции и Испании, но королеву это не волновало. Она кружила в вихре танца на балах, веселилась и смеялась в кругу своих подруг, не подозревая, что народ назвал ее «бесплодной дочерью Испании».
Начался бал. Все танцевали, веселились и смеялись. Повсюду царило такое оживление, что голова шла кругом. Внезапно раздался громкий голос лакея: – Именем Его Светлости князя Джеронимо фон Формине, я призываю остановить пир!
Все замолчали, но Анна гневно окинула взглядом слугу и прошипела, подобно змее: – Да кто ты такой, чтобы указывать, когда в зале находятся король и королева Франции, окаянный?!
– Успокойтесь, миледи! – злобно бросил Людовик. Ему не нравилось поведение супруги, и не раз он повышал голос, чтобы унять ее пылкий жар: – Говори, лакей, что тебе нужно?
– Попрошу Вашего внимания, – слуга с поклоном вышел, а в зал зашел князь, видя за руку…. Арабеллу. Все закричали, как будто увидели призрака. Отскочив от стола, гости стали креститься и шептать молитвы. Лишь Джесси и Мучениго сидели довольные, безмятежно попивая вино. О состоянии короля не нужно и рассказывать. Людовик вытаращил глаза, его лицо стало белым, как мел. В душе монарха происходила буря. Странные чувства одолели его разум и сердце. Та, которую он давно похоронил в своих мыслях, явилась живой и невредимой спустя два года. Анна Австрийская, эта тщеславная испанка, не могла унять злости. Королева с неописуемым гневом заметила, как похорошела ее соперница. Арабелла всегда была красавицей, но теперь она напоминала розу. Беременность пошла девушке на пользу. Глаза горели, яркий румянец играл на щеках. Внезапно бывшие соперницы встретились взглядами. Испанка смотрела на мадемуазель де Фрейз с ненавистью, дочь герцога – с гордостью и триумфом.
Галантно кивнув Джеронимо, француженка вышла в центр зала и присела в великолепном реверансе перед августейшей четой. По крайней мере, все так считали. Ибо поклон и приветствия были адресованы королю, а не его жене: – Сир, Ваша раба не может нарадоваться, созерцая Вас после долгой разлуки.
– М…м…а…дам…. А…рабелл…а? – заикаясь, спросил Людовик.
– Не смотрите на меня, Ваше Величество, как на приведение…. Эта долгая история, но я спаслась из самого ада, чтобы предстать перед Вами, мой король. Королева, а Вы только похорошели. Эта из-за бесплодия Вы так хороши?
Анна, как бешеная кошка, вскочила с кресла: – Да кто ты такая, чтобы….? – речи королевы прервало появление достопочтенного священника Георгия, который был личным духовником жены короля. Этого старца все уважали, боялись, и всегда его появление прекращало все ссоры. Вот и сейчас семидесятипятилетний старик вызвал гробовую тишину в зале. Придворные склонились в поклонах, с радостными возгласами складывая руки в молитвенном жесте перед духовником. Арабелла не любила это старика. Собой он представлял завистливого и жадного грубияна, который только прикрывался делами во благе Господа. Он даже не носил власяницу, что было обязанностью всех священников Испании, ибо он прибыл именно оттуда. Опираясь на трость, Георгий проследовал к королевской чете:
– Дочь моя Анна, я не помешал?
Женщина боязливо опустила голову. Она очень боялась этого толстуна, несмотря на то, что он являлся ее духовным отцом: – Как Ваша божественная персона может помешать? Я благодарю Господа, что Он позволил мне созерцать Вас в доме моих поддонных, – проговорила Анна голосом послушницы из монастыря.
– Ты и король приехали сюда в честь рождения ребенка у синьора Мучениго? Это похвально. Господа должны радоваться счастью своих рабов. Но не забывай, что перед Богом все равны. Но я приехал из Нотр-Дам-де-Пари не ради этих слов. Я должен отчитать тебя за твои грехи, королева, – Анна Австрийская упала на колени:
– В чем я провинилась перед Христом и Его святыми?
– До меня и до твоего отца, короля Филиппа, дошли печальные вести о твоем поведении. Я не верил этим слухам до того времени, пока сам в этом не убедился. Ты ходишь в платьях с глубоким декольте, прости меня Господи, не покрываешь голову накидкой, как это делала раньше в Испании, не посещаешь часовню нескольку раз в день, не постишься и не можешь подарить Франции наследника. Это грехи, за которые ты будешь расплачиваться, – испанка вся дрожала. В ней исчезла вся та величественность, гордость, королевское достоинство, с которым она проживала на родине мужа долгое время. Теперь Анна казалась раздавленной, маленькой, бесстыжей грешницей. Мадам де Фрейз довольно улыбалась, видя эту сцену. Если бы она тогда знала, чем это обернется для нее самой. Если бы знала, что этот Георгий сам подпишет приказ об ее смерти. Француженка вздрогнула. Неприятное предчувствие уже тогда стало ее мучить. Молодая женщина вцепилась в руку князя, который стоял рядом, нежно успокаивая ее: – Что с тобой? Почему ты так дрожишь, моя любовь?
– Не знаю, но у меня плохое предчувствие. Не дай Бог, это предзнаменование чего-то дурного, – прошептала женщина, чтобы их разговор никто не услышал. На самом деле, она еще и тревожилась из-за ребенка, о котором знала только она и Джесси.
– Прости меня, святой отец, – лепетала Анна: – Но разве я виновата, что Господь не посылает мне детей? Это не мой грех.
– Не смей осквернять волю Всевышнего! Я говорю не о деторождении, ибо такой подарок может преподнести только Он, Творец Неба и Земли! – гремел священник. Его старое, морщинистое лицо выражало такое отвращение, что Людовик, стоявший тихо и безмолвно, отвернулся. Он не боялся за то, что супругу могут забрать в Испанию, к отцу, чтобы там она искупала свои грехи. Больше того, король желал этого. Анну он не любил и был бы рад, если бы на его место пришла другая. И не факт, что владыка не грезил о том, чтобы этой «другой» стала Арабелла, которая явилась, подобно призраку. Людовик XIII довольно улыбнулся. Эта птичка жива и, возможно, вновь захочет порхнуть в его королевское ложе. Корыстный король еще тогда не знал, что эта «птичка» беременна от другого, и пылает любовью тоже к другому.
