Несколько лет назад, когда попрошаек ещё не гнали нещадно из тёплых магазинов, на кафельном полу роскошного торгового центра, недалеко от стеклянных вращающихся дверей, сидел безногий паренёк. В шапке перед ним лежали несколько медяков и мятых мелких купюр. Закрыв глаза, он самозабвенно поматывал головой в такт музыке в наушниках.

Я бросила денежку в шапку – и скорее ушла, бежала от него – от острой жалости. Вот так двадцать лет назад в подземном переходе сидел и мой муж. Это сейчас он весь в шоколаде, купается в тёплом море: из грязного подземного царства нырнул в лазурное Средиземное.

В первый раз я увидела его на своей работе в центре соцзащиты. Гремя колёсиками, отталкиваясь деревянными колодками, въехал белокурый паренёк на дощечке – вроде скейта. У него не было ног – одна срезана под корень, другая по колено.

Посетителей в социальном центре было много. Входя, одни или с сопровождающими, они уверенно занимали очередь, привычно направлялись к окошкам и столам сотрудников. А этот, видно, упустил свою очередь и всё сидел у дверей на сквозняке, под чужими ногами, из упрямства и гордости не желавший подойти, вернее, подъехать.

Одет был в грязноватый, грубой вязки, свитер и в залатанные, подвёрнутые до бёдер джинсы. Разобравшись с посетителем, я подошла к пареньку, подвезла к своему столу, «руля» его плечами. Плечи были очень развитыми, спортивными: натренировал своими утюжками.

«Как ваша фамилия, молодой человек?» – «Снежко». Знала бы я тогда, что буду носить эту фамилию, а передо мной сидит мой будущий муж!

Поговорили – оказался умный, начитанный. Он был моложе меня на одиннадцать лет. Днём работал на предприятии по производству валенок. Вечерами «мафия» возила его по торговым точкам – попрошайничать с табличкой «ветеран афганской войны». Подавали щедро, особенно сердобольные женщины – такому-то красавчику. Выручкой он щедро делился с «мафией», получая взамен банку пива или чего покрепче. Всё это я узнала потом.

А сейчас, чем дальше, тем труднее мне было оторвать взгляд от его завораживающего, заливающегося нежным девичьим румянцем лица… Под предлогом ознакомиться с жилищными условиями, я побывала в его общежитии. Потом ещё раз, и мы впервые поцеловались… Я назвала его «мой Снежок».

Одновременно (женщины знают, что так бывает) за мной начал ухаживать и сделал предложение наш сотрудник: в годах, положительный, с квартирой, с мамой. А у меня в сумке, в боковом кармашке, который день лежало заявление на регистрацию брака и паспорт Снежка. Ему, по причине инвалидности, трудно было добраться в ЗАГС.

Я сделала пять кругов на кольцевом троллейбусе мимо ЗАГСа, не решаясь, кого из двоих выбрать. На шестом круге вышла и отдала заявление. Начиталась советских книжек о девичьем самопожертвовании, благородстве – девушкам вообще вредно читать романтические книжки.

Моя подруга кричала: «С безногим?! С попрошайкой?! Ты в своём уме? Себя не жалеешь – свою дочку пожалей! Ты соображаешь, что творишь? Сейчас побегу, возьму справку, что ты психически больна – недееспособных не расписывают!» И ведь побежала – никто ей справку, разумеется, не дал.

Не раз потом Снежок соглашался на мои упрёки:

– Да… Не появись ты тогда в моей жизни, кто знает, где бы гнили теперь мои косточки. Меня как раз в те дни заманивали в Молдавию. Значит, там бы нашёл упокоение».

Я пошла на предприятие «Валенки» за какой-то бумажкой. Кажется, о предоставлении полагающихся по закону трёх дней на свадьбу. Директор, узнав о моём решении, запрокинул бородатую голову и расхохотался, так что долго прыгала его борода.

– Замуж за Снежко? Ну-ну. А вы видели его трудовую книжку? Там каждые два месяца увольнения за пьяные прогулы. Статья 81 трудового кодекса РФ. Ваш Снежко полстраны исколесил на своей дощечке.

– Он дал слово не пить.

Задранная борода снова весело заскакала от смеха. Ах, как мне хотелось вцепиться в эту прыгающую бороду.

