Заканчивались первые сутки бурения. Вращалось, вгрызаясь в породу, долото электробура, дрожали трубы под потолком, постепенно сползая вниз.
Радостно шумела буровая. Казалось, что все это происходит ярким днем, на поверхности зеленого плещущего моря, где носится ветер Апшерона, где пахнет свежестью и виноградом, и никто не думал о том, что от солнечного мира их отделяют триста метров воды над головой.
Ага Керимов следил за наращиванием труб. По тонкому железному мостику, под самым потолком, ходил Опанасенко. Пахомов, наклонись над бурильным станком, прислушивался к жужжанью мотора, одним глазом поглядывая за движением раствора в прозрачной трубе.
Синицкий чувствовал себя героем. Ну как же! Если бы он не догадался увеличить усиление в аппарате примерно так, как он сделал однажды в магнитофоне, то, вероятно, пришлось бы закончить испытания, даже не приступая к бурению.
Что бы сказали наверху, на земле, узнав о его находчивости? Может быть, это станет известным даже в Москве, в его комсомольской организации… Впрочем, нефть нашли бы и без него. И нечего хвастаться своей изобретательностью! А все-таки приятно… Даже Нури, и тот убедился, что Синицкий может быть полезен в подводных испытаниях.
Студент, довольный собой, подошел к щиту, где Саида и Нури следили за приборами. Васильев что-то подсчитывал на линейке.
— Александр Петрович, — обратился к инженеру Нури, указывая на стрелку прибора, — смотрите: напряжение аккумуляторов сильно падает. Очень большая нагрузка. Электробур работает на пяти тысячах оборотов.
— Это почти предел, по расчетам Мариам, — заметил Васильев.
— С такой скоростью мы уже много прошли… Хорошо, что попалась мягкая порода, но…
— Насколько хватит энергии аккумуляторов? — отрывисто перебил его инженер, смотря на часы.
— Часа на два, и то, если мы используем ее всю, даже предназначенную для ходовых моторов.
— Что ж, потом придется всплывать, — сказал Васильев после краткого раздумья. — Сейчас останавливать бурение нельзя. Будем экономить энергию… Выключить прожектор, отопление, сократить регенерацию воздуха!
Он вздохнул, как будто бы ему уже сейчас становилось тяжелее дышать, и посмотрел на Синицкого. Инженеру не хотелось, чтобы этот юноша представил себе их положение хуже, чем оно есть на самом деле.
— А я думал, что вы уже побледнели, — сказал Васильев, весело наблюдая за выражением лица Синицкого. — Однако признаю свою ошибку. Понимающему человеку нечего беспокоиться: и энергии хватит и тем более воздуха… Потерпите еще немного, мы скоро всплывем на поверхность…
— Нет-нет, Александр Петрович! — испуганно сказал Синицкий, смотря инженеру в глаза. — Я никуда отсюда не хочу…
«Только бы оставаться с вами!» чуть было не добавил он, но это ему показалось чересчур сентиментальным, и юноша замолчал.
Нури подошел к кабельной коробке, погладил ее рукой, затем скользнул пальцами по проводам, идущим к высокочастотному агрегату, дотронулся до его поверхности и сразу отдернул руку.
— Перегрузка! — хмуро заметил он, обращаясь к Васильеву. — Не выдержит. Надо дать охладиться… но ждать нельзя: всю энергию заберут воздухоочистительные установки…
— Выключайте! — сказал инженер и медленными, тяжелыми шагами направился к выходу.
Нерешительно, как бы ожидая отмены приказания, Нури подошел к щиту и, вздохнув, потянул к себе рубильник.
Погасла зеленая лампочка у бурильного станка, и сразу настала необычайная тишина… Казалось, что за стальными стенами подводного дома слышится шелест водяных струй.
Все как бы окаменели. Вот еще немного — и покажется нефть. Ни у кого в этом не было сомнения…
Керимов бросился к мотору, но, увидев выключенный рубильник на мраморном щите, остановился и вопросительно взглянул на Васильева, задержавшегося в дверях.
— Александр Петрович, — хрипло проговорил он, — зачем так?… Надо совсем немного пройти… Я знаю! — Он подбежал к трубе, по которой ползла из скважин выбранная порода с раствором, открыл клапан и, подставляя ладонь, закричал: — Смотри породу, скоро будет нефть!
