Ему уже начинала надоедать эта дорога. Нет, он не имел ничего против самого пути, ехать на лошади в поисках новых впечатлений и возможных приключений нравилось его совсем еще молодому и вертлявому телу, но однообразный лесной пейзаж приелся хуже горькой редьки. Ему вспомнилась старая итальянская комедия, где главный герой, попавший на необитаемый остров и скучающий по цивилизации, каждый день смотрит на одну и ту же картину: океан в обрамлении рамки, сколоченной в виде киноэкрана. Что показывают? Опять про море? Так и он: опять про лес? Одни и те же деревья, одна и та же колея… Ему казалось, что он даже стал узнавать некоторые деревья.

Последний в этом году сбор шел в Узелок. Вчера вечером, посидев с Карно за чашкой чая, они подбили итоги уходящего года, наметили планы на будущее и решили, что не помешает прикупить еще зерна, лишним не будет, да и решить кое-какие срочные дела, которые не следовало откладывать в долгий ящик. А то вскоре начнутся дожди и в лесу наступит осенняя распутица и до зимы, когда установится санный путь, придется сидеть в Карновке безвылазно. А к зиме надо подготовиться основательно. Тем более на зиму у Ольта были определенные планы, с которыми он поделился и с Карно за кружкой местного чая.

Вообще-то назвать сбором этот караван можно было с большой натяжкой, никаких товаров на продажу и тем более налогов не предусматривалось. Только на одной телеге был груз, состоящий из полотна и даров осеннего леса. Того, что у них был небольшой излишек. Они ехали не продавать и менять, а чисто закупать. Поэтому остальные восемь телег ехали пустыми, если не считать пассажиров. А людей поехало в этот раз не мало по деревенским меркам. Больше десяти человек только возничими на пяти телегах, шесть человек деревенской дружины верхом и Карно с Ольтом. Одной из телег управляла гордая в своей значимости Олента. Рядом, по-доброму улыбаясь сидела Истрил, готовая в любой момент подменить уставшую девчонку.

Еще одной телегой в качестве возницы управлял Вьюн вместе со своей Вертой. Строительство трактира подходило к концу, и Вьюн и тем более его хозяйственная будущая жена ну никак не могли доверить такое важное дело, как закупка товаров для трактира. Просился и Брано, что-то говоря о нуждах будущей лавки, но будущее оно и будет в будущем, поэтому его оставили на хозяйстве, пообещав, что для него организуют потом специальный рейс.

На одной из телег возницей ехал кузнец Кронвильт Кувалда с женой, уже не как раб, а вполне свободный мастеровой. Жилище его было уже готово, а кузница ждала только оборудования. В нее-то, родимую, ему и нужно было закупить инструмент и материал. Для этого дела он, поддавшись на уговоры своей умненькой жены, решился взять в долг еще один золотой и теперь ехал, полный надежд. Естественно разговор крутился вокруг будущих покупок, поэтому над телегами не утихал оживленный говорок.

Короче, ехали весело. На второй день доехали до знакомого места, где их настороже уже ждали Вельт и Жаго. В руках они держали по копью. В кустах были припрятаны три телеги с грузом, тщательно укрытым мешковиной. На мешках расположились Серьга с Кольтом, сжимая в руках охотничьи луки с наложенными стрелами. Все правильно, неизвестно, чьи там колеса скрипят, а у них груз не на один десяток золотых. На первой и пока последней их тренировке они отпросились у Ольта по семейным делам и он, зная по каким таким делам они оправляются, не стал их задерживать. Но дал им на неделю план тренировок, чтобы они не отставали от общей группы

Увидев своих, бывшие каторжники обрадовались. Да и деревенские были рады видеть их бородатые рожи. После обоюдных приветствий Карно дал приказ каравану становиться на дневку, а сам вместе с бывшими каторжниками отошел в сторону. На приткнувшего рядом с Карно Ольта никто из мужиков внимания не обратил. Они скорее бы удивились, если он бы он не подъехал.

— Ну рассказывайте, что да как. Давно подъехали?

— Так только что, еще в кусты после дороги сходить не успели.

— Ну ничего, столько терпели, еще чуток потерпите. Вижу — с товаром. Проблемы были?

— Да какие проблемы, приехали нормально, Вьюн точно на место вывел. Раскоп почистили, потом Вьюна отпустили. Ну и принялись за дело. Там внизу чистая соль пошла, метра два в глубину. Мы добрались до земли и пошли вбок. Так вообще легко стало копать. Целыми кусками отваливали, сразу дильтов по четыре-пять. Самые крупные куски мы в мешки не складывали. Сложили в нашу телегу и сверху мешковиной прикрыли. Там еще много соли осталось, в телеги не влезло. И так в каждую дильтов по сорок уложили. Как не старались, а где-то пятьдесят дильтов не впихнули, некуда было. Ну мы их там на месте сложили. Сделали схрон и туда спрятали. Место раскопа опять спрятали, замаскировали хорошо. Если не знать, то и не найти.

— Это вы молодцы. Ну чтож, езжайте домой. Премию за работу могу сейчас выдать, а могу в городе товару прикупить, сами решайте. Мы как раз в Узелок. Ольт, а ты не хочешь ничего мужикам сказать?

— Да пару слов всего. Мужики, я тут чертежи мельницы набросал. Давайте сейчас, пока мы на стоянке, разберемся. Если что непонятно — то сразу и разберемся. И сбегайте уже в кусты.

Слово «чертеж» Жаго с Вельтом уже знали, поэтому не удивились. Пока мужики носились по кустам, Ольт достал свою доску и бересту с пояснениями. Уселись под ближайшим деревом и стали разбирать Ольтовы каракули. Как раз к обеду и успели. У мужиков уже был опыт построения лесопилки, поэтому сейчас, когда не приходилось объяснять каждую загогулину на чертеже, разобрались быстро. Остальное, что осталось непонятным, договорились обсудить по приезду Ольта из города, а пока пусть начинают стройку. Затем быстро все пообедали и разъехались в разные стороны. На прощание и Вельт, и Жаго на свою премию попросили купить им по хорошей корове. Карно пообещал им исполнить их просьбу и на этом и расстались.

На две телеги, груженные солью, пришлось сесть возницами Серьге с Вельтом. Мальчишкам было только в радость лишний раз съездить в город. Они уже доложились Ольту о том, как выполнялись его указания по тренировкам, и сейчас наслаждались свободой и ничегоделаньем. Все-таки седьмица на соляных копях — это не легко. Своих лошадей привязали к телегам на длинном поводу. И опять эта, уже набившая оскомину, дорога. Единственным утешением служило то, что Ольт, везде где только позволяла обстановка, хватал и набирался опыта. Любого. В данном случае — это был опыт управления лошадью, запряженной в тяжело нагруженную телегу. Он то и дело подменял уставших мальчишек и под их чутким руководством учился управляться с тяжелым возом. Неизвестно, что в этой жизни может пригодиться. Быть шофером транспортного средства в одну лошадиную силу — это конечно не предел мечтаний, но неизвестно, чем придется заняться завтра. Еще в той жизни он никогда не отказывался от опыта, который сам шел в руки и часто удивлял окружающих своей сноровкой в каком-нибудь совсем не приглядном для бизнесмена деле. И в этой жизни он не собирался отступать от своих принципов. Так что дорога, которая в другом случае показалась бы ему скучной и нудной, превратилась для него в увлекательное приключение. Не такое уж и простое дело оказалось — быть возницей. Но как бы там не было, к концу пути уже вполне уверенно управлял лошадью и щелкал кнутом как самый настоящий деревенский мальчишка.

Уже в сумерки подъехали к стоянке на реке, последнему этапу дороги перед городом. Сезон сборов подходил к концу, поэтому встречные или попутные караваны были редкостью, вот и стоянка оказалась пустой. Так что расположились с комфортом. Карно распределил обязанности. Кому уход за сельхоз-скотинкой, кому сбор дровишек, а кое-кто, маленький и вредный, стал готовить для всей компании ужин. Впрочем, Ольт и не возражал. Когда у тебя в помощниках есть женщины — это не было проблемой. Назавтра ожидался трудный день, поэтому не спеша основательно поужинали и сразу же улеглись спать. Карно еще и распределил караул, дружинникам надо было привыкать к своей службе.