– Была ли между тобой и супругом твоим близость? Стала ли ты законной женой его? – неожиданно спросил старец.
Королева всхлипнула. Подняв заплаканные глаза на священника, девушка молчала.
– Отвечай! Отвечай мне, духовнику и отцу своему духовному! Отвечай при всех присутствующих, здесь и сейчас! Об этом имеет право знать вся Франция! Отвечай! – прогремел Георгий.
Король стоял бледный и мрачный, как тень. Чтобы не обременять жену таким откровенным и неприятным вопросом, Людовик ответил сам: – Позволь ответить мне, святой отец. Между мной и дочерью Испании, Анной Австрийской, не было брачного акта. Мы не состояли в супружеской близости. Из-за этого у нас и нет детей, – по залу пронеслись крики отвращения.
– Разве она королева Франции, если не возлегла на ложе короля? Вон такую королеву, вон! Мы требуем законную правительницу! Мы требуем наследника! Мы требуем сына Франции! – выкрикнул кто-то из толпы гостей. Несколько голосов подхватили эти речи. Георгий подняла руку, призывая всех к тишине. Было видно, что достопочтенный старец очень разгневался таким открытием, но не подал виду ради соблюдения порядка:
– Почему вы кричите? Почему бунтуете? Если между дочерью Филиппа III и сыном Марии Медичи не было близости, значит, мы должны это устроить. Сегодня ночью, в усыпальнице Святой Богоматери Парижского собора, вы совершите свою первую ночь. И точка. Это не обсуждается. Таковы законы. А утром все увидят простыню с кровью Анны Австрийской, – королеву такой исход дел не успокоил. Анна, которую все считали богобоязненной испанкой, уже давно потеряла свою невинность в объятиях чужого мужчины.
Людовик кивнул. Но инфанта продолжала сидеть на коленях, тихо всхлипывая: – Святой отец, зачем из этого делать такое события? Мы бы могли молча, никому не говоря….
– Замолчи! – требовательно воскликнул священник: – И еще я хочу, чтобы при этом присутствовали свидетели. Чтобы они удостоверились в том, что дочь Испании стала настоящей женой короля Франции.
– В таком случае, – королева поднялась: – Я хочу, чтобы этим свидетелем стала мадемуазель Арабелла де Фрейз. Пусть она подтвердит действительность моего брака, – было ясно, что Анна это делает из-за ненависти и ревности. Она ожидала, что ее соперница откажется, но дочь герцога лишь язвительно улыбнулась:
– Если так угодно Ее Величеству, то я не смею отказать, – все повернулись к говорящей девушке. Георгий, несмотря на всю свою хладнокровность и сдержанность, не смог скрыть своего удивления при появлении француженки. Разве не он отпивал ее душу, считая, что несчастная давно погибла от рук разбойников, как думал весь двор? Но он не был глупцом, чтобы не понять: леди спаслась, вот и все. В этом нет ничего фантастического.
– Если мадемуазель хочет присутствовать при совершении акта близости, я тоже согласен. А сейчас, веселье закончилось. Все расходитесь по своим домам, король, королева, готовьтесь к первой, брачной ночи. Пусть Господь помогает, – никто не осмелился ослушаться грозного священника. Все, как один, покинули замок синьора Мучениго. Королевская чета последовала за Георгием.
– Зачем ты согласилась? – в один голос спросили Арабеллу Джесси, Мучениго и Джеронимо.
– Я не вижу в этом ничего страшного. Было бы трусостью с моей стороны отказать. Успокойтесь. Я не собираюсь больше ничего делать плохого Анне. Пусть живет своей жизнью. А у меня есть своя любовь. И такой любви, горячей и счастливой, испанка никогда не добьется, несмотря на свой высокий титул и положение при дворе, – Арабелла нежно коснулась губами щеки Джеронимо. Мужчина аккуратно приподнял ее подбородок, всматриваясь в широко распахнутые, голубые глаза:
– Дорогая, ты что-то от меня скрываешь? Я же вижу, что твое сердечко что-то терзает. Скажи мне, не таись, – Джесси и Мучениго удалились, чтобы не портить откровенный разговор.
Молодая женщина подошла к окну, смотря на летний пейзаж: – У меня есть подарок для тебя. Я беременна, – глаза князя засветились счастьем. Подбежав к любимой, он страстно заключил ее в объятия:
– О, как я счастлив, моя богиня! Ты подаришь мне наследника, подаришь сына, будущего князя! О, я неописуемо рад, моя любовь! – девушка отстранилась от Джеронимо. Ее взгляд затуманился, а руки непроизвольно оттолкнули итальянца:
– О каком наследнике ты говоришь? Ты женат, у тебя есть семья, жена, три дочери.
– Но не одна из моих дочерей не может унаследовать все мое имущество! Не может, потому что она – женщина. Княжество фон Формине никогда не признает своей правительницей женщину. Нужен сын, здоровый, сильный сын. Эрсилия его мне подарить не сможет, я знаю. Лекари сказали, что она больше не способна забеременеть.
– Допустим, я рожу сына. Но кем он будет? Бастардом, незаконным ребенком? Не женившись на мне, ты не сможешь сделать нашего малыша наследником.
– Дорогая, любимая, я все понимаю. Но пойми и ты. Ватикан и Папа не дадут согласия на развод. Павел V – мой господин. Я подчиняюсь ему, как своему духовному и всемогущему властелину. Сколько раз он принимал меня и мою семью у себя в аббатстве, сколько раз говорил, что рад моему браку. Он сам лично благословил меня и Эрсилию. Он сам дал имена нашим девочкам. Я не смогу пойти против его воли. Прости.
