Глава 2, в которой герой отправляется на первое дело
Одежду Ято, как и полагалось бомжу, хранил на помойке. Но делал это, как и полагалось богу, идеально.
Пакет с заклинанием отвлечения внимания лежал за одним из контейнеров. Небрежно наляпанная полоска с иероглифами защищала не хуже сейфа. Внутри обнаружился целый ворох поношенной, неброской, но чистой и даже аккуратно починенной одежды отличного качества и такой же чистой, починенной обуви. Вадим увлеченно закопался в предоставленное богатство, примеряя подходящие по размеру вещи.
Юкине же стоял в сторонке и бурчал, презрительно поглядывая на Ято, который поочередно предлагал ему то один свитер, то другой.
— Не ной! — наконец, не выдержал бог, потрясая зеленой ветровкой с прикольным мишкой на спине. — Смотри, какая прелесть!
— Отстой! — буркнул Юкине.
Вадим рассеянно поднял голову, ощупал ветровку, прикинул размер и вздохнул.
— Блин, мала…
— Примерь хоть это, дубина!
— Ты серьезно? Желтая шапка, да еще с помпонами? Я же не девчонка!
— Отлично! Теплая шапка.
— Я не буду носить драные джинсы!
— Ух ты! Какие моднявые!
— Бомж! — возмущался Юки. — И угораздило же меня попасть к богу-бомжу!
— Ято! Ты — бог! Нет, ну правда! У тебя есть кроссовки моего размера!!!
Вопль счастливой души заставил бога прослезиться.
— Сёмей, ты реально святой…
«Святой» одернул свитер, застегнул куртку, прошелся в новой обуви по комнатушке и остался доволен. Затем снова закопался в вещи, с радостным криком вытащил оттуда два огромных мужских кимоно из хлопка, скрутил их в два толстых жгута, скрутил их между собой во всем знакомую русским солдатам скатку и повесил через плечо. Ято следил за ним с недоумением в глазах, но скатку явно узнал. Вадим помахал руками, поприседал.
Двигаться было трудновато, но возможно. Рядом околевший от холода Юки с неохотой влезал в брюки.
— Проблемная семья, да? — тихонько спросил Вадим.
— Почти, — шепнул Ято в ответ.
— Ужас! — бурчал Юкине, похабя одежду. — Отстой!
Ято перекосило. Вадим закатил глаза.
— И почему мне кажется, что я знаю, отчего он умер таким молодым?
Ято поперхнулся и уставился на него со странным выражением на лице. Вадим невинно улыбнулся.
— Ой, вот не надо на меня так смотреть! Я знаю его всего сутки — и у меня уже есть желание хорошенько пройтись ремнем по его маленькой очаровательной попке! — повысил он голос так, чтобы Юкине его услышал.
Тот подскочил, обернулся, увидел улыбочку Вадима и покраснел, как мак. Ято дернулся и с шипением схватился за шею.
— Ай! Юкине! Что за грязные мыслишки?
— Эй, Юки, расслабься, я пошутил. Я мертвый, а мертвые не размножаются! — поспешно сказал Вадим и обеспокоенно глянул на бога. — Извини, очень больно?
— Нормально, — Ято хмуро потер шею и выпрямился. — Слушайте сюда внимательно, Юкине и Сёмей! К вашему сведению, бог и его орудия очень сильно между собой связаны. Все ваши грязные мыслишки передаются вашему богу, то есть мне, ясно?
— Что за чушь ты несешь? — нахмурился Юки.
Вадим вытаращился на мальчишку, помолчал, глядя на недовольного подростка, покосился на Ято и медленно произнес:
— Кхм… Юки, я бы на твоем месте не игнорировал информацию об окружающем мире. К твоему сведению, тут тебе не там и есть опасности пострашнее маньяков. Ты спрашивал, почему ты чувствуешь и чихаешь, несмотря на то что мертв? Так вот, я отвечу тебе, и будь добр, вникни. Вот он, — Вадим ткнул пальцем в Ято. — Источник твоих таких живых ощущений. Именно он обеспечивает тебя тем, что ты, как живой, ходишь, мерзнешь и хамишь. Благодаря ему ты можешь чувствовать вкус еды, тепло, запах, слышать звуки и говорить с живыми. Знаешь, как он это делает? Отдает часть своей жизни. А жизнь себе он обеспечивает тяжелой работой. Каждый день он должен носиться по городу и делать всё, что попросят. От чистки унитаза до спасения человека. И теперь он будет делать всё это в три раза больше, чтобы обеспечить существованием меня и тебя, неблагодарная ты скотина!
Юкине надулся, набычился и исподлобья зыркнул на Вадима.
— Ты всё равно сёме!
— Ну, всё, малявка, ты напросился, — зло сощурился Вадим и ловко перекинул пацаненка через коленки. — Не брыкайся, хуже будет!
— Пусти! — заорал Юкине. — Пусти немедленно!
