Человек приходит в этот мир голым и голым уходит. Ну, разве что из материального прихватив под голову набитую опилками атласную подушечку, белые тапки и простыню. Хорошо бы — успев твёрдо распорядиться земными делами. Тогда уж точно никакие посторонние мысли не будут отвлекать родных и близких от скорби.

Хотя завещание — палка о двух концах. Это только в сказке старший сын получает дом, средний мельницу, а младший кота — и все расходятся довольные. В жизни завещания часто оспариваются и служат причиной раздоров, бесконечных судебных тяжб, обид и даже проклятий в адрес усопшего. Вызывают в одних наследниках алчность, а в других — зависть. Зачем вводить хороших людей в грех?

Так что не обрастайте движимым и недвижимым, а освобождайтесь от него. Вкладывайтесь в детей и внуков, в их учёбу и воспитание. Если детей нет — вкладывайтесь в благотворительность. Если не умеете творить добро — чёрт с вами, прожигайте свою жизнь.

Так к чему это я…

Ольга — молодая пенсионерка. Прошлой осенью собиралась съездить пошопиться на недельку в… Скажем так, в крупный и престижный город на просторах нашей Родины. Очень крупный и очень престижный. Решила: никаких излишеств. Поедет в плацкарте, снимет койкоместо в хостеле…

Вообще-то у неё в этом городе в просторной трёхкомнатной «сталинке» живёт тётушка. Но Ольга у неё не остановилась бы ни за какие коврижки: три года назад они крупно поссорились. Тётка распсиховалась и заставила лежащего при смерти дядю переписать завещание на неё. Он-то собирался оставить всё Ольге, любимой племяннице: две квартиры в историческом центре города, шикарную дачу на озере.

Дело в том, что дяде приснился нехороший сон. Будто его хоронят. Вообще-то, по соннику, видеть собственные похороны — это к долгой счастливой жизни и собственному духовному росту. Старт к новому мироощущению и осознанию своего места в нём.

Итак, дяде приснилось, что во время его похорон родные прямо на кладбище принялись делить наследство. «Это мне!» — «Нет, это мне!». Слово за слово, разругались вдрызг. Грызлись увлечённо, азартно, усердно забрасывая могилу землёй. И разошлись, ругаясь, размахивая лопатами — а дядя остался лежать в открытой домовине: в пылу ссоры его забыли опустить в могилу.

Вот такой сон в подробностях. И дядя решил оставить всё Ольге, которая сидела у его ног и поправляла на нём плед. Он уже не вставал с кресла, маленький, высохший и седой. Но тут, как мы знаем, вмешалась тётушка — и завещание было переписано.

Ольгин дядя — знаменитый авиаконструктор. Тётя — известный в своих кругах учёный, биолог. Детей у них нет. Уже в последний приезд Ольга приметила: вокруг тётушки увивался мутный тип из провинции. Выдавал себя за троюродную воду на киселе… Скорее всего, профессиональный пастух одиноких старушек.

По каким-то причинам тот осенний Ольгин вояж расстроился. Но с месяц назад ей позвонили по междугородке. Ольга пила кофе и чуть не опрокинула на себя чашку от услышанного известия.

Оказалось, тётушка перенесла удар и лежит в тяжёлом состоянии в больнице. Позвонил Бача… Кто такой Бача? Мигрант из Средней Азии. В последние годы тётушка его приблизила, позволила привезти горную семью и жить на её даче. За это он благоустраивал домик, следил за садом. Ну и по мелочи, на подхвате: возил на своём авто тётушку на рынок, в магазины…

Ольга, уезжая тогда после ссоры, благоразумно оставила Баче свой телефон: держать её в курсе, если что. Ведь у тётушки нет родственников ближе её.

Положив трубку, она кинулась складывать дорожную сумку. Обзвонила компетентных людей. Собрала, сколько смогла, требуемые документы: выписки, копии, свидетельства о рождении и смене фамилии — всё, что докажет степень родства. Развязала стопки писем и поздравительных открыток (не зря хранила!). Перетрясла семейные альбомы. Среди выпавших фотографий была одна, отливающая серебряной желтизной, с юной прехорошенькой тётушкой.

