Предатель (Сказ дедушки Савелия первый)

Живу в деревне. Ну как не иметь живность, хотя бы домашнюю птицу? Решено. В конце марта поехал на инкубатор, посадил в корзинку тридцать штук пушистых желтеньких комочков в возрасте одного дня и благополучно прибыл домой.

В ящике под большой красной электрической лампочкой им понравилось, и они своим требовательным писком запросили обед. Кушать подано. Немножко творожку, вареное яичко, размоченный хлебушко, пшено и баночка с водой. Целый день я находился рядом, изобретая им удобства. На ночь лампочку выключал — спать пора! Ставил в ящик 3-хлитровую банку с горячей водой, накрывал ее толстой тряпицей, и мои питомцы устраивались, как под клушкой.

Все шло хорошо. Через десять дней у цыплят появились перышки сначала на крыльях, а потом на хвостике. С половины апреля начало пригревать солнышко, и я стал выносить ящик на улицу, предварительно накрыв его сеткой. Земля отогревалась, цыплята мои подрастали, пришлось сколотить для них новый ящик, но уже без дна. Поставил его прямо на землю — швыряйтесь! И они тут же доказали, что умеют разгребать мусор и находить в нем рациональное зерно.

Прошел месяц. Цыплятам в этом ящике стало тесно. У петушков начал проявляться бойцовский характер, и я решил построить загородку прямо на лужайке. Место выбрал солнечное, между домом и сараем. Сгреб в угол мусор, закрыл его старой пленкой, огородил сеткой. Сколотил небольшой навесик, поставил кормушку и баночку с водой.

Часами просиживал у цыплят в загородке, наблюдал, подкармливал их букашками, червячками, подружились мы как родные. На звук жестяной баночки они весело сбегались ко мне и прямо из рук брали корм. Каждый вечер мои питомцы послушно залезали в корзинку, отправлялись на ночь в чулан.

А беда нас поджидала каждый день. Сороки, галки, вороны пролетали над домом стаями и в одиночку. Наверное, наблюдали за нами и ждали своего кровавого часа. Дождались-таки. Как-то отвлекся я по своим делам огородным, снизил бдительность, а вся черная летающая свора немедленно воспользовалась этим. Копаясь на грядке, вдруг слышу гам над моим домом. Поднял глаза и обомлел. Над домом кружилась стая ворон, которые поочередно пикировали на загончик с цыплятами.

Как я бежал прямо по грядкам, как размахивал мотыгой, как кричал и свистел — это надо было видеть. Две вороны поднялись с грузом, и моя мотыга полетела им вслед. Одна из воровок уронила ношу. Я подбежал. Цыпленок с пробитой головкой лежал без движения. Поглядел за изгородку и — о, ужас! Ни одного не осталось… Пусто. Заглянул под навесик, под перевернутое корыто — нигде ни одного. Но тут до меня донесся еле слышный писк из кучи мусора под пленкой. Я с нетерпением снял ее и начал разгребать мусор. До сих пор не пойму, как это они догадались в него закопаться, да еще под пленку! Сработал, видно, инстинкт самосохранения.

По одному, по два извлек я из мусора моих воспитанников. Не досчитался семерых. Присел перед ними на корточки. О, мои милые живые пушинки! Сердце переполнилось жалостью, на глаза навернулись слезы. А они со страху еще не опомнились, сгрудились под меня, как под клуню, опасаясь нового нападения, да так тревожно выражали свои чувства, словно хотели сказать: «Зачем ты покинул нас? Как ты мог это сделать? Предатель».

 

Рыжик (Сказ дедушки Савелия второй)

Родились они, когда на улице уже таял снег и на дворе было пасмурно и сыро. А на сеновале, в дальнем углу, где Мама-Киса подобрала им местечко, было тепло и уютно. Сразу же после рождения Киса, умывая их своим языком, обнаружила, что все трое очень разные по цвету. Серый, полосатый и рыжий. Последний заметно отличался от остальных своим настойчивым характером, и Мама-Киса дала ему имя Рыжик, что на кошачьем языке означает упрямый. Первую неделю котята, когда они были еще слепые, вели себя пристойно, не пищали, не расползались, мама спокойно могла спуститься с сеновала половить мышей, благо в пустующем дворе их было превеликое множество. Потом стало беспокойнее.

Солнышко согнало с земли последний снег. Появилась первая зеленая травка и стала быстро набирать силу. Котята тоже подросли, окрепли и начали самостоятельно, не обращая внимания на возражения Мамы-Кисы, выползать на свет поближе к окошку, через которое теплое солнышко направляло свои лучи-зайчики в самые дальние уголки сеновала. Котята играли, грелись, и в один из таких дней они вдруг услышали человеческий голос:

— Дедуля! А здесь котята бегают, трое, и все — разные! Это внук Димка приехал с дедушкой из города начинать свои садово-огородные дела.

— Ну и пусть бегают, тебе веселее будет. Угости их городскими гостинцами да водички в баночке поставь.