– Мне очень жаль, Джеронимо, что чувство долга заглушили в тебе чувство любви ко мне. Очень жаль, что из-за Церкви ты оставишь меня и нашего ребенка, – девушка задрожала. Ей хотелось, чтобы все эти испытания закончились, чтобы звезда счастья засветилась над ее головой. Неужели князь, ее любимый, верный князь, из-за Ватикана предаст ее и вернется к своей семье в Рим?
– Тише, успокойся. Кто тебе сказал, что я тебя брошу? Клянусь, что никогда этого не сделаю. Мы будем жить здесь, во Франции, все вместе: я, ты и наши дети. Обещаю тебе, – итальянец печально вытер слезы на щеках любимой.
– А, как же то, что я протестантка? Ведь все итальянцы и испанцы ненавидят протестантов, считают их отступниками от истинной веры. Что будет, когда Папа узнает, что ты завел себе любовницу-протестантку? Он ведь пожелает передать меня инквизиции. И нашего ребенка тоже казнят, если он не станет католикам? – выпалила дочь герцога: – Но запомни одно: я никогда не стану католичкой. Моя мать и отец были протестантами, бабушки и дедушки, все родственники воспитывались в этой вере. Но я не забыла, что сделала Мария Кровавая с моими предками в Англии. Не забыла, как всех сожгли на костре из-за протестантства. Я не удивлюсь, если такое будет и при правлении Анны Австрийской, во Франции. Да, Франция одобряет протестантство, но короли этой страны – католики. Что будет, если меня и нашего малышка отправят на суд инквизиции? Где тогда будешь ты? Со своей семьей, в Риме? Не знаю, что со мной происходит, но я неоднократно видела в своих снах костер инквизиции, видела и слышала, как Палата Священного Суда говорит: «Виновна, виновна, виновна». Такие ведения мучают меня уже давно. Мне кажется, что мой конец близок, если я не уеду из Франции, если ты официально на мне не женишься. Считай это женскими фокусами, но я чувствую на себе пламя огня священной инквизиции.
Джеронимо успокаивающе обнял Арабеллу: – Успокойся, выкинь из своей головы такие глупости. Вот увидишь, мы будем счастливы и без официального брака. А хочешь, какой-нибудь священник обвенчает нас?
Молодая женщина лишь отрицательно покачала головой: – Нет. Это невозможно.
– Почему? Ты боишься связывать свою жизнь с моей?
– Дело не в этом. Просто, я уже замужем. Да, это кажется невозможным, но я не свободная женщина. Почти два года назад, когда меня хотели отдать в гарем Алжира, я решила выйти замуж за хорвата Мариджана. Чтобы стать твоей супругой, нужно прилюдно расторгнуть этот брак, но тогда об этом узнают все, – увидев, как по лицу князя пробежала тень смятения и злости, Арабелла горячо воскликнула, положив свою ладонь на сильное плечо итальянца: – Клянусь, я его не любила. Но, чтобы не попасть в мусульманский ад султана, я решилась на это поспешное замужество. Мариджан обещал, что после женитьбы увезет меня в Хорватию. Я думала, что оттуда мне будет легче вернуться на свою родину. Джеронимо, я…., – девушка смотрела, как глаза князя, всегда такие ясные и дружелюбные, наполняются холодом. Он демонстративно оттолкнул свою любимую и пошел прочь из коридора. Арабелла печально смотрела ему в след и лишь только спустя несколько минут поняла, что по ее щекам струятся удушливые слезы. Возможно, это была их последняя встреча. Сколько было презренности и лицемерия в глазах итальянца, сколько боли в его уходе…. Молодая женщина с горечью прислонилась к стене.
Не желая слушать никакие утешения Джесси, мадемуазель де Фрейз побежала в свою комнату и там проплакала весь вечер. Со всеми этими проблемами девушка забыла, что должна присутствовать при совершении брачного акта короля и королевы. Внезапно послышался стук в дверь. Молодая женщина увидела на пороге дворецкого: – Мадам, прибыл лакей священника Георгия. Слуга ожидает в гостиной.
Неохотно накинув на плечи накидку, дочь герцога отправилась в холл. Меньше всего ей сейчас хотелось ехать во дворец, но отказать она, увы, уже не могла.
Посланникам священника был, безусловно, бедный монах, состоявший у духовника королевы на службе. Одетый во власяницу, худой, с длинной бородой и неостриженными волосами, он поклонился весьма неохотно даме, к которой прибыл: – Сударыня, простите, что побеспокоил.
– Пока ехать во дворец? Но я туда должна была прибыть к десяти часам вечера, а сейчас только семь.
– Обстоятельства изменились, дочь моя. Теперь Вы поедите ко двору не как гостья, а, как преступница, – при последних словах монаха Арабелла опешила. О каких преступлениях говорит этот безумный?
– Я Вас не понимаю. Возможно, Вы меня с кем-то перепутали. Я не совершала ничего такого, что пошло бы во вред государству.
– Ты обвиняешься в грехе, – резко и грубо промямлил монах. Его дерзость и непозволительный тон заставили девушку разозлиться в край:
– Как ты смеешь так со мной разговаривать? Что за неслыханная дерзость? Или ты прибыл, чтобы исповедовать меня? В таком случаи, я показываю тебе на дверь. Убирайся, и не смей больше переступать порог этого дома! – в последнее время молодая женщина стала очень раздражительной. Да и было понятно почему. Постоянный страх не давал ей спокойно жить. И прибытие этого старика весьма усложнило ситуацию.
– Ты забываешься, дочь моя. Перед тобой служитель Церкви, верный раб Господа. Не уважаешь мой сан, уважай тогда мой возраст. Девчонке двадцати лет непозволительно так разговаривать.
– Святой отец, мне не хочется нарушать церковные устои, но командовать мной я никому не позволю, даже почтенному старцу.