В шляпке с задорным пером, в модном тогда пышном платье, куполом стоявшем вокруг стройных ножек. Тоненькая, живая, порывистая, её звали «Огонёк». На обороте подпись: «Милой золовушке на память», то есть Ольгиной покойной маме. Тоже своего рода подтверждение родства.

Тётя и в старости мало изменилась, таких называют «женщина-женщина». Вообразите: когда ей стукнуло 82 года, познакомилась с пожилым австралийцем. Влюбилась и собралась к нему переехать на ПМЖ. Уже получила гостевую визу, жених купил билет до Канберры. Если понравится и австралийский климат подойдёт — она вернётся лишь затем, чтобы продать недвижимость — и фью-у… Ничего её здесь не держит.

То есть, представьте возмущение трущегося рядом Троюродного проходимца, у которого из-под носа уплывало такое квартирно-дачное богатство! И вот он уговаривает абсолютно здоровую тётушку напоследок пройти плановое обследование в больнице. Дескать, за рубежом все эти медицинские услуги страшно дороги, а здесь ей, как заслуженной, всё бесплатно… Тётушка ни разу — заметьте, ни ра-зу в жизни не болела.

Перед больницей она строила радужные планы. Посетила дорого стилиста, подстриглась, перекрасила волосы, сделала перманент. То есть, задерживаться в больнице у неё не было никакого резона. И вдруг — такое совпадение! — именно в больничных стенах, именно под незыблемым профессиональным присмотром врачей, тётушке становится очень, очень плохо. Она практически при смерти! Увы: пазл, что называется, сложился.

Уезжая в больницу, тётушка передала ключ от квартиры соседу сверху. Очень порядочный, интеллигентный старичок, тётин ровесник. Ольга его хорошо знает: вместе пивали чаи, музицировали, листали альбомы с гравюрами, беседовали о высоком. Телефон этого старичка Ольга тоже предусмотрительно внесла в записную книжку. И сразу ему позвонила, настрого велев никому тётин ключ не передавать. Только ей, любимой племяннице — она уже выезжает.

Ольга села в поезд вместе с родной младшей сестрой. Но Ольга-то, мы помним, ехала в качестве единственной любимой племянницы, а её сестра — так, для поддержки. В таких ситуациях нужно сплачиваться. Тем более сестра — успешная бизнесвумен, знает все ходы и выходы, знакома с юриспруденцией, с нотариальными тонкостями.

И вот они выгружаются из вагона и видят на перроне Бачу. Он стоит, понурившись, с самым кислым видом. Докладывает последние невесёлые известия: тётушка под неусыпным надзором врачей скоропостижно скончалась. Это раз.

Второе: сёстрам негде остановиться. Как негде, а тётина квартира?! В том-то и дело, что эта троюродная слякоть на киселе, этот профессиональный охотник за одинокими старушками, заявился к соседу-старичку, божьему одуванчику. Явился не один: рядом на коротком поводке сидел громадный мастиф без намордника и шумно дышал, свесив алый язык и капая пеной на лестничную площадку.

Что мог поделать белый и пушистый старичок под конвоем собаки Баскервилей? Послушно пошаркал шлёпанцами к буфету и отдал заветный ключ.

Троюродный не зря пасся возле тётушки, назойливо маячил у соседей на глаза: примелькался, чтобы заручиться их поддержкой. Однако же ключи тётушка ему почему-то не доверила! В отличие от своих сверстниц с Альцгеймером, она до последнего сохраняла ясный, острый ум и не доверяла разным подозрительным Троюродным.

Бача привёз сестёр к тётиному дому. Ольга только укоризненно и сказала старичку соседу: «Как вы могли отдать ключ?! Ведь я вас просила!» — на что тот беспомощно чирикал и разводил скрюченными лиловыми лапками. Спустились к тётушкиной квартире, настойчиво звонили, стучали. На секунду сверкнул электрическим светом глазок, что-то прошуршало и затаилось. И только басом гавкала и выла в глубине комнат собака Баскервилей.