На шум сразу же откуда-то появилась Мама-Киса, вздыбила шерсть на загривке, выпустила когти и устрашающе зашипела, что означало готовность защитить своих детей и наказать каждого, кто осмелится посягнуть на их свободу. Котята, подражая маме, тоже зашипели и показали свои коготки. Димка ввязываться в ссору не стал, а гостинцев принес. Потом, дважды в день, стал приносить им еду и все пытался дотронуться до котят, погладить их. Очень хотелось ему поиграть вместе с ними, подружиться. Видел как они все трое вперегонки бегали по двору, по чердаку, по дровам, кувыркаясь и устраивая всемозможные потасовки.

Особенно в этой возне отличался Рыжик. Он неожиданно из-за укрытия нападал не только на своих братьев, но и на Маму-Кису, за что неоднократно получал от нее соответствующее наказание. Но однажды его постигла беда. Не подумав, прыгнул на полено, которое одним концом уже свесилось над большой пустой металлической бочкой, стоявшей около поленницы. В один миг полено бухнулось вместе с Рыжиком прямо в бочку. Бедолага оказался в западне. Попытался выпрыгнуть, но до края бочки было далеко, силенок не хватало.

Первые минуты он сидел задумавшись: что же делать, а потом решил звать Маму-Кису. Та, издалека услышав зов своего ребенка, поспешила на помощь. Вспрыгнула на поленницу и увидела глубоко в бочке плачущего Рыжика. Но что она могла сделать? Поняла — лишь человек может спасти, вызволить из западни ее дитя. Издавая вопли, она начала прыгать на дверь, в надежде, что ее услышат. И Димка услыхал. Выбежал во двор, но ничего не поняв, позвал дедушку.

— Если кошка забеспокоилась, значит, что-то случилось! — заключил дед. Наконец они нашли бедолагу Рыжика.

— Дима! Опусти в бочку вон ту дощечку, по ней котенок сам выберется, — подсказал дедушка. По дощечке, боясь еще раз свалиться, Рыжик стал медленно подниматься наверх. Димка принял его на руки, приласкал, погладил. Мама-Киса, присутствуя при этом, не возражала. Да и Рыжик, понимая ласку, лизнул Димку в нос, зажмурился и тихонько замурлыкал. С этого дня они стали друзьями.

 

Разлука (Сказ дедушки Савелия третий)

Закончив учебу в третьем классе, внук мой Димка приехал ко мне в деревню на все лето. Чистый воздух, недалеко лес и речка. Они должны были оказать на него благотворное влияние. Но ни рыбалка, ни охота за грибами, ни даже кот Кузя и велосипед не смогли занять все свободное время. Димка явно тяготился своим бездельем, хотя и помогал мне на грядках во всю свою детскую силу. Частенько он вспоминал, какие у него друзья остались в городе. Я его понимал. За все лето на нашей улице никто из ровесников Димке не появлялся. Заменить я их не мог, хотя и пытался. Осенью он мне заявил резонно:

— Больше я к тебе не приеду, у вас нет мальчишек. Все правильно. Давно уже по деревням не звенят детские голоса. Но это не моя вина.

Прошла зима. Приближалось время новых летних каникул. И я начал подумывать, чем же завлечь Димку на это лето. Идею подсказал Николай Петрович:

— Слушай, сосед, купи у меня пару козлят. Вот потеха будет. Скука уйдет прочь. И я решил. В начале мая у меня по избе уже бегали два четырехнедельных козлика. Да такие шустрые и ловкие. Удивительно, как быстро они могли оказаться на стуле, на столе и даже на холодильнике. Спать я их укладывал в ящике с соломой и укрывал. На обед они получали овощи, мелкое сено и теплую водичку с кусочками хлеба. Молоко только для запаха. После 20 мая двинул за внуком и так ему расписал его будущих друзей, что он согласился со мной поехать. Дети всегда быстро находят общий язык, будь это котята и цыплята, телята и поросята, козлята и ребята. Не прошло и часа, как моя молодежь уже бегала наперегонки по проулку. Прятались в густой траве и находили друг друга. Завтракать и обедать они наладились вместе. Первое и второе блюдо они получали из общей кастрюли. Сухари из кошелки брали каждый, кто сколько пожелает. Чай пили только сладкий каждый из своего блюдечка.

Благодаря заботе внука, козлики заметно подрастали. Появились рожки и бодаться с каждым было у них любимым занятием. Димка тоже становился на четвереньки и бодался как заправский козленок. Это козлятам очень нравилось. Они разбегались, подпрыгивали и старались боднуть по-настоящему.

Я наблюдал за их игрой и думал: все, что создала природа едино и неразделимо. В этом я убеждался ежедневно. Если мы шли в лесок поискать грибов, Димка уговаривал меня взять Филю со Степашкой, так он их назвал с первого дня знакомства. И они оправдывали его доверие. Ни разу не потерялись в лесу, ни разу не отстали от нас. А когда я уезжал в город по своим надобностям, они все трое провожали меня до трассы и приходили встречать в условленное время. Расстояние это в полторы версты они преодолевали незаметно, в играх и развлечениях. Подарки, которые я привозил: яблоки, печенье — тут же делились на всех поровну. С возрастом козлята становились все умнее. Они стали понимать и отличать мой голос от голоса Димки. Научились выполнять простейшие команды. Можно было видеть, как они внимательно наблюдали за мной, изучая меня, пытались понять.

А уж когда с Димкой произошел трагический случай, я окончательно убедился, что мышление у них имеет место.