Старик, не говоря больше ни слова, хлопнул два раза в ладоши. На его зов пришли два жандарма: – Мадемуазель де Фрейз, – заговорил один из них: – Слова достопочтенного священника были правдивы. Вы обвиняетесь в делах, которые Палата Священного Суда считает непристойными. Вы должны последовать за нами, – от этих слов кровь в жилах Арабеллы застыла. Она пыталась сохранять внешнее спокойствие, но тревога все равно вырывалась наружу. Молодая женщина с достоинством и гордостью последовала за стражниками. Выйдя из гостиной, она встретила дворецкого:
– Сэр, синьоры и синьора Мучениго нет дома?
– Нет, миледи, они уехали на пару часов. Но куда идете Вы в сопровождении этих головорезов? – слава Богу, что мужчина сказал эти слова тихо, ибо от этих «головорезов» ему пришлось бы несладко. Жандармы не любили, когда их оскорбляли, особенно, когда это делали простые слуги.
– Сэр, я бы попросила говорить тише. Эти люди – честные служители своих господ. Куда меня ведут, я сама не знаю. Сказали, что я нарушила какие-то законы, и меня будет судить Палата Священного Суда. Когда синьор Мучениго и леди Джесси вернуться, скажите им, что меня взяли под стражу и, что я обвиняюсь в грехах. Также передадите, что я нуждаюсь в их помощи. И желательно, – голос девушки задрожал, как натянутая струна: – Найдите монсеньора Джеронимо. Передадите ему все то, что скажите синьору Мучениго. Я умоляю, исполните мою просьбу.
– Не волнуйтесь, мадам. Я скажу все, что Вы приказали. Будьте спокойны. Пусть Бог Вас хранит, – поклонившись, управляющий дал Арабелле белый комок ткани, расшитый красными нитками: – Это оберег. Он помогает в неблагоприятных ситуациях. Моя матушка мне его дала, когда меня обвиняли в изнасиловании деревенской девушки. Этот амулет помог доказать мне мою невиновность. Надеюсь, и Вас он не оставит.
– Благодарю. Я никогда не забуду Вашу заботу, сэр.
– Можно побыстрей, мадам? Вы же не на казнь едите. Еще увидите своего дворецкого, – полушутя, полусерьезно поторопил стражник.
ГЛАВА 25
Арабеллу привели в зал. Молодая женщина вся дрожала. Ей казалось, что она идет по раскаленной лаве, а не по мраморным плитам. Ее привезли в Дом Священного Совета. Это был такой замок, где высшие, церковные чиновники принимали свои решения. В центре восседал кардинал Анри де Гонди, он являлся епископом Парижским. По правую сторону от чиновника сидел инквизитор Священной испанской инквизиции – Родольф Фюн, циничный, дерзкий любимчик короля Филиппа. По левую – почтенный старец – монах Яков, который лично переписывал Священное Писание.
Позади на креслах восседали аристократы, имевшие церковные связи: граф Адлеори де Жюк, дальний родственник Папы, маркиз Лорентин-Кристоф, брат настоятеля Парижского монастыря, виконт Нэхоль, уэльский министр священных дел. И среди всех этих святош была даже женщина, что являлось особой редкостью. Дерзкая, жадная, высокомерная Лилиан де Бюри, дочь итальянского дожа и французской графини. Эта женщина была самым настоящим исчадием ада. Никогда Франция не видела более опасной волчицы, чем Лилиан. Все свое детство и юность миледи провела в пансионе Святого Флорентия Анжуйского, что на Севере Франции. Графиня-вдова отличалась особой правильностью и честностью и боялась, что ее дочь может стать развратницей. Даже за стенами пансиона Лилиан умудрялась вести распутную жизнь. Девственности она лишилась в четырнадцать лет в объятиях монаха.
После окончания пансиона девушка, как и полагается, вернулась в отчий дом. Вдова-графиня, имея власть и титул во Франции, пожелала укрепить свои позиции и в Италии, на родине покойного мужа. Для этого она выдала Лилиан замуж за сеньора Пьеро, тихого и спокойного юношу. Его отец был приближенным к Папе и Филиппу III. Женщина надеялась, что если леди де Бюри войдет в дом советника сильных мира сего, как невестка, то сама она, графиня, сможет вернуть земли мужа себе на тех правах, что ее дочь стала полноправной гражданкой Италии. Для этого сама Лилиан должна была вести себя тише мышки, чтобы заинтересовать отца своего мужа. Синьору Бенвенуа понравилась невестка, ибо с самого начала Лилиан пыталась вести себя скромно и почтительно. Она надеялась, что полюбит Пьеро, что он будет утолять ее жажду близости. Лилиан хотела страсти, любви, порока. Но скромный мальчишка не смог исполнить желания своей супруги. В первую брачную ночь он обнаружил, что его жена давно не девственница и разгневался в край. Пьеро пообещал, что больше никогда не коснется Лилиан. Обещание он сдержал.
Графиня обрела то, о чем мечтала. Брак дочери позволил женщине сблизиться с Папой, и, насладившись почестями в Италии, она уехала в Испанию, где спустя год и скончалась от лихорадки. Смерть матери развязала Лилиан руки. Больше девушка не боялась, что мать запрет ее в монастыре из-за непутевого поведения. Корыстная и жестокая, леди де Бюри развелась с Пьеро, чем ужасно оскорбила его отца. Но женщине это было некстати. Она надеялась, что синьор Бенвенуа введет ее в Совет Священного Суда, но после ссоры с ним, Лилиан узнала, что ее ссылают обратно во Францию, где она будет обычной виконтессой. И поскольку девушка была очень ветреной, Бенвенуа решил найти ей опекуна, который в скором времени выдаст свою подопечную вновь замуж. Это так разгневало мадам де Бюри, что она решилась на, первое в своей жизни, убийство. Отец ее бывшего мужа давно страдал подагрой, и девушка нашла такой яд, что, подобно этой болезни, сводит человека в могилу. Никто, даже самые опытные лекари не смогла понять, что старик умер не от болезни, а от яда. Лилиан, радуясь своей победе, оставалась в Италии. Но ей мешал еще один человек – Пьеро. И поэтому девушка решилась убрать бывшего мужа с пути. И это, возможно, было самое жесткое ее убийство.