— За оскорбление старшего брата, — торжественно возвестил Вадим. — За богохульство и неоднократное хамство в сторону ниспосланной нам одежды, ты, Юкине, приговариваешься к шести ударам по правому полупопию!
— Пусти! Я больше не буду!
— Эй, ты что творишь? — опешил Ято.
— Добро! — возвестил Вадим и с наслаждением опустил ладонь на ягодицы наглой малявки…
— Я чуть скверной не покрылся, — жаловался Ято, капризно дуясь и отворачиваясь от Вадима. — Это было слишком.
— Зато теперь погляди, какое послушание! Настоящий ангел, — Вадим сверкнул улыбкой и рявкнул на крутившегося на обочине Юкине. — Не лезь на дорогу!
Юкине отскочил от края и фыркнул:
— И чего? Можно подумать, что нам что-то будет!
— Нам-то ничего, мы ж теперь бессмертные, — заржал Вадим. — А вот у водителя будут впечатления!
Ято встряхнул баллончик с краской и размашисто нарисовал поперек двери свой номер и рекламу. Юкине понаблюдал за ним с недоумением и заявил.
— Я есть хочу.
— От голода ты не помрешь, так что остается смириться и жить с этим, — отозвался добрый боженька.
— По-моему, надо завязывать с этим подозрительным дяденькой в трениках, — Юкине тихонько поделился с Вадимом. — Он явно не из тех, кто сможет о нас позаботиться.
Вадим, как самый умный, промолчал.
— Вот как… — обернулся Ято и гордо выпятил грудь. — Значит, пришло время показать вам свою силу!
Вадим шел следом за Юкине и Ято и лениво думал о семье: «Интересно, Анька вернется в Японию? Тут все-таки муж, работа… Вот бы как-нибудь надоумить её привезти мою косуху. Косуха, моя любимая косуха! Яну с Яшкой она мала, они её носить не будут, Аньке велика, не выкинут же они её, вещь все-таки дорогая. Блин, я же Яшке диски обещал, а сам он их в жизни не найдет! И гитару бы мою мне… Ну, ладно, гитару Анька возьмет. Куда мне в бомжатскую жизнь гитару? Мать наверняка убивается, но зато жить полегче будет. Всё-таки мертвый сын не смертельно больной. Попробуй смертельно больного вылечить — кучу денег угрохать надо. А на похороны разок потратился и ходи, цветочки меняй… Да, вот так вот, цинично, зато жизненно… Как же косуху-то добыть? Во сне не явлюсь, не на Родине…»
И тут взгляд Вадима упал на болтающийся на запястье Ято мобильник.
— Слушай, Ято, я тут подумал… А ты за связь платишь?
— Конечно, нет! — оскорбился бог. — Этот телефон — маленький глюк системы моего собственного производства, с него не снимаются деньги за входящие и исходящие. В нём даже сим-карты нет.
— Можно посмотреть?
Вадим взял телефон, повертел в руках, потыкал в настройках и задумчиво глянул на бога.
— И правда, симки нет… И можно звонить куда угодно?
— Агась… Постой, ты же не собираешься..? — Ято попытался выхватить телефон, но Вадим уперся ладонью богу в лоб и набрал номер.
Телефон помолчал, помолчал и выдал гудки.
— Да? — наконец раздался в трубке уставший голос.
— Ян, ты?
На том конце недоуменно помолчали.
— Ну, я, а это кто?
— Тупорылый конь в пальто! — Вадим отпихнул Ято и отошел к стене. — Брата родного не узнаешь?
— А, Вадим, привет, — узнал Ян. — Как дела? Как себя чувствуешь?
Вадим удивленно скосил глаза на телефон. Он что, не в курсе? Ах да, Анька же говорила, что он путевку в Орленок выиграл. Видимо, родичи не стали портить ребенку отдых.
— Да как тебе сказать, — медленно произнес Вадим. — В общем, опухоль на моё самочувствие уже не влияет.
— То есть, её убрали? — обрадовался Ян. — А говорили, что нельзя!
— Нет, не убрали. Но поверь, чувствую я себя просто зашибись! — заявил Вадим, рассеянно водя пальцем по стене. — Ты дома когда будешь?
— В смысле? Вадим, ты что, опять под какой-то дрянью? Я в поезде, завтра буду дома. Слушай, я тебе такую подвеску купил, закачаешься!
— Спасибо большое, братишка. Слушай, передай там всем привет, ладно? И матери скажи, что я просил о кремации, а не о священнике с кадилом. У меня проблемы были из-за этого, хорошо, что мой бог находчивый.
— Точно, ты под дурью…
— Не перебивай, слушай и запоминай! А лучше записывай! Короче, так и передай, что кремация была бы лучше! Яшке скажи, что диски лежат в кладовке, под линолиумом, справа от порога. Поднимаешь линолиум, там половица, под ней — ниша, там диски и подарок тебе на день рождения. Запомнил? В кладовке под линолиумом справа от порога.
— Запомнил. Вадим, ты зачем мне это рассказываешь? Сам подаришь. Приедешь с Анькой и…
— Анька улетела без меня.
