Меня удивила и обрадовала способность «СЛ-1» чувствовать запах на расстоянии в несколько километров. Ясно, что в данном случае запах «Туберозы» от платочка, с которым не расставался Андрей, был перенесен ветром. Навстречу ему шел Сандро с аппаратом.

Однако наш техник несколько иначе определял этот успех в испытаниях «по ветру». Он чувствовал себя обманутым: искал мотоциклистку, а «СЛ-1», как бы подсмеиваясь, привел его к нам.

Мы втроем шли через луг. Издалека доносилось кваканье лягушек. Воздух был насыщен запахами трав, цветов и реки. Я подумал, что, пожалуй, даже наш аппарат не смог бы проанализировать все запахи, которые приносил теплый ночной ветер.

Мотоцикл был испорчен: сломался болт у задней втулки. Опять болт, как тогда в машине… Я вел мотоцикл за руль, будто за рога, и он, как упрямый козел, то отставал, оттягивая мне руки, то толкал меня в бок. Мы надеялись подобрать подходящий болт на складе трофейного металлолома.

После посещения дачи Омегина мы решили продолжать поиски рубидия. Пробродили с аппаратом весь остаток дня, но никаких признаков редкого металла не обнаружили. Завели мотоцикл и пустились было в обратный путь. Но не проехали и двух километров, как мотоцикл испортился.

— Хорошо еще, что мы ехали медленно, — рассказывал Андрей, шагая рядом с Сандро. — Представляешь, вдруг в задней втулке лопается болт! А в месте поломки мы обнаружили то же самое…

— Что «то же самое»? — не понял Сандро.

Андрей вместо ответа осветил фонариком втулку колеса. Возле свежего излома как бы запеклась кровь.

— И на машине так же, — подтвердил Сандро.

— Точно болезнь какая-то, — мрачно сказал Андрей.

Сандро кисло усмехнулся.

— Это уж слишком. Я извиняюсь, металл — не живое тело. Разве можно про него говорить: заболел, заразился? Еще скажешь: насморк получил, простудился…

— Напрасно смеешься, — ответил Андрей серьезно. — Металл может и простудиться и заболеть. Такие случаи известны науке.

И он напомнил нам историю «оловянной чумы». Это случилось в прошлом столетии. Однажды из Голландии в Москву была отправлена большая партия олова. От низкой температуры и ряда других невыясненных причин олово в дороге «простудилось» и действительно «заболело». Когда по прибытии в Москву стали открывать вагоны, в них вместо металла оказалась серая порошкообразная масса. Все олово превратилось от «простуды» в порошок. Эту не изученную еще как следует «болезнь» называли «оловянной чумой». Причем выяснилось, что она заразна. На один интендантский склад, где в старину хранились оловянные солдатские пуговицы, случайно занесли эту «чуму», отчего все пуговицы «заболели» и рассыпались.

— Не думаешь ли ты… — начал было Сандро, но Андрей прервал его:

— Погоди! Кажется, мы пришли.

Перед нами выросла черная гора со странными угловатыми очертаниями. Зубцы неправильной формы вырисовывались на фоне ночного неба.

— Смотри, — прошептал Сандро, указывая вперед.

У подножья горы бегал голубоватый луч, он появлялся то здесь, то там, мигая, как болотный огонек.

Мы не спеша подходили к горе. Это был невысокий естественный холм, на его склоне громоздились груды железного лома. При свете луны уже можно было рассмотреть скелет грузовика с разбитым радиатором, голые ребра транспортера, смятые и сплющенные колеса, поднявшийся на дыбы растерзанный танк, чем-то напоминающий страшное допотопное чудовище.

— Кладбище… — прошептал Андрей.

— Нет, это падаль, — резко заметил Сандро, — железная падаль. Я был здесь днем…

Опять появился мерцающий огонек. Он мелькнул справа от танка с зубчатым, как у ихтиозавра хребтом.