Расчетливая Лилиан наняла разбойников, которые должны были в один прекрасный для нее день схватить Пьеро и привести в подвал. Наемники исполнили приказ жестокой леди. Несчастного Пьеро приволокли в темницу, и туда явилась Лилиан, это исчадие ада. Девушка не была намерена просто убить пленника. Она принесла с собой документ, в котором утверждалось, что итальянский сеньор отписывает все свое имущество леди де Бюри и, именем своего отца, принимает женщину в Совет Священного Суда. Под страшными пытками Пьеро подписал этот клятый договор и, когда Лилиан хотела его отправить в Белград, Пьеро скончался от телесных ран, которые ему нанесли люди бывшей жены.
Но все же, в этой даме было что-то особенное, женственное, то, чем не обладала ни одна женщина светского общества. Лилиан чем-то притягивала, воодушевляла. С первого взгляда невозможно было понять, что эта девушка – убийца мужа и его отца.
– Мадемуазель де Фрейз, – голос епископа вывел Арабеллу из раздумий.
Как и полагалось джентльмену, кардинал провел обвиняемую к трибуне.
Дочь герцога склонила свой гибкий стан в реверансе перед вельможами: – Ваше Преосвященство, раба Церкви явилась по Вашему божественному зову. Но я не понимаю, в чем я провинилась. Всю свою жизнь я жила по запретам Бога и никогда не нарушала устои, призванные моими предками. Если мне не изменяет память, то Совет Священного Суда во веки веков творился над людьми, которые совершили грех, написанный в Библии.
Анри де Гонди поднял руку, призывая девушку к молчанию: – Довольно, мадам. Когда понадобиться, мы сами Вас спросим. А сейчас, мой друг и соратник граф Адлеори де Жюк зачитает обвинение.
Высокий и статный, с черными, как смоль, волосами и пронзительными очами, двадцатисемилетний аристократ с поклоном поднялся со своего места: – Благодарю, Ваше Преосвященство. Мадемуазель Арабелла де Фрейз, дочь герцога Эдуарда де Фрейз и мадам Джульетты де Фрейз, обвиняется в незаконной связи с помазанным королем Франции – Людовиком XIII. По божественным законам Королевского Писания женщина не имеет право вступать в связь с неженатым королем. А, как мне известно, Вы, мадам, стали законной фавориткой короля еще до прибытия Анны Австрийской. Это грех.
Девушку будто молнией ударило. Все те раны, которые немного зажили, засочились вновь. Молодая женщина не знала, что близость с неженатым монархом – проступок. Но даже если бы знала, разве сумела бы она остановить порыв желания? Да и об этом должен был заботиться Людовик.
Взяв себя в руки, дочь герцога спокойно ответила: – Я не знала, что это грех.
– Сын мой, – вмешался монах Яков: – Ты – могущественный епископ Парижский и кардинал нашего священного государства. Разве веришь ты этой женщине, которая пошла по греховному пути прелюбодейства? Арабелла, я уже стар и много видел в своей жизни, но такой бесстыжей обманщицы, как ты, я не созерцал никогда.
Ошеломленная и бледная, леди де Фрейз упала на колени перед святошами: – Видит Бог, моей вины в этом нет. Ту ошибку я совершила четыре года назад. Да, признаю, что тогда я была глупой, шестнадцатилетней девчонкой. Мои уши не слышали, глаза не видели, разум не понимал. Но все это – от любви, от женской любви к мужчине. Пускай даже то, что тот мужчина – монарх, мне не останавливало. Я полюбила первый раз в своей жизни, полюбила страстно и невинно. Если бы я знала, к чему приведет эта любовь, я бы остановилась. Но я была слепой и глухой от этого чувства. Теперь я поняла, какую совершила глупость, отдавшись королю.
Растроганный такими искренними словами, Анри де Гонди уже хотел простить обвиняемую, но вновь вмешался этот Яков. С трудом подняв свое изнеможенное, от голодания и постов, тело, старик злобно сверкнул глазами: – Любовь – это лишь выдуманный роман, повесть, от которой тысячи людей теряют здравый ум. Всеми влюбленными движет сам сатана. В любви нет ничего святого. Может существовать лишь одна любовь – к Богу. И не грешен тот человек, который от этой любви творит необдуманные дела. Ибо все дела во имя Господа – священны. А любовь женщины к мужчине, или мужчины к женщине – это грех. Любить имеют право только супруги. И то, любить только ради деторождения, которое, впрочем, может произойти и без этого дурманящего чувства.
Француженка поднялась с колен: – Если любить – это грех, значит, я – грешница. И я считаю, что судить за это может лишь Всевышний. А разве вы, о господа, можете судить то чувство, которое нам даровал Господь? Ведь сам Иисус однажды сказал: «На любви строиться мир. Бог – есть любовь». Вы же, монах Яков, твердите, что любовь – это посланник дьявола. За такие слова Вас самого нужно отдать инквизиции! Кто Вы такой, чтобы унижать то, что дал Бог?! Именно это – и есть грех!
Монах, как огнем обожженный, пал в ноги кардиналу: – Ваше Преосвященство, накажите эту отступницу, это неверную! Я требую ее казни! Требую ее смерти!
– Прекратите немедленно! – Анри гневно вырвал из рук Якова подол своей рясы, расшитой золотом и серебром: – Здесь не лавка торговца, где первое слово дороже второго! Здесь учитывается мнение всех присутствующих! Я не имею права без одобрения своих коллег вынести какой-то приговор! Это противоречит законам. Встаньте, монах Яков, и возвращайтесь на свое место. Если бы Вы не сделали столько добра для Франции, я бы приказал наказать Вас за расторжения порядка в зале суда. Но я уважаю Вашу бороду и не осмелюсь поднять руку на почтенного старца.
Недовольно ворча, старик занял отведенное ему место с левой стороны от кардинала-епископа.
– Можете Вы что-то казать в свое оправдание, леди Арабелла? – спросил невозмутимым тоном Анри де Гонди. Разумеется, он знал, что оправдания у мадам нет, но по формам приличия и порядков он был обязан задать такой вопрос.