В конце огорода, за малинником, был колодец. Стальная труба, диаметром около метра, была спущена в землю метра на три. Вода накапливалась, и этого было достаточно для полива. Жара стояла в это лето необычайная. Попить водички козлята прибегали не однажды в день . А на этот раз Димка решил угостить своих друзей сам, прямо из колодца. Опустил ведро на цепи, зачерпнул и, крутя барабан, поднял его наверх. Наклонился, взялся за него одной рукой, ведро его перетянуло, и он полетел в колодец вместе с ведром. Хорошо, что воды там ему было по грудь, а то быть бы беде. Он окунулся. Но ведро из рук не выпустил. А друзья за ним наблюдали. Но когда увидели, как с грохотом закрутился барабан, и раздался испуганный крик Димки, козлята всполошились. Потеряв из виду человека, они начали звать его на все голоса. Потом вдруг сорвались с места и стрелой полетели к дому.

Я в это время занимался чем-то во дворе. Вижу: скачут козлята без Димки и тревожно голосят. Я спрашиваю: «Что случилось? Где Димка?». Вышел на огород, крикнул. Не отзывается. Такого никогда не было. Дошел до конца огорода, снова крикнул. И вдруг откуда-то из-под земли слышу:

— Дедуля! Я здесь! Глянул в колодец, а он стоит по грудь в воде и горько-горько плачет. Говорю ему:

— Залезай в ведро ногами и держись за цепь, я тебя вытяну. Поднял его и спрашиваю:

— Зачем ты подошел к колодцу?

— Я хотел напоить Филю со Степашкой.

— Сердобольный ты мой помощничек. Ты ведь утонуть мог. Скажи спасибо своим друзьям, это они прибежали ко мне и все рассказали.

— Дедуля! Неужели это все правда?

— Правда, правда! Вон посмотри на них, как они улыбаются от счастья, что спасли тебя!

Незаметно подкатила осень. Приехали родители за Димкой. Наступила разлука. Чувства, которые испытывает человек при расставании, описаны многими писателями и поэтами. Но так, как расставался ребенок со своими друзьями, описать трудно. Я обнимал и целовал Димку, а он обнимал своих друзей. Слезы из его глаз козлята слизывали своими язычками.

Всю дорогу до трассы Димка допытывался у меня, где будут жить зимой Филя со Степашкой. А те тоже поняли, что наступила разлука, шли, опустив головы, даже ни разу не поиграли.

Не хватило у меня смелости сказать, что козлята пойдут на мясо. Не хотелось ранить детское сердце. Узнав правду, Димка проклял бы меня. Я и сам понимал, что не поднимется у меня рука на этих умных, милых созданий. Это равносильно, что поднять руку на человека. Нет, я на это не решусь. Слишком крепко мы породнились. Отвечаю Димке:

— Отдам я их тете Насте на зиму, а летом приедешь, мы придем тебя встречать. Так я и сделал. Обменял козлят на зерно для кур, надеясь, что ребенок за год подрастет, будет посерьезнее и простит мне мою неправду. Так закончилось наше веселое лето горькой разлукой.

 

Привидение (Сказ дедушки Савелия четвертый)

Некоторые травники-целители утверждают, что настой травы бессмертника излечивает от всех болезней. В поисках этой травки я и оказался в двух верстах от своего селения на склоне неглубокого ложка. Слева по склону — густой тальник. Справа — свежеподнятая зябь, да так вспахано, что одни горбатые глыбы видны по всему полю. Сзади поблескивало маленькое озерцо в лощинке, а прямо по меже, в полуверсте, виднелись домики садоводов. Вдруг слышу со стороны озерка звук мотора. Вдоль овражка прямо по пашне пробирается мотоциклист. В люльке — пластиковый бочонок для воды.

Все ясно. Везет воду в свой сад-огород. Но какой леший заставил его ехать по пашне? Не желая быть свидетелем человеческой безалаберности, я присел в разнотравье, за кустик. Медленно, с трудом продвигалось дело у водовоза — так я его нарек. Поравнявшись со мной, мотоцикл недовольно чихнул и совсем заглох. Перегрелся. Я спокойно сижу, жду. Завел. Дергается, а движения нет. Заднее колесо крутится вхолостую. Заглушил, обошел вокруг, глянул вниз. Почесал затылок. Я тихо сижу, ни гу-гу. Вижу: неудачник, безнадежно махнув рукой, отвернул крышку у бочонка и, раскачивая его, начал выплескивать воду. Зная цену воды в сухую погоду, я загробным, но решительным голосом изрек: «Воду не выливай, она не виновата». Надо было видеть, что произошло. Бедняга остолбенел. Голова медленно поворачивается в мою сторону, а правая рука начинает закручивать крышку бочонка. Меня вдруг обуяла бесовская игривость, беззвучно затрясло от неудержимого смеха. Вот он торопливо заводит мотор, раскачивает мотоцикл взад и вперед, но глыба, оказавшаяся под люлькой, держит намертво. Слышу: горе-водовоз стал поругиваться. Поминает матушку и Боженьку. Я тут же пресекаю:

— Бога не ругай, а зови его на помощь. Осенись — легче будет.

— Я не знаю, как осеняться, — отвечает. Безумец, что он говорит!

