Городок Новокаменск, куда после долгих мытарств прибыл Багрецов, оказался низеньким, одноэтажным, расположенным в котловине.

Именно это и не понравилось Вадиму. Выйдя на вокзальную площадь, огляделся. Где-то далеко синели горы, в небе скользил самолет, а рядом все прижималось к земле: дома, низкорослый кустарник. Даже каменные изгороди, как в кавказских селениях, человеку по пояс. Не видно было и пожарной каланчи, колокольня не торчала в небе. Впервые в жизни Багрецов пожалел, что ее нет. Городок построили недавно, а потому обошлись без колокольни, вероятно не предполагая, что она окажется необходимой приезжему изобретателю.

Да, ему до зарезу нужна была высота. Гора, каланча, колокольня, любая высокая точка, куда бы он мог забраться со своей «керосинкой». Багрецов недоволен - нельзя проектировать города без высоких строений. Явное упущение городского архитектора!

Оставляя на размякшем асфальте следы каблуков, Багрецов бродил по тротуарам Новокаменска, задирал голову, искал несуществующую высоту.

Было уже за полдень. Под ногами прыгала кургузая тень. Вадим снял шляпу. Горячий степной ветер сразу высушил мокрые от пота волосы, как после мытья сушит их парикмахер специальной машинкой. Багрецов вспомнил ее ласковое, теплое дыхание, обвевающее голову, вспомнил хрустящие салфетки, одеколон. Ему так захотелось сесть в кресло перед зеркалом, закрыть глаза, покорно доверившись искусству мастера в белом халате. Он потрогал когда-то мягкие, вьющиеся волосы, сейчас слипшиеся от дорожной пыли, поискал взглядом привычную вывеску, но рука его машинально скользнула по боковому карману, где у самого сердца сиротливо приютилось несколько пятирублевок. Дополнительные траты невозможны. Дорога далека, к тому же неизвестна.

Сегодня утром Багрецов хотел было выяснить, куда отправился Медоваров, спрашивал о нем у железнодорожников, искал груз экспедиции, но ничего утешительного не узнал. Оставалась единственная надежда, что Толь Толич еще не покидал города или, в крайнем случае, не успел отъехать далеко.

Еще в поезде Багрецов думал о невыключенной радиостанции в ящике. Вполне возможно, что она будет работать довольно долго - пока не разрядится аккумулятор. Однако Багрецов все-таки техник, кроме того, привыкший к автоматическим радио-метеостанциям, он не мог (не заметить некоторую закономерность в странном поведении аппарата. Из ящика слышались треск и жужжание, но периодически, через равные промежутки времени. А если так, то легче всего предположить, что, так же как и радио-метеостанция, аппарат в ящике включался часовым механизмом. Вероятно, поэтому никто не заметил при упаковке, что радиостанция не выключена. Никаких тресков и других звуков слышно не было, появились они уже в пути. Багрецов долго ломал над этим голову. Ночью выходил на площадку, вытаскивал из коробки своей «керосинки» тонкий прутик складывающейся антенны, настраивался на знакомую волну, но ничего принять не мог. Далеко отсюда по степям и плоскогорьям мчался поезд. Слишком далеко, а потому не долететь волне, даже если бы радиостанция включилась. И все же настойчивый радист сжигал в «керосинке» вторую бутылку горючей смеси - терпеливо ждал передачи.

Сегодня на рассвете, когда поезд, с которым он ехал, пересекал возвышенное плато, Багрецов опять надел телефонные трубки и услышал стук колес. Ровно через час передача повторилась, Однако в Новокаменске, несмотря на то, что ящик с радиостанцией находился, как предполагал Вадим, где-то неподалеку, приема не было. Надо искать высоту. Она поможет найти Медоварова.

Жара. Низкие домики и высаженные вдоль улицы молодые деревца не скрывали пешеходов в спасительной тени. Вадим брел у самых стен, где тянулась узкая теневая полоска, и чувствовал, будто идет, покачиваясь, по одной половице. Голова кружилась не от хмеля, а потому, что не ел ничего со вчерашнего дня. Плавленый сыр здесь почему-то не продавался, а о переходе на другой рацион Вадим не успел еще подумать. При его далеко не блестящих денежных возможностях выбрать достойный заменитель трудно.

Стены дышали жаром. Вадиму казалось, что рядом не дома, а русские печи, низкие, горячие. Отошел подальше, на середину тротуара, ноги остались в тени, а голову опять припекает, - солнце палит нещадно. В этом ужасном - городишке, который не хочет расти вверх, никуда от солнца не денешься. Багрецов понимал, что высотные здания Новокаменску не нужны, но не мог побороть в себе неприязненного отношения к низеньким кварталам. Здесь гибли все его лучшие надежды.

«Да и вообще, как тут люди живут? - удивляло Вадим, обшаривая глазами крыши. - Ни одной антенны, если не считать жалких проволочных веников». Их Багрецов не признавал. Метелочки - для обыкновенных слушателей, а настоящие радиолюбители, мастера дальних связей, коротковолновики, ставят на крышах высокие мачты, подвешивают сложные антенны, хотят забраться как можно выше. Астрономы тоже лезут вверх, о летчиках и говорить не приходится, даже метеорологи для определения скорости и направления ветра поднимают свои приборы на мачты. Люди стремятся в высоту, но этого не видно в Новокаменске. Отвратительный город!