– Ваше Преосвященство, я могу сказать лишь то, что моя близость с монархом правда существовала и об этом знает весь Париж. Но, что я могла сделать, когда король Людовик принудил меня стать его любовницей? Я не смею отрицать тот факт, что я тоже его хотела, но если бы он не дал повода для таких мечтаний, я бы даже об этом и не подумала. Разве я могла отказать королю? Чтобы он тогда сделал? Без сомнения, выдал приказ о моей казни. Поэтому, вся вина лежит не нам не, а на Его Величестве, – Арабелла еще раз присела в реверансе.
Возможно, епископу этих слов было достаточно: – Господа, мы удаляемся в Комнату Решения, – все, как один, последовали за кардиналом. Фигуры лордов скрылись за высокой дверью. Дочь герцога осталась одна в огромном зале. Несмотря на то, что потолок был очень высоким, а стены украшены гобеленами, Арабелле казалось, что это помещение давит на нее. Ожидать приговора – вот самое ужасное во всем расследовании. Девушка ходила взад и вперед по залу, нервно теребя завязки накидки. Сердце беспокойно билось о ребра, а на лбу выступили капли пота. Как бы сейчас молодой женщине хотелось услышать ласкающий голос Джеронимо, прижаться к его сильному плечу. Арабелла посмотрела на потолок. Над головой женщины красовался орнамент, сделанный из мозаики. По бокам были иконы Девы Марии и святой Маргариты. В центре висела люстра с множеством подсвечников, которые по-новому зажигали каждые три часа. На стенах красовались рукописи из Евангелия, а над креслом епископа висел декоративный ангел, сделанный из серебра с золотыми крылышками. Глазки у него были вымощены из сапфиров, а рот украшен маленькими рубинами. На головке искрилась охапка волос. Разумеется, это были золотые нити. Ангел являлся небольшим и хрупким, но пышная накидка, наброшенная на его серебряные плечи, зрительно увеличивала тело божественного существа. Возле лестницы, ведущей на верхние этажи, находились огромные часы. Вместо стрелок там – тонкие линии изумрудов, цифры написаны расплавленным золотом, а ободок украшен гранатами. Такую роскошь себе мог позволить только очень богатый и знатный человек. Разумеется, таким и являлся кардинал. В роскоши, как и в комфорте, он себе не отказывал. И этот замок – подтверждение таких фактов, ибо этот Дом Суда приказал построить именно Анри. И ходили слухи, что на обоснование и украшение этого поместья ушли тысячи дукатов из королевской козны. Что ж, такое великолепие этого стоило.
В ожидании девушка провела всего сорок минут, но ей казалось, что прошло сорок лет. Груз неизвестности мучал ее сильней страха. Дочь герцога передернуло, когда послышались шаги. Приговор был вынесен. Но какой?
Девушка присела в реверансе. Кровь потоком хлынула к ее лицу. Раскрасневшись от волнения, дочь герцога опустила на лицо кружевную вуаль. Выпрямившись, она посмотрела в глаза Анри де Гонди. Что она хотела увидеть в его взгляде? Жалость, сочувствие? Или же гнев и презрение? Увы, в карих очах кардинала не было ничего, кроме пустоты и равнодушия.
– Леди Лилиан, Вы хотели лично снять мутную завесу с будущего сударыни де Фрейз. Прошу, время пришло, – мадам де Бюри, не сказавшая не единого слова в заседании, теперь гордо поднялась. Сапфиры на ее шеи засверкали, будто жаркие огни. Девушка едва заметно кивнула епископу. Став спиной к святошам, женщина устремила взгляд на Арабеллу, долгий, мучительный, жаркий взгляд. Что она хотела сказать этим взглядом? Дочь герцога судорожно сглотнула, увидев шикарный наряд той, из уст которой прозвучат судьбоносные слова. Пурпурное, шелковое, с множеством украшений, платье отлично сидело на миниатюрной фигурке Лилиан. Шляпка с перьями, сколотыми рубиновой брошью, подчеркивала белизну ее кожи и блеск волос.
– Мадемуазель де Фрейз, – начала девушка, проговаривая каждое слово медленно и негромко: – Совет Священного Суда решил: за прелюбодейство, совершенное с неженатым, в то время, королем, Вы ссылаетесь в Англию, в служение графини Вудворд. Леди Брионни, светская дама из высшего общества, вдова графа Вудворд, уже давно нуждалась в камеристке. Вам же посчастливилось занять это место. Завтра на рассвете за Вами приедет карета, которая отвезет Вас в Лондон. Да, путешествие будет долгим и утомительным, но зато Вы удостоитесь чести быть приближенной к могущественной женщине, – отчеканила дама, чьи слова, подобно яду, капающему на кожу и разъедавшему ее, полились по телу Арабеллы. Несколько минут после такого открытия дочь герцога просто безмолвно стояла, устремив взгляд на подол своего платья. Неужели она будет обычной камеристкой какой-то английской выскочки? Еще раз, судорожно сглотнув, молодая женщина смогла поднять глаза. Кардинал смотрел на нее удивленным, ожидающим ответа, взглядом, монах Яков – ненавистными глазами, Лилиан – с каким-то странным триумфом в очах.
– Леди? – Анри сузил глаза, вперив недовольный взгляд в обвиняемую. Возможно, ее молчание он воспринимал, как протест.
– Сэр, – глубоко вздохнув, девушка присела в реверансе, пряча боль и негодование за вуалью: – Ваше слово – закон. Я принимаю такое решение и подчинюсь ему, – последние слова Арабелла сказала, едва сдерживая слезы. Она уедет из Франции, уедет, нося в себе ребенка того, кто, возможно, уже в Риме с семьей.
– Я вижу, что Вы ошарашены таким поворотом событий. Ну, мадам, улыбнитесь. Не каждому дано выйти из этого зала с головой на плечах. Я надеюсь, Вы понимаете, о чем я? – заигрывающая улыбка кардинала так раздражала молодую женщину, что она едва не отвернулась от него. Да, конечно, она понимала, что суд мог вынести и приказ о ее казни. Но ссылка – это тоже далеко не подарок.