— В смысле? Она дома? А почему я не знаю?!
— Так получилось. В общем, Аньке скажи, чтобы гитару забрала себе, а косуху привезла в Японию. Потому что она уехала, а я остался. И подвеску можешь с ней передать.
— Да как бы я понял, что ты остался. Косуха тебе на кой? Не сезон же.
— Надо. Хочу косуху. Я её забыл, а вы её в прошлый раз не привезли, в позапрошлый тоже, короче, если Анька не привезет косуху, пусть пеняет на себя. Гитару пусть возьмет себе, а я хочу косуху! Кстати, того, кто нацепил на меня мои прошлогодние ботинки, отлупи тапочком — они мне были малы и ужасно жали! Присылать берцы не обязательно, меня уже всем обеспечили. Запомнил? Повтори!
Младший брат покорно отбарабанил текст. Он знал, что с Вадимом, когда он под обезболивающими, лучше не спорить.
— Молодец, всё запомнил, — похвалил Вадим и сдавленно вздохнул, сглатывая комок в горле; от понимания, что брата он больше не услышит и не увидит, становилось больно. — И Ян, я вас всех очень-очень люблю. А тебя больше всех. Ты расти… достойным человеком, ладно? Как бы ни было трудно, ты помни, что… что нельзя сдаваться… И умирать не думай, даже если у тебя тоже опухоль появится, понял? Умирать молодым можно только за кого-то…
— Вадим, ты что? — растерянно залепетал брат. — Ну, не плачь, всё хорошо будет, вот увидишь!
— Ян, мне уже хорошо… С тобой вот поговорил, и совсем хорошо стало… Ты извини, что не смогу отпраздновать твой день рождения, ладно?
До младшего брата что-то дошло.
— Вадим? Вадим, ты же не хочешь… Ты же не до смерти укололся? Вадим, не надо!
Вадим нервно рассмеялся.
— Дурак! Я не покончу с собой!
— Обещаешь?
— Знаешь что? Пусть Анька привезет еще мою цепочку с янтарем, она для одного мальчишки. Он тут еще одним нашим братишкой заделался. Зовут Юкине. Светленький такой, симпатичный и вредный. Я его уже разок отлупил.
— Раз отлупил, значит, точно братишка, пришлю. Так ты обещаешь, что не покончишь с собой? — немного успокоился Ян.
— Ян… Я не могу такое обещать… — Вадим судорожно сглотнул и закрыл глаза. — Потому что меня уже нет.
Не в силах слушать ответ, Вадим сбросил вызов и молча, глядя куда-то в сторону, отдал мобильник Ято.
— Спасибо, что дал попрощаться, — прошептал он и обернулся к Ято. — И извини, пожалуйста.
Бог серьезно смотрел на него, в глубине лазурных глаз метались отголоски боли. Юкине, тихий и какой-то пришибленный, стоял рядом с Ято, уставившись на дорогу.
— Пожалуйста, — наконец, сказал Ято, пряча телефон. — Я должен был догадаться, что ты об этом попросишь.
И трио неторопливо направилось вдоль по тротуару.
— Почему я ничего не помню? — тихо спросил Юки.
— Потому что ты не был готов к смерти, — ответил Ято.
— А Сёмей был готов?
— Да. Когда ему был предоставлен выбор между его жизнью и жизнью другого, он пошел на смерть. Мало кто способен на осознанное самопожертвование. Поэтому святые орудия столь редки.
«Опухоль головного мозга. Мы не сразу сообразили пройти обследование. Да и если бы прошли сразу, вряд ли бы что-то изменилось. Выяснилось, что она была неоперабельная. Моя старшая сестра вышла замуж за японца и живет здесь. Поэтому мы решили, что с японской медициной я смогу пожить подольше, да и не был я никогда за границей. Я даже языка не знал. Год прожил здесь, год диких болей и наркотического бреда. Все сильные обезболивающие содержат наркотики, ты знаешь об этом, Юки? Сначала я бесился, а потом подумал, что не дожить до старческого слабоумия и атеросклезора даже хорошо и стал радоваться каждому прожитому дню, я успевал дожить до дня рождения Яна!
В то утро я был в клинике. Меня обнадежили — появился шанс пережить операцию и не стать овощем, а мимо клиники шла женщина с ребенком, мальчиком лет пяти. Она увидела подругу, и они остановились поболтать. А рядом стоит стройка. Мать отвлеклась, и я увидел, как этот мальчик убежал на эту стройку. Я окликнул женщину и побежал за ним…
Помню, как на него летели трубы, сорвались с подъемного крана. А он стоял и смотрел. Я понимал, что смогу вытолкнуть его, но тогда сам окажусь под трубами и точно не выживу. Помню, как секунды растянулись на час, пока я принимал решение. А потом — страшную боль в теле и ликование, что успел спасти жизнь ребенка.
Я рад, что умер так.»