Не понравился он Багрецову еще и потому, что, по всей вероятности, станет конечной точкой его путешествия. Денег на обратную дорогу не хватит, придется просить у матери, а пока, до получения телеграфного перевода, жить не в гостинице, а здесь, в пыльном скверике: Другого выхода не было. Вадим провел ладонью по небритой щеке и заскучал всерьез. Вид уж больно непрезентабельный: грязный пыльник (от станции Выборной пришлось ехать в товарном вагоне), мятая шляпа - ее он клал под голову, когда спал. Похож на опустившегося бродягу, да и положение пиковое. Предстоит ночевка на скамейке, есть тоже нечего. Интересно - сколько стоит телеграмма до Москвы? Вот так отпуск, лучше не придумаешь. А все из-за упрямства. Зря не послушался Тимки.

У витрины гастрономического магазина Багрецов невольно замедлил шаги, но тут же опомнился и быстро перешел на другую сторону.

Здесь почти соседствовали две часовые мастерские - «Верное время» и «Точное время», судя по вывескам, принадлежавшие разным кооперативным артелям. Как показалось наблюдательному путешественнику, язва конкуренции не разъедала их дружбы, не портила добрососедских отношений. Вполне возможно, что сотрудники «Верного времени» ходили к «Точному времени» за кипятком, а те пользовались какой-либо другой их любезностью. В витринах мастерских красовались одинаковые бронзовые часы, старинные, с купидонами. Вывески тоже были одинаковыми, не только по форме, цвету, шрифту, но и по названиям (кто скажет, что «верное время» и «точное время» не синонимы). Только у «Верного времени» вывеска покрупнее да повыше висит. Это что же? Скрытая конкуренция или просто реклама получше?

В другое время Багрецов никогда бы не задумался над сущностью рекламы в социалистическом государстве. Она должна помогать потребителю, а не подчеркивать свое равнодушие - какое, мол, мне дело, куда ты пойдешь и что купишь! Сейчас этот вопрос Вадима заинтересовал, к сожалению, не с точки зрения покупателя, а совсем по другой причине.

Он в нерешительности стоял на тротуаре между витринами «Верного» и «Точного» времени, где висели одинаковые стеклянные таблички «Покупка часов и механизмов». Ничего не поделаешь, придется оставить им часы, если не хочешь сидеть в Новокаменске неизвестно сколько дней. К тому же неудобно просить деньги у матери, человек он взрослый, самостоятельный, знал, на что шел. Вадим с грустью смотрел на свои ручные часы «Победа». Служили они ему верой и правдой вот уже три года, шли минута в минуту, однажды искупались в море и даже после этого не подвели хозяина.

«А если встречу Медоварова или найдутся какие-нибудь другие следы экспедиции?» - засомневался Багрецов, жалея часы, но, поразмыслив, решил, что тогда и подавно придется с ними расстаться - на дорогу деньги нужны. Оставалось самое простое - зайти в «Верное» или «Точное» время и деньги эти получить.

Легко сказать - получить! Бабкин, например, и не поморщится, а для Вадима это ужасная операция. Он будет думать, что все на него смотрят, показывают пальцем: откуда, мол, взял часы этот подозрительный тип, в грязном плаще, неумытый, заросший бородой? «Наверное, пьяница…»

Так представлял себе это дело Вадим, конечно преувеличивая впечатление, которое мог бы произвести на горожан Новокаменска, продавая часы. Даже бороды настоящей не было - чепуха, цыплячий пушок. Свою нерешительность он оправдывал недостаточной заботой часовых артелей о гражданах, желающих оставить у них часы. В самом деле, куда должен пойти означенный гражданин, если ему не подскажет реклама? В «Верное» или «Точное» время?

Подходя то к одной витрине, то к другой, Вадим пытался сделать выбор. Сквозь стекло он видел часовщиков. Каждый из них с лупой в глазу. Склонившись над разобранными механизмами, они брала пинцетами шестеренки и пружинки, чистили щеточками корпуса. Почти всем мастерам было далеко за пятьдесят; суровые, сосредоточенные, никто из них не улыбнулся Вадиму. А он ждал этого. Казалось, заметь он в том или другом окне чей-либо ободряющий взгляд - и выбор был бы сделан. Багрецов издевался над самим собой, вспоминая Буриданова осла: бедняга сдох от голода между двумя охапками сена, не зная, какую выбрать. И тебе, милый мой, уготована его судьба. Проклятая стеснительность! Ведь свои же часы, не чужие. Кровные.

Витрина «Гастронома» на противоположной стороне улицы, запах жареных пирожков, который его преследовал от самой станции, а главное - сосущая боль в желудке недвусмысленно намекали Вадиму, что судьба часов давно решена. К чему же лишние мучения, церемонии, ложный стыд! В жизни и не то еще может встретиться.

…В окошечке, где производилась скупка часов, Багрецов увидел лысую голову с седым венчиком волос.

Дрожащей рукой Вадим отстегнул ремешок и молча протянул часы в окошко. Приемщик поднял бровь, тем самым сбрасывая лупу в подставленную ладонь, мельком взглянув на часы, вежливо сказал:

- Прошу вас, обратитесь в «Точное время», рядом.

- «Победа»… Хорошие… - лепетал Вадим. Меньше всего ему хотелось второй раз испытывать подобную неловкость. - Минута в минуту. Точные… Анкерный ход… Пятнадцать камней…

- Кому вы это говорите, молодой человек?