С утра поднялись пораньше и, не тратя время на завтрак, после небольшого переезда, уже до полудня неторопливо въехали на знакомую стоянку. Народу на ней было мало. Пока одни устраивали лагерь Карно распределил людей. Кузнецу за инвентарем и за тем, что его жинка пожелала, Вьюн, прихватив свою Верту, ринулся куда-то по торговым рядам, Истрил с Оли, прихватив у старосты полный кошель, тоже исчезли в толпе, воинам отсыпаться… Короче каждому нашлось дело. А сам, заплатив налог за стоянку, не то чтобы рано, но и не поздно, сразу после того как развели дела со стражей, которая на этот раз была на удивление тихой, прихватив Ольта, отправились к Бенкасу. В последнюю минуту за ними увязался Вьюн. На вопрос Карно, что случилось, пробурчал что-то неразборчивое, а Ольт только усмехнулся, что такое ходить с бабами по базару, да еще когда у тебя полный кошелек денег, он хорошо знал.

Купец, как видно, был тоже товарищем неизбалованным и трудягой по натуре, так как уже стоял в своей лавке, хотя, при своем весе в местной жизни, мог себя и побаловать сном подольше. Увидев Карно с Ольтом, обрадовался, как самым близким родственникам, а надо сказать родственные отношения здесь ценились очень дорого. Достаточно было сказать, что ты являешься одного рода с собеседником и все — ты становился на уровне родного брата. Лесовики конечно родичами не являлись, но они были торговыми партнерами, хорошими торговыми партнерами, что для купца было едва не ближе родственников.

Бенкас тут же провел их в небольшую комнату внутрь лавки, где не было ничего, кроме внушительного стола и лавок. Чисто деловое помещение, конторка для деловых переговоров и для работы по подсчету доходов и расходов. Пока гости рассаживались, послал мальчишку-подростка, крутившегося возле лавки, к себе домой и как гостеприимный и радушный хозяин занял посетителей разговорами. Традиционно поинтересовался их делами в деревне, кто как живет-поживает и почему не приехал в этот раз достопочтимый Брано. Гости степенно отвечали, что все у них слава Единому, живы-здоровы, уважаемые Брано передает большой привет и обещает обязательно приехать в следующий раз. Пока они так убивали за разговорами время, прибежал подросток.

— А это Строкис, сынок мой. Вы его в прошлые разы не видели, он у меня в Крайвенске у брата моего год прожил, торговле учился. Вот вернулся, помощником теперь будет. — в голосе Бенкаса чувствовалась гордость и любовь. Строкис, мальчишка лет тринадцати с длинными курчавыми черными волосами, сразу напустил на себя важность и степенно поклонился. — Ты сказал, что я велел?

— Все передал, отец. Мать уже ждет.

— Тогда вот что, Строкис. Где, что лежит ты уже знаешь, доверяю тебе сегодня лавку. За товаром внимательно следи и вообще держи глаза на макушке. А мы с гостями домой к нам. — И Бенкас показал Карно на выход.

В доме их уже ждал накрытый стол. По местным меркам — довольно богатый, причем богатство это измерялось не изысканностью блюд, а их количеством. А это значит, что пища была приготовлена без особых хитростей, но она была сытной и главное, ее было много. В голодные годы в послевоенной оккупированной стране — этого уже было не мало. Каша из дробленной пшеницы, что уже являлось признаком богатого угощения, те, кто победнее обычно питались дробленкой из ячменя, являлась традиционным национальным блюдом, которую бедные готовили хотя бы с кусочком сала, а богатые не жалея мяса, которого иногда, чтобы показать уважение к гостю, было больше, чем крупы. Именно такое блюдо и ожидало сейчас Карно с Ольтом. На блюде возвышалась гора крупно нарезанного мяса, присыпанного сверху пшеничной дробленкой. Это была не каша с мясом, это было мясо с кашей, причем каша присутствовала здесь чисто символически. Отдельно, на другом блюде, было сложено овощное ассорти: овощи, огурцы, редкие здесь помидоры, привозимые из южных провинций, лук и чеснок. Салатов здесь еще не знали, поэтому каждый сам выбирал себе овощ по вкусу. В центре, прямо на голых досках стола лежали крупные куски белого пшеничного хлеба, только-только вынутого из печи. Тут же парил в кувшине чай, как Ольт назвал отвар, заваренный из собранных из определенного набора трав, причем в каждой семье имелся свой секрет, состоящий из какой-нибудь особой травки. Короче, по нынешним временам Бенкас оказывал Карно, а вместе с ним и Ольту, достаточно большие почести и уважение.

Как и было положено за столом о делах не говорили. Только хвалили кулинарные способности хозяйки дома да умение хозяина дома обеспечить такой богатый стол. Ели не торопясь, но зато в два горла, тем самым показывая, что и они относятся к хозяину дома со всем своим уважением. А что поделать — обычаи и не Ольту ими манкировать. Поэтому ели от души и от стола отваливались как насосавшиеся крови пиявки от тела донора, когда уже ничего в горло не лезет.

Потом уже перешли к делам, неспешно попивая горячий чаек, которому какая-то травка передавала свой неповторимый вкус и аромат. Когда Карно озвучил вес привезенного товара, то Бенкас чуть не упал с табуретки. Он тут же засуетился, забеспокоился охраной товара, ужаснулся беспечности гостей и призвал их тут же привезти товар к нему. У него-то были и склады, и охрана. Ольт согласился сходить за обозом, сочтя что немного размяться после такого сытного обеда ему не помешало бы. Карно, усмехаясь над страхами купца, обещал подумать, хотя собирался заняться этим после обеда. Но Бенкас, переживая за такое количество дорогого и редкого товара, не дал ему расслабиться. Наверно гости чего-то не понимали, глядя на суету, поднятую Бекасом. Поэтому доверившись чутью и знаниям купца, все-таки решили сходить за товаром сейчас же.

И как оказалось — не зря. Нет, с товаром все было нормально. Ненормально было с персоналом крестьянского обоза. Какой-то хлыщ, молодой, лет двадцати барончик-северянин, толстый и здоровенный, смутно кого-то напоминавший, брызгал слюной на набычившегося Кронвильта-кузнеца. Вокруг него уже стояло с десяток воинов, нацелив на него мечи и копья, а он стоял как медведь, окруженный собаками, не зная то ли бежать, то ли рвать злобную стаю. К боку его прижималась испуганная жена, которая оглядывалась вокруг взглядом загнанной волчицы. Покорности в нем не было, только обреченность и безысходность. Чуть поодаль, скрипя зубами, стояла деревенская дружина. Но что они могли поделать? Их было меньшинство, да и не с палками же переть на мечи и копья.

Ольта раздосадовал этот инцидент и ему уже начали надоедать эти северяне, без участия которых не обходилась ни одна поездка в город. Ну какая тут может быть комфортная жизнь, когда чуть ли ни на каждом шагу он встречается со злобными северянами или с последствиями их же деяний? В его мозгу уже формировалась мысль, что с этим надо что-то делать, но пока надо было разобраться с текущей ситуацией и он шепнул несколько слов крутящемуся тут же Вьюну. Заодно придержал взбешенного Карно и шепнул ему несколько слов. Тот окинул горящим праведным огнем глазом противника, но послушно остановился. В это время Вьюн уже выскочил перед юным барончиком.

— Ах, что за крики? Чем мы, слуги барона Гронхарста, вызвали неудовольствие столь почтенного господина? Не можем ли мы решить дело миром к всеобщему удовольствию? Наш господин, барон Гронхарст с Приморской провинции, прислал нас разузнать, как тут у вас обстоят дела с солью. И вдруг такой шум! Наш барон будет недоволен его слугами. Я не знаю всех местных правил. Но зная нашего хозяина, то он предпочел бы лучше заплатить небольшую пошлину, чем ссориться с местной властью.

Вьюн оплетал баранчика словами, в которых была и лесть, и скрытая угроза, и самое главное — возможность подзаработать. Барончик, услышав, что связался с людьми какого-то приморского барона, вначале смутился, но услышав про мир и пошлину, вновь задрал нос.

— Я — барон Бродр! — с апломбом возвестил он. Будто объявил о приходе Единого. — И не собираю пошлин, как какой-то стражник. Просто этот человек, — он презрительно указал пальцем на кузнеца, — только недавно был моим рабом, а сегодня смотрю спокойно разгуливает по базару, как вольный человек. Это — не дело и я решил узнать, не сбежал ли он из-под стражи.

Конечно новоявленный барон Бродр, услышав имя которого Ольт хлопнул себя по лбу, как же он мог забыть эту толстую морду, врал без зазрения совести. Видно он хотел опять захомутать кузнеца, объявив того сбежавшим рабом. Но тут, как говорится, нашла коса на камень, и он нарвался на такого же барона. Конечно самого мифического барона Гронхарста на месте не было, но его люди ведь тут и доложат обо всем своему хозяину. Дело надо было спускать на тормозах, тем более, что Вьюн шел ему навстречу.