Как сговорились. В общежитии, куда я приехала за его вещами, вахтёрша покачала головой: «Драчун, дебошир. Чуть что не по нём, машет кулаками».

Вахтёрша не лгала. В качестве свадебного подарка жениху я достала по талону красивый яркий пуловер из чистой шерсти. Это был шикарный подарок: попробуй в то время раздобудь хорошую вещь.

Назавтра он, стуча своими утюжками, припрыгал в располосованном ножом пуловере: слава богу, тело не поцарапано. Объяснил: подрался из-за меня, защищал мою честь. Кто-то на мальчишнике обозвал меня старухой. Дескать, только старухи, да ещё с ребёнком, на тебя, калеку, и клюют. Давай, мол. Корми чужое семя. Пуловер мы отдали вахтёрше: она его распустила на варежки для внуков.

А на десерт перед свадьбой он впал в трёхдневный запой. Думаю, его специально подпоила «мафия» – мне назло. Ещё бы: такой лакомый кусок у них с крючка срывался. Не скрою: вот когда настоящий холод, да чего там, целый мороз пробрал сердце: что я делаю?! Поразмышляла и решила: в конце концов, если окажется невыносимо, разведусь. Лучше называться разведёнкой, чем старой девой.

Он лежал ничком на общежитской койке. «Я не выйду за тебя, – жёстко пообещала я. – Свадьба отменяется». Как он, вмиг протрезвев, цеплялся за меня, как исказилось его ангельское лицо! Как он размазывал по нему слёзы и то, что обильно текло из хлюпающего носа…

Перед регистрацией я обильно опрыскала его туалетной водой, чтобы перебить сивушный запах. А на скромной свадебной вечеринке он опрокинул одну рюмку, вторую. Пил жадно, как воду.

Я потянула его за рукав: «Хватит». Он выдернул руку: «Сам знаю! Надсмотрщица выискалась». Гости деликатно опустили глаза в тарелки.

Скажете, такого не бывает: чтобы здоровый человек добровольно связал жизнь с инвалидом, драчуном, пьяницей? Мужчины – да, на такое неспособны. А русские женщины – сплошь и рядом, если влюбятся и потеряют голову. Затмение какое-то находит, крышу сносит.

Нас, женщин, в первую очередь отталкивают мужские мелочность и скупердяйство. А он был щедр и не считал денег. Сколько есть в кармане – все твои. Если в кармане было пусто, всё равно вытаскивал, как фокусник, невесть откуда взявшуюся шоколадку.

Мою девочку сразу удочерил и полюбил, как свою собственную. Баловал, не жалел денег. Она и внешне была на него похожа.

А как он играл на гитаре, сочинял песни и пел! Какие у него были мускулистые, красивой аристократической формы руки – отталкиваясь своими утюжками, он легко взлетал на сильных руках ко мне на пятый этаж. Как он умел ими обнимать…

А ещё интуиция мне подсказывала: в нём ЕСТЬ. Есть тот стерженёк, который гнётся, да не ломается.

Не было такого, чтобы при неудачах он валялся на диване и ныл, как многие здоровые мужики. Снова и снова восставал как Феникс из пепла, обзванивал многочисленных знакомых и друзей и, гремя колёсиками, катился решать проблему. И решал!

…Откормить, остричь, отскрести, отмыть, купить кое-что из одежды. Заказать по квоте импортные протезы, точь-в-точь повторяющие движения ног. Научить его на них передвигаться – для меня это не было проблемой, я же соцработник. Гимнастика, многочасовые массажи, которые я делала собственноручно.

При этом – бесконечные кодирования, вшивания «торпед», лечения от запоев у врачей и гипнотизёров. Платные вызовы нарколога по ночам, если срывался, и становилось плохо с сердцем.

Зато когда был трезв… После женитьбы у него будто крылья выросли. На работе перевыполнял план на триста процентов. Плюс немалая пенсия по инвалидности. В первый же месяц принёс 370 рублей – огромные по тем временам деньги. Столько инженеры крупных предприятий тогда получали. Скоро мы купили дочке – самый дорогой кукольный домик, мне – пальто, ему – мощный магнитофон.

Нет, его сложный характер никуда не делся. Но постепенно, со скрипом мы притирались друг к другу. Были и ссоры, и обиды, и недельные молчанки – но это были волны, которые лизали наш домик счастья и не могли его разрушить.