Чувствуя, что сморозил глупость, Вадим поспешно извинился и, сунув в карман точные, анкерные, на пятнадцати камнях часы, вышел на улицу.

Когда за ним закрылась дверь, лысый приемщик обернулся к заведующему мастерской.

- Николай Иванович, как у «Точного» с планом по скупке? Можно к ним еще посылать?

- С планом? У нас перерасход, а у них - не знаю.

Через минуту Багрецов уже протягивал часы приемщику из «Точного времени». Мастер вскрыл их, внимательно осмотрел, что-то пробурчал насчет чистки, назначил даже цену, но вдруг неожиданно поднялся и ушел.

Вадим застыл в недоумении. Откуда ему знать, что мастер решил справиться у заведующего о выполнении плана! Не следует ли посылать клиентов в «Верное время»?

Мастер возвратился и занялся часами Вадима. Не спеша щеточкой почистил циферблат, покрутил стрелки, поставил их поточнее, предварительно сверившись с другими часами, и, щелкнув крышкой, сказал:

- По соседству с нами «Верное время». Туда и отнесите.

Багрецов хотел было спросить, чем объясняется столь непонятное и, пожалуй, даже неуважительное отношение к честным гражданам, обладателям лишних часов. Почему его посылают в мастерскую, где он только что был? Но вопрос этот застрял в горле: интересно - как здесь расценивается подобная настойчивость? И потом - не ясно: зачем уходил приемщик, о чем и с кем он советовался? Наконец, этот вежливый отказ. Какие были к тому соображения? Уйти бы поскорей, а то еще милиционера позовут.

По старой привычке, которая еще сидит в некоторых из нас, мы часто объясняем неожиданные поступки дурными побуждениями, хотя жизнь поправляет нас на каждом шагу. Жизненный опыт Багрецова не велик, легче всего обезопасить себя от разочарований, заранее предугадывая самое плохое. К тому же общение с таким представителем человеческой породы, как Толь Толич, заставило Багрецова все время оглядываться - а не куснет ли тебя кто из-за угла, как это случилось с ним перед отъездом из Москвы.

Застегнув ремешок часов уже за дверью мастерской, Вадим устало поднял чемоданчик и; пошатываясь, побрел вдоль улицы.

На каждом столбе расклеены были правила уличного движения, по-видимому присланные из большого города. В них строго запрещалось виснуть на подножках трамваев и троллейбусов. В Новокаменске не было ни того, ни другого вида транспорта. Ходил один автобус, несколько архаических извозчиков стыдливо ютились у вокзала, а правила категорически советовали переходить улицу только на перекрестках. «Переходя улицу, - рассеянно читал Вадим, - посмотри сначала налево, потом направо…»

«Пойду направо - очень хорошо», - подумал он словами Маяковского и пересек улицу.

Свернув за угол возле аптеки, обрадовался. Неподалеку высились две мачты, между ними поблескивали новенькие антенны, подвешенные на разной высоте. Здесь были антенны всевозможных систем: Г-образные, Т-образные и, как шутят любители, «безобразные», то есть путаница проводов, в которой сразу и не разберешься, для какой, собственно говоря, цели они служат.

Вадим заторопился. Он, конечно, знал, что не обязательно подниматься на крышу, башню, вышку или антенную мачту. Надо присоединить «керосинку» к антенне, и все будет в порядке. Кстати, сколько сейчас времени? До начала передачи оставалось двадцать минут. Какое счастье, что он не расстался с часами! Придется точно следить за пятиминутками. Неизвестно, куда тебя забросит судьба - в степь ли, в горы? Там о времени спросить не у кого и часы не висят на столбах.

Но вот и здание, куда спускались провода, тонкими змейками лезли во все окна, еле протискивались сквозь эбонитовые втулки в рамах.

«Новокаменский радиоклуб ДОСААФ», - прочел Багрецов, и сердце его заколотилось от волнения. Он знал, что здесь ему помогут.

В комнате, куда он вошел, сидели чем-то недовольный парень в белой косоворотке - пиджак его висел на спинке стула - и девушка с непроницаемым выражением лица, подчеркнутым гладкой прической, строгим костюмом и черным галстуком на кофточке.

Вадиму подумалось, что до его прихода у них был серьезный разговор, прерванный на самом ответственном месте. Смотрели они на гостя хмуро и выжидательно. «Поскорее говори, что тебе нужно, и убирайся», - читал он в глазах, и Новокаменск ему не нравился все больше и больше.

- Здесь есть у вас, - смущенный суровым приемом, неуверенно начал Багрецов, - ну… какой-нибудь начальник или…

- Почему «какой-нибудь»? - неприязненно перебил его парень. - Я начальник радиоклуба.

Вадим опустил глаза. Неприятно встречаться взглядом с человеком, которого ты пусть случайно, но все же обидел. А тут еще эта девица упорно смотрит на тебя, наверно изучает отживающие типы, обломки капитализма. Вполне возможная вещь, коли ты похож на горьковского босяка.

- Где же я вас видела? - наконец сказала она.

Хотел было ответить Вадим, что не иначе как в пьесе «На дне», но постеснялся и пробурчал невнятные, пустые слова, вроде «не могу знать» или «не имею счастья вспомнить». Помолчал немного, затем обратился к начальнику радиоклуба с вполне конкретной просьбой: нельзя ли воспользоваться одной из антенн?

Хмурый начальник застегнул косоворотку на все пуговицы и потянулся за пиджаком.