— О! Так вы тот самый барон Бродр, правда мы думали, что вы будете постарше. А раба мы купили десятину назад на этом же базаре, графский смотритель может это подтвердить. А сегодня отпустили, что бы он купил инвентарь. Ведь он оказывается кузнец, а, согласитесь, какой же он кузнец без молота? Кстати, позвольте представиться — управляющий барона Гронхарста Ханто Жбан.

Тут к Вьюну подошел один из дружинников, подосланный Ольтом и обученным, что надо говорить.

— Господин управляющий, вот то, что вы просили. — и он с поклоном передал мешочек, в котором было насыпано с полкило соли.

Вьюн важно кивнул головой, не удостоив того даже взглядом и повернулся опять к Бродру.

— Не соблаговолит ли уважаемый барон, — при этих словах Ольт чуть не сломал все представление. В голове сразу закрутилось сакраментальное: «Не соблаговолит ли уважаемый джин…» и, чтобы унять рвущийся изо рта смех, затолкал в рот свой кулак и по возможности сделав выпученные глаза глупыми, уставился на свою переносицу, играя деревенского дурачка, — принять этот маленький дар в знак своего уважения и дружбы? — и Вьюн протянул мешочек барону Бродру.

Тот взял мешочек в руки и на его лице отобразилось разочарование, понятно, ведь он надеялся ощутить тяжесть монет. Но когда он развязал завязки и заглянул во внутрь, то глаза его непроизвольно округлились. Столько соли! Да это еще не было богатством, но что-то очень близкое к достатку. Видно было, что как быстро зашевелились мысли в жадном до прибыли мозгу баранчика.

— О! Барон Гронхарст! Как же, как же, слышал про него, правда не знаком лично.

Еще бы он был с ним знаком, этого мифического барона Ольт придумал буквально за пять минут до этого.

— И как поживает уважаемый барон? Надеюсь дела его идут хорошо?

— Слава Единому. Вот в прошлый раз купили рабов, а в этот раз приехали за инструментом для них. У нас в приморье тоже есть, но дороговато. Сами знаете, с железом у нас туговато. Зато ваше железо славится на весь Эдатрон.

— О да! Наш металл хорош, настоящее рудное железо, не какое-нибудь болотное. — барончик приосанился. — А насчет инструмента… Так я могу здесь помочь. У меня знаете ли скопилось много барахла этих бунтовщиков. Конечно самому мне тоже нужно, но ради барона Гронхарста я готов пожертвовать своим личным благополучием. — Умильной улыбке мог бы позавидовать любой артист провинциального театра. — Я готов отдать все их имущество…

— Наш господин был бы очень рад и взамен предлагает участие в соляном деле. Ему видите ли нужен в вашем крае честный и надежный партнер. А тут вы сами так удачно подошли. Конечно сейчас моего господина нет с нами, но я сегодня же пошлю гонца, и я уверен, он будет только рад. Но сами понимаете, что никто не должен знать об этом денежном деле. Вы ведь не захотите, чтобы нам пришлось с кем-нибудь делиться?

— О, ну конечно же. Вполне понимаю опасения барона и полностью его поддерживаю. И кстати у меня есть еще несколько бунтовщиков. Не захочет ли ваш господин еще прикупить рабов?

— Обязательно, но сами понимаете, что лучше, если с ними будут и их семьи. Тогда я заплачу за каждого бунтовщика, как и за кузнеца.

— Странно, а зачем ему женщины и дети?

— Ну как? А вдруг мужики взбунтуются? А наш барон тут же их семьи к виселице. У него не побунтуешь. Да и из детей тоже вырастут рабы. Тем более, не забывайте, что за женщин и детей барон тоже доплатит. И тогда простые крестьяне пойдут по цене мастера. А это, согласитесь, хорошая прибавка к стоимости какого-то простого землепашца или охотника.

— Ваш барон — умный человек. Об этом я как-то не подумал. И когда мы проведем сделку? Дело в том, что бунтовщиков я пока определил в графскую тюрьму. Теперь их надо вытащить оттуда, да и родичей их привезти.

— Не будем торопиться. Мы все равно пробудем здесь еще с пятицу, так, что надеюсь вы все успеете. А пока пусть наш раб идет и покупает то, что ему надо.

— Он еще здесь? Эй ты, кузнец, шевели ногами и зайди завтра на рабский загон. Заберешь свое барахло.

— Тогда встретимся через пять дней на этом же месте. Но если будет что-то срочное, то кто-нибудь из людей барона Гронхарста постоянно будет здесь. Мы надеемся на вас, барон.

— Я не подведу барона Гронхарста.

И два собеседника, довольные друг с другом, разошлись. Барон Бродр развалистой утиной походкой, которую он видимо считал величественной, ушел весь в мыслях о том, что судя по всему ему крупно повезло и что ему удалось удачно подцепить какого-то приморского лоха, которого можно будет нагреть на немаленькую сумму, а то и, чем Единый не шутит, когда не спит, может и захватить прибыльное дело. А Ольт смотрел ему в спину и думал, что измельчала верхушка и элита когда-то грозных завоевателей. Потомки тех, кто когда-то с боем захватил, залив кровью, местные города и деревни и затем, получив за храбрость земли, превратились в стяжателей и торговцев в самой худшей своей форме. Однако с этим надо было что-то делать. Ольт не собирался каждый раз прогибаться, когда каждому местному барону, с десятком-другим бандитов за спиной, вздумается пощупать его за мягкое теплое вымя. Барон Бродр уже скрылся из глаз, когда Карно подал знак телегам с солью двигаться за ним. За столь занимательной беседой лесовики не забыли о Бенкасе. А барон пока подождет, у них еще есть в запасе пять дней.

В доме купца их уже ждали и у приоткрытых створок стояли слуги. Завидев телеги лесовиков стали открывать тяжелые ворота. Тяжело нагруженные возы заехали во двор и работники, закрыв ворота, приступили к разгрузке. Бенкас стоял у дверей на склад и в дверном проеме уже висели знакомые весы. Сразу же приступили к взвешиванию и складированию товара в просторный амбар. Взвесив первый мешок и посмотрев на качество соли, Бенкас оставил это дело на своего управляющего, а сам вместе с Карно и Ольтом зашел в дом. Там они продолжили свою беседу, начатую утром.

— Что там с нашими делами? Вьюн тебе говорил о том, что нас интересует.

— Все хорошо. В загоне для рабов на продажу сейчас шестнадцать человек. Залетных нет, одни крестьяне-должники — пять семейств. Еще четверо сейчас находятся в графской тюрьме, но их тоже выставят на рынке. Правда говорят, что они из злостных бунтовщиков и им светит каторга, но сами понимаете, графу выгоднее получить за них хоть какие-нибудь деньги, а уж если не купят, то тогда конечно… — и Бенкас сделал движение рукой, означающее, что тогда этим бунтарям предстоит дорога в места не столь отдаленные.

— А откуда эти бунтовщики — известно?

— Какой-то местный барончик приволок, он и обвиняет их, что они посмели поднять на него руку. Он и крестьян вместе с семьями выставил в загоне. Три из пяти семейств, которых выставляют на продажу, из его деревень.

— Интересный барончик. У него и бунтовщики заводятся, и крестьяне налоги не платят. Уж не Бродр ли его имя?

— Он самый. — Бенкас с уважением посмотрел на Карно. — Вы только вчера приехали и уже все знаете.

— Ну не все. Но насчет бунтовщиков будьте уверены — на этой седмице их выведут на торги, причем вместе с семьями. Так что считайте, что мы их уже купили. Но вот с чего этот барон Бродр так поступает?

— Так это всем известно. Бароном-то он стал недавно, получил наследство от умершего внезапно отца. Там какая-то темная история. Недавно их сосед, такой же барон, только еще более жадный, напал и увел целую деревню. Папаша барончика конечно возмутился и бросился мстить. Напал на соседа и сам получил стрелу в брюхо. Вот и стал его сынок бароном. Но в схватке с обеих сторон погибло очень много дружинников. Замок соседа вместе с домочадцами новоявленный барон уничтожил всех поголовно, но и сам остался почти без дружины. Да еще и сам сосед говорят сбежал вместе со всей свое казной и сейчас где-то собирает дружину для мести. Хотя, все это слухи, может где-то и догнивает в овраге, никто не знает. Все может быть. Может жив, а может и нет, но не он, так завтра еще такой же сосед появится, которому понравится какая-нибудь бродровская деревушка? Одно известно точно, что денег сынок не поимел. Он-то сейчас, считай без защиты. Вот ему и нужны деньги, чтобы набрать новых людей в дружину. А где взять средства? То-то и оно.