— Крестись, твори молитву, — поясняю.

— Я не умею, — а сам пытается разглядеть меня в траве, но тщетно.

— Тогда сиди до морковкина заговенья. Это его не устраивало, и он левой рукой начал выделывать круговые движения от головы до живота.

— Правой рукой надо молиться — поучаю. Руку сменил.

Воспользовавшись моментом, когда он снова, заведя мотоцикл, низко склонился, я подошел сзади и приподнял люльку. Заднее колесо схватилось за землю, и мотоцикл выскочил на межу. Я заметил, что водовоз правым глазом видел меня, но разглядеть не успел. Я снова погрузился в траву.

Вот он заглушил мотор. Оглянулся и стал вертеть головой. Даже вверх посмотрел, приложил руку козырьком — наверное, хотел увидеть НЛО. Но самое интересное, что он ни разу не шагнул в траву, где наверняка нашел бы меня.

Я проследил за уезжающим до пункта назначения. На бугорке стоял недостроенный домик, у него он и остановился. Дня через два я снова оказался в этих местах и решил навестить садовода. В огороде хлопотала женщина. Пожелал ей Бога в помощь. Разговорились. Спрашиваю:

— А хозяин что не помогает?

— Хозяин уехал в село на колодец.

— А из озера-то что не берете?

И она начала рассказывать, как два дня назад он вез воду из этого озерка, но ему померещилось привидение, и он больше туда не поедет. Я промолчал. Пусть будет на моей совести это привидение.

 

Чудо

Издавна повелось у людей на Руси называть урочища возле своих поселений яркими, самобытными, запоминающимися именами: Кошкин овраг, Дикая грива, Вороний бор и т. п. Деревню, где прожил свою жизнь дед Савелий, тоже окружали места, названные прадедами в честь каких-то имен, событий или назначений. Так, со стороны восхода, в полуверсте от деревни простирался неглубокий, но широкий и длинный дол. Когда-то тут был настоящий лес, но люди свели его на дрова, оставив на память одну старую дупляную, очень толстую и высокую ветлу, которая одна маячила на горизонте, напоминая о былой мощной растительности. Она и сейчас буйная и разнообразная произрастает в несколько ярусов.

Первый — нижний ярус— занимало разнотравье, второй — облюбовали шиповник, ежевичник, малинник. Следующий ярус представляли высокий тальник и черемуха. Последний, самый высокий ярус являла одна ветла.

Поскольку в этом благодатном месте господствовал малинник, то и название ему дали «малиновый дол». Зацветал дол сразу же, как сходил снег и продолжал цвести до самых заморозков. В его травах и цветах находили пищу всевозможные вредные и безвредные насекомые: мухи, стрекозы, бабочки, шмели, осы, пчелы.

Во время основного медосбора дол гудел от неисчислимого множества насекомых и источал аромат цветения далеко за свои пределы. В урожайные на малину годы в эту местность сходились и съезжались любители сладкой ягоды, со всей округи, даже из города. И всем хватало. Прошлый год был не особенно урожайным из-за частых дождей, но Савелий с внуком Димкой хаживали сюда несколько раз полакомиться, да и на компот принести нелишне. Это лето, сухое и теплое, обещало хороший урожай. Димка, после четвертого класса опять приехавший к деду на все лето, уже напоминал:

— Не пора ли сходить по малину? Но Савелий сдерживал:

— Рановато, цветет еще.

В один из теплых солнечных дней Димка решил сам проверить, не созрела ли ягода? Предупредив дедушку, он сел на свой велосипед и покатил по тропинке, протоптанной в ржаном поле, в сторону малинового дола, ориентируясь на ветлу. Савелий успел только крикнуть:

— Недолго смотри! Обедать скоро!

— Ладно! — ответил Димка. Приблизившись к долу он ясно ощутил плотный, многоголосый гуд и звон, стоящий над всей низиной. Это трудился мир насекомых, собирая впрок дары природы.

Подъехав к ветле, Димка остановился, сошел с велосипеда, прислушался. Звон окончательно оглушил его. Он в нерешительности шагнул два шага в сторону малинника и вдруг ощутил ожег в шею. Второй укус пришелся в щеку. Это пчелы-охранники встали на защиту своих владений.

… Когда-то мать, укачивая Димку, любуясь и лаская его, непременно обращала внимание на ярко выраженную голубую жилочку на левом виске, целовала ее и приговаривала: «Счастливый будет!».

Вот в эту самую жилочку и вдарила третья пчела. Головушка его закружилась, взгляд помутнел, сознание померкло. Падая на траву, он издал такой испуганный, короткий, пронзительный вскрик, что даже сердце кольнуло у Савелия, находящегося на почтительном расстоянии от места события. Это уже природа подавала сигнал опасности, сигнал бедствия.

И тут свершилось чудо. Вмиг смолкли все гуды и звоны, на какое-то мгновение над долом установилась абсолютная тишина. Все звуки замерли. Потом, откуда ни возьмись, над Димкой сгустилось облако из несметного количества пчел. Какая-то сверхъестественная сила заставила их свиться в один зловещий клубок и двинуться в сторону деревни…

Степка, разбитной малый, не попавший в армию из-за плоскостопия, сидел на крыше своего дома и скоблил ее перед окраской.