Мы решили, что сторож с фонариком осматривает свое хозяйство, хотя время было позднее и вряд ли подобное усердие вызывалось особой необходимостью. Кому нужны обломки трофейных машин!

— Пойдем, друзья, на огонек, — предложил Сандро.

Андрей вцепился мне в плечо.

— Погоди! — прошептал он и указал на гору.

Я до сих пор не могу понять, это было в действительности или нет, но мне тогда почудилось, что скелет грузовика пополз вниз.

Огонек погас. Танк с зубчатой спиной вдруг исчез из поля зрения, словно провалился. Мы стояли, настороженно прислушиваясь. Доносились глухой скрежет и как бы придушенное лязганье железа. Звуки эти казались очень громкими в тишине спокойной летней ночи. Вдруг все стихло.

Я молчал, слыша рядом с собой прерывистое дыхание друзей. Мне думалось, что для одного дня вполне достаточно романтических приключений и без ожившего железа.

С подчеркнутым равнодушием, притворно зевая, я согласился на предложение Сандро идти на огонек.

Андрей обернулся, вероятно желая рассмотреть выражение моего лица.

Мотоцикл мы спрятали в кустах у дороги и двинулись вперед.

Стояла тишина, только откуда-то издалека доносилось стрекотание кузнечиков. Освещенные луной, неподвижно чернели силуэты танков и машин.

Совсем неподалеку от нас мигнул и погас короткий луч.

— Пойду вперед, — решительно сказал Сандро. — Сторожа найду.

Через минуту его светлая фигура растаяла в ночном тумане.

Мы устали, поэтому с радостью опустились на траву, ожидая возвращения Сандро. Я машинально, видимо уже по привычке, включил аппарат и с чувством досады заметил, что на шкале стоит индекс туберозы. Откровенно говоря, мне даже стало немного стыдно, — вместо поисков рубидия мы вдруг начали заниматься пустяками.

С досадой я повернул ручку шкалы и поставил ее на законное место, на индекс рубидия. Взглянув на светящуюся черту, я буквально раскрыл рот от изумления: черта указывала на присутствие рубидия, была направлена прямо на склад железного лома. Может быть, там, под ним, и находится месторождение этого ценного металла? Я знал, что рубидий обычно не входит в сплавы стали. Значит, он не мог быть в этом ломе, он — только в земле… Это необходимо проверить, причем немедленно.

— Андрей, пошли! — крикнул я.

Ярцев нехотя встал и побрел за мной.

Вы можете мне не поверить, но в ту ночь, путешествуя по складу металлического лома, я испытывал совершенно необычайное чувство, будто мне пятнадцать лет и я стал героем фантастического романа.

Нас окружал железный лес. Причудливо изогнутые куски металла преграждали нам путь, мы пробирались, как сквозь таежный бурелом, перелезали через упавшие деревья с вывороченными корнями. В ту ночь мы путешествовали среди разорванных, погнутых стволов танковых орудий, скелетов машин, продирались сквозь лианы ржавых канатов и проводов.

Андрей шел за мной и недовольно ворчал. Он никак не мог понять, зачем нужно ночью лазить в этом железном хламе, даже если под ним скрыты тысячи тонн рубидия. Надо было все детально рассчитать, промерить и взвесить, потом уже начинать поиски.

Мы пробирались сквозь железный кустарник из обрезков проводов. Кругом нас, куда бы ни направлял я луч фонарика, возникали, как омерзительные призраки, паучьи кресты свастики, белевшие на броне изуродованных машин и танков.

Я не мог освободиться от мысли, что на этом железном кладбище похоронен огромный человеческий труд, который мог быть направлен на созидание, а не на разрушение.

Как нельзя воскресить человека, погибшего в огне войны, так и не вернуть к жизни плоды человеческого труда, уничтоженные войной, — они исчезают навеки: тысячи машин, зданий, многие тонны металла… Войны постепенно разоряют нашу планету, уничтожая накопленные человеческим трудом богатства.