— Понятно. — Карно сидел мрачный. Он мог бы рассказать, что старый барон Бродр получил стрелу не брюхо, а в глаз и мог бы точно показать тот овраг, в котором догнивают его остатки, но ему сейчас дела не было до смерти какого-то барона. Было видно, что ему неприятно выслушивать про то как угнетают его соплеменников. И он замолчал, задумчиво хмуря брови.

— У меня вопрос, уважаемый Бенкас, — подал голос Ольт, — а что будет с той землей, которой владел поссорившийся с Бродром барон? Как его там звали? Кведр, кажется? Ведь он пропал и ни слуху, ни духу про него не слышно. Вдруг он и не объявится больше. Может сбежал со своим золотишком.

Бенкас, будто не замечая, что вопрос задан мальчишкой, ответил так же уважительно, как и Карно.

— По закону, если не объявится наследник, который еще должен доказать свои права, то на всех землях Северного Союза глашатаи объявляют об открытии наследства. Если в течении шести месяцев таковой не находится, то земля переходит в управление графства. — Но здесь тоже не все было так просто. Претендент должен будет найти трех свидетелей, которые под клятвой могут подтвердить родственные связи с умершим или предоставить пергамент о том, что именно он является наследником. Если по истечению шести месяцев наследники не объявятся, то баронство переходит под управление графства, которое может забрать земли баронства себе или назначить нового барона.

К клятвам здесь относились очень серьезно, поэтому лжесвидетельство случалось очень редко. Хотя конечно случалось иногда всякое, но если такое вскрывалось, то обманщик мог очень пожалеть о содеянном. Простой смертью ему умереть было тогда не суждено.

— То есть фактически к графу Стеодру?

— Да, так и есть. А уж он волен поступать с ней, как ему заблагорассудится. Может присоединить к своим владения, а может наградить какого-нибудь верного вассала.

— Понятно. — в свою очередь сказал Ольт и тоже замолчал.

Бенкас вопросительно смотрел на собеседников, ожидая новых вопросов, но те молчали, каждый задумавшись о чем-то своем. В это время зашел управляющий и доложил, что товар взвешен, разгружен и складирован. Вышло сто три дильта. Много, недаром Жаго с Вельтом выбирали самых крепких лошадей. Как только дотащили по ухабистым лесным дорогам, больше похожим на тропы, больше тонны груза. Очень много, если учитывать, что даже десять дильтов соли считались крупным оптом и не каждый купец мог потянуть такое. Пересчитали на деньги. Такой суммы наличными у Бенкаса не оказалось.

— Э-э, не могу ли попросить уважаемого Карно поговорить с Крильтом…

— Забудь про Крильта. — Карно все хмурился и взгляд его единственного глаза был тяжел и темен.

— Э-э, не понял…

— Что здесь непонятного? Я сказал — забудь про Крильта, и чтобы я больше этого имени не слышал. Дела будешь вести со мной. И если ты хочешь попросить о рассрочке, то я согласен. Сейчас заплатишь половину, остальное через месяц. Но заплатишь с процентами. Я думаю пять процентов с суммы долга будет достаточно.

Неизвестно отчего, но у Карно получилось очень убедительно. Тут еще Вьюн за спиной атамана сделал круглые глаза и черканул себя большим пальцем по горлу, а затем свел зрачки к переносице и прикусил высунутый язык, изобразив, по его мнению, труп. Наверно получилось похоже, так как Бенкас только судорожно сглотнул и закивал головой в знак согласия. Тут еще и Ольт вдруг клацнул зубами и ощерился в хищной улыбке. Он и сам не знал, зачем это сделал, но вот захотелось — и сделал, сам не понимая зачем и почему. Бенкас испуганно глянул в его сторону и проговорил:

— Понял, я все понял. Пойду за деньгами. — и выскользнул в соседскую комнату.

Обратно вернулся быстро с увесистым кожаным кошельком или скорее с небольшим мешком, наполненным серебром. Произвели расчет, во время которого Карно вел себя миролюбиво, видно счет монет направил его мысли в другое русло, отличное от прежних мрачных раздумий. Бенкас тоже успокоился. И поэтому дальнейший разговор протекал в русле глубокого взаимного понимания. Купец уверил гостей, что с графским управляющим уже все оговорено и цена на рабов сбита настолько, насколько это возможно. Тому и самому было невыгодно долго держать рабов в загоне. Кормежка и условия содержания там были не ахти, но все-таки стоили хоть чего-то, да и люди вполне естественно теряли товарный вид. И сбагрить сразу всех оптом, пусть цена и будет подешевле, чем запрашивал хозяин, было для него хорошим выходом из положения. Договорились, что купец купит их всех и подержит до отъезда у себя. Заодно подкормит. Насчет графа Стеодра купец не смог сказать чего-то особенного. Все, что он узнал, это то, что граф почти не бывает в своем графстве, и в основном проводит время в столице провинции городе Крайвенске. Там и спускает все деньги, собранные его управляющим. Вроде у него есть жена и взрослый сын. И все. Ни внешности, ни того, что любит, кроме денег конечно, ни кто — друзья, а кто — враги. Птица высокого полета, почти не залетающая в их суровые лесные края. За все время своего графства бывал в своих владениях раз пять от силы.

Говорили долго и много и обо всем, что касалось их графства и городка, в частности. Опомнились только к обеду. Бенкас пригласил их отобедать, выразив это столь витиевато, что гости только поняли, что купец приветствует смену власти у лесных братьев и что он этому действительно рад, и что ни в коем случае не думает вмешиваться, а наоборот готов всеми силами поспособствовать столь удачно начавшемуся сотрудничеству и ради такого случая предлагает устроить пир не пир, но праздничный обед точно. Короче — король умер, да здравствует король. На что Карно, подобревший от столь большой дозы лести, добродушно согласился, а Ольта заставило лишний раз призадуматься и немного по-иному взглянуть на Бенкаса.

Обед, который он им закатил и в правду тянул на небольшой такой пир. Видно они и в самом деле оказались выгодными клиентами для купца, который, живя в таком незначительном городке, как Узелок, не мог рассчитывать на крупные барыши. А тут вдруг такой большой и вкусный кусок, как невиданная в этих краях соль, которую он уже разослал небольшими партиями по всем городам провинции, и даже какую-то часть товара смог направить в столицу, принесла ему невиданную прибыль, а если он станет постоянным оптовым поставщиком такого товара, то он сможет протянуть свои щупальца по всей стране. Его планы в какой-то мере совпадали с планами Ольта, поэтому он только посмеивался про себя, когда подвыпивший купец обрисовывал им свои планы на будущее, связанные с ними. Он прямо-таки навязывался новым знакомым со своими услугами. Те в ответ хитро, чисто по крестьянски, щурились, не говорили ничего определенного, но Ольт уже решил, что такой торговый партнер им еще как пригодится. И это купец еще не знал планов Ольта насчет досок и оружия из хорошей стали. И хорошо, что не знал, потому что платить ему придется не только деньгами. А пока пусть спит спокойно.

Обратно к стоянке ехали с переполненными едой желудками и головами, забитыми новыми впечатлениями, которыми Бенкас их загрузил. Все это следовало тщательно переварить, поэтому они, приехав к стоянке, сплавили пустые телеги дружинникам, что бы те распрягли лошадей, а сами без зазрения совести вырубились в послеобеденном сне на одной из телег. Проснулись поздно. Солнце уже катилось к закату, но сумерки еще не наступили, в тот самый предзакатный час, когда день еще не хотел понять, что его время кончается и ему уже следует уходить, а ночь еще не вступила в свои права. На костре, пока было светло, уже варилась вечерняя каша. Вокруг огня собрались дружинники и о чем-то весело переговаривались, то и дело прерывая разговор приглушенным смехом. На соседней телеге что-то довольным тоном бубнил Кронвильт, а его жена отвечала ласковым умиротворенным голосом. Появился Вьюн и увидев, что Карно и Ольт проснулись, подошел к телеге, в которой они лежали.

— Ну, рассказывай, как у нас дела. — спросил его Карно, потягиваясь всем своим большим сильным телом, потрескивая суставами.

— Все нормально. Я сходил к Оглобле, предупредил насчет Бродра. Он нас ждет после захода солнца. Там все сам и доложит, что узнает.