Вадим молчал, Юкине тоже молчал, думая о чем-то своём. Ято косился на них, но ничего подозрительного не чувствовал, и поэтому тоже молчал.
И он привел ребят в кафе, где за столиком с непередаваемым выражением на лице сидела Хиёри. Ято брякнулся напротив и, состроил умильную мордашку.
— Хиёри пообещала нас накормить!
— Если ты собираешься есть, то взамен выполни моё желание.
Смирение на девичьем личике можно было сравнить со смирением дзен-буддиста, встречающего стихийное бедствие. Вадим улыбнулся Хиёри.
— Ты не против, если я сяду у окна?
— А? Ну… — Хиёри пару раз удивленно моргнула, но место уступила.
Тут к ним подошла официантка и опустила перед девочкой бокал с водой.
— Добро пожаловать! Когда определитесь с выбором, нажмите на кнопку…
— Сестренка, — влез Ято, обаятельно улыбаясь. — Нас четверо.
Официантка растерянно заморгала, обнаружив рядом с клиенткой троих парней, и с извинениями поспешила к стойке.
— Странно, — заметила Хиёри. — Разве люди могут вас видеть?
— Мы находимся в пограничной зоне, между миром живых и мертвых, но это не значит, что нас нельзя увидеть, — наставительно произнес Ято и закатил лекцию о жизни в мертвой зоне.
Вадим уже знал законы от прислужниц Тензина и слушал только краем уха, рассеянно наблюдая за улицей. Его более чем устраивала такая незаметность. Он мог при желании общаться с людьми и имел весьма убедительное подобие жизни. У него больше никогда не будет болеть голова, и ему больше не надо глотать сомнительные лекарства. Он теперь навсегда юн. А еще ему наконец-то можно курить!
Но сначала — поесть!
Вадим с аппетитом уплетал кусок пиццы, когда раздался негромкий голос Хиёри:
— По крайней мере, едите вы так же, как мы.
— Не совсем, — с трудом проглотив кусок, ответил Ято. — Сколько бы мы не ели, мы никогда не наедимся, и еще в одном мы разительно отличаемся… Боги не какают!
Хиёри поперхнулась.
— Да кто после такого поверит, что ты бог?!
Вадим радостно заржал и приступил к десерту.
Из-за стола он действительно встал с легким чувством голода, хотя съел столько, что живой наверняка надорвал бы желудок. Юкине вышел на улицу первым, а Ято направился следом за Хиёри к кассе, где вступил в битву с кассиршей за бесплатные леденцы. Вадим аккуратно перехватил девочку за локоть и обворожительно улыбнулся.
— Хиёри, милая, мы очень благодарны тебе за обед. Я могу попросить тебя еще об одной услуге?
Школьница предсказуемо покраснела и отвела взгляд. Вадим умилился. Какие же эти японочки милые в пятнадцать лет. Ей бы еще реснички накрасить, вообще была бы статуэткой.
— К-конечно, Сёмей-сан. Что я могу для тебя сделать?
«Купи мне сигарет с ментолом? Ага, как же, такой малявке не продадут» — догадался Вадим и вздохнул. Клянчить деньги у школьницы было стыдно. Что ж, тогда придется попросить кое-что более благородное.
— Вот, — Вадим протянул девочке салфетку и стянул со стойки ручку. — Пиши. Второй микрорайон…
Хиёри удивилась, но покорно записала адрес и имя.
— Мутсуми? Кто это?
— Девочка-медиум. Она помогла мне найти Ято прошлой ночью. Передай ей мою благодарность и… Я думаю, у вас найдется кое-что общее.
— Хорошо, Сёмей-сан, я обязательно к ней зайду.
— И называй меня просто Вадим, ладно?
— Хорошо, Сёмей.
Вадим вздохнул. После того, как он умер, сложностей с языком не было, однако с речью переводилось и имя — и Ято, и Юкине, и Хиёри упорно звали его японским вариантом, хотя сам Вадим четко произносил имя по-русски. Или ему это только казалось?
Битва за леденцы продолжалась, и Вадим вышел вместе с Хиёри. У порога скучал Юкине.
— Спасибо, — встретил он девочку смущенными словами. — За то, что покормила.
Хиёри удивленно уставилась на мальчишку. Ну, еще бы, вчера он был не столь любезен.
— Не стоит, — просияла она. — Кстати, меня зовут Ики Хиёри. Можно просто Хиёри.
— Как ты связана с, — Юкине покосился на Ято, увлеченно отвоевывающего у кассирши все леденцы, — этим?
— Ну… У меня появилась привычка терять тело, я хочу, чтобы Ято мне помог.
— Ох, уж и не везет тебе, — Юкине засунул руки в просторные карманы.
— Хе-хе… И не говори, — согласилась девочка.
Вадим только фыркнул. Японцы, синтоисты, а в богах ничего не понимают.
— Кстати, Юкине… — девочка замялась; Вадим с усмешкой наблюдал, как любопытство борется с тактом. — Что ты делал до того, как стал священным орудием Ято?
