Тема, сама по себе, мерзопакостная, после которой хочется вымыть руки. Могу ли я с уверенностью сказать, что человек, о котором я пишу, стопроцентно не виноват? Нет. Но. Совершенна ли у нас на сто процентов система дознания? Следствия? Правосудия? Нет. Нет. Нет…
Мужчиной нынче быть опасно. Особенно мужчиной, имеющим судимость за изнасилование. По закону, из колонии человек выходит чистым, с погашенной судимостью, – но мало ли что у нас по закону.
Когда-нибудь начало ХХI века назовут дремучей эпохой «охоты на ведьм». Только над средневековыми городами стлались смрадные инквизиторские костры, а сейчас несётся: «Держи педофила!» Тогда расправлялись с женщинами, сейчас с мужчинами. Тогда дьявольским знаком были родинки, смуглость и чёрные волосы – сегодня пресловутая статья, будь она хоть трижды погашенная.
В полиции одним щелчком клавиши открывают банк данных по 115-117-й статьям – следствие легко, играючи доказывает – суд сажает. Не преступников ловить – а играть в пинг-понг, сплошное удовольствие и очередная галочка в отчёте раскрываемости. Но вот интересно: сажают и сажают преступников, а их всё больше и больше. Может, не тех сажают?
Настоящих утончённых, профессиональных сластолюбцев изобличить трудно. По слухам (а слухи всегда кишат в непрозрачном криминализированном обществе), педофилы могут скрываться под добропорядочной маской, за высоким чином, за депутатской неприкосновенностью, за личиной уголовных авторитетов. И делают они свои мерзкие делишки под охраной, в неприступных кабинетах, в шикарных саунах и засекреченных охотничьих домиках. Попробуй тронь – так самого тебя тронут, всю жизнь чесаться будешь.
А есть ещё мелкая уличная сошка, эксгибиционисты, пасущиеся в ожидании жертв на улице, промышляющие в тёмных углах.
Октябрьским утром три шестиклассницы, болтая, шагали в школу по дорожке между детскими садиками. Одна из них, Оля, чуть отстала. На стоявшего у забора усатого мужчину в чёрном, в тёмных очках, с сумкой через плечо, девочки не обратили внимания. Две подружки услышали вскрик, обернулись и увидели быстро уходящего прочь мужчину. Оля стояла в слезах, ошеломлённая – только что мужчина со словами: «Ух ты, какая попка!» – резко, на мгновение, схватил её между её ног. Маме она призналась: даже трусики врезались.
В то утро нападению мужчины подверглись ещё две девочки. Аня – на той же дорожке: извращенец, цапнув девочку за трусики и колготки, с наслаждением понюхал ладонь: «Ах, как хорошо!» А у Светы на стадионе попытался тронуть грудь, но она увернулась, и он задел плечо. И восхищённо вздёрнул усы: «Класс!»
Кое-кто из учителей припомнил подозрительного мужчину, околачивающегося у детских садов. Школа гудела: в конце сентября – начале октября в этом районе случилось не менее десятка схожих эпизодов. Почти всегда мужчина подходил, горбясь, боком, низко надвинув козырёк кепки, прикрывая лицо – и быстро покидал место преступления, чтобы не дать себя разглядеть. Тем не менее, многие запомнили усы, а одной девочке просто врезались в память голубая водолазка и розовый, в полоску, шарф.
Были развешаны фотороботы. С ребятами проводились беседы на тему, как избежать встречи с педофилом, как вести себя, если… Чтобы опередить это «если», оперативники активно вели розыск дерзкого извращенца в тёмной куртке и чёрных брюках. Задача была не из лёгких: у нас в чёрном и тёмном ходит каждый первый мужчина. Но отчитаться о поимке требовалось как можно быстрее: каждый безрезультатный день – жирный минус в работе следственного отдела. Общественность кипит и жаждет немедленного возмездия.
Ещё в институте к Витальке Серебрякову прицепилась кличка «Невезучий». На колхозных работах, допустим, обязательно картошкой в глаз заедут. Полезет разнимать драчунов – ему же и всыплют по первое число. На экзаменах неизменно попадались самые сложные билеты – и, тем не менее, учился на «хорошо» и «отлично». Однажды они с другом познакомились с женщиной старше их, она пригласила к себе. Утром, затягиваясь сигаретой, бросила:
– Ну что, мальчики, за удовольствие надо платить.