Глядя на поверженные танки, я думал о будущем планеты Земли. Ее счастье, что есть страна, которая заботится о судьбе мира.

Размышляя таким образом, я совсем позабыл о поисках рубидия и вдруг увидел, что светлая черта почти выползла за пределы экрана. Значит, здесь должен быть рубидий. Я взял Андрея за руку и вместе с ним спустился в развороченную снарядом дыру в крыше штабной машины.

Внутри железной коробки было холодно и сыро. Пол проржавел насквозь. Я поставил аппарат прямо на землю и, чтобы лучше видеть черту, погасил фонарик. В наступившей темноте ослепительно ярко горел тонкий голубой луч.

— Ну? — сухо спросил Андрей. — Что это значит?

Я указал ему на шкалу.

— Прекрасно вижу, — сказал он. — Индекс БС-435?

— Ведь это же рубидий!

Стараясь скрыть свою радость, я быстро включил фонарик и стал как бы ощупывать лучом бледные травинки, торчавшие из земли.

Среди обломков металла блеснула яркая кровавая капелька, около нее был рассыпан какой-то белый порошок, похожий на толченое стекло.

Андрей наклонился, поднял с земли осколок цветного стекла и сказал:

— Теперь все ясно. Смотри, — он пошевелил ногой стеклянную пыль. — Это рубидиевое стекло. Наверное, попало сюда от какого-нибудь прибора… Итак, ты нашел месторождение, годное для эксплуатации.

Мой друг явно издевался надо мной, оставалось только молчать. Нас опять постигла неудача. Стоило лазить в этом железном мусоре! Заметив мое огорчение, Андрей стал доказывать, что все идет к лучшему, так как мы теперь знаем, что наши аппараты исправны. Или по крайней мере один из них, обнаруживший рубидий.

Для меня это было слабым утешением.

— Чего вы от меня спрятались? — послышался над головой голос Сандро.

Мы молча вылезли из машины. Сандро вернулся ни с чем. Ему не удалось найти человека, который бродил по складу с фонариком.

На шкале аппарата Сандро стоял индекс туберозы.

— Черта указывала прямо на огонек, — смущенно пояснил он.

Не было никакого сомнения: Сандро опять искал мотоциклистку. Я пожалел, что разрешил использовать аппарат для подобных поисков.

Мы долго еще лазили среди железных завалов и, наконец, поняли, что кружим на одном месте.

— Заблудились! Скажи пожалуйста! — удивленно проговорил Сандро и обернулся ко мне.

Он стоял у лафета крупнокалиберной осадной пушки. Ее треснувший ствол, задранный вверх, напоминал старое дерево с темным дуплом.

Не успели мы опомниться, как Сандро, цепляясь за расщелины в ржавом металле, взобрался вверх по стволу.

Но и оттуда он не увидел ничего нового. Луч его фонарика освещал только груды изломанного металла.

Сандро спустился вниз и молча уселся на ржавый рельс.

Андрей злился:

— Но ведь это смешно — заблудиться в железном хламе.

Он вытащил из кармана компас, но, сконфузившись, спрятал его обратно в карман.

«Да, в железном лесу компас не поможет», — подумал я.

Сандро полез через разбитые каркасы к огромному танку, стоявшему невдалеке. Он надеялся с его башни увидеть дорогу.

Но когда он дотронулся до броневой плиты танка, чтобы вскарабкаться наверх, руки его прилипли. Броню покрывала какая-то липкая мазь. Сандро провел по ней пальцем, и в свете фонарика мы увидели полоску блестящего металла.

— Что такое? — удивился Сандро и написал на поверхности броневой плиты, покрытой бурой массой, букву «С». Она засверкала, как зеркальная.

Сандро спрыгнул на землю, поскользнулся и, падая, оттолкнул каркас легковой машины. Тут же сдвинулся с места, заскрипел еще какой-то ржавый металлический остов. По склону холма покатились, громыхая и дребезжа, крылья, дверцы, мосты разбитых машин, радиаторы, зазвенели, подпрыгивая, железные гильзы.