Через некоторое время я подбросила ему идею поступить в областной институт. Там не было заочного и вечернего отделения – только дневное. После работы мы уходили в парк, и я его гоняла по экзаменационным билетам.

«Если не поедешь со мной – никуда не уеду, – предупредил он. – Ещё тут без меня замуж выскочишь». Ну что ж, куда иголочка – туда и ниточка. Уволилась, пять лет мы с ним снимали угол. Я работала, он после третьего курса тоже успешно подрабатывал.

На него положили глаз ещё во время учёбы и сразу пригласили на руководящую должность – пока небольшую, но перспективную. Мой Снежок уже хорошо самостоятельно передвигался. Кто не знал – ни за что бы не поверил, что на протезах.

Опираясь на красивую чёрную трость с белой резной костяной ручкой (мой подарок на розовую свадьбу), припадал на ногу при ходьбе. Но лёгкая хромота придавала ему мужской, «пиратский» шарм, от которого балдели окружающие женщины.

Одевала я его как игрушечку: в импозантные светлые костюмы – тройки, отбеливала и крахмалила ослепительные рубашки. Всё по этикету: чтобы из нагрудного кармашка высовывался уголок шёлкового платка, манжеты выглядывали из рукава на нужные полсантиметра. Отутюженные, как лезвия бритвы, брюки надламывались над сверкающими штиблетами: угол надлома ни миллиметром не больше и не меньше положенного.

Снежок был мой выпестованный, выношенный плод, плоть от плоти, моё дитя, моё любимое произведение. И когда он выходил из подъезда и садился в машину с личным шофёром – я с гордостью любовалась на него из окна.

Снежок, как я уже говорила, отлично ладил с людьми. У него была масса друзей, которые в нужное время в нужном месте молвили за него словечко. Он уверенно поднимался по карьерной лестнице. Совещания, командировки, корпоративы… Появились большие деньги, а вместе с ними заклубились женщины.

Да, я сделала большой промах, запустив себя. Я не работала – мы могли себе это позволить. С утра до вечера не снимала передник и косынку. Пласталась целыми днями на кухне, чтобы вечером муж снисходительно похлопал по спине: «Ужин у тебя удался».

Пил он меньше, но бывало. Тот случай, когда говорят: «Пьян да умён – два угодья в нём».

Однажды, будучи в запое, позвонил мне: перепутал балконную дверь с входной, разбил стекло и порезался, хлещет кровь. Лифт не работал. Я с тяжеленными сумками и дочкой на руках взлетела на четырнадцатый этаж… У мужа после того случая царапинки не найти – а у меня на всю жизнь опущение женских органов. Как следствие – постоянные мучительные боли в низу живота, проблемы в интимной жизни, страх близости.

Сколько я смотрела телешоу про то, как знаменитости на старости лет влюбляются в юных финтифлюшек и оставляют жён и детей безо всего, почти в нищете. Прямо всеобщее гормональное мужское помешательство.

Ну, уходишь ты из старой семьи, начинаешь жизнь с чистого листа – так и свою материальную жизнь начни с нуля, с чистого листа. Будь мужиком, не позорься. Уйди по-мужски с одной зубной щёткой, не собачься за чашки-ложки.

А-а, молодая жена не хочет тебя без финансов: без загородного особняка, крутой тачки и кругленького вклада на книжке? На кой ты ей без нажитого сдался, имей мужество взглянуть правде в глаза.

Вглядитесь в этих хищниц: ни одного простенького круглого, курносенького лица. Все с длинными носами крючком, глаза пустые, немигающие, круглые, змеиные. Жертва намечена, парализована, осталось сделать бросок и задушить в кольцах молодых беспощадных объятий.

…Стало быть, смотрела я телешоу и не знала, что сама без пяти минут их героиня. Начал Снежок ко мне придираться на ровном месте, спесиво задирать подбородок. И то ему не то, и это не эдак.

Скоро он ушёл к молодой любовнице. Не знаю, как она его зомбировала. Щедрый мой муж при разделе имущества остервенело, яростно, не на жизнь, а на смерть бился за каждую ложку. Какой-то в нём спортивный азарт обнаружился: побольнее меня куснуть.