Рыжая грязь шлепалась на белый пол и, отскакивая, брызгала на свежий, тщательно выглаженный халат Керимова. Старик не замечал этого, набирал в пригоршни жидкий раствор и, подбегая к каждому, показывал его.
— Вот она! — кричал Керимов. — Скоро… скоро!…
Васильев стоял в нерешительности. Может быть, Керимов прав: нефть появится скоро? Но можно ли так рисковать? Выдержат ли его друзья такое напряжение? Как душно!…
К нему быстро подошел Синицкий:
— Простите… Вы можете меня совсем не слушать… Ведь для вас я просто случайный человек… — Студент раздраженно откидывал волосы с мокрого лба. — Я понимаю, насколько сейчас важно экономить энергию. Я все понимаю… Но можно ли сейчас, когда решается вопрос о существовании «золотого дна», когда есть сомнения в необходимости вашего изобретения… можно ли сейчас прекратить бурение? Вот этого я не понимаю.
Он стоял перед Васильевым задыхающийся и бледный, словно сейчас решалась его собственная судьба. Как будто это он выдумал подводный дом, он — его конструктор, как будто в последний раз испытывается его изобретение.
Васильев удивленно смотрел на Синицкого.
Нури недоумевающе пожал плечами. Вон он, оказывается, какой смелый! Самому Васильеву — и вдруг говорит такие вещи! Ай да студент!
Все обступили Васильева. Подошли Пахомов и Саида. За ними, грохоча сапогами по железной лестнице, быстро спустился Опанасенко. Пахомов внимательно рассматривал пригоршню жидкой грязи, затем молча протянул ее Васильеву.
Инженер осторожно взял небольшую щепотку, растер ее на пальцах и понюхал:
— Хорошо, — решил он. — Еще десять минут.
Мастера мгновенно стали на свои места. Нури рванул рубильник. Загудели агрегаты. Снова вгрызалось алмазное долото в недра морского дна.
Васильев подошел к машине, как и в прошлый раз наклонился над ней, с тревогой ощущая на своем лице ее лихорадочный жар.
Он думал о том, что скоро будет готова новая машина, рассчитанная на сверхскоростной бур, который так остроумно усовершенствовала Мариам. А этот генератор пока и должен работать с перегрузкой, потому что столь огромная скорость бурения не для него.
Васильев в раздумье стоял у машины. Выдержит ли она? Хватит ли энергии аккумуляторов?… Он заметил, что освещение буровой стало тусклым. Лампы горели желтым накалом…
Становилось жарко. Воздухоочистительные аппараты работали уже слабо.
Инженер искоса взглянул на Синицкого. Тот сидел на корточках у двери и, положив шляпу на пол, поминутно вытирал лоб.
Сомнения мучили капитана подводного танка. Имеет ли он право так рисковать? Он не один. Об этом предупреждал его директор. Ради решения большой научной и практической задачи ему позволили ставить на карту миллионы, но рисковать жизнью людей никто не позволит. Он знал это и с тревогой смотрел на темнеющие лампочки… Драгоценная энергия уходит…
Вот уже восемь минут идет бурение, а результатов пока еще нет… Две минуты… и все. Две минуты решают… А вдруг аппарат Саиды опять ошибся?…
Вот она стоит рядом, прижав стиснутые кулаки к подбородку, и смотрит то на часы, то на стрелку амперметра. Она, наверное, думает о том же: почему так долго длится бурение?
Как томительно ждать! Васильев смотрел на кабель телефона, ползущий по стене. Эта тонкая нить связывает его с миром…
Вот уже осталась одна минута… Сайда закрыла глаза, замерла, прислонившись к углу мраморного щита. Ей тоже трудно дышать. Или это просто от волнения?…
Десять минут!