Мы спрятались под машинами. Железная лавина прокатилась мимо нас, и снова все затихло.

— Надо выбираться отсюда, — сказал Сандро, беспокойно оглядываясь, — и как можно скорее!

Он заботливо осмотрел аппарат, который, к счастью, не пострадал.

— Понимаешь, идея! — обратился ко мне Сандро. — Попробуем по запаху туберозы выбраться из этого чертова леса. Ты только не смейся. Я научно доказываю. Ведь Андрей шел все время со своим ароматным платочком. По этому следу мы и пойдем. Здорово я догадался!

— Фокусник ты, Сандро, — с ласковой усмешкой сказал Андрей. — Платок, значит, пригодился?

Я должен был вмешаться и сказать, что из затеи Сандро ничего не выйдет. Мешает платок, его нельзя выбросить, так как обязательно придем к нему обратно, а взять его с собой тем более нельзя.

— Вот еще одна задача, — рассмеялся Андрей. — Мы с самого утра сталкиваемся с непонятными вещами и попадаем в нелепейшие положения. Кто бы поверил, что трое взрослых заблудились вдруг на складе железного лома и не могли оттуда выбраться, потому что им мешал душистый платочек.

Я предложил сжечь платок или уничтожить его запах, вспомнив, что при соединении некоторых пахучих веществ запах полностью исчезает. Например, если налить в канадский бальзам несколько капель хлороформа, то вообще не будет никакого запаха — ни бальзама, ни хлороформа.

— Давай твою зажигалку, Сандро! — попросил я.

— Только не жечь! — предупредил Андрей.

Я смочил бензином платок и свернул его в трубочку. Показания на приборе стали еле заметными.

Сандро очень понравился этот опыт, и он повел нас через машины и завалы.

— Смотри, что с ним делается, — недовольно проговорил Андрей. — Дал ты ему аппарат, теперь пеняй на себя. Взяли с собой замечательного техника, а привезем домой «одержимого». Пропал Сандро!

Он сокрушенно покачал головой.

Я ничего не ответил, вспомнив, как часто поддавался подобным увлечениям. «В молодости всякое бывает», — подумал я и неожиданно почувствовал себя умудренным богатым житейским опытом.

Стараясь не потерять Сандро из виду, мы прошли еще несколько десятков метров и между грудами железного лома заметили просвет — невдалеке блестело под луной шоссе. Наконец-то мы выберемся из этого проклятого кладбища.

Сандро сидел на вершине горы из железных гильз, протягивая руку вперед. Я посмотрел в сторону, куда он указывал, и увидел темную фигуру. Перед ней светился фонарик.

Сандро неосторожно повернулся. Посыпались гильзы. Скатываясь вниз и ударяясь о броню, они гудели, как колокола. Огонек исчез.

Когда звон гильз замолк, мы услышали удаляющийся рокот мотоцикла.

Сандро утверждал, что синий луч не ошибся, он привел нас к девушке, которая потеряла в нашем лагере осколок рубидиевой руды и платок. Он даже советовал догнать ее, но у нас не было оснований верить его интуиции, да, кстати, и аппарату.

Посовещавшись, мы решили отложить поиски болтов до утра. Можно было пойти ночевать к сторожу, но он уже, конечно, спал, а мы не хотели беспокоить старика. Ночь стояла очень теплая, и Сандро предложил переночевать в леске, поблизости от склада железного лома. Так мы и сделали.

Я долго не мог заснуть, лежал, подложив руки под голову, глядя в ночное небо. Казалось, что землю покрыли огромным темным пологом, но яркий день, который наступит завтра, уже светился сквозь листву деревьев. Я вспомнил крохотные отверстия в нашей палатке — через них так же угадывалось утро; эти случайные отверстия были словно нарочно проколоты в странном сочетании, напоминающем созвездие Ориона. Часто, просыпаясь по утрам, я видел над головой, будто в маленьком мире, ограниченном палаткой, только звезды Ориона. А в ту ночь надо мной раскидывался огромный звездный мир, будто я видел его впервые. Не хотелось думать об испытаниях, о неудачах, о злоключениях прошедшего дня.