Арабелла, попрощавшись с вельможами, пошла к выходу. Ей казалось, что огонь жжет ей тело. Непонятное ощущение захлестнуло девушку. В передней ее ожидала Джесси. Бывшая служанка уже обо всем знала. Дочь герцога, увидев подругу, больше не смогла сдерживать своих горестных эмоций. Слезы текли по ее бледным щекам. Все, что происходило сейчас в этом мире, казалось Арабелле бесцветным, пресным, сухим и серым.
– Возможно, ты спросишь, где князь. Он вернулся в Италию. Но оставил тебе вот это, – с этими словами Джесси дала своей несчастной подруге шкатулочку из слоновой кости. Француженка помчалась в отдаленный угол вестибюля. Открыв декоративную вещь, она увидела аккуратно сложенный лист бумаги. Это было письмо, письмо от Джеронимо….. Слезы моментально высохли на лице девушки. Что она надеялась прочитать в том послании? Признание в любви, или слова о том, что князь больше никогда не вернется к своей беременной любимой женщине?
Мадам с трудом держала бумагу в дрожащих пальцах. Женщина читала между строк:
« О, моя Арабелла, моя любовь, смысл моей жизни, я знаю, что ты сейчас чувствуешь, знаю, как больно тебе дышать без меня. Но у меня, раба твоей любви, не было другого выхода. Я вернулся в Рим, к своей жене и детям. Но я вернулся туда, чтобы скоро уехать. Прошу, прости меня. Где бы ты ни была, знай: я вернусь, вернусь уже свободным человеком. Клянусь, что разведусь с Эрсилией и назову тебя своей женой. Ты только потерпи, любимая. У меня не хватило смелости сказать тебе это в глаза. Считай меня трусом, только не отворачивайся. Я знаю, что никакие слова не способны заглушить твою боль и разочарование. Ты – единственная услада моей серой жизни, единственная звезда на горизонте моей судьбы, единственная возлюбленная. Этот кулон, который ты сейчас сжимаешь в своих ручках, я называю символом нашей непросторной любви. Я хочу, чтобы бриллиант моего подарка нашел покой на твоей шее. Не забывай меня. Я скоро вернусь.Раб твоих сапфировых глаз и
Девушка посмотрела на золотой кулон, лежавший на дне шкатулки. Женщина заплакала. Она не понимала причины своих слез. Джеронимо, смысл ее существования, был сейчас далеко, с другой женщиной. Даже не ревность, а слепую зависть почувствовала француженка к жене князя. Девушка выпустила из своих рук письмо. Слезы окропили нежное золото украшения. Арабелла одела кулон на шею, по которой лились струи соленой жидкости. Дочь герцога, движимая слепым отчаянием, решила написать письмо своему возлюбленному. Но женщина не знала, что писать. Буря неистовых чувств томилась в каждом уголке разбитого сердца. И, наконец, девушка решила написать строгое, бесчувственное послание. Как она его отправит, Арабелла не знала. Перо выводило строгие слова на пергаменте: «Не утруждайте себя мыслями о несчастной рабыни Вашей любви. Меня ссылают в Англию. Отныне я – камеристка графини. Моя жизнь круто изменилась, но я надеюсь, что Вы меня не забудете, о большем я не смею даже мечтать.
Несчастная Арабелла».
Девушка вонзила ногти себе в ладонь. Боль новым хлыстом отразилась в душе молодой женщины. Мадам де Фрейз безвольно смотрела, как ее слезы мочат письмо. Когда от послания ничего не осталось, девушка бросила лист бумаги в огонь. Какой смысл, что-то писать тому, кто и думать о ней позабыл? Арабелла подошла к окну: закат, возможно, последний закат во Франции для нее. Девушка неохотно принялась собирать свои вещи. Укладывая роскошные, шелковые платья, корсеты, юбки, плащи, вуали и шляпки в чемодан, молодая женщина мысленно проклинала судьбу. Эта внезапное изгнание было так ужасно, что даже одна мысль об этом обжигала, как раскаленная секира. Мадам де Фрейз отправляется в незнакомый, туманный, полный опасностей, Лондон. Графство Вудворд было особым эталоном роскоши и богатство. Все графы этого рода никогда не могли пожаловаться отсутствием наследника мужского пола. Вот и у графини родилось две дочери и два сына. Самый старший сын – Дольф Вудворд, занимался делами покойного отца в Уэльсе, четырнадцатилетняя Нелла Вудворд отправилась на учение в Италию. С леди Брионни осталась только младшая, семилетняя дочь Пегги и распутный сын Ньют, о любовных похождениях которого ходили легенды.
Дочь герцога печально провела рукой по зеленому дамаску. В этом платье она была во время приезда Джеронимо. Этот наряд стал для нее особым оберегом, талисманом. Девушка положила платье на дно чемодана и поклялась, что наденет его в тот день, когда станет законной женой князя. Наступала ночь, последняя ночь во Франции. Собрав все необходимые вещи для печального путешествия, Арабелла закрыла дверь на щеколду и приказала никому ее не беспокоить.
– Мой малыш, – печально проворковала молодая женщина, обращаясь еще к не рожденному ребенку: – Что нас с тобой ожидает? Папа уехал, он с другой женщиной, с другой семьей. А мы здесь, готовимся к ссылке. Но ты не бойся, мой маленький, я тебя в обиду не дам. Уже однажды я потеряла ребенка, он был таким же беззаботным, крохотным, беззащитным, как и ты. Но я не переживу, если с тобой, малыш, что-то случиться. Ты единственная утеха в моей жизни. Англия – ведь это не ад какой-то. Люди и там счастливо живут. Даст Господь, и твой папа вернется из Рима и возьмет тебя на руки. Мы будем жить, как любая другая счастливая семья. Будут позади все беды, горести, печали. Такой день настанет, я знаю. А сейчас ты, моя крошка, должен появиться на этот свет, а в будущем стать князем фон Формине. Ты будешь править княжеством, для каждого твое слово станет законом. Ты родишься мальчиком и обретешь власть наследника.