«Извернулась! Вот он — японский менталитет в действии. Русская бы либо прямо брякнула, либо вообще промолчала,» — подумал Вадим.
— Не знаю. То есть, я знаю, что умер, но первое, что помню, как оказался в руке Ято. Я ничего не помню о жизни, — приуныл он и с завистью покосился на Вадима.
Тот незаметно для Хиёри покачал головой и печально улыбнулся в ответ. Ему было жаль Юкине, но завидовать не стоило. Тому, кто не был готов к смерти, не стоило знать о том, чего лишился.
— Юкине, Сёмей! — Ято пинком открыл дверь, во рту у него торчал леденец, в одной руке он держал тарелку с леденцами, в другой сжимал мобильник. — У нас работенка!
— Эй, погоди, сначала разберись со мной! — завопила девочка и протянула к Ято руки.
Однако мир уже дернулся белой вспышкой, и на Вадима рухнуло что-то живое, вышибая дух. А под ним тоже шевелилось и вопило что-то. Тяжесть исчезла, и Вадим, скатившись на холодный камень, распахнул глаза. «Что там Мутсуми говорила про хвост?» — ошалело подумал он.
Хиёри разъяренной кошкой шипела на Ято, стонущего и держащегося за мужское сокровенное, и недовольно махала лиловым полупрозрачным хвостом, неожиданно выросшим из копчика. Юкине заливался краской и явно что-то фантазировал о неко. Поэтому появление тумана первым заметил Вадим и встал, прикрывая Ято спину.
— Не подходить, порву, — лаконично сообщил он появившимся теням и поднял руки с двуперстиями.
— Кто это? — вскочил Ято. — Заманили меня под предлогом работы?
Звяк!
Увидев знакомую золотистую пыльцу, Вадим расслабился.
— Когда восточный ветер повеет, позволь ему нести твой аромат, о слив цветенье! — раздался мужской голос. — Пыльца пронеслась над головами и обвила сливовые деревья, покрывая их цветами.
— Сливы? В такое время? — опешила Хиёри.
— Пускай хозяин твой далеко — не забывай весну, — закончил Тендзин, соткавшись из теней и окончательно развеивая туман.
— Это же поэма Сугавары Митидзанэ! — пискнула Хиёри, потрясенно распахивая глаза, и Юкине вытянул шею, догадываясь, что их занесло к кому-то известному. — Неужели это сам божественный покровитель знаний Тендзин-сама!
— О! — деланно удивился бог. — Узнали меня?
Вадим только закатил глаза, когда Юкине и Хиёри пали ниц перед местным Баюном с воплем: «Боженька!» Ладно, девчонка, ей можно, но вот с Юкине явно нужно было провести еще одну воспитательную беседу.
— Ты много знаешь, маленький дух, эта поэма то еще старье, — заметил Тендзин.
— Её печатают во всех учебниках! — восторженно пищала Хиёри.
— Неужели? — корчил дурака Тендзин. — А как же авторское право?
— Отменилось, спустя пятьдесят лет после вашей смерти!
— От вас прямо веет божественным, — пробормотал Юкине, пожирая глазами бога.
— Вы ослепительны! — подтвердила Хиёри. — В отличие от…
Они оба обернулись к разобиженному Ято с очень красноречивыми лицами. Однако его закрывал собой Вадим.
— Приятно, когда тебя знают, да? — лениво усмехнулся он покровителю знаний и протянул Ято руку, помогая встать. — Не нужно так выпендриваться, ты же бог.
Увидев Вадима, Тендзин на миг скуксился, как будто съел лимон, и перевел взгляд на Юкине.
— Ято, как зовут этого мальчика?
— Юки, сосуд — Сэтцу.
— Ты же только-только стал шинки, верно? — благостно улыбался Тендзин. — Не нужно падать ниц. Тсую!
Вперед выступил дух сливы. Вадим приветливо ей кивнул и получил в ответ улыбку. У него всегда были отличные отношения с лесом.
— Слушай внимательно, — сказала она Юкине. — Нельзя кланятся другим богам, пока служишь своему богу. Это проявление неуважения. Хотя, в присутствии Тендзин-сан трудно устоять.
— Полный храм жриц! — восхитилась Хиёри.
— Да, все они мои шинки. Непросто всех их содержать, — благодушно улыбался Тендзин, старательно игнорируя усмешку Вадима.
— Настоящий бог — совсем другое дело! — воскликнула Хиёри.
Юкине увидел, как Вадим украдкой показал кулак, и подавил вздох. Тендзин улыбался и старательно демонстрировал своё превосходство. Ято готов был взорваться, но Вадим ободряюще сжал его ладонь и отступил за его плечо.
— Так чего тебе надо? — хмуро спросил Ято.
— Дел невпроворот. У ребят на носу экзамены. А тебе всё равно нечем занятся, помоги мне! — самодовольно улыбался Тендзин.