Нет, меня не интересовали загадки звездных островов Галактики, что светились серебряной пылью Млечного Пути. Я думал о Земле, о чудесах, с которыми мы встречаемся каждый день. И невольно мысль моя возвращалась к… «синему лучу».

Почему аппарат почувствовал запах рубидия в штабной машине за десятки метров от нее? По каким отпечаткам этого запаха мы пришли к нему? Их не могло быть. Значит, случайный ветерок поднял в воздух пыль разбитого рубидиевого стекла.

Как далеко может распространяться запах? Я взглянул на светлую дорожку Млечного Пути и вспомнил рассказ одного моряка. Они плыли в море, далеко от берегов, и вот однажды ночью почувствовали запах свежего сена. Откуда мог донестись этот запах? Только на другой день, придя в порт, моряки увидели, что на один из теплоходов грузили сено. Его запах чувствовался за многие десятки километров…

«Как много еще неизвестного! — думал я тогда. — Мы прекрасно знаем законы распространения радиоволн. А как распространяется запах? Это совершенно неизученная область».

Я засыпал, мысли путались. На мгновение, уже в полусне, вспомнил о девушке, потерявшей красный шелковый платок. Она ли это была на складе?… Если так, то мы обнаружили мотоциклистку не по отпечаткам запаха на земле, а непосредственно по его молекулам в воздухе. Видимо, запах туберозы долетел до нашего аппарата.

Мои товарищи давно спали. Храп Сандро превращался в моем сонном сознании в звук удаляющегося мотоцикла. Больше я уже ничего не помнил…

Проснулись мы бодрыми, готовыми к любым испытаниям. Решили прежде всего пойти к сторожу и попросить у него болты для мотоцикла.

Шамсудинова — так звали старика — мы застали в плохом настроении. Его комната выглядела как после землетрясения. Оторванная дверь, разломанная на части кровать, вода, разлитая по всему полу…

Вот что нам рассказал Шамсудинов.

Он тихо и спокойно сидел на крыльце своего маленького домика, допивая остатки крепкого кумыса.

Солнце уже давно село. Только красное зарево над лесом напоминало о закатившемся дне.

День этот не был богат впечатлениями для сторожа Шамсудинова. Обычный, как и сотни других за последнее время. Редко кто бывал на складе трофейного металлолома. Только раз в неделю подъезжали сюда машины. Рабочие, тщательно сверяя номера по накладным, грузили сломанные мотоциклы, сплюснутые кузова и развалившиеся на куски танки. Так и в прошедший день сторож помогал отбирать железо на завод. За этот день, кроме рабочих, он видел только девушку с мотоциклом и парня с чемоданом.

Шамсудинов привык к одиночеству. Он допил кумыс, поднялся со скамьи и нетвердой походкой направился к двери, «Хорош кумыс, — подумал он, — так по жилам и переливается. Хорош. Ай, хорош!»

Он толкнул дверь, но дверь не открывалась, как бы припертая изнутри. Тогда сторож навалился на нее всем телом и вдруг вместе с дверью упал внутрь комнаты.

Лежа на двери и рассматривая ее сломанные петли, которые он только вчера смазывал маслом, чтобы не скрипели, Шамсудинов еще раз подумал: «Кумыс хорош! Вот какая сила!»

Надо было вставать, он поднялся на ноги и, нагнувшись над дверью взялся за ручку. Ручка оторвалась. Старик удивленно посмотрел на нее. «Нет, кумыс не хорош. Так весь дом сломать можно».

Он подошел к питьевому баку и, подставив кружку, взялся за кран. Кран не поворачивался. Шамсудинов рассердился; дернул ручку крана и отскочил. Сломанный кран упал на пол, вода фонтаном била из дыры.

Сторож схватил ведро, чтобы подставить под струю, но дужка повисла в руке.