Платить было нечем, и через несколько дней на Витальку с другом поступило заявление об изнасиловании. На допросе следователь по-матерински вздохнула: «Мой вам совет: сознайтесь во всём, не посадят». «Сознались». Посадили – без кавычек.
Серебряков вышел из колонии, поступил в строительный техникум, окончил его с красным дипломом. И, сколько ни пытался устроиться на работу, первым вопросом кадровиков было: «Судимость есть? А, ну таким у нас не место, до свидания». Можно было, конечно, и дальше обивать пороги, унижаться, доказывать – но гордость взыграла. Руки у Витальки были золотые, и на строительстве частных домов он был нарасхват. Женился, родились две девчурки.
Когда Серебряков с группой рабочих ехал за город крыть коттедж, его задержали. Бригада начала возмущаться, поехала следом в отделение – естественно, с ними никто не стал разговаривать. Домой Виталий вернулся за полночь, пешком (не было денег на транспорт), в исподнем, характерно запачканном белье. Сказал жене, что его били («Сам себе засунешь, или помочь?»)
Была осень 2011 года, ещё не прославился отдел «Дальний» в Казани, и фраза «не обошлось без бутылки» пока не приобрела свой зловещий смысл. Перед тем, как отпустить Серебрякова домой, сфотографировали его в фас, в профиль, в три четверти, со спины, стоя, сидя, в полный рост, лицо крупным планом…
Жена тихо, чтобы не разбудить девочек, плакала. Только сейчас он заметил, что всё в доме перевёрнуто вверх дном. Был обыск (без санкции суда). Изъяли все его фотографии, компьютерный системный блок с дисками, куртку и штаны, пару сменных очков, сумку на ремне (накладных усов не нашли). Жене и понятым дали подписать чистый бланк протокола обыска – те растерялись, поставили подписи в пустом листе.
Друзьям Серебряков сказал, что его спутали с каким-то сексуальным маньяком. Но ничего, разберутся. Оперативники и разбирались. Встретились с девочками накануне опознания, предъявили (что категорически противоречит нормам следствия) фото Серебрякова, сделанные с разных ракурсов. Показ фотографий фактически являлся прямой наводкой: «Вот вам, девочки, преступник. Ну, не можем мы дать другого, нету других, не пойманы. Опознавайте того, кто есть в наличии».
Директор видела происходящее на вахте. Педагог-психолог слышала, как перед допросом следователь уточнял у каждой девочки: «Фото подозреваемого видели?» – «Видели». Впрочем, в суде девочки отреклись: нет, никто им никаких фотографий не показывал. Да, на опознании они уверенно указали на Серебрякова.
Вначале его обвиняли в одиннадцати эпизодах, совершённых в конце сентября – начале октября в районе этой школы. Но в ходе следствия постепенно, одно за другим, обвинения отпали ввиду кричащих несоответствий и противоречий, абсурдных неточностей, алиби подозреваемого. Остались два эпизода: с теми девочками, которых заранее подготовили, показав фото. Когда Серебряков выходил из ОВД вместе с другом, тоже очкариком, девчонки прыснули и толкнули друг дружку локтем, показывая на друга: «Ой, этот тоже до чего похож!»
Работяги, видевшие фоторобот, подшучивали. Когда ехали в автобусе на стройку – все в тёмной, немаркой одежде, с рабочими сумочками через плечо, кто в кожаных, кто в матерчатых кепках, а кто и, страшно сказать, в очках, треть вообще с усами – по внешним признакам можно было прямиком направлять весь автобус в СИЗО. Смех смехом, но Серебрякова арестовали.
Хотя его алиби подтвердил рабочий из бригады, точно указав часы: в то октябрьское утро он брал в долг у Виталия дрель и они поехали замерять в квартиру полы. Однако суд не внял его показаниям, посчитав, что рабочий – лицо, заинтересованное в оправдании своего друга.