У Ято задергалась бровь, и, предупреждая отказ, Тендзин сказал:
— Я знаю, что ты ночевал у меня без разрешения, — и с улыбкой закончил. — Так и быть, позволю тебе присоединиться к своему предприятию. Могу сделать тебя управляющим филиала!
«Не злись. Он бог, он не врал. Я же не спрашивал, вот он и молчал. Он бог, ему просто хотелось иметь святое орудие. Он не хочет причинить вреда, он бог,» — Вадим старательно успокаивал себя, но помогало мало. Его накрывала обида и злость на Тендзина, который промолчал, что Ято ночует в его храмах, который всячески мешал поискам, который издевался над Ято у него на глазах, подчеркивая своё превосходство и рисуясь перед шинки. Ну что ж, запомним. Однажды он сочтется с ним — земля круглая.
— Но ты же хочешь собственный храм, я прав? — продолжал Тендзин и, улыбаясь, достал из кошелька купюру в тысячу иен. — Тогда вот. Извини, только крупные купюры. Будет, чем разменять? Не будет?
Это был край. Вадим выскочил вперед и заслонил своего бога, поворачиваясь к Тендзину спиной и взглянул в лазурные глаза, наполненные обидой и гневом. Конечно, он же его бог, он его чувствует.
— Извини, что вмешиваюсь в твой разговор, Ято, но я больше не могу. Я твоё святое орудие, а ты мой бог, первый и единственный, и остальных богов для меня нет. Все, кто смеет над тобой издеваться и унижать тебя, обижают и меня тоже. А я не могу терпеть и копить обиду, потому что это может тебя ранить. Ты сейчас плюнешь на работу, на Тендзина и будешь успокаивать меня, потому что если этот старик скажет еще хоть одно слово в твой адрес, я разозлюсь окончательно. И он узнает, как могут бить русские, когда защищают своё.
Вокруг воцарилось молчание. Все смотрели на Вадима, а Вадим не сводил глаз с Ято. Тот потрясенно молчал, широко распахнув свои нечеловеческие лазурные глаза. Его растерянное лицо казалось совсем юным, открытым и странно уязвимым. Он был на полголовы ниже Вадима, казался младше, и тот не выдержал — сгреб его в объятья.
— Слышишь? Я буду защищать тебя от всех.
— Эй… Сёмей, успокойся… Всё нормально, — Ято растерянно гладил Вадима по рыжим волосам. — Мы с Тендзином давно знакомы, он просто так со мной здоровается. Он даже толком ничего обидного-то не сказал, ну, ты чего?
— Я три недели слушал, как он поливает тебя грязью и рисуется передо мной. Я очень терпеливый, но сейчас… Это был край, — прошептал Вадим. — Видеть его не могу. Можно, я ему врежу?
Ято вздохнул и покрепче обнял его за плечи.
— Благодарю тебя, Сёмей, но нельзя.
— Почему Сёмей заступился? — тихонько спросила Хиёри. — Он же знает Ято всего сутки, а я его знаю уже почти месяц. И Ято правда не кажется мне надежным товарищем. И Юкине тоже так думает…
Юкине мрачно зыркнул на Хиёри, и та замолчала на полуслове. Тендзин вздохнул, спрятал кошелек и затянулся из трубки. В его взгляде, устремленном на Ято и Сёмея, было что-то очень похожее на зависть.
— Святое орудие само выбирает, кому служить. Эта привилегия дарована ему вместе с именем. Но если оно выбрало, то это навсегда, — Тендзин вновь затянулся. — Оно пойдет за своим богом куда угодно и ради него свернет горы. Потому что это уже не просто верность шинки — это любовь, что дарует богу могущество. И за какие заслуги этот бесценный дар получил именно Ято? Что в нём разглядел Сёмей?
Тсую нахмурилась, и Тендзин улыбнулся ей.
— Любви не бывает много, Тсую.
— Ближе к делу, Тендзин. Что за работа? — Ято мягко отстранил Вадима и шагнул к Тендзину. — Только быстрее, ты нервируешь Сёмея.
Тендзин протянул Ято пять иен.
— Что ж, тогда введи их в курс дела, Макото.
— Господин, Маю к нам присоединилась совсем недавно. Может, стоит поручить это дело другой жрице? — поклонилась дух сливы.
— Хм, ты не права, — Тендзин выпустил из рук свою трубку, и та приняла вид еще одной жрицы, очень знакомый вид. — Тем более, Маю очень хорошо знакома с Ято.
Вадим рассеянно разглядывал новую шинки. Каре, зеленые глаза, одеть в несуразное кимоно, набросить на плечи розовую шаль…
— Т-томоне?! — Ято шокированно ткнул в неё пальцем. — Ты и в таком огромном храме?
— Меня зовут Майю, не зови меня прежним именем, гадость какая! — огрызнулась девушка.
Собачились они увлеченно и самозабвенно, как супруги, прожившие бок о бок двадцать лет. Между делом Майю успела рассказывать о призраке и показывать дорогу. Наконец, Ято выдохся и поплелся позади своей бывшей шинки. Вадим только улыбался, слушая как Юкине и Хиёри распрашивают о Ято.