— Рой! Рой! Кузьмич! Слышишь рой летит! Кузьмич, пчеловод со стажем, копавшийся у себя в огороде, услышал Степку, прихватил принадлежности, выбежал на улицу для встречи роя. Но тот сделав над Степкой круга два, вдруг повернул в сторону Малинового дола и начал удаляться. Степка спрыгнул с крыши. Вместе с Кузьмичем они выбежали на тропинку, по которой уехал Димка.

— Бежим скорее, Кузьмич! Он сейчас на ветлу привьется, не раз уже такое случалось! — торопил Степка.

И какое же было их удивление, когда они, прибежав к ветле, увидели Димку, лежащего на траве без движения.

А рой сделав еще один оборот вокруг ветлы вдруг рассыпался, распался, исчез. Каждая пчелка, руководствуясь своим инстинктом, улетела по своим надобностям. Принадлежности для поимки роя стали не нужны. Кузьмич склонился над Димкой, осмотрел и как опытный пчеловод сразу определил:

— Бешена пчела укусила! Степка! Возьми мой картуз, быстренько сбегай, принеси водицы из долинки, умыть надо парнишку! А сам начал растирать Димке височки, затылок. Умыв его холодной водой и сделав несколько движений руками для восстановления дыхания Кузьмич заключил:

— Сейчас очухается!

Савелий, не дождавшись внука к обеду, вышел на проулок посмотреть: не едет-ли. Но узнав от соседей, что Степка с Кузьмичем убежали в ту сторону, забеспокоился. Предчувствие не обмануло его.

Пройдя половину пути по тропинке, он встретился с процессией. Впереди бежали две взлохмаченные собачонки, за ними Кузьмич с велосипедом на плече. Шествие замыкал Степка, на закорках которого сидел виновато улыбающийся Димка.

 

Забастовка

Солнышко все обильнее изливало свою энергию на землю. День сравнялся с ночью. Куриное семейство забеспокоилось и настойчиво требовало земли и воли. В корзинках с соломой появились первые яички, да такие хрупкие, что брать их в руки опасно — раздавишь. В одно особо светлое утро Иван Петрович решил выпустить птичью компанию на волю. Куры, истосковавшись по земле, сразу разбежались по проталинкам, а некоторые направились в сторону овсяного поля. На другой день яичек в гнезде прибавилось. Так продолжалось с неделю.

Но однажды Иван Петрович заметил, что яйценоскость резко снизилась. Петух, как и прежде, добросовестно выполнял свои обязанности, во дворе целый день раздавалось кудахтанье, но количество произведенной продукции не соответствовало рассчетному. Ежедневно недоставало двух-трех яиц. Иван Петрович призадумался. Обшарил сеновал, все углы во дворе, заглянул в погреб, но нигде не обнаружил признаков подпольного гнездования. В чем причина? Может быть, теряют где-то? И тут пришла ему в голову одна идея. «Надо смастерить очень маленькую корзиночку, — решил Иван Петрович, — и приспособить ее курам так, чтобы они, снесясь в любом месте, сами приносили свой плод домой». Сказано-сделано.

Из тоненьких алюминиевых проволочек соорудил он несколько маленьких плетенок. При помощи лямочек и резиночек приладил каждой несушке. И стал ждать результатов. В этот день соседи, пришедшие к колодцу за водой, долго присматривались к курам Петровича и судачили, к чему бы это. А те недоуменно озирались, ожесточенно клевали свои зады и бегали сломя голову. Петух же, желая как-то помочь им, орал дурным голосом. А потом, словно догадавшись, кто истинный виновник куриного стресса, разозлился и клюнул Ивана Петровича. Да так больно, что хозяин едва-едва не огрел хулигана жердью, которую держал в руках.

Вечером на зов «цып-цып-цып» ни одна хохлатка не прибежала, пришлось по одной загонять их во двор. А наутро во главе с лидером куриного племени несушки забастовали. Ни одна из невольниц не подошла к кормушке. Пришлось Ивану Петровичу уступить. Но и после освобождения от ярма забастовщицы целую неделю мстили незадачливому изобретателю абсолютным отсутствием своей продукции.

Сейчас дело вроде бы пошло на лад. Ест каждый день Иван Петрович яичницу с салом, но на петуха поглядывает с опаской. Похоже, что куриный стачком до сих пор не распущен. Мало ли, какие еще последуют нововведения…

 

Ну, заяц! Погоди!

Снегу в ту зиму выпало настолько много, что молодые яблоньки оказались под белым пушистым одеялом по самые макушки. Кругом снежная пустыня. Только верхние веточки, торчащие кое-где, говорили о том, что здесь под снегом, сад. Дед Савелий, заезжая из города в деревню раз в неделю, внимательно осматривал сад, отаптывал присадки, спасая от мышей, и все удивлялся высоте и пышности снежного покрова.

В этот раз, в конце зимы, они появились вдвоем с десятилетним внуком Димкой. Прокопали в снегу дорожки к дому, к погребу, устали и решили заночевать. После обеда, осматривая огород и сад, они обнаружили, что кто-то срезал все молодые яблоневые веточки, оказавшиеся поверх сугроба. Да так гладко, словно бритвой.