- Особых возражений не имеется. Понятно? - сказал он, накидывая пиджак на плечи. - Но желательно знать, с кем я разговариваю.

Вадим крепко вытер губы платком.

- Видите ли… я москвич-радиолюбитель. Еду в экспедицию…

- Одну минуточку! - Начальник радиоклуба указал на свободный стул. Присядьте, мы скоро закончим. Так как же вы узнали, что передатчик находится в Новокаменске? - обратился он к собеседнице, как бы продолжая прерванный разговор. - Мне звонили насчет него со станции под Куйбышевом. А вам?

- Никто не звонил. Услышала в воздухе.

- На самолете?

- Вот именно. Я уже рассказывала, что решила добраться домой попутным самолетом. Волна пропавшего передатчика мне была известна, время работы тоже. Договорилась со знакомым бортрадистом, чтобы попробовал принять. Вот и услышала. Хорошо, что поблизости оказался аэродром.

- Неужели сели из-за этого ящика?

- Такого вопроса от вас не ожидала, - сдержанно ответила девушка. Простите за дерзость, но все ваше хозяйство, - она обвела взглядом комнату радиоклуба, уставленную всевозможными передатчиками и приемниками, увешанную карточками-квитанциями коротковолновиков, - не стоит этого ящика. Кроме того, как вы понимаете, ребята потеряли не только аппарат, но и доверие коллектива. А это пострашнее.

Прислушиваясь к разговору, Багрецов нервно ерошил волосы и чувствовал, что здесь кроется какая-то связь между пропавшим передатчиком и невыключенной радиостанцией, оказавшейся среди грузов экспедиции.

Зина Аверина - а что это была она, читатель давно догадался, - рассказывая о цели своего посещения радиоклуба, изредка посматривала на худощавого студента с вытянувшимся, изможденным лицом, небритого, с всклокоченными, давно не мытыми волосами и мучительно вспоминала: где же она встречала его? Ей и невдомек, что этого парня, постепенно теряющего в трудном путешествии свою франтоватую внешность, видела она совсем недавно на экране телевизора.

Когда-то Багрецов был другим - курчавым, независимым, говорил убедительным, сочным баритоном, а не шептал какие-то жалкие слова - и, главное, где? По существу - у себя дома, в радиоклубе. Здорово подкузьмила его дорога до Новокаменска. Все тут было: шаткая экономика, тощий желудок, неудобства в пути - вот и не хватило выдержки. Заскучал, растерялся герой.

Зина посмотрела на часы, висевшие над клубным передатчиком.

- Скоро включится «Альтаир». Может быть, услышим.

- В том и беда, что не услышим, - искренне огорчился представитель новокаменских радиолюбителей. - Нету приемника на ультракороткие волны. Понятно? Ребята, конечно, сделают. Обещали, но не раньше, чем дня через три. Знаете ли, конец месяца, - оправдывался он, - все работают кто - на фабрике, кто где… пора горячая.

Серьезное осложнение. Зина этого не предвидела. Неужели напрасно отстала от самолета? Теперь жди оказии, не каждый день она случается.

- Но ведь вам звонили со станции? - настаивала она. - Вы же знаете о письме комсомольцев Московского радиоинститута?

Начальник радиоклуба только разводил руками.

- Пионеры сделали приемничек. Но пока ничего не добились. Волны для них новые. Понятно? Он то рычит, то свистит, никак не налаживается. Понятно?

- Взяли бы человека поопытнее. Пусть поможет ребятам. - Зина повернулась к Багрецову, заметив, что тот все время порывается вступить в разговор. - Вам приходилось заниматься ультракороткими волнами?

Этого вопроса будто и ждал Вадим. Что там скрывать, любил он удивить людей каким-нибудь неожиданным эффектом. Блеснет острым словцом, забавной выдумкой и наслаждается: вот, мол, я какой, я еще и не то умею!

Даже сейчас Вадим остался верен себе. Не отвечая на вопрос Зины, молча подошел к столу, раскрыл чемоданчик, вытащил радиостанцию, затем небрежно пошарил в кармане, достал спички и зажег фитилек. Действовал он, как фокусник, чувствуя напряженное внимание, но вместе с тем и недоверие зрителей.

Минутная стрелка приближалась к двенадцати. Вадим спросил у Зины, на какую волну настраиваться, и, получив ответ, подвел указатель настройки к нужному делению. Но это еще не все. Деловито осведомившись у начальника радиоклуба насчет антенн, провода которых подходили к передатчикам и приемникам, Вадим выбрал из них наиболее подходящую, подсоединил к «керосинке», надел телефонные трубки и, щелкнув переключателем, замер в торжественном ожидании.

Новокаменский радист с немым уважением смотрел на гостя, но взгляд его все чаще и чаще останавливался на странном радиоаппарате, похожем на крохотный керогаз. Неужели его можно носить в кармане? Вопрос возник после того, как гость жестом показал на свой карман: смотрите, мол, куда помещается радиостанция.

Вдруг он замахал руками и знаком попросил закрыть окно, откуда слышался шум улицы. Постепенно лицо его вытягивалось, глаза округлялись. Он недоуменно пожал плечами и быстро передал наушники местному радисту.

- Ерунда какая-то… Сплошное мычание…

Действительно, Вадим ничего не мог понять. Мычали коровы, блеяли овцы, слышались плачущие голоса чем-то обиженных ягнят. Он не сомневался, что работает аппарат, потерянный студентами и неизвестно как оказавшийся среди грузов экспедиции. Впрочем, тут нет ничего особенного, и эту возможность Вадим допускал. Но откуда взялись овцы и ягнята, как ящик попал в стадо - совершенно непонятно.