Васильев поднялся и хотел сказать, чтобы прекратили бурение, но это было выше его сил. А может быть, на одиннадцатой минуте алмазная коронка дойдет до пласта?… Если бы он был один, то, ни минуты не задумываясь, продолжал бы свою работу до тех пор, пока хватит воздуха, пока хватит сил держаться…
Он посмотрел на приборы. Давление раствора падало. Насосы не могли больше его поддерживать. «Это опасно, — думал инженер, — но где же выход?…»
Шла двенадцатая минута… тринадцатая… четырнадцатая… Нет, он не может прекратить бурение. Откуда взять силы поднять руку, крикнуть: «Довольно!…» Он видел, как люди часто и порывисто дышали. Ему казалось, что из труб воздухоочистительных аппаратов уже не тянется живительная струя.
Стоит только сказать одно это слово: «Довольно!» — и сразу станет легко дышать, выключится буровая установка, энергия утомленных аккумуляторов устремится в воздухоочистительные аппараты, пахнет свежим ветром…
Шла пятнадцатая… шестнадцатая минута… Васильев не мог идти на преступление. Он понял, что больше рисковать нельзя. Конец!…
Вдруг, как реактивный снаряд, с оглушительным шипеньем взвился вверх и ударился в потолок электробур. Весь дом задрожал от этого взрыва. Выплеснулась из скважины рыжая струя раствора.
Но это было только началом… Послышалось злобное клокотанье, снова что-то хлопнуло, и в потолок захлестала черная сверкающая струя.
Все бросились к скважине. Закрыть ее! Скорее, скорее!…
Тревожная, но радостная минута…
В черном тяжелом дожде было трудно добраться до штурвала привентера. Свистела и визжала струя нефти…
В далеких каспийских глубинах найдена нефть! Раскрыта тайна морских недр. Буровая скважина вошла в золотое дно!…
Наконец фонтан закрыли. Керимов восторженно протянул Васильеву черные липкие руки:
— Александр Петрович, смотри, пожалуйста! Чистая. Песка нет, воды нет…
Словно в полусне, смотрел Васильев на черные ладони и не мог осознать: что же произошло?
Неужели настала счастливая минута, о которой он мечтал, свершилось все то, к чему стремился он долгие годы?… Неужели это уже случилось?… Причем так просто, будто открыли бутылку шампанского и пробка вылетела в потолок!
Он вытер забрызганное нефтью лицо и взглянул на купол. Там темнело пятно, как огромный черный зонтик. Нефть дождевыми потоками сбегала по стенам. Длинная труба электробура лежала неподалеку от моторов.
«Если бы не ослабло действие насосов, поддерживающих высокое давление раствора в скважине, то фонтанирования никогда бы не произошло, — сразу, будто очнувшись, подумал Васильев. — Видимо, аккумуляторы совсем разрядились, насосы еле работали…»
Мастера суетились. Они все выбежали в коридор за ведрами, лопатами, швабрами. Им хотелось, чтобы «белая буровая» снова оправдывала свое название.
Саида со слезами радости на глазах размазывала по лицу капли нефти. Подбежал Синицкий, тоже весь грязный, и с хитрой усмешкой показал Саиде зеркальце. Она прыснула, как девочка, и, схватив студента за руку, потащила его умываться.
* * *
Войдя в свой кабинет, Васильев с наслаждением откинулся на спинку кресла. Минутный, но действительно по праву заслуженный отдых.
Перед ним лежала открытая тетрадь его технического дневника. Он снова увидел страницу с датой «30 сентября»…
Какая тишина в его подводном кабинете! Она наступает всегда, когда чувствуешь, что заканчиваешь большую, особенно любимую работу…
«Итог последних лет…» читал он в дневнике.
Может быть, впервые за все эти годы Васильев по-настоящему отдыхал… Он спокоен, лень пошевелить пальцем. Ни о чем не хотелось думать, и только мысль, что ты оказался правым, сладко дремала в мозгу.
Сколько было непрерывных споров, обид и бессильного отчаяния, когда Васильев не мог и не умел доказать преимущества своего проекта!
Даже в те далекие годы, когда еще не было приборов ультразвуковой разведки, Васильев понимал, что движущийся по дну танк мог с успехом решить задачу поисков нефти. Танк должен ползти по грунту для того, чтобы непосредственно исследовать его. Приборы электрической и сейсмической разведки, применяемые для обнаружения нефтяных пластов, по мнению Васильева, было нерационально использовать на подводной лодке. В этом случае лодка должна ложиться на грунт при каждом измерении. Только подводный танк позволяет вести разведку, почти не останавливаясь, на ходу, особенно с применением ультразвукового локатора. Наблюдение за выходами газов в виде пузырьков, поднимающихся со дна, также удобнее производить непосредственно у грунта.