Также не удостоились внимания факты, ярко запомнившиеся и точно описанные девочками: наличие усов, голубой водолазки и розового, в полоску, шарфа. Дело в том, что в гардеробе Виталия никогда не водилось водолазок и шарфов – ни полосатых, никаких. И он никогда не носил усов!
Напомню, из одиннадцати эпизодов на Серебрякове остались два. Вопрос, кто же тогда виноват в оставшихся девяти, – как-то побледнел и отошёл на задний план. Уж очень не терпелось следователю отрапортовать. В интернете хвастливо заплясали новости, захлёбываясь, перебивая одна другую: «Сорокалетний педофил пойман…» «Дома педофил был любящим мужем и отцом…» «Свою вину педофил не признаёт…» – при том, что назвать человека педофилом, убийцей, грабителем может только суд, и ещё раз суд. Не называлось имя подозреваемого? Но город небольшой, а слухи разносятся быстро.
На сайте посыпались гневные отклики:
«Казнить, чтоб другим неповадно было!»
«Запирать этих гадов в психушку!»
«Перестреляла бы всех педофилов, а потом приготовила из них супчик. Хотя роман «Лолита» мне нравится…»
«Особенно шокировало, что у самого маленькие дочки. Жуть. Не дай Бог, и со своими детьми…» «Интересно, какая женщина решилась маньяку родить?» – и т. д.
Судя по эмоциональному накалу, писали женщины – они всегда более отзывчивы, вспыльчивы и нетерпимы. Есть ли у комментаторш мужья и сыновья? Уверены ли они, что их родных в любую минуту не могут остановить на улице и утащить в участок, обвинив в изнасиловании или педофилии?… Точно ли знают, что лишь в казанском «Дальнем» нужные показания добывались пытками? Ой, крепко подумайте, прежде чем ответить.
Вообще, совет мужчинам, рискующим пока ещё выходить на улицы: фиксируйте каждый час пребывания за стенами дома, заручайтесь свидетельствами и фактами, закрепляйте подписями и печатями… Мало ли чего.
В прошлом году у Серебрякова от горя умерла семидесятидвухлетняя мать. Когда арестовали сына – случился первый приступ. Когда признали виновным – сердце не выдержало.
– Он весь на нервах, – говорит жена Серебрякова после очередного телефонного разговора с мужем. – Не потому, что лишился свободы – он эти три года отсидит. Не от несправедливого приговора – ему не привыкать. Не от того, что клеймо педофила придётся носить всю жизнь – он выдержит. Но при мысли о том, что его дочерей будут называть «дочки педофила» – он бессильно рычит и плачет.
– Да знаем мы, отчего он плачет, – фыркнет современный грамотный читатель. – На зоне же педофилов дерут как сидоровых коз.
Но вот ведь закавыка: зона кожей, звериным нюхом чует человека. Её информированности о происходящем на воле, вплоть до мелочей, могут позавидовать наши следственные отделы. По своим каналам, с которыми не сравниться и детекторам лжи, Серебряков проверен «на вшивость». Зона порешила: какой он педик, настоящий мужик.
Он просил, настаивал, требовал, умолял использовать на собственном допросе полиграф – следствие и суд отказали. Хотя неплохо было бы в определённых мутных ситуациях, вроде этой, прогонять через детектор лжи и следователей, и потерпевших. Разве не стоит этого Правда?
И вот ещё что. Прекратились ли в данном районе схожие по почерку преступления после того, как «извращенец» попал в заключение? Если да – следствие сработало грамотно и эффективно. Если нет – настоящий преступник гуляет на свободе, стал более опытен и по-звериному опасен. Этим же вопросом правомерно задалась адвокат, сделала запрос в МВД. Министерство ну оч-чень сожалело, но запрос не удовлетворило.
Между тем, в соседнем городе объявился маньяк, хватающий девочек в лифтах и подъездах, совершивший изнасилование. Фоторобот – таково свойство всех фотороботов – сер, расплывчат, похож одновременно на всех в целом, и не похож ни на кого в частности. Перемени зимнюю шапку на кепку, сними очки – вылитый «школьный» эксгибиционист. Яркие приметы вроде водолазки и полосатого шарфа на этот раз отсутствуют – к чему преступнику улики, о которых все знают?