Начальник радиоклуба слушал передачу с явным удовольствием, затем протянул наушники Зине.

- Точь-в-точь американский джаз, - и расплылся в широкой улыбке.

Зина не успела надеть их, как передача закончилась.

Вадима раздражала довольная улыбка новокаменского радиста. Подумаешь, остряк. Мычание - джаз? Да не все ли равно. Не за этим Вадим проехал чуть ли не две тысячи километров. Как найти аппарат - вот что должно интересовать, и не только Вадима, московских студентов, девушку, сидящую напротив, но и представителя радиолюбительской общественности Новокаменска.

Заметив недовольство москвича, он сказал:

- Вы человек не здешний. Понятно? А потому не знаете, что в нашем районе всего лишь один животноводческий совхоз, Любимовский. Понятно?

- Ничего не понятно. - Вадим потушил горелку в радиостанции. - А может, это стадо на дороге?

- Стадо! - рассмеялся начальник радиоклуба. - Видали специалист»? обратился он к Зине, как бы призывая ее в свидетели. - Я шесть лет чабаном был. Понятно? А вы говорите - стадо! Это мне-то!…

Он внимательно прослушал передачу, поэтому точно представил себе картину и в доказательство привел столь тонкие подробности, что сомнения Багрецова постепенно рассеялись. Действительно, «Альтаир» надо искать в Любимовском совхозе, находящемся в пятнадцати километрах от города. На том и порешили.

Но не так-то легко достать машину. Начальник радиоклуба вызвался организовать поездку в совхоз (куда еще не успели протянуть телефонную линию), звонил в разные места с просьбой одолжить на часок машину - дело чрезвычайно срочное, речь идет о судьбе важнейшего изобретения, - но все машины оказывались либо за городом - отправлены в район, - либо в ремонте. У секретаря райкома комсомола машины не было. У ДОСААФа - тоже. Директор пивзавода обещал дать грузовичок, но только часа через три. Машина уехала за тарой.

Начальник радиоклуба решил бежать в райком партии и там просить помощи. Он знал, что если расскажет секретарю об этой беде, то получит машину обязательно. Кстати, в таком маленьком городке, как Новокаменск, их было очень мало - по потребности, за полчаса можно обойти весь город.

Багрецов и Зина остались одни. Немного помолчали, но вскоре разговорились. В первые же десять минут Зина узнала от Багрецова о всех его злоключениях (конечно, кроме истории с часами), искренне посочувствовала ему и, что самое важное для Вадима, одобрила, как она говорит, «благородную цель» путешествия.

А он, обласканный ее вниманием, яростно доказывал, что в его жизни появился «личный враг № 1», то есть Медоваров. Тупой и непроницаемой стеной встал он на пути, ничтожный бюрократ, заботящийся только о своей выгоде. Позвонил какой-то начальник - нужно устроить племянницу, - и судьба, может быть, очень ценного изобретения решена. Когда еще приведется его испытать? Ждать до будущего года? Нет уж, покорно благодарим, есть справедливость на свете.

Во всем соглашалась с ним Зина и наконец сказала, что терпеть не может двуличных людей.

- Вот видите! - обрадовался Вадим, и лицо его осветилось детской улыбкой. - Но некоторые из моих друзей, считают, что я не прав. Начальству, мол, виднее. Да я бы и сам никогда не решился догонять экспедицию, если бы мне русским языком сказали, что «керосинки» не нужны. Но ведь это не так. Они очень понравились начальнику экспедиции, потому он и приказал взять меня. Кого я должен слушать? Его или подхалима Медоварова?

Зина покачала головой и осторожно, не желая огорчать Багрецова, спросила, не допускает ли он мысль, что Медоваров согласовал свои действия с начальником экспедиции.

- Бывают руководители, которые сами никогда не откажут, за них это делают подчиненные.

Багрецов даже привскочил. Мысль показалась ему невероятной

- Если бы вы знали профессора Набатникова, - горячо заговорил он, - то у вас не оставалось бы сомнений в его прямоте и честности! Афанасий Гаврилович настоящий коммунист. У него слово никогда не расходится с делом. Скажет - как топором отрубит. Он юлить не будет. Позвал бы меня и сказал: «Извини, пожалуйста, с твоей поездкой ничего не выходит. Обстоятельства изменились». Вадим с сожалением развел руками и вновь заговорил с искренней восторженностью: - Видел я Набатникова один раз - и, представьте себе, не могу вспомнить о нем без волнения. Может быть, это по-девчоночьи сентиментально, но я буквально влюблен в него. Даже после того, как он выругал меня.

По лицу Зины скользила загадочная улыбка. Вадим ее заметил с недоумением.

- За что же вам досталось? - простодушно спросила она.

- За многое. Хотел казаться умнее, а потому умничал. Чуть польстил. Вообще, держался не очень естественно. Вот он меня и высек. По-дружески, без свидетелей… Так неужели этот прямой человек стал бы вилять и выкручиваться? Да еще по такому пустяковому поводу - брать радиста Багрецова в экспедицию или нет? - Он взял со стола свою мятую шляпу и, разглаживая ее поля, добавил: Есть чему поучиться у Афанасия Гавриловича. Посмотрели бы на него!

- Видела.