— Ты правда была шинки Ято? И как он? Честно выполняет заказы? — кто о чем, а Хиёри о работе.
— Он правда безработный бродяга в спортивном костюме? — а Юкине о насущном.
— Да, он правда безработный бродяга в спортивном костюме, который зовет себя богом.
— Хоть немного уважай бывшего хозяина! — встрепенулся Ято.
— Теперь всё намного лучше, — щебетала Майю. — Я была шинки у многих, но Ято определенно был хуже всех! Увольняйся, пока можешь! — совет Юкине. — Не понимаю, что ты в нём нашел? — это уже Вадиму.
— Тебе и не понять, — усмехнулся он в ответ.
Наконец, они остановились у переезда. Пока Хиёри разбиралась с сутью задания, Вадим смотрел на игрушки и цветы у столбов, на светящийся алым барьер Тендзина и хмурился. Значит, здесь. Железная дорога, да еще перекресток — любимейшее место самоубийц. Удивительно, что их было всего двое.
— Если так хотят умереть, туда им и дорога, — отрезал Ято, складывая руки на груди.
— А ты всё такая же сволочь, Ято! — взорвалась Майю.
— Послушай, нельзя так говорить! Разве ты не хочешь это исправить?
— Душа, готовая покончить с собой, уже разрушена злыми духами. Она не станет шинки, не уйдет на перерождение, она абсолютно бесполезна.
— Но спасать людей — твоя работа!
— Не пойму, чего ты так завелась?
Лазурные глаза были холодными и жестокими. Хиёри покраснела от гнева и, перемахнув через поезд, умчалась куда-то. Ято пожал плечами и развернулся. Майю тут же схватила его за плечо.
— Стоять! Верни деньги!
— Черт!
С деньгами Ято расставаться не любил. И получать их на халяву тоже не любил — в них не было людской благодарности. Если он их взял, то работу сделать был обязан. Вадим посмотрел вслед Ято и увидел, как к путям медленно бредет унылый парень с духом на плече. Дело запахло жареным.
— Юкине, Сёмей, работа.
Юки вздохнул.
— И что мне делать?
— Когда позову — приди, назову имя — возвращайся. Пока этого достаточно. Придите, Юбива, Секки!
Вадим покорно обратился в кольцо и обвил палец. В другую руку Ято схватил клинок, пронесся по путям навстречу поезду и приземлился на крышу.
— Барьер Тендзина не пускает призрака, пока не появится жертва, — сказал он. — Будем ловить на живца.
Парень медленно брел к переходу с листком в руках. Неплохое «живцо» получалось для призрака: унылое, с душевным раздраем. Будет нехорошо, если он погибнет. Вадим бросил взгляд на пути — с пальца всё выглядело немного непривычно.
— Ято, там на станции Хиёри ищет приключений. Будет нехорошо, если она попадет вон в ту синюю лужу.
— Только её мне не хватало! — закатил глаза Ято и сложил пальцы в двуперстие. — Юбива, граница!
Вадим покорно позволил направить себя и прочертил стену, отогнав призраков от души девочки.
— Ято? — удивленно заморгала Хиёри, приземляясь на крышу рядом с Ято.
— Я ведь говорил тебе, что ты помрешь, если с хвостом что-то случится. А ты опять побежала искать на него приключений, дурында! — бог лениво отругал девчонку и впился взглядом в переезд. — Ладно, настоящее шоу начнется на переезде.
«Живцо» приблизился к перекрестку, и тут из-под земли потянулась дымка. Вадим моргнул. Гигантская глазастая черная рука будто бы явилась прямиком из детской страшилки.
— Да ладно! Сама Черная рука! Интересно, тут есть безногий стрелочник? — не удержался Вадим.
— Тут нет стрелочников, всё на автоматике, — раздался из клинка нервный голос Юки.
— Обалдеть! Я участвую в уничтожении легенды!
Живец занес ногу над ограждением, и Юкине испугался.
— Мы не успеем!
— Цыц! Юбива, граница! — Ято двумя взмахами отсек от живца заплечного духа и поставил между ним и рукой светящуюся стену.
Гигантские ногти бессильно заскребли по границе, а парень, очнувшись от наваждения, обнаружил, что лезет прямиком под поезд и отшатнулся.
— Иди сюда! — голос из руки приобрел нервные нотки.
Пока дух не слинял, Ято разогнался, как следует, и полетел впереди поезда, занося Секки для удара.
«Нечистый, что оскверняет эту благословенную землю, — раздался в голове у Вадима властный голос, и его будто шарахнуло током — в нём была сила, та самая, божественная сила, которой веяло от Тендзина. — Я, бог Ято, явился сюда, дабы уничтожить зло своим Секки…»
У Вадима создалось полное впечатление, того, что прямо сквозь него течет теплый хмельной свет. На миг ему почудилось, что Ято скользит двуперстием по клинку, наполняя его этим светом. Вадим был там, прямо в центре потока, и мог помочь! Но чем?