В народе говорят: «Старый муж – молодая жена: жди детей. Старая жена – молодой муж: жди плетей». Она была беременна и вовсю выкладывала на своей страничке фото: Снежок слушает её животик, Снежок целует её животик, Снежок надевает на её животик наушники, чтобы младенец слушал классическую музыку…

А наша девочка для него перестала существовать. Не знаю, как его обработала хищница. Но, когда я получила алименты, выяснилось: у Снежка зарплата по ведомости… две тысячи рублей! Новыми деньгами!

Квартиру он у меня отсудил – недаром у него кругом друзья, и в судьях, и в адвокатах. Оказались мы с доченькой в бараке. Сколько я перенесла, сколько слёз выплакала. Кричала в исступлении: «Будьте вы прокляты! Пусть каждая слезинка упадёт на ваши головы!»

Всё давно перегорело, я на пенсии. Смотрю по телевизору шоу, наблюдаю одни и те же истории и думаю: какие мы дуры, в каком добровольном рабстве находимся у мужиков! Какая у нас страна бесправных женщин! Законы нас не защищают – потому что их принимают мужчины. В правительстве и Думе одни штаны кресла протирают. А если туда изредка затешутся юбки, то очень быстро либо омужичиваются, либо начинают плясать под мужскую дудку и забывают о своих сёстрах.

Дочка живёт в Америке, вышла замуж за гражданина США, русского по происхождению. Ездила я к ней недавно по гостевому вызову. И на каждом шагу: в парке, на пикниках, в гипермаркетах наблюдала типичные американские семейства.

Выводок разновозрастных детей, расплывшаяся, совершенно не следящая за собой жена-наседка. Рядом спортивный, подтянутый муж-мальчик. Вокруг полно тоненьких соблазнительных девушек, но ему в голову не придёт стрелять глазами и выбирать объект для вылазки налево.

– А если и придёт такая идея, – объяснила дочка, – то останется бедняга без штанов, с голой задницей, в прямом смысле слова. Практически всё нажитое отойдёт бывшей жене и детям, и будет он содержать бывшую до конца жизни.

На работе на него станут смотреть косо, замедлится карьерный рост. Потому что если ты изменил жене, то, как неблагонадёжный элемент, можешь изменить и родной фирме, и Соединённым Штатам. (Прямо по Чехову: если жена тебе изменила, радуйся, что она изменила тебе, а не Отечеству).

Да чего там: моей дочке 28 лет, а уже типичная американка. Заматерела, раздобрела, раздалась в покойной, безмятежной сытой бабьей полноте. Вальяжная, как сонный удав. «Смотри, Олька, – говорю, – скоро в дверь не пролезешь!» Она запрокинула голову, хохочет. Счастливая, уверенная, позволяющая себе быть такой, какая есть.

Не то, что наши женщины: вечный бой, покой нам только снится. Поджарые, как гончие собаки, вертимся волчком, держим ухо востро. Расслабишься, отвлечёшься, ослабишь внимание – тут же из-под носа уведут избранника молодые соперницы.

Нынче повальная мода: разводиться и жениться на молоденьких. Да женись ты хоть на четырёх молодых (виагра в помощь и инфаркт в перспективу). Но и старых жён содержи, и первых детей не забывай. Поэтому я обеими руками за многожёнство, как на востоке, прав Жириновский. Провисли русские бабоньки между Востоком и Западом, провалились в чёрную беспросветную дыру.

Вы думаете, американкам их блага на блюдечке поднесли? Думаете, сами собой американские мужья вышколились, выдрессировались? Как бы не так.

Вспомните историю 8 марта. Бедняжек из брандспойта ледяной грязной водой поливали, дубинками разгоняли, в тюрьмы швыряли – а они добились своего, накрутили американским мужикам хвосты. А у нас сунут на 8 марта, как подачку, жиденький букетик – мы радёхоньки, как дурочки с переулочка.

Вот я и обращаюсь к женщинам: довольно ублажать этих самцов, сидеть из-за них на диетах, худеть, ломать ноги на шпильках. Хватит семенить перед ними на цирлах. Обиженные женщины всей России, объединяйтесь! Нас – миллионы. Образуем партию брошенных жён. Проучим мужей, изменяющим нам с молодыми любовницами!»