— Отлично. Водичка есть? Рожу после сна сполоснуть.

— А как же, как раз свеженькую принесли.

Не торопясь поужинали во время подоспевшей кашей. Посидели у костра, послушали крестьянские байки. Кузнец похвастался добытым инструментом, глядя на который Ольт испытал шок, пораженный примитивизмом увиденного. Он конечно не ожидал увидеть механический молот с гидроусилителем, но то, что показал ему Кронвильт вообще не лезло ни в какие ворота. Даже наковальня представляла собой просто полосу железа, которую следовало укрепить на каком-нибудь пне. Пораженный наковальней в самое сердце Ольт даже не стал смотреть на остальное, понял, что инструментарий придется делать самим.

Хорошо еще, что после такого удара настроение подняла Оли, полностью завладевшая вниманием Карно и Ольт. Она весь день провела на торгах с Истрил, по пятам сопровождаемая двумя дружинниками, которых переживающий отец приставил для охраны. Сейчас дружинники без задних ног валялись в одной из телег, быстро закидав в желудки кашу и сразу же вырубившись спать. Ольт даже пожалел их, уж он-то знал, что такое шопинг, устроенный малолеткой, перегруженной деньгами. А неугомонной девчонке, в первый раз выбравшейся из деревни, было что порассказать, впечатлений было море. Но дурой она не была и понимала, что не с крестьянами же делиться сокровенным, а тут родные и главное свободные уши. Так что остаток дня у старого и малого был заполнен девчачьими рассказами, которые Карно слушал как песню, не очень-то и врубаясь, о чем там поют, а Ольт с неподдельным интересом, как и все, что касалось этого мира. Тем более, что Оли, обладающая любопытством и живостью взгляда, иногда замечала такие вещи, на которые другие и внимания не обратили бы. Как ему были близки ее восторги и вопросы с точки зрения иноземца, закинутого в новый неизведанный мир.

Так за разговорами потихоньку дождались, когда село солнце и на землю опустилась ночная тьма. Крестьяне и воины стали укладываться спать, только двое остались на страже, которых ночью сменят другие. Конечно городок Узелок не ожидал нападения, но воришек никто не отменял, а могла наведаться и банда. Какой-никакой, но криминал в городе присутствовал. Карно, Вьюн и Ольт, дождавшись, когда, наконец выговорившись, утихомирится Оли и перестанут шебуршиться последние засыпающие, тихо вышли в ночь.

Знакомая тропинка привела их на набережную, где располагались трущобы городской бедноты. В воздухе стоял запах свежей и гнилой рыбы, который не мог унести даже легкий ветерок с реки. Оглобля уже ждал их сидя за накрытым столом. Сама лачуга внешне почти не изменилась, если не считать новой соломенной крыши. Но внутри перемены были кардинальны. Первым, что бросалось в глаза — это была чистота и новая мебель. Вместо старого рассохшегося и шаткого стола стоял новый, крепкий, вокруг него расположились еще пахнущие свежим деревом табуреты. Из лавок осталась только одна, надо же на чем-то сидеть. Появившиеся самодельные нары в углу были завалены свежим сеном и застелены чистой холстиной и даже присутствовало что вроде подушки. На столе стояло деревянное блюдо с кусками уже остывшего варенного и жаренного мяса, лежал каравай хлеба и несколько луковиц. В середине стоял и кувшин со спотыкачом. Видно было, что деньги, оставленные Ольтом в прошлый раз, пошли впрок и были потрачены с умом. Оглобля при виде Карно встал и слегка поклонился. Признал того за старшего. При виде Ольта улыбнулся и весело ему подмигнул. Тот тоже улыбнулся в ответ.

Сели за стол. Как-то сразу обстановка за столом стала дружеской и располагающей к общению. Иного и трудно было ждать от бывалых вояк, помнящих еще свою службу в войске короля Эдатрона, тем более, что двое из них служили в одном подразделении.

Оглобля рассказал о бароне Бродре, то, что успел узнать в основном из слухов, гулявших по торгу. Узнал немного, но этого хватило понять, что барон обнищал до последней степени. Как он добился такой жизни, то никому неведомо, но то, что он стал продавать своих крестьян, мотивируя это то бунтовщиками, то должниками — это знали все и стыдливо умалчивали. Вот и в этот раз привез своих крестьян на продажу, оправдывая этот тем, что они ему должны или, что они злостные бунтари, хотя никто не верил в эти надуманные предлоги. Приехал со своей дружиной, которая насчитывала всего один десяток. Где все остальные никто не знал, а сам он и его дружинники на этот счет помалкивали. Злые языки утверждали о непомерных долгах еще барона-отца, которые перекинулись и на сына. Невиданные меры по добыче денег, предпринятые бароном-сыном, говорили о том, что в этих слухах что-то есть. Ведь даже последний дурак, сообразит, что продавать своих же крестьян — основной источник дохода, это та мера, на которую можно пойти только от большой безысходности. Что так приперло Бродра Оглобля выяснить не смог.

От неудачливого барона разговор перешел на жизнь и быт самого Оглобли. Оказывается, он по совету Ольта взял в ученики местного мальчишку-сироту. Ученики должны были жить вместе с мастером, не столько учась ремеслу, сколько исполняя роль мальчика на побегушках, то есть фактически быть слугой. Подать одно, отнести другое, сбегать к клиенту с третьим — это считалось вполне приемлемым способом преподавания. Для окружающих считалось, что это плата за обучение. А фактически было неприкрытой эксплуатацией бесплатной рабсилы, которой частенько пользовались многие мастера. Было очень выгодно взять в ученики одного или даже несколько дармовых работников, а ученичество могло длиться не один год, а потом по прошествии нескольких лет выпнуть повзрослевшего парня со словами: «Не годен быть мастером. Ни ума, ни сноровки. К учения бесполезен». Многие это знали и все равно шли в ученики, потому что ученика все-таки полагалось кормить и, хотя бы как-нибудь, но одевать. Правда одежкой были лохмотья после хозяина, которые просто жалко было выбрасывать, а едой то, что оставалось на столе после трапезы, но в семьях городской голытьбы иногда и это считали за счастье. Тем более изредка встречались и хорошие мастера, которые и в самом деле учили пацанов какому-нибудь ремеслу. Но сегодня Оглобля, в ожидании гостей, отпустил ученика домой на побывку, вручив в грязные ручонки восьмилетнего пацана каравай хлеба и хороший кусман мяса, чтобы отнес домой матери, вдове с двумя детьми. Так что в доме никого постороннего не было. На рассказе о своем ученике Оглобля вдруг остановился, будто вспомнил о чем-то и, хитро посмотрев на Ольта, полез под нары. Вытащил оттуда мешок, а уж из него пару новеньких сапог.

— А ведь сшил я тебе сапоги. Ох и вымотали они меня. У нас ведь так не шьют. И где такой фасон нашел?

— Где, где… В тайге. — уже привычно ответил Ольт, протягивая руку за сапогами.

Обувка пришлась впору и пришлась ему по вкусу. Внешне она точь-в-точь была похожа на офицерские хромовые сапоги, только голенища были пониже и пошире. Ольт так специально заказал, что бы в них можно было таскать нож, так называемый засапожник. Как этого добился Оглобля, из чего сделал — Ольта не интересовало. Главное, что на ноге они сидели как влитые и у них было все, что по мнению заказчика, должно быть у нормальной обуви. Осталось только подобрать материал и вырезать стельки по размеру. А то Ольту уже надоело бегать в лаптях. Конечно тоже обувь хорошая, легкая, но менять их каждый месяц, а больше они не выдерживал, да еще носить под них обмотки — было той еще маетой. Да и по проходимости они сильно уступали сапогам.