- В Москве? - изумился Вадим.

- Нет, на теплоходе. Интереснейший человек. - И Зина подробно рассказала об этой встрече.

Если час назад у Багрецова оставались кое-какие сомнения в успехе своего рискованного предприятия, то теперь, после рассказа Зины, они улетучились мгновенно. Прежде всего, подтвердились сведения, что Афанасий Гаврилович прибудет незамедлительно в условленное место, где встретится с Медоваровым. А путешествие до Ростова и обратно в Куйбышев не займет много времени. Багрецов радовался, что его мнение о характере Набатникова полностью совпадает с мнением Зины. Этот человек, даже отдыхая, выискивал интересных людей, полезных науке. Вместе со студентами проектировал фильтр для краски, потом и краске нашел применение. Будил их мысль, наталкивал, подсказывал, помогал искать потерянный аппарат и даже предполагал провести с ним какие-то опыты. «А если так, - решил Вадим, - то Афанасий Гаврилович не может оставаться равнодушным к моим «керосинкам». Конечно, помнит о них. Ну что ж, Толь Толич! За вами долголетний опыт, хитрость, солидное положение; за мной - справедливость… Посмотрим, «золотко!»

Начальник радиоклуба задерживался - видно, все еще искал машину. Багрецов уже решил, что вторую пятиминутку придется принимать здесь, в радиоклубе, поэтому надо выбрать более подходящую антенну и настроить под нее приемник «керосинки». Он извинился перед Зиной и занялся этим несложным, но кропотливым делом.

Зина наблюдала за Багрецовым. Нравилась его непосредственность - качество, которое ей казалось редким. Почему-то чаще всего встречались ей люди неинтересные - практичные, чересчур расчетливые, скучные. Не повезло в жизни, оттого в свои двадцать пять лет Зина чувствовала себя не такой уж молодой. Жалела, что пришлось расстаться с Левой, Женей, Митяем. Ребята разные, но все по-настоящему молодые, как и Багрецов - изобретатель «керосинки». «Мальчики, конечно, - ласково подумала она, - а ведь с ними хорошо: милые, бесхитростные друзья».

Как трудно узнать человека и как больно в нем ошибаться! Вспомнилось позабытое. Виктор был тоже молод, окончил в Москве институт, приехал в Горький. На автозаводе его назначили сменным инженером в один из цехов, где в ту пору Зина работала контролером ОТК. Часто приходилось встречаться с Виктором, вначале в цехе, потом на волжском берегу, в клубе, в кино. Казалось, что Виктор не мог и часу пробыть без Зины. Она трепетно прислушивалась к своему сердцу, боялась, ждала чего-то и наконец убедилась, что чувство ее окрепло, это не просто дружба, а нечто другое, никогда ею не испытанное, тревожное. Даже в цехе, когда Виктор подходил к ее рабочему столу, Зина прикрывала глаза и ей стоило больших усилий различать цифры на микрометре, чтобы не пропустить бракованную деталь. Говорят, любовь бывает слепа. Нет, Зина видела недостатки Виктора, честно предупреждала его, грустила иногда и надеялась на великую силу любви. Судя по книгам, любовь делает чудеса, человек исправляется и начинает новую жизнь.

Вначале Зина подсмеивалась над гипертрофированной аккуратностью Виктора. Забавно, когда молодой человек, прежде чем сесть на скамейку, вытирает ее платком. Забавно видеть его с зонтиком. Но Зина могла бы не видеть, как он записывает расходы на мороженое или билеты в кино. Все это делалось будто в шутку, но ей эти шутки не нравились.

Она мало говорила о себе, о семье. Зачем? Виктор заполонил все ее помыслы. Только о нем она думала, мечтала только о нем. Строились планы на будущее. Молодому инженеру дали большую комнату в новом доме. «Можно на велосипеде кататься», - хвастался он Зине. Надо было устраиваться. И Виктор тащил домой все, что ему попадалось по дешевке; коврики, тронутые молью, тюлевые занавески, пожелтевшие от времени, тонконогие столики с бронзовыми украшениями, узкогорлые вазочки для бумажных цветов. Купил у какой-то старухи резной блекло-зеленый шкафчик с головой медузы - стиль «мещанский модерн», бывший очень модным полсотни лет назад. Хлопотливо, как муравей, он устраивал «свой дом», куда должна переехать Зина. Нет, не сейчас, а когда будут куплены еще один шкаф, для одежды, - куда же вешать костюмы? - и диван. Диван Виктор уже присмотрел - зеленый, плюшевый, выцвел немного, но нигде не потертый.

Зина избегала бывать в своем будущем доме. Заходила раза два и потом долго чувствовала запах нафталина. Она прощала Виктору его слабость к вязаным бабушкиным скатертям, занавескам и коврикам. Смешной коллекционер! Другие собирают марки, открытки, спичечные коробки, а он - цветные тряпки. Не все ли равно! Скоро она все переделает по-своему.

Но Виктор не торопился. «Знаешь ли, Зинок, - говорил он, - мне еще шубу надо справить. Неудобно в пальтишке бегать».

Зина с трудом понимала связь между шубой и началом новой жизни, к которой они вместе стремились.

Наконец все выяснилось. Виктор подружился с одним из инженеров отдела технического контроля и выболтал ему. то, что умело скрывал от Зины.