На снегу было много следов, даже выделялась тропиночка, которая вела к копне старого сена. Пошли по следу. Приблизились к копешке, а из-под нее вдруг выскочил большой серый заяц. Видно, там у него место отдыха. Легко перепрыгнув через жердевое прясло, он оглянулся и не спеша поскакал в сторону леса. «Так вот кто подстриг наши яблоньки!» — догадались хозяева и решили наказать преступника.

Дедушка выбрал в ящике подходящий капкан, зарядил, установил на заячьей тропинке, привязал проволокой к изгороди и присыпал снегом.

— Попался! Попался! — громко закричал Димка, с рассветом поднявшийся проверять капкан.

— Дедуля! Иди скорее погляди! Он зарылся в снег и сидит, а одна задняя лапа в капкане!

— Что, попался косой разбойник! — проговорил дедушка, шутя. — Чего будем делать с ним? Выпустим или в город возьмем?

— Давай возьмем! — обрадовался Димка.

Заяц так был напуган и измучен капканом, что даже не сопротивлялся, когда Савелий, освободив лапу, усаживал его в корзину и сверху укрывал мешком.

В доме Димке захотелось еще разок взглянуть на пленника и погладить его пушистую шубку. Но боясь, что дедушка не разрешит, дождался, когда тот вышел по делам в коридор. Только он ослабил завязку и изготовился сунуть руку в корзину, как заяц пулей вылетел из нее, отбросив в сторону пустой мешок, уселся посреди комнаты и с любопытством начал осматриваться. Димка схватил корзинку и хотел накрыть беглеца, но не тут-то было.

Услышав возню и голос внука, на пороге появился дедушка. Вдвоем они загнали зайца под кровать и пытались достать его оттуда кочергой. В углу стояло трюмо. Не успели горе-охотники глазом моргнуть, как зеркало разлетелось вдребезги. Светлое пятно, манившее на волю, исчезло. От удара заяц отлетел за шкаф. Рядом с открытой дверцей топилась печка. Яркое белое пятно на темном фоне снова поманило пленника на свободу. Он, не раздумывая, прыгнул в светлый квадрат и оказался в жаровне. Мгновенно страшная сила вытолкнула его оттуда. Вместе с ним вылетели зола, угли и мелкие головешки… С громким тревожным писком, по-настоящему угорелый, он, как сатана, носился по комнате, отыскивая себе спасение от жгучей боли и от преследователей.

В комнате все было перевернуто вверх дном.

Настоящее «мамаево» побоище. Дым, чад, резкий запах паленой шерсти. Прибравшись у печки и прикрыв плотно дверку, дед и внук снова возобновили погоню. Сердитый голос деда и звонкий смех внука слышны были даже в проулке.

Вот заяц, загнанный в угол, неожиданно вывернулся и оказался на кровати, потом вдруг на столе и со всего маху кинулся в светлый проем окна. Осколки, словно искры, брызнули по всей комнате. Двух больших стекол как не бывало. А заяц плюхнулся в снег под окном, ловко перевернулся через голову, вскочил на ноги и в несколько прыжков достиг края огорода, а там и до леса недалеко.

Выбежали из дома «охотники» посмотреть, что он будет дальше делать, а его и след простыл. И тут Димка не выдержал, поднял высоко сжатую в кулак руку и громко пригрозил ему вслед:

— Ну, заяц! Погоди!

 

Дедушкина школа

Закончив учебу, Димка сразу же уехал к дедушке в деревню. Только приехав, он прямо с порога объявил новость:

— Дедуля! Я юннат.

— Ой! — притворно ойкнул Савелий. —Что же это такое обозначает? Уж не экстрасенс ли ты, а может, с МММ что связано?

— Ну что ты, дедуля! Это просто учительница нам так сказала. Даже в тетрадку нас записала. Каждому выделили по грядке в школьном огороде. Сказали: нужно вырастить урожай овощей и сдать в школьную столовую. За это получить оценку по труду и природоведению.

— А это интересно и очень хорошо — заключил дедушка. — Но вот вопрос: как же ты будешь ухаживать за грядкой, если приехал ко мне на все лето? Димка задумался. А потом радостно заявил:

— А я маме отдам эту грядку, она обработает.

— Она-то обработает, а оценку кто будет получать? Внук задумался.

— Не кручинься, Дима! Это дело поправимое. Землю я тебе выделю, семенами и рассадой обеспечу, твое дело будет — только вскопать, посадить, соблюсти уход и убрать. А оценку я сам тебе поставлю. Урожай увезешь и сдашь в школу, все тебе зачтется. Димка с радостью согласился.

Наутро провели осмотр инвентаря. Подремонтировали, подточили. После обеда начали размечать грядку, из расчета по одному квадратному метру на каждый вид продукта. Грядка получилась такая: один метр в ширину и пять в длину. Вбили колышки.

— На сегодня хватит, — сказал дедушка. —Завтра с утра начнем копку, ты свою грядку, я свою. Во сколько тебя разбудить?

— А ты встанешь когда?

— Я встаю с солнышком.

— Вот и я встану с солнышком.

Спать Димка любил на веранде. В комнате дед кашляет, ходит ночью куда-то, а там ему никто не мешает, спать можно до обеда. Утром Савелий встал, умылся, поставил погреть чайник и заглянул на веранду. А батюшки! Димки-то нет! Савелий в огород. А там Димка, надев старые дедовы рукавицы, старательно копал свою грядку. У деда защемило сердце.