Вода разливалась по комнате. Шамсудинов вспомнил, что под кроватью стоял сундук с праздничной одеждой, — она могла подмокнуть, — взялся за спинку кровати, чтобы отодвинуть, но железная дуга с хрустом лопнула, и сторож, поскользнувшись, сел на пол.

«Нет, кумыс не хорош, ой как не хорош!»

Он с трудом встал на ноги и, шлепая туфлями по мокрому полу, подошел к выключателю. Вспыхнул свет. Глазам представилась удивительная картина: кровать с отломанной спинкой, дырявый бак, ведро с отломанным ушком, ручка от двери и сама дверь, — как плот, плавающий в луже.

Вот примерно и все, что мог рассказать нам сторож о необыкновенных явлениях, которые впервые в жизни он наблюдал у себя дома.

Мы понимали, что мог разрушиться ржавый трофейный хлам, лежащий под открытым небом. С этим мы и встретились во время путешествия по «железному лесу». Но нельзя же было всерьез предполагать, что странная ржавчина нападает на домашние вещи.

Сандро посоветовал сторожу хорошенько выспаться.

Обиженный Шамсудинов молча указал на обломки кровати, кран, петли от двери, дверную ручку и ушко от ведра.

Я взял один из обломков и стал рассматривать. Сомнений не было: такая же красная ржавчина. Вспомнился рассказ Андрея об «оловянной чуме» и других болезнях металла. Я уже стал верить в невозможное и подумал о том, что в мертвом железном городе, где скопилось столько ржавчины, зародилась какая-то новая «болезнь» металла, особый вид коррозии, развивающейся стремительно, как чума.

Мы с Андреем переглянулись, как бы угадывая мысли друг друга. Но тут Сандро своим острым глазом заметил под столом зеленую бутылку.

— Это еще что за напиток? — спросил он, рассматривая ее содержимое на свет. Внутри были остатки какой-то маслянистой жидкости.

Шамсудинов объяснил, что этим «маслом» он мазал у себя в домике дверные петли и протирал все металлические предметы, чтобы они блестели.

Я взял у Сандро бутылку, открыл пробку и понюхал. Пахло азотной кислотой и как будто бы камфарой. Желая поточнее определить этот смешанный запах, я настроил аппарат. Пришлось довольно долго крутить ручки, пока, наконец, луч не указал на индекс ДЗ-577. Состав жидкости угадать было трудно.

Однако на этом я не мог закончить эксперименты и вылил несколько капель неизвестной мне жидкости на железный прут. Его поверхность сразу покрылась лопающимися желтыми пузырьками. Я согнул прут, и он треснул именно в том месте, где пузырилась необыкновенная ржавчина.

Сандро спросил старика, откуда он взял бутылку. Оказалось, нашел у себя на складе, где она стояла прямо на земле, среди ржавого хлама.

— Загадка «железной чумы» разрешилась довольно просто, — задумчиво проговорил Андрей. — Но меня все-таки смущает бутылка с таинственным снадобьем. Не слишком ли далеко зашли опыты современного отшельника из пластмассового дома?

— Зачем так говоришь? — обиженно возразил Сандро. — Причем тут наш сосед?

Андрей снисходительно взглянул на него.

— Не хочу утверждать ничего определенного, но ты, дорогой друг, не знаешь, на что способен человек с оскорбленным самолюбием. Ты бы послушал, что говорил этот непризнанный гений «пластмассового века»!..

Я не разделял подозрений Андрея. Смешно было думать, что Омегин способен доказывать преимущества своих пластмасс опытами по уничтожению металла. Как я говорил и раньше, странные, непонятные на первый взгляд, поступки следует прежде всего объяснять не какими-нибудь темными свойствами души, а, наоборот, стремлением к чему-то хорошему, к торжеству справедливости и добра.

Об этом я напомнил Андрею, но тот посмотрел на меня, как на наивного ребенка, и, видимо, остался при своем мнении.