«Неустроенная у меня жизнь, Гриша, - жаловался Виктор. - Одно время налаживаться стала - и вдруг все вдребезги… Крушение надежд… А до чего ж я любил ее! Ты знаешь, о ком я говорю?» - «Знаю. Неужто поссорились?» - «Да нет, ссоры никакой не было. Расстанемся по обоюдному желанию. Не подходит она мне». - «Чудно! А раньше подходила?» - «Подробности некоторые выяснились. Семья, то, другое…» - «Насчет ее семьи мы лучше тебя знаем. Потомственные рабочие, всю жизнь здесь работали. Зинушка тревожится - мать больно часто хворает». «Этого я и боюсь. Придется тещу кормить, у Зинки еще сестра есть маленькая. Прорва, никаких денег не хватит. Конечно, Зинка зарабатывает, но ведь ей одеться нужно, не в спецовке же ходить. Неизвестно, сколько времени теща протянет…» - «Мерзавец ты, сквалыжник! Любовь называется!»

С этими словами Гриша удалился, а на следующий день все рассказал Зине. Он был честен, его возмутил обывательский цинизм Виктора. Разве можно связывать жизнь с таким! Пусть Зина решает.

И Зина решила. Виктор для нее уже не существовал. Пережить это было не легко. Она замкнулась в себе, стала избегать даже близких друзей, все казались ей такими же, как Виктор. Ребята в цехе боялись смотреть на нее. А хотелось бы - девушка красивая, невольно залюбуешься.

Вот и сейчас залюбовался ею Багрецов. Заметив, что Зина подняла глаза, резко отвернулся к окну. Неудобно, подумает еще что-нибудь. Впрочем, опасения напрасны - меньше всего он похож на франта, желающего понравиться девушке. Посмотрела бы Надя на него в таком виде…

Он открыл раму и в недоумении провел перед глазами рукой. Кто это там?

Улицу пересекал «личный враг № 2». Ссутулившись, тащил он чемодан. Всего три раза видел Багрецов нового друга Нади, а запомнил на всю жизнь. Не спрашивал о нем: боялся, что Надя обидится.

Но какими судьбами он попал сюда? Багрецову вполне было достаточно Толь Толича, «номера первого».

За «вторым номером» шли его товарищи. Они тоже были с чемоданами.

Все стало ясно Вадиму: это о них рассказывала Зина. Три студента: один маленький, в тюбетеечке, другой - вроде борца и еще «этот». Интересно поглядеть на изобретателей, которые теряют аппараты. Зрелище поучительное. Если бы не Надин друг, Вадим посочувствовал бы ребятам: «Ну, потеряли, прошляпили. Совестно, конечно. Ну что поделаешь, с кем беды не бывает?» Теперь, глядя на шагающего малого с рассеянными, подслеповатыми глазами - и чего в нем Надя нашла? - Багрецов испытывал жгучее, мстительное чувство, стыдное и неприятное. Он был уверен, что именно этот кавалер, помня только об очередном свидании с Надей (или с другой девицей, не важно), замечтался, рассиропился, а потому все перепутал и упустил ценный аппарат. «За такие штучки из комсомола надо исключать, - злорадно подумал Багрецов. - Жаль, что не работаешь в нашем институте, золотко, я бы сказал тебе пару теплых слов на бюро». Мысль это отрезвила его мгновенно, от злости не осталось и следа, овладевала холодная ненависть к самому себе. «Докатился! На бюро - и личные счеты… Свинья ты после этого!»

Трудно было успокоиться. Он крепко сжимал; руки за спиной. Как-никак, а сердце, по выражению Маяковского, не «холодная железка», Вадим это знал не хуже многих.

Вот идет человек. Из-за него ты потерял самое дорогое. Из-за него ты мучаешься, места себе не находишь, он во всем виноват. Но ты должен протягивать ему руку, вежливо улыбаться, будто ничего не случилось… Выдержка, Вадим, выдержка!

Он подозвал к окну Зину.

- Это они?

Зина всплеснула руками и выбежала на улицу.

Багрецов с полузакрытыми глазами перенес радиостанцию на окно, опустился на стул и только тогда почувствовал, что нестерпимо устал.

…Встреча, которая так взволновала Вадима, произошла не случайно. Она была предопределена течением событий. По существу, и Вадим и трое студентов занимались одним и тем же делом - поисками. Разница была лишь одна: изобретателю «керосинок» требовалось найти экспедицию, а с нею и Набатникова, студенты же гонялись за «Альтаиром» и Медоваровым, так как без него никто не мог распоряжаться имуществом экспедиции: попробуй взять ящик, не получив согласия Толь Толича!

Из всего этого следовало бы предположить, что встречу Багрецова со студентами должна быть радостной (Еще бы! Союзники!), но по причинам, уже известным читателю, радость Вадима была весьма относительной. Проснулась затаенная боль и, если хотите, оскорбленное мужское самолюбие. В иные годы оно выглядит наивным, а подчас и смешным, но с ним тоже приходится считаться, особенно в тех случаях, когда требуется объяснить поведение такого не очень уравновешенного героя, как Багрецов.

Но оставим его в покое - человек действительно устал - и вспомним о других путешественниках. Сейчас они оживленно разговаривают возле своих чемоданов, поставленных посреди тротуара. Солнце палит отчаянно, но никому из собеседников невдомек, что можно войти в прохладную сень Новокаменского радиоклуба и там уже выяснить все интересующие их вопросы.