Ну, после начались обычные в таких делах круговерть и нервотрёпка. Больницы, департаменты, подписи, печати, справки, запросы. Причём сёстрам мало чего удалось раздобыть. Все козыри были на руках у Проходимца: тётушкин паспорт, свидетельство о смерти, документы на квартиру и на дачу.

Тётушка лежала в холодном больничном подвале, но к ней никто не спустился: а смысл? К тому же Ольгина сестра ужасно боялась покойников: когда ночью идёшь в туалет, они потом чудятся за каждым углом.

Бача отвёз сестёр в гостиницу, за свой счёт заказал ужин в ресторане. И тут Ольга с глубоким возмущением увидела, что родная сестрёнка ведёт двойную игру. Кокетничает с Бачей, подмигивает, ножкой под столом как бы невзначай нашаривает Бачин штиблет, чокается с ним бокалами, не отрывая влажного призывного взгляда. И Ольга сидит между ними как дура набитая. В общем, она в эту ночь в номере спала одна.

Сестрёнка явилась под утро в драбадан и рухнула на постель. Телефон Бачи был не доступен до обеда. Когда Ольга его всё же вызвонила, он приехал и выглядел не лучшим образом: помятый и опухший. Видать, сестрёнка этой ночью дала ему прикурить. Интересно, как он объяснил ночное отсутствие своей восточной жене и детям?

Да и толку от этого Бачи. Ольга поручила ему сходить в некоторые инстанции. Но Бача, с его именем и провокационным отчеством «Мухаммедович», с ярко выраженной восточной внешностью и истекающим сроком регистрации в паспорте — ни у кого доверия не вызывал. А Бачин интерес к чужой квартире вызвал, в свою очередь, пристальный интерес у правоохранительных органов.

Бача чудом откупился от обезьянника. Так что он наотрез отказался от посещения присутственных мест. И вообще, ему некогда, он и так потерял кучу времени и денег. И вернулся к основной работе: таксовать у вокзала.

Сёстры надулись друг на дружку и стали действовать в одиночку. Каждая искала своих знакомых в адвокатских, нотариальных, полицейских кругах. Ой, про полицию отдельная история! Два часа (!) Ольга промаялась (даже стул не предложили!), пытаясь подать заявление на Троюродного самозванца: за его незаконное проникновение на тётушкину территорию.

Полиция, в случае смерти одинокого человека, обязана немедленно опечатать квартиру покойного. Но в данном случае по необъяснимым причинам делать этого не стала. И теперь в недрах тётиной квартиры таился троюродный самозванец и гавкала собака.

А ведь где-то в тётушкиных секретерах и туалетных столиках — Ольга знала! — хранилось множество золотых побрякушек. Хотя побрякушками их назвать язык не повернётся: тётушка любила блистать и знала толк в бриллиантах. А ещё, незадолго до описываемых событий, она продала вторую квартиру. По Ольгиным соображениям, продала за валюту и держала деньги на карточке, чтобы вот-вот перевести их в Австралию. А где карточка — там рядом небось и бумажка с Пин-кодом…

…В общем, заявление от Ольги в полиции так и не приняли, разговаривали грубо. Начальник отделения, к которому Ольга сумела пробиться, обещал разобраться с Троюродным и назначил приём назавтра в 16.00. Но и завтра в 16. 00, и послезавтра кабинет его был закрыт. Ольге сказали, что начальник ушёл во внеплановый отпуск.

А одна ночь в гостинице стоила пять тысяч, деньги таяли. А ведь тётушку нужно было ещё предать земле. Только тут в телефоне слабо забрезжил неуловимый Троюродный и пообещал скинуться на похороны. Ольга заказывала гроб, сестрёнка — могильщиков, Троюродный — транспорт и отпевание, Бача — венки. И все, включая Бачу, тщательно на всякий случай собирали чеки.

Наконец на кладбище встретилась вся четвёрка заинтересованных лиц. Потому что похороны — это вещественное доказательство неопровержимых родственных отношений с усопшей. И его можно будет тоже присовокупить к будущим судебным искам.