«…И изгнать твой нечистый дух!»
— Изыди! — рявкнул Ято, опуская Секки на Черную руку, и тот рассёк её, будто мягкое масло.
В последний момент Вадим понял, что мальчишка с перепугу перестарался, и подхватил избыток силы, смягчая удар. Он не заметил, как сгинул дух, как Ято отпрыгнул от поезда и кричал их имена — сила рвалась и билась в нём, требуя выхода. Вадим судорожно вздрогнул и направил её в единственный источник и сосуд, который был рядом. Ято поперхнулся.
— Сёмей? Сёмей, вернись!
Ощущение своего тела вернулось, и Вадим покачнулся. Мир вокруг кружился, голова была легкой-легкой, хотелось танцевать и горланить песни. Он будто был пьян. Вадим вздохнул и вцепился в чье-то плечо, теряя равновесие. Его подхватили и помогли усесться на тротуар.
— Сёмей, Сёмей! — теплые ладони схватили его лицо, останаваливая мир. — Ты как?
Вадим с трудом сфокусировал взгляд на лазурных беспокойных глазах и пьяно улыбнулся, узнав Ято. Он любил его, как не любил еще никого и никогда.
— Я-ато, — протянул он, еле ворочая языком. — Я… этоо… Юки мале-е-есь подсрт… подстраховал! Во!
— Что с ним? — беспокойным колокольчиком зазвенел рядом Юкине, и Вадим, качнувшись, сгреб его в охапку. — Ай! Пусти!
— Малы-ы-ыш, — ласково загудел Вадим, зарываясь пальцами в светлые пряди; его он тоже очень любил. — Не бей так больше.
— Всё нормально, — вздохнул Ято. — Юкине, ты ударил слишком сильно, а Сёмей смягчил удар и вернул избыток силы мне. Он пропустил благодать сквозь себя и с непривычки опьянел. Через час пройдет.
— А со мной почему такого не случилось? — обреченно обвиснув в сильных руках, спросил Юкине; Вадим тряс и тискал его, как любимого кота.
— Ты священное орудие, ты устойчивее, — объяснил Ято и потянулся. — Ох, как же хорошо! Я такого прилива сил не ощущал с тех пор, как… Да никогда не ощущал! Все молодцы, Юкине, ты особенно молодец!
— Да, он вааааще кррррасавчик!
— Ай! Фу! Гадкий сёме! Не надо целовать меня в нос! И в щеки не надо!!!
Хиёри захихикала — настолько комичной выглядела эта картина: высокий парень с гоготом чмокает мелкого в щеки, а тот дуется, злится и безуспешно пытается вырваться из цепких, но явно бережных рук.
— Ты сказал, туда им и дорога, но все-таки помог, — улыбнулась она.
Ято услышал её слова и посерьезнел.
— Дело не в этом. Я не позволю никому покончить с собой у них на глазах.
— У них?
— Жизнь бывает мучительна и невыносима, но люди должны знать ей цену.
Хиёри постояла-постояла, посмотрела на Юкине, который с легкой растерянностью и смущением выпутывался из рук уснувшего у него на коленях рыжика и заплакала.
Она поняла, кто такие шинки.
До храма парни добрались уже после заката. Вадим все время зевал и с трудом держался на ногах. Когда бог завалился на непонятный ящик (для пожертвований? Вадим не разбирался в этом совершенно), а Юкине принялся устраиваться на ступеньках, он вздохнул… и бесцеремонно скинул бога с ящика.
— Эй, ты что творишь?! — завопил Ято, оказавшись на ступеньках.
— Добро! — возвестил Вадим и стащил с плеча кимоношную скатку.
Ято и Юкине распахнули рты, когда Вадим разложил одно кимоно на полу и поверх него бросил свою куртку, оставшись в свитере.
— Ну? Чего стоим? Кого ждем? Ято, давай сюда ветровку с мишкой, я видел, что ты её заныкал.
Все еще не понимая, Ято покорно вытащил откуда-то из-за пазухи (и как только уместилась? он точно бог!) куртку с мишкой и протянул её Вадиму. Тот тоже её расстелил поверх кимоно.
— Ято, на каком боку спишь?
— На правом… — глаза у бога загорелись, он понял идею.
— Юки?
— Тоже.
— Чудненько. Ято в середку. Юки, ты справа, я слева.
— Почему он в середке? — тут же возмутился Юки.
— Потому что средний по росту. И самый теплый.
Ято на самом деле был гораздо теплее своих орудий. Наверное, в силу своей божественной природы.
Парни залезли на импровизированную постель, укрылись вторым кимоно и прижались друг к другу.
— Я идиот, — признался Ято, млея в тепле. — За шестьсот лет так и не додумался.
— Менталитет, — ответил Вадим, щекоча его шею своим дыханием. — Спокойной ночи.
Юки прижался к спине Ято и угукнул.