Встреча с Зиной искренне обрадовала ребят. Правда, Женя мягко пожурил ее за то, что она приземлилась в Новокаменске: зачем жертвовать своим временем из-за пустяков! Нет, конечно, «Альтаир» не пустяки, но это для членов СНОРИТ, а у Зины есть свои дела, причем не менее важные, чем поиски их аппарата. Зина отмахивалась от благодарностей, говорила, что это ее долг, произносила всякие хорошие слова. Лева даже растрогался.

- Спасибо, Зин-Зин. Мы вам… это самое… припомним!

- Сморозил, Тушканчик! - рассердился Митяй. - «Припомним». Кто же так благодарит! Эх ты, голова - два уха!

Женя поспешил исправить неловкость и рассказал, почему они очутились в Новокаменске. Дело обстояло довольно просто. После того как Митяй узнал, что груз экспедиции отправлен до станции Новокаменск, а также выяснил любопытные, но не очень приятные ему подробности насчет активности радиолюбителей, готовых заняться поисками аппарата, Женя обратился в местный радиоклуб, где получил дополнительные сведения, которые помогли студентам определить путь «Альтаира». Разговор с Москвой также подтвердил это направление.

Зина порывалась сказать ребятам о Багрецове, но не успела. К подъезду лихо подкатил грузовичок. Из кабины выскочил начальник Новокаменского радиоклуба и закричал, что ехать надо немедленно, машину дали всего лишь на два часа.

Из беглого рассказа Зины студенты уже знали, где искать «Альтаир», поэтому не заставили себя долго упрашивать - мигом забрались в кузов. Лева на всякий случай вынул из чехла трубки складной антенны - времени до ближайшей пятиминутки оставалось в обрез, придется включить телевизор в пути.

- Как вы думаете, кого я встретила? - весело спросила Зина, оглядывая ребят, - Ни за что не угадаете.

Не дожидаясь ответа, она взбежала по ступенькам радиоклуба и скрылась за дверью.

Путешественники переглянулись, но в ту же минуту лица их вытянулись от удивления. По ступенькам спускался тот самый упрямый парень, которого они не один раз видели в телевизоре. Собственно говоря, тут не было ничего удивительного - ребята знали о цели его путешествия. Но как он попал в Новокаменск и познакомился с Зиной, им показалось довольно странным.

Встречу с Багрецовым каждый из студентов воспринял по-своему. Журавлихин с некоторой неловкостью. Ему было неприятно и больно смотреть на друга Нади сейчас он вызывал жалость, как аист с подбитым крылом. Нет, не потому, что внешность его была далеко не блестяща - в дороге всякое может случиться, весь облик его, неуверенная, прихрамывающая походка, растерянность и скорбный взгляд говорили о немой покорности судьбе и даже обреченности. Не таким Жене казался Багрецов на экране телевизора. Несколько неудач - и парень окончательно раскис. Неужели это жалкое существо нравилось Наде?

Поведение Вадима объяснялось другими, более глубокими причинами, чего, при всей своей чуткости и деликатности, Женя пока еще не понимал. Конечно, неудачные поиски экспедиции огорчали изобретателя, кто же с этим не согласится! Но в данном случае как будто бы весьма полезная встреча с Журавлихиным (а с нею и надежда на успех) совсем выбила Димку из колеи. И вот почему: он не хотел быть обязанным Журавлихину, вполне отдавая себе отчет, что это неизбежно, если, конечно, он не откажется от поисков экспедиции Набатникова.

Спускаясь по ступенькам, Вадим смотрел только под ноги. Чемодан казался тяжелым, дорога до машины невыносимо длинной. Сердце замирало. Мучительно хотелось юркнуть в первый попавшийся переулок, бежать куда глаза глядят, чтобы никогда не встречаться с человеком, который сейчас протягивает тебе руку. Протягивает неизвестно зачем - то ли он просто знакомый, то ли для помощи: «Полезай, друг, в кузов…»

Выхода нет. Вадим заставил себя улыбнуться, сунул холодные пальцы Журавлихину и тяжело, как мешок с солью, перевалился через борт грузовика.

Митяй воспринял новое знакомство по-своему. Никакого чувства неловкости он не испытывал, а потому отнесся к Багрецову равнодушно. У самих забот полон рот. Хочешь с нами ехать - езжай, возиться с тобой некогда. Однако после того, как узнал от Зины, что именно Багрецов принял передачу из совхоза, Митяй помрачнел.

«Еще один Ваня Капелькин, - подумал он. - И, главное, - теперь от него. никуда не денешься. Парню всякие тонкости известны, даже фамилия Толь Толича. Найдет он ящик без нас. Это уж как пить дать».

И только Лева Усиков с радостью встретил Багрецова. Никакие личные обстоятельства его, как Женечку, не волновали. Надя ему вовсе не нравилась. Зин-Зин куда лучше. Дружбы с таким настойчивым парнем, как Багрецов, истинным борцом за торжество справедливости, - вот чего он хотел бы добиться. И это было вполне понятно - ведь Митяй дразнил его «инспектором» этой самой справедливости. Вопреки мнению своего друга, Лева не опасался конкуренции со стороны радиолюбителя Багрецова. Его ждут дела посерьезнее. К тому же малый он, наверное, честный - не будет вперед товарищей забегать, рассудит по справедливости, как полагается.

Так думал Лева, сидя в машине рядом с угрюмым Багрецовым. Он всеми силами пытался завоевать его дружеское расположение, но это оказалось делом нелегким.

Выехали за город. Дорога вела к Любимовскому совхозу.