Ольга впервые увидела Троюродного самозванца. Щупленький, субтильный мужчинка с бегающим ласковым взглядом. Когда он вскидывал умильные глазки, они у него оказывались прозрачными, как слеза ребёнка, голубыми-преголубыми, честными-пречестными. Вот прямо как взглянет — сразу видно: хрустальной, родниковой чистоты человек. Ну, сарказм Ольги вполне понятен, её тоже можно понять и простить.

О, как Троюродный великолепно падал на колени, как театрально заламывал руки, как горько рыдал над гробом. Так не плачет безутешная мать, потерявшая горячо любимое единственное дитя. Ольга сухо спросила:

— Простите, вы кем работаете?

— Инженером.

— А я думала, актёром в театре. Причём третьесортном. Уж больно переигрываете.

Сестрёнка, кстати, тоже отличилась. Смахивала снег с гроба — делала селфи. Заботливо поправляла венок — снова селфи. Трогательно смахивала слезу — и это запечатлевала на мобильник. Просила могильщиков не загораживать ракурс. Тоже пригодится для суда.

Тем не менее, договорились, что после похорон все вчетвером пойдут на квартиру и сядут за стол переговоров. Расставят точки над «и» в наследственных делах. В смысле, устроят поминки.

Но после похорон Троюродный самозванец махнул рукой на договор, на круглый стол и на поминки — и исчез, испарился, растаял, аки святой дух. Вот только что истово крестился и деловито рыдал в три ручья — и уж нет его.

А денежки таяли, таяли. На одни телефонные переговоры с нужными людьми Ольга потратила три тысячи: впопыхах забыла выйти в роуминг.

Результат неутешительный. Между сёстрами пробежала чёрная кошка, и они не общаются. По слухам, Троюродный самозванец активно шурует по своим каналам. Бача тоже чего-то там шуршит и вообще, оказался довольно мутным и скользким типом. Да не находится ли он в сговоре с Троюродным?!

А самое главное: в последний момент на авансцену выступил самый могущественный претендент, с которым попробуй потягайся. Очнулся, продрал глаза, с хрустом, сладко потянулся и вальяжно предъявил права на тётушкину недвижимость Его Величество Департамент жилищной политики, с целым штатом поднаторевших юристов. В их планах было доказать несостоятельность наследников, объявить квартиру и дачу выморочным имуществом, и загрести его в городской жилищный фонд.

Всё просто. Сёстры-родные кровинки — автоматически выбывали из второго круга наследников, так как никакие они не родные и не кровинки. Тётушка им не кровная родственница, а всего лишь жена родного дяди. В сущности, совершенно чужая, посторонняя женщина. Дай Бог, если обломится какая-нибудь долька наследства. Ма-аленькая такая долечка. Бача вообще нуль без палочки, и его с горным семейством очень скоро попросят с вещами на выход не только из уютной дачи, но и из страны.

Троюродный самозванец вроде бы позиционирует себя как родного племянника тётушки, и у него на руках тест на ДНК из какой-то подпольной лаборатории. Но не являлся ли он с самого начала тайным агентом Депертамента?!

Все участники временно прекратили открытые военные действия и заключили перемирие. Притихли в ожидании вскрытия завещания.

А тётушка одиноко лежит в углу дальнего кладбища: хоронить рядом с дядей было хлопотно, накладно, да и не до того. Кто сегодня вспомнит, что она была выдающимся учёным с докторской степенью, автором сотен научных трудов? Что её открытия внесены в энциклопедию? И что, в конце концов, она вывела сорт прекрасных цветов, который носит её редкое, короткое, нежное имя?!

Да кто просто вспомнит, что это была тоненькая заводная девчонка Огонёк — с той серебряной старой фотографии? Эта фотография уже и не память, а малозначительный вещдок, пронумерованный документальный довесок для будущих судов, подколотый к куче наследственных справок.

Нет, нет и нет! Оставляйте после себя научные открытия, яркие стихи и песни, прекрасные цветы, добрые дела. Иначе ваше имя погребут под собой квартиры, дачи, золотые побрякушки, сберкнижки, разбухшие папки судебных дел…

Приходите в мир голым и уходите голым.