Ольт притопнул правой ногой, проверяя, как сидит на ней сапог. Все было отлично, оставалось только завтра прикупить холста на портянки. Карно с Вьюном тоже с интересом смотрели на обновку. Но именно только смотреть. Примерить, как бы им не хотелось, не получилось бы. Размер был явно не их. Поспорили о достоинствах и недостатках, но без примерки что-то доказать было невозможно, единственное на чем сошлись без спора — это то, что внешний вид конечно был красив. Поэтому, недолго посовещавшись, тоже заказали Оглобле по паре новых сапог, тем более, что в деньгах проблемы не было. И хотя Оглобля махал руками, отказываясь от платы, лесовики настояли на своем. Ольт был с ними согласен. Любая работа стоит денег. В конце концов уломали сапожника и довольные опять уселись за стол, обмыть Ольтову обновку. Наверно во всех мирах есть такое правило — при покупке новой вещи устраивать праздник. Неизвестно откуда это пошло. Может первый обладатель счастливой покупки решил похвастаться своим богатством и посмотреть на перекошенные от зависти лица соседей, а может соседи со злости заставили раскошелиться счастливчика, чтобы ввести его хоть в какой-то дополнительный расход. Впрочем, Ольт был уверен, что все дело в банальном желании найти повод выпить, что сейчас мужики и делали. Хотя Вьюн выпил только одну кружку, все отнеслись к этому с уважением и лишний раз его не беспокоили. Все помнили, что он уже почти женатый человек. Здесь не было такого дурного обычая — приставать к трезвеннику с сакраментальным вопросом: «ты меня уважаешь?». Ольту естественно не наливали, хотя если бы сильно напрягся, то наверно мог бы выклянчить полкружечки, но ему самому не хотелось. Бросил пить еще в той жизни после первого инсульта, пройдя по самому краю, и в этой жизни не хотел начинать заново, с ужасом вспоминая, как он не жалел свое тогдашнее тело, травя его самыми различными способами. Но спокойно без ханжества относился к пьющим, тем более, что таким здоровым лбам как Карно и Оглобля, которым местного спотыкача, обыкновенной бражки, сделанная из ягод и не крепче земного пива, надо было выпить столько, чтобы по-настоящему окосеть, что всего один кувшин на столе не внушал никаких опасений.

Все трое мужиков ударились в воспоминания, благо оказались примерно одного возраста, и все служили еще в войске короля Эдатрона. Вспоминали битвы, известных военачальников, просто довоенную жизнь. Короче — хорошо посидели. Наверно все мужикам иногда надо посидеть в такой тесной мужской кампании. Отмякают душой мужики после таких посиделок. Ночевать у Оглобли было негде, тесновато было у него в хижине, если честно. Поэтому, попрощавшись и уговорившись насчет следующей встречи, пошли к своему обозу. По пути, пока вокруг не было никого постороннего, Ольт сказал:

— С Бродром надо решать. Мы не можем выкупать всех крестьян. А ведь он еще привезет. А потом будет грабить соседей, кто-то ведь должен кормить его.

— Да что там решать, грохнуть его, как стражников грохнули и всего делов-то. — проворчал Вьюн.

Карно, лучше зная Ольта, промолчал.

— Грохнуть-то нетрудно. Надо узнать, может кто за ним стоит. А то его уберем, а крестьян так и будут продавать. Тут надо подумать.

— Сегодня будем спать. Думать будем, когда проснемся. — сказал свое веское слово Карно.

— Точно. Поспать надо.

Подойдя к телегам нарвались на оклик. Охрана не спала. На страже стояла уже другая пара. Карно их похвалил и предупредил, чтобы его и Ольта утром не будили. Сами проснутся. А Вьюн сам решит, что ему делать. У него вдовушка есть. Улеглись на телегах с сеном, благо мест хватало, и, укрывшись мешковиной, наконец уснули.

Несмотря на то, что так поздно легли, утром Ольт по привычке проснулся с первыми солнечными лучами. Впрочем, и Карно с Вьюном тоже не залеживались. Они по старой солдатской привычке могли спать до упора, когда позволяла обстановка, но и просыпались при малейшем шорохе, причем сразу без долгих раскачиваний. Карно, по примеру Ольта, тоже привык заниматься по утрам разминкой, а при малейшей возможности присоединялся и к тренировкам. Сделал это он и сегодняшним утром. Его очень интересовал обоерукий бой, в войске Эдатрона знали о такой разновидности мечного боя, но большого развития он не получил, так как специалистов было чуть больше, чем ничего. Каждый такой боец был наперечет и про них слагали легенды. Каждый воин, научившийся более-менее правильно держать в руке меч, мечтал стать обоеруким бойцом или на крайний случай сразиться с таким. Жизнь их была сплошной чередой боев и поединков, которые кончались смертью участников, а война выбила последних из живущих. Говорили, что обоеруких бойцов и не осталось вовсе. Поэтому можно понять радость опытного воина, когда он увидел тренировки Ольта в первый раз. С тех пор он при каждом удобном случае присоединялся к ним, чтобы немного позвенеть мечами. Получалось у Карно пока откровенно плохо, а что-то вообще не давалось, но он не падал духом, ведь перед его глазами был живой пример, что это возможно. Занимались у реки, отойдя от стоянки подальше, чтобы не было никого лишнего. Потом тут же и умылись. Так что обратно к стоянке пришли чистые и пахнущие утренней свежестью. По пути, пока никто не слышит, поговорили о делах.

Ольт все никак не мог придумать какую-нибудь хитрую комбинацию, слишком мало было данных, чтобы прищучить Бродра. Что и высказал Карно. Тот помолчал, выслушав сомнения Ольта, а затем выдал:

— Не пойму, чего ты все что-то выдумываешь. Есть Бродр, хватаем его, он сам все и выложит.

— А если упрется?

— Кто? Этот барончик? Не смеши меня. И не такие люди под пытками ломались.

— Что-то я и в правду слишком мудрю. — немного подумав согласился Ольт и сам понимая, что забылся и по привычке стал думать по меркам своего мира. А тут ведь средневековье и люди здесь может и не дурнее, но попроще и не к чему задумывать какие-то хитроумные комбинации. «Проще надо быть, проще» — подумал он.

— Тогда посылай Вьюна к Бродру. Пусть договорится о встрече на завтра. Мол караван с солью прибывает и надо встретить, и сопроводить. Заодно пусть скажет, что у нас людей мало, чтобы не боялся, и что нам не помешало бы усилить охрану обоза. Мол очень богатый и большой груз. Таким, как Бродр, жадность затмевает разум и надеюсь пересилит его осторожность. Встретить надо на первой стоянке от города. А мы сегодня выйдем, засаду там устроим. Надо собрать дружину, но ничего лишнего им не говорить. Все узнают на месте.

— Давно бы так. А то устроил тут какие-то схемы, планы… — проворчал Карно.

Вот что в нем нравилось Ольту, что один раз решив, кто из них старший, он без долгих раздумий и сомнений этому следовал. Причем оба придерживались негласной договоренности, что Ольт не лез в командование и управление деревней и дружиной, но если дело касалось чего-то серьезного, то управление переходило к Ольту, который правда этого не афишировал и внешне для людей все оставалось по- прежнему. Хотя в последнее время его стало доставать такое положение дел. Не то, чтобы ему не хватало власти, но постоянно делегировать полномочия, притворяться пусть и не по годам развитым, но мальчишкой — это уже стало напрягать. Единственное, что хоть как-то утешало, что Карно понимал и принимал истинное положение вещей, и оно их обоих устраивало.

Вот и сейчас он только кивнул головой и пошел разыскивать Вьюна. Тому не надо было долго объяснять, приказ получен, и он тут же исчез. Вот только что стоял — и нету, только веточка куста покачивается. Одно слово — Вьюн. А Карно подошел к дружинникам и приказал сразу после завтрака готовиться к походу. С собой взяли две телеги, в которых было упрятано оружие.

На дорогу и обустройство засады у них были целые сутки и даром это время они не теряли. Подойдя к облюбованному месту ранним утром, первым делом отогнали и спрятали телеги и стали готовиться к бою. По мнению Ольта засада была устроена примитивно, но он ни слова не сказал. Просто наблюдал за Карно, который командовал. Ольт уже понял, что он иногда переоценивает местных и там, где он перестраховался бы, устраивая что-то сложное и хитрое, то здешние вояки просто и без затей, образно говоря, врежут кулаком. Вот и сейчас дружинники незатейливо расположились с одной стороны поляны, на которой обычно располагалась стоянка, не подумав о возможных действиях противника. Априори считалось, что будет так, как решили они. Подразумевалось, что после залпа из луков враги побегут, дружинники выскочат и добьют оставшихся. Вот и вся тактика.