— Милый! Да разве можно малолетке так рано начинать работу. Отдохни, пойдем чайку попьем! Димка вытер тыльной стороной ладони пот со лба и на полном серьезе заявил:

— Вот докопаю и приду.

— Да! — восхищенно произнес Савелий.— Моя школа!

Искренне радовались они каждому хорошему дождичку. По утрам вместе обходили весь огород и отмечали происшедшие за ночь изменения: когда появились первые соцветия на огурцах, сколько образовалось завязей на помидорах. Все самое интересное по числам записывали в тетрадку.

Приближалась осень. Птицы начали грудиться в стаи. Димка это заметил и тоже засобирался. Беспокоился только, успеют ли вырасти овощи к этому времени.

— Успеют! — успокаивал его дедушка. — А не успеют, я выкопаю попозже и привезу тебе.

Наступил день отъезда. За Димкой приехали родители. Накануне с его грядки они убрали весь урожай. Разложили по пакетам. Помидоры и огурчики выглядели вполне прилично, а вот морковке и свекле надо бы еще подрасти. Капуста останется до заморозков.

Утром, еще раз проверяя свои пакеты, Димка вдруг обнаружил, что морковка и свекла за ночь «подросли». Он недоуменно поглядел на дедушку.

— Ничего, ничего, Дима! Ведь учительница будет ставить оценку не только тебе, но и мне. Вот я и выкопал на своей грядке покрупнее-то. А оценку я тебе ставлю «хорошо».

Все согласились.

 

Мир не без добрых людей

К этому событию дед Савелий начал готовиться загодя. В конце мая к нему в деревню приезжает его внучок Димка. Не сам приезжает, конечно, привезут родители. Еще не дорос до самостоятельных поездок на такие расстояния. После первого класса будет третье лето проводить в компании с дедушкой. До школы не приезжал. Детские сады да летние дачи не позволяли.

Живет Савелий один. Жену похоронил три года тому назад. Самому скоро семьдесят. С каждым годом все труднее становится переносить одиночество, вот и готовился он к встрече, как к празднику: убрался в избе, натопил баню — попарить надо с дороги-то. Сварил обед: щи, каша, кисель. Накануне ходил в местную лавку, прикупил кое— какие угощения: несколько пакетиков сухого лимонада (холодной водой разбавить— хорошо будет), килограмм маленьких кренделюшек и, конечно, целую пачку тягучих квадратиков, «жевалки», как их называет Димка. Уж больно модно это стало у детишек. Ну и пусть тешится. Достал из сундука полевой бинокль, протер, полюбовался. Еще бы, подарок от командира! «За хорошую службу» — так выбито на жестяночке. Теперь это подарок внуку. Поправил лестницу на сеновал, где у окошка было приколочено старое колесо от тачки, которое как штурвал крутил Димка каждый раз, когда смотрел в бинокль через окно, представляя себя капитаном. Подавал команды, сам их и выполнял.

Встреча состоялась теплая и радостная. Теперь есть с кем Савелию перемолвиться, рассказать что-нибудь, да и самому очень интересно послушать: как внук учился, чем занимался вечерами, кто и какие у него друзья.

Целыми днями они копались: то в огороде, то в саду. Ходили в лес за первой земляникой. Слушали соловьев и кукушку. Загадывали, сколько лет осталось жить. Пытались на удочку поймать рыбешку в своей маленькой речке. Время летело незаметно. На душе у Савелия было светло и спокойно. А как необходимо в эти годы душевное равновесие! За свою долгую, нелегкую жизнь наволновался Савелий до душевной крайности. Хоть немного пожить без суеты. Ведь скоро и умирать надо будет.

В этот злополучный день ничто не предвещало беды. С утра они еще раз осмотрели огород, накормили кур, позавтракали и собрались сходить в ближайший перелесок, посмотреть первых сыроежек да подобрать пару черенков для граблей и лопат. Пока одевались, Савелий плеснул в кастрюлю воды, поставил на плиту. Согреется, мол, вымоем посуду и пойдем. И как так случилось, что в последнюю минуту он забыл о кастрюле на газовой горелке, закрыл дом, и пошли старый да малый в сторону леса.

На шее у Димки красовался бинокль, который он постоянно прикладывал к глазам и пытался поближе рассмотреть все, что попадало в поле его зрения. Привлекало его внимание голубое безоблачное небо, ярко-зеленая, мокрая от росы трава, пение птиц и ручеек, встретившийся на пути. Переходя через ручеек, Димка присел и ладошкой начал черпать воду, чтобы попить.

— Дедуля! А ты хотел взять бутылку воды в лес и ржаного хлеба с солью, взял ли? Черная молния пронзила разум Савелия. Он вспомнил забытую бутылку на столе и кастрюлю с водой на плите.

— Дима! Ты не видел? Я выключал газ или нет?