Каждое слово, произнесенное леди, было запечатано у нее глубоко внутри. Женщина надеялась, что малыш услышал ее.
ГЛАВА 26
Туманный, едва видимый, горизонт вырисовывался из-под холодных туч. Легкое суденышко колыхали волны во все стороны.
– Если мы не погибнем, будет чудо, – запыхавшись, прибежал в каюту Арабеллы подручный капитана: – Судно качает, будто клиновый листок. Течение очень сильное. Капитан боится, что не сможет довести Вас до берега, мадам.
Молодая женщина, тяжело дыша, вновь опустилась над тазиком. Последнее время на корабле ее постоянно тошнило. Морской болезни не было, но беременность давала о себе знать. Каждый раз, задыхаясь от нового приступа рвоты, девушка жалела, что отправилась в Англию морем. Лучше было бы несколько месяцев трястись в карете с постоянными передышками, чем изнывать на этом проклятом судне.
– И без твоих новостей леди плохо, – пробурчала Ирен, служанка Арабеллы.
– Прошу прощения, но мы можем остановиться в Кале. По крайней мере, к нему мы быстрей доплывем, чем к Англии.
– Нет, – девушка вытерла губы платком: – Мы не можем терять времени. Я столько времени промучилась на этом идиотском судне не для того, чтобы ночевать в таверне в Кале. Мы должны плыть в саму Англию. Иначе на этом корабле я просто умру. Якорь не бросайте, плывите без остановки.
– Но, леди, наше судно может просто утонуть. Мы не входим в Темзу, ибо там течение еще сильней. Эта река точно нас заберет.
– Если я не ошибаюсь, только через Темзу мы приплывем в Лондон. Остановок в других портах не может быть. Продолжайте плыть. Даже если мы будем обречены на смерть, я не остановлюсь в других портах Англии. Лондон, и только Лондон – наше направление. Так и передайте капитану.
– Зря, леди, зря. Вы не боитесь, что у Вас начнется морская болезнь? При беременности это к добру не приведет. До рождения ребенка мы бы побыли в Кале, а уже потом….
– Нет, Ирен, – Арабелла, шатаясь, села на твердую койку: – И речи об этом быть не может. Четыре месяца провести непонятно где, скитаясь по улицам этого Кале? Это ты предлагаешь? Мой ребенок должен появиться в Лондоне, там, где ему обеспечат очень хороший уход. Ведь графиня Вудворд пообещала, что лично наймет нянек моему малышу. Ой, как мне плохо, – дочь герцога откинулась на подушки, обхватив руками живот.
– На пятом месяце беременности тошнота свойственна женщине. Потерпите.
– Не нужно было отправляться по морю, пока не родиться ребенок. Я боюсь, – женщину вновь вырвало.
– Мадам, поспите немного. Вы ведь почти не спите, ничего не ешьте. Совсем исхудали. Для малыша это очень плохо. Лекарка утверждает, что отвар из липы в скором времени Вам поможет. Тошнота может совсем и не пройдет, но судороги в желудке прекратятся. А сейчас выпейте молока.
Арабелла пригубила стакан с холодной жидкостью. Судно так сильно шатало, что девушка едва не выронила чашку.
– Берега! Мы видим берега! – раздался протяжной крик на палубе. Теплота известия, подобно вину, разнеслась по всему телу дочери герцога.
– Мадам, через час мы прибудем в Англию. Я знаю, что Вы гневаетесь, но может быть, все-таки, лучше причалить к Кале. Если хотите…., – молодая женщина подняла руку, призывая новоприбывшего слугу к молчанию.
– В какой лондонский порт мы пребудем?
– В Куренд-порт, леди Арабелла. Но мы можем переночевать в таверне, а утром отправиться в Лондон, или сразу с корабля поехать.
– Мадам, – Ирен нагнулась над своей госпожой: – Вы очень устали за время этого трясения на судне. Мы должны переночевать в таверне. Вы сейчас не сможете ехать в Лондон. Не думайте о себе, так подумайте о ребенке.
Девушка попыталась изобразить подобие улыбки: – Я не устала. Мы сразу поедем в Лондон. Да и ехать несколько лье. Ничего, отдохну уже в графстве. Скажи лекарке, пусть приготовит лекарство от головной боли. Голова раскалывается.
– Хорошо, миледи, я сейчас, – когда за горничной закрылась дверь, француженка подошла к окну. Хоть повитуха и говорила ей во время сильной тряски на судне не вставать с постели, молодая женщина не могла устоять перед своим любопытством. Хоть и смутно, но перед ее глазами вырисовывались берега Англии. Внезапно девушка нахмурилась. Навстречу их суденышку плыл огромный корабль. Толи от страха, толи от плохого самочувствия, молодая женщина не заметила флага, который развивался над парусами.
Топот ноги прервал раздумья девушки. Перед ней показался опять тот же слуга.
– Нам навстречу движется корабль с флагом князей Фон Формине. Капитан просит подняться Вас на борт, – при словах «флаг князя фон Формине» Арабелла опешила. Страх и удивление сковали ее, но и надежда заблестела перед мысленным взором француженки. Девушка, забыв о своем недомогании, побежала на палубу. Бешеный ветер все разметал на своем пути. Но солнце засветило перед женщиной, когда она увидела, кто стоит за штурвалом.
На палубу взбежал…. Джеронимо. Арабелла, будто во сне, оказалась в объятиях возлюбленного. Но эта была реальность. Князь прибыл, чтобы забрать свою возлюбленную.
– Моя любимая, моя единственная, отныне мы всегда будем вместе. Ничто нас больше не разлучит, милая…, – но молодая женщина уже не слышала его слов. Это было счастье, ослепительное и оглушительное. Дочь герцога кружилась в вихре его поцелуев и объятий. Теперь она навсегда останется со своим избранником.
До последнего вздоха, до последней капли крови Арабелла принадлежала Джеронимо, а Джеронимо принадлежал Арабелле. Их дети росли в счастье и в покое, сами они были счастливы, а остальное – уже неважно.