В этом мире не очень ценилась человеческая жизнь, зато очень высоко ставилась личная храбрость и победа в бою. Самое главное — это было не столько выиграть сражение, сколько убить лично как можно больше врагов и не важно, какой ценой это будет достигнуто. Поэтому, хотя у Ольта и чесался язык кое-что подсказать, он промолчал, решив посмотреть, что будет дальше. Может он что-то не понимает, может так и надо. Наверно единственное, что не вызвало у него никаких нареканий, это та сноровка и мастерство, с которыми дружинники замаскировались в зарослях. Даже самый придирчивый взгляд не обнаружил бы спрятавшихся людей. Все-таки жизнь в лесу и охота на диких зверей накладывает свой отпечаток. Убедившись, что все готово к встрече врага, сам Ольт решил спрятаться на пути возможного бегства гостей. Он подумал, что противник может и не побежать прочь, а кинуться навстречу, в попытке прорваться и если у него получится, то задержать его будет некому. Об этом ни Карно, ни дружинники не подумали. Ну как же, ведь они бойцы экстра-класса, разве ж сквозь них кто-то пройдет! Ольт мог бы много им рассказать про самоуверенность и наглость и к чему это может привести. Но опять промолчал. Эти люди понимали только живой пример, а не какие-то абстрактные рассуждения. Ну ничего, жизнь научит.

Наконец все устроились на своих местах. Осталось самое трудное — ожидание, которое, к удивлению засадников, не затянулось надолго. Неизвестно, какими темными путями бродила мысль барона Бродра в его лохматой голове, но он не стал долго ждать, а прибыл к месту встречи с утра пораньше. Может он и сам задумал что-то подобное, а может ему просто было скучно, но он не стал откладывать дела в долгий ящик. Как бы там не было, барон Бродр спешил к деньгам, которые, как ему казалось, ждут его. Но в начале появился Вьюн. Он не торопясь выехал на полянку и прострекотал сорокой. Из кустов, окружающих поляну, показалась голова Карно.

— Десяток. Бродр с ними. Засады не ждут. — коротко проинформировал Вьюн.

— Хорошо. Останови их тут на отдых. — так же коротко ответил Карно, затем развернулся к кустам, — все приготовились. И не забудьте — барона брать живым. — И опять скрылся в зарослях.

Минут через десять на поляну выехало две телеги, на которых ехал отряд барона. Сам он ехал верхом впереди. Еще при первой встрече Ольт оценил их доспехи и вооружение и уже тогда понял, что барон беден как церковная мышь. На воинах были старые кожаные панцири, лишь кое-где прикрытые железными пластинами. Головы их прикрывали обыкновенный шлемы, напоминавшие половинку куриного яйца, без украшений и всяких примочек типа наносников или нащечников. Обыкновенные котелки, а у трех вообще просто кожаные шлемы с нашитыми на них крест-накрест железными полосами. Доспехи самого барона ничем не отличались от доспехов простых воинов, разве что железа на них было чуть побольше да оружие получше. У половины дружинников даже не было мечей и вооружены они были копьями.

Вьюн махнул рукой, показывая где им располагаться на стоянку. Подъехав к месту телеги остановились, и барон стал что-то объяснять своим воинам. Все их внимание было поглощено бароном, поэтому и не среагировали сразу, когда по сигналу Карно в них стали впиваться стрелы. Вояки из них оказались еще те. Неизвестно, где барон их набрал, но видно нехватка денег сказалась на качестве наемников. Они даже не поняли, что их убивают и только, когда уже половина отряда лежала вповалку на телегах и рядом с ними, утыканная стрелами, остальные воины опомнились и закрылись щитами. По крику барона они соскочили с телег и построились в короткую шеренгу, а затем ринулись в схватку. Они не кинулись бежать, как рассчитывал Карно, все-таки, какие-никакие, но они оказались профессиональными воинами и потомками северян-захватчиков, а решили дать бой и если что, то задорого продать свою жизнь. Зазвенели мечи. Силы были примерно равными, за небольшим преимуществом лесовиков. Все-таки небольшая артподготовка дала о себе знать и половина дружины была выкошена дружным залпом. Но остальные не растерялись и не побежали, а решили подороже продать свою жизнь. Все сражение разбилось на отдельные схватки. В дружине Бродра вместе с ним оставалось еще пять человек, и они яростно боролись за победу, тем более, что шанс, по их мнению, у них был. Если бы дело касалось всего лишь обыкновенной деревенской банды, то так бы дело и состояло, но против выступила дружина, уже проведшая вместе не одну тренировку и состоящая из воинов, мало в чем им уступающих. Карно хоть и обнажил меч, но в схватку не вмешивался, лишь отдавал команды, наблюдая как его воины получают боевое крещение. Ольт тоже оставался в стороне и не вмешивался, внимательно отслеживая его перипетии.

Лесовики, пользуясь своим численным преимуществом, медленно, но уверено побеждали. Завалив одного противника, они всем скопом набрасывались на следующего. Так и перебили почти все баронскую дружину. Поняв, что терять уже нечего, Бродр с еще одним воином, последним оставшимся на ногах, с криком бросились на стену врагов, на миг ошеломив их, и прорвавшись сквозь жиденький строй бросились к деревьям. Может он и был малость разжиревшим, но трусом не был и мечом махать умел. Его дружинника достали копьями, но сам он сумел прорваться сквозь лесовиков. Тяжело и запалено дыша, он выбежал на прогалину и был удивлен, когда перед встал мальчишка-лесовик с двумя короткими мечами. Не останавливаясь, барон махнул мечом, намереваясь смахнуть с пути наглого мальчишку, но тот пригнувшись ушел от удара и черканул Бродра по ногам. Тот даже не поняв сразу, отчего ноги его не слушаются, повалился на землю. Он еще был в шоке от удара, когда маленький лесовик добавил по голове ударом своего меча плашмя и пинком ноги выбил из его руки меч, а затем быстро обшарив его, откинул в сторону и кинжал. Все, лесной бой был окончен.

Барону перевязали надрезанные щиколотки, связали руки за спиной и оставили под деревьями. Его воинов добивали, если они еще оставались живы, и грузили на телеги, где освобождали от оружия и одежды. Затем прибрали поляну, чтобы не оставалось следов и, прихватив барона, подались подальше от побоища, посадив возницами раненых.

Не очень углубляясь в лес, нашли подходящую полянку. Дружинники тут же занялись своими ранами, а ранены оказались все кроме Карно, Ольта и Вьюна. Один воин, едва они добрались до места, вообще упал, потеряв сознание. У него оказалась рубленная рана головы, а еще один, едва они остановились, сразу сел, зажимая рукой окровавленный бок. Другие обошлись многочисленными ушибами и порезами, но убитых не было. За что они должны были сказать спасибо Вьюну, который не полез в рукопашную, а издали отстреливал на выбор самых опасных противников. Пришлось поработать и Ольту, который хоть и не был дипломированным специалистом, но за свою прошлую жизнь столько раз участвовал в вооруженных конфликтах и видел такое множество самых разнообразных ран, что некоторым врачам и не снилось. Конечно настоящим доктором не стал, но на уровень сельского фельдшера потянул бы. А в этом мире так вообще стал специалистом экстра-класса. Так что вполне квалифицированно оказал помощь все нуждающимся. И наконец, захватив с собой Карно, подступил к барону.

— Поговорим?

Тот лежал на спине и смотрел в небо, казалось, совсем не обращая внимания на боль в своих перебинтованных ногах, а болеть они должны были сильно. Судя по всему, он уже считал себя на пути в поля вечной охоты. Вообще Ольт приметил у местных такую черту, начиная с Карно с Вьюном и кончая крестьянами, что когда положение, по их мнению, становилось безвыходным, то они безропотно подчинялись судьбе, что бы она не несла в себе в дальнейшем. Смерть — так смерть. Может это шло от их религии, которая утверждала, что, если правильно жить и правильно умереть, то Единый даст им новую жизнь. Ольт не задумывался над этим. Как бы там не было, он-то привык совсем к другому мировоззрению и всегда крутился, и выворачивался из цепких лап судьбы до последнего.

Вот и Бродр видно смирился со своим положением, лежал тихо и спокойно и ждал смерти. И не смогут его сейчас разговорить никакие, самые страшные пытки. Он безразлично глянул в их сторону и опять уставился в небеса. Каким бы негодяем он не был, но обозвать его трусом было бы ошибкой. Барон их не боялся. Он видите ли уже на полпути к Единому. Это категорически не устраивало Ольта. Что может испугать человека, которому наплевать на собственную жизнь?

— Что, к смерти готовишься? А зря. Отрубим руки, чтобы себя убить не мог, отрежем член, ибо нечего таких же шлепков плодить, перевяжем — и гуляй дальше по жизни. Придется милость у тех же крестьян просить. Может кто и подаст калеке. А захочешь уморить себя голодом, так пожалуйста, только смерть твоя тогда будет долгой и мучительной. И только представь себе, как будут смеяться над тобой все нищие и убогие. Любой, ты слышишь меня? Любой, самый слабый и больной, самый безобразный урод может безнаказанно подойти и с гаденьким смехом плюнуть своей гнилой слюной в обрубок, которым станет барон Бродр.