— Нет не видел! Ноги у Савелия подкосились. Помутилось сознание. Все тело прострелило судорогой. Он уже ясно видел как от раскаленной посудины загорается деревянная крашеная перегородка. Вот уже дым валит из — под крыши. Пламя объяло весь дом и перекинулось на соседние. Сбежавшиеся люди сгрудились у единственного колодца и ничего с огнем поделать не могут. Пожарная машина подъехала к широкой канаве, окружающей улицу, но проехать нельзя, мостик не позволяет. Весь этот ужас представился в сознании за одну секунду.

— Дима! Дима! Пожар дома. Я газ оставил включенным! Посмотри в бинокль, не видно ли дыма над нашей улицей?

— Нет, ничего не видно!

— Тогда бежим!.

Димка стрелой вырвался вперед.

— Дима! Дима! Возьми вот ключ! Но вспомнив, что замок открывается туго, он безнадежно махнул рукой и затрусил за внуком. Задохнувшись окончательно, он склонился у дороги на траву. Внук, увидев деда на обочине, вернулся. Детское сердечко почувствовало смертельную опасность и готово было разорваться на части. То ли с дедушкой остаться, то ли бежать к дому.

Сейчас Савелий уже не помнит, как они добрались до крыльца, как открывали замок. Помнит только, что они вбежали на кухню и увидели раскаленную до малинового цвета посудину и дымящуюся перегородку. Помнит еще облако пара поднявшегося до потолка от брошенной в ведро с водой кастрюли. Пройдя в переднюю комнату, он, как был во всем, так и рухнул на кровать. Дикий нечеловеческий стон вырвался из его груди. Руки вцепились в собственные волосы и застыли. Картуз покатился по полу. Он потерял сознание.

Димка какое-то время еще стоял в растерянности, но потом выскочил на улицу и пустился что есть мочи к бабе Уляше, что жила напротив. Она приходила к ним в дом и, бывало, угощала его козьим молочком.

Ульяна переполошилась, увидев зареванного, запыхавшегося Димку, а услышав плохие вести, крикнула через проулок:

— Дарья! С Савелием плохо, наверное, опять сердце, беги к Настасье, у нее какие-то таблетки от Петра остались! А сама, прихватив из-за божницы склянку со святой водой, заторопилась на помощь.

Савелий лежал вверх лицом с закрытыми глазами и раскинутыми в стороны руками. Борода и усы топорщились, как пучки нечесаной кудели. Баба Уляша склонилась над ним: дышит ли? Расстегнула пуговки у рубашки. Потом перекрестила и, набрав в рот святой воды, трижды сбрызнула лицо Савелию.

Появились Дарья с Настасьей. Одна принесла таблетки, другая настой бессмертника. Сняли сапоги, телогрейку, пиджак. Освободили ремень у брюк. Ульяна растирала руками грудь и читала молитву «Да воскреснет Бог». Савелий открыл глаза:

— Внучек! Родной! Где ты? Беги на трассу, может, уедешь как-нибудь. Скажи матери, что мне плохо, да пусть зайдут к соседу по квартире.

Сосед, Николай Иванович, врач-терапевт, как и Савелий, давно на пенсии. Но свой походный баульчик он иногда открывал, помогал своим родным и близким знакомым. Они подружились, когда Савелий две недели жил в городе. Уж больно морозы сильные стояли в ту зиму, холодно в деревне-то. Потом приезжал к Савелию в деревню и с удовольствием проводил два лета подряд.

До трассы две версты Димка бежал без передышки. Еще не приходилось ему одному, без взрослых, пускаться в такие дальние поездки. Но долг внука и любовь к дедушке побороли страх.

На трассе какой-то владелец частной машины, увидев плачущего и неистово машущего руками ребенка, остановился:

— Что случилось, малец?

— Дедуля умирает, за мамой послал.

— Ну садись! Живешь-то где? Знаешь ли?

— Знаю!

Добрый, милосердный человек оказался, дай, Господи, ему здоровья. Подвез он Димку к самому подъезду, хотя и не по пути. Пожелал деду здоровья. Вот все бы мы были такими отзывчивыми.

А Савелию между тем стало полегче. Он приподнялся на кровати, увидел хлопотавших около него соседок:

— Вы уж простите меня, старого, задал я вам хлопот, оторвал вас от своих дел. Бог вас спасет, мои добрые подружки, должен я вам буду!

— Ну что ты, что ты! Чего ты нам должен? Это мы тебе должны кланяться в ноги. Вон у Ульяны крышу чинил, у Настасьи новую щеколду на ворота приколотил, у меня городьбу правил! — перечисляла Дарья. — Низкий поклон тебе за это!

Перед закатом под окном остановился старенький «Москвич». Это Николай Иванович со своим чемоданчиком прибыл, захватив по пути родных.

В избе все было прибрано и вымыто. Савелий лежал в постели с повязанной полотенцем головой. Баба Уляша управлялась по хозяйству. Хлопотала и помогала доктору чем могла. После укола и таблеток Савелий почувствовал облегчение и хотел приподняться, но правая сторона не слушалась, и его опять уложили, запретив двигаться.

Наутро дочь с мужем ушли на трассу, надо на работу. А долечивать деда остались его друзья: баба Уляша с подругами, старый доктор и внук Димка. И только благодаря их неустанной заботе смерть отступила. Через несколько дней он уже мог сидеть. На сердце у него становилось спокойнее. Слезы благодарности этим людям он скрыть не мог.

Вот уж поистине, мир не без добрых людей!