Богатое воображение оказалось не только у Ольта. Бродр, потрясенный такой перспективой и коварством лесного мальчишки разевал рот, не зная, что сказать. Может его и не пугала смерть, но одна только мысль, что над ним будут смеяться его же крестьяне, а он ничего не сможет сделать в ответ… Одна эта мысль доставляла боль похлеще этих странных мечей лесного мальчишки, но к сожалению, не убивала. Даже Карно нервно сглотнул, не столько удивленный хитроумностью плана, сколько жестокостью, невиданной даже в этом средневековом мире.

— Что ты хочешь? — прорезался наконец голос у барона.

— Расскажи, почему крестьян продаешь? Зачем тебе деньги? Ведь у тебя есть деревни, с голоду не умрешь. Ты давай, все рассказывай. Я уж сам разберусь, что мне интересно. За это обещаю, что смерть твоя будет легкой и быстрой.

Такой обмен больше чем устраивал барона. Тем более, что альтернативный вариант, озвученный Ольтом до этого, не устраивал барона с севера категорически. Все-таки, не смотря на все разложение, охватившее северную знать, и пренебрежение традициями у них по-прежнему считалось почетным погибнуть в бою с мечом в руках. Смерть — это нечто сакральное, то, чего не касалось ни похоть, ни жадность, вообще ни что, имеющее грязь. Можно прожить жизнь последним негодяем, но умереть, как описал этот маленький садист… Умереть человек должен достойно.

И барон рассказал буквально обо всем и речь его была больше похожа на исповедь, чем на выкладывание данных. Чтобы ему было удобнее, Карно его поднял и посадил и он, постепенно войдя в раж, мучился только от того, что не мог жестикулировать руками. Ольт ему не мешал. Люди — они такие, хочется перед смертью высказаться. Факты перемежались жалобами на жадность и недалекость власть имущих, обиды, мнимые или настоящие, накладывались на имена конкретных людей, а проклятья посылались в связи с тем или иным делом. Накопилось в душе у барона много и Ольт слушал его со всем вниманием не перебивая, только иногда подправляя разговор короткими репликами в нужную сторону. Когда он понял, что барон стал повторяться и больше ничего нового не скажет, глазами подал знак Карно, который стоял за спиной Бродра, и на этом моменте все проблемы сразу оставили грешную многострадальную душу северянина. Нож сзади вошел под левую лопатку и сразу достиг сердца. Барон прервался на полуслове, с удивленно вздернутыми бровями, не понимая, что с ним такое творится, а затем медленно повалился на левый бок, когда Карно сдернул его с клинка. Выражение лица у старосты было такое, будто он прихлопнул комара, то есть никакое. Ольт мог убить человека в бою, в горячке или во гневе, но вот убить походя — этому ему следовало еще научиться. Карно потыкал ножом в землю, чтобы стереть кровь и крикнул воинов, обобрать и прибрать еще один труп. Затем кивнул Ольту, и они отошли в сторону, чтобы не мешать дружинникам и заодно поговорить наедине.

— Что-то полезное услышал?

— Да тут все полезное. Многое становится ясным, но надо разобраться, за что браться первым. Ты же все сам слышал. Давай так сделаем: до вечера каждый подумает о том, что услышал, а вечером сядем вдвоем и поговорим, как нам дальше быть?

— Тоже верно. Надо, чтобы мысли отлежались. И это… не мое конечно дело, но это правда, то что ты ему сказал?

— Кому и что я сказал?

— Ну барону, что мол, если молчать будет, то ты ему руки и причиндалы того… ну это…

— Так ты же и сам был готов пытать его?

— Так это — пытки. Ну поковырял бы немного ножичком. Угольком бы прижег. Больно конечно, но это же не лишать человека конечностей.

— Ну что ты, я же не живодер какой, руки рубить. Шутковал я. — и после того, как Карно облегченно вздохнул, добавил, — а насчет причиндалов… только яйца бы и откромсал, но член бы оставил. Ведь ссать как-то надо.

И пока оторопевший Карно решал, шутит ли опять Ольт, тот пошел к месту прошедшего избиения, где в это время воины уже собрали все трофеи, сложили в одной из телег и прикрыли их мешковиной. Ольт не переставал удивляться местной рачительности. То ли жизнь здесь была до такой степени бедной, то ли сами местные были такие Плюшкины, но трупы были совершенно голые. Их скинули в небольшой овражек и, не очень напрягаясь, присыпали землей. Дикого зверья здесь было множество, лес прямо кишел ими, поэтому через три дня от трупов останутся одни кости, а по ним и мама родная не узнает, кто это был. Правда определенную опасность представляли взятые с бою трофеи, телеги с лошадьми, но после недолгих размышлений плюнули на этот факт, как несущественный. И в самом деле, барон приехал из своей деревни, лошади тоже оттуда, и кто в городе их знает? А если попадется кто из деревенских, то вряд ли будет качать права. Не те люди. Дружинников Бродра всех убрали, тот сам проговорился, что с ним были вся оставшаяся у него дружина, а его крестьяне будут молчать, чтобы не дай Единый навлечь беду на свои головы. Поэтому уложив поудобнее своих раненых, сами тоже расселись на телегах и с чистой совестью направились обратно в Узелок.

Дружинники были довольны. Этот бой показал, чего они стоят. Вырезать дружину барону, пусть и неполную, это многого стоит, и они поверили в свои силы. А то на тренировках со своим воеводой им казалось, что они совсем никчемны и ни на что годны. Оказалось-то, что они ого-го! Это воевода силен, ну так ему и положено быть таким, непобедимым и главное — щедрым. Все трофеи он отдал дружине, чтобы поделили между собой. Себе взял только деньги, нашедшиеся у барона. Ну так он в своем праве, но вояки надеялись, что по приезду в деревню их ожидает премия. Да и сам Карно был доволен — дружина показала себя хорошо. Трусов не оказалось, а умения… Умения придут, дай Единый времени.

Один Ольт ехал, обуреваемый мыслями и были они совсем не прошедшей схватке, а, как и полагается порядочному попаданцу, затрагивали вопросы стратегического значения. Что-то убивать всяких баронов у него входит в обычай. Как не выезд из деревни — так очередной барон. Сплошная война получается. А ведь он просто хотел пожить, мирно и счастливо. Но разве же они дадут, эти барончики и графинчики. И все поголовно — враги, прямые или потенциальные. А их тут немерено, косить не перекосить. Это когда же они кончатся, даже если он займется их плановым уничтожением? Он представил себе, как подсчитывает на куске бересты: так, до обеда один граф, после обеда два барона и раз в месяц по одному герцогу или князю… Ха-ха. Это что же за жизнь у него получится? Война без конца. Да и не дадут ему порезвиться. Размахнуться ему может еще и удастся, но вот хорошо ударить — силенок не хватит. Нагонят войск из других провинций и подсекут на взлете. Он хорошо помнил из земной истории чем кончаются бунты. Тут нужна революция. Придется хорошо подумать и сделать правильные выводы. Но один вывод он уже сделал. Анализируя прошедший бой, он понял, что такой «хоккей нам не нужен». Может для банды разбойников такая манера боя и хороша, но никуда не годится для регулярного войска. Ну как можно комментировать бой, когда ринулись на врага толпой, выбрали себе противника, какой попадется и каждый устроил тут корриду один на один, не обращая внимания на окружающих. Хорошо еще, что вначале основательно проредили стрелами баронскую дружину, да и то, в одном трупе три стрелы, а сосед живехонек. Бардак. Ольт понял, что независимо от того, что он решит делать дальше, первым делом создаст крепкую боевитую дружину. Как там дальше и куда дело пойдет, но хорошие бойцы не помешают в любом случае. А что? Мельница строится, лесопилка работает, кузница — считай тоже есть, деревня растет, и это, не считая всякой мелочи типа трактира или налогов с крестьян. А самое главное — есть деньги, как высказался какой-то мудрец с уже хорошо подзабытой Земли, кровь войны. И главное, что этой крови, если подсчитать все ресурсы, достаточно, чтобы начать хорошую такую заварушку, а там война уже сама себя прокормит. Да, пора создавать, только не баронскую дружину, а войско. Настоящую дисциплинированную, воюющую по воинской науке армию. И пора уже выползать из пределов баронства, пора раскидывать свои щупальца по графству. А там война план покажет. Ольт потер ладошки: «А жизнь-то налаживается!»