Васильев доказывал, что подводная лодка не может следовать за всеми неровностями дна, как гусеничный танк, а поиски ультразвуком нефтяных месторождений сквозь толщу воды неэффективны, как вскоре показали опыты Саиды.
Конструктор также считал, что буровая разведка с помощью передвижной буровой, то есть специально приспособленного для этой цели агрегата, каким является подводный танк, несравненно более удобна и совершенна, чем буровая разведка с подводной лодки. Ему пришлось это упорно доказывать при защите своего проекта.
И только сегодня он мог вздохнуть свободно. Задача теперь решена!
Инженеру казалось, что ему не хватит слов рассказать о такой большой радости…
Он протянул руку к кнопке видеотелефона. Как обычно, вспыхнула лампочка… светлел экран. На нем появилось усталое лицо директора.
— Я слушаю, Александр Петрович…
Васильев медлил. Все слова казались не теми, чужими. Он молчал, будто желая продлить счастливые минуты… Страна ожидала его ответа… Он теперь может сказать…
— Где ты сейчас? Добрался до берега? — спросил Агаев.
— Нет, на глубине трехсот метров. Мои координаты… — Васильев наклонился к своим записям и, стараясь быть спокойным, передал цифры.
— Почему не вернулся? — удивился Агаев.
Но тут не выдержал суровый «капитан подводного танка».
— Слушай, Джафар Алекперович! — закричал он в микрофон. — Нашел! Фонтанирует!… Можешь сообщить всем. Понимаешь, всем!… Рустамову телеграфируй!
— Поздравляю, дорогой! Обнимаю крепко… У нас все готово, сейчас направляемся к тебе… Постой, постой! Гасанов хочет с тобой говорить…
И вот другой взволнованный голос идет издалека, летит над морем десятки километров, проникает сквозь толщу воды, доходит до самого сердца:
— Как я этого ждал, Александр Петрович! Мои самые горячие чувства с тобой… Привет всем твоим друзьям. От меня Саиду не забудь поздравить. Координаты записали. Будем над вами в двадцать два часа… Погоди, не торопись… Тут Мариам за свои машины беспокоится.
Изображение Гасанова расплылось и утонуло в глубине экрана. Как сквозь аквариум, видел Васильев приближающееся к нему другое лицо. Вот она, Мариам!
Все до мельчайшей подробности — волоски между широкими бровями, темный пушок на верхней губе, которая сейчас почему-то вздрагивала, остренький подбородок, — все это видел Васильев отчетливо и ярко…
Напрасно говорили придирчивые инженеры, что опытные модели видеотелефона имеют недостаточную четкость — более низкую, чем у нормальных телевизоров. Не мог сейчас поверить этому Васильев… Он и сам не знал, что образ Мариам с такой ясностью отражался не на экране, а в его сознании и воображении.
— Радость моя не знает границ, — взволнованно и словно читая стихи говорила Мариам. — А вы счастливы? — спросила она.
— Очень, Мариам!… Два дня назад я делился с вами горем, а теперь принимайте тонны счастья в ваши маленькие руки. — Инженер протянул ей ладони и рассмеялся. — Смотрите не уроните!
— Тут вас все ждут с нетерпением, — сказала девушка потупившись.
— А вы? — затаив дыхание, спросил Васильев.
Она подняла на него лучистые глаза.
По экрану побежали косые полосы и, как дождем, смыли изображение.
В репродукторе послышался треск, все смолкло.
Васильев в сердцах стукнул кулаком по столу. Нажал кнопку, пытаясь вновь вызвать кабинет директора, но ответа не было. Он подвинул к себе аппарат, постучал по нему, открыл заднюю крышку, но в это время странные звуки, напоминающие шум ветра, привлекли его внимание. Они доносились из коридора.
«Неужели снова свистит скважина?» подумал инженер.
Распахнулась дверь, и на пороге показался задыхающийся Синицкий. Он прислонился к стене и, широко раскрыв глаза, смотрел на Васильева. Инженер вскочил с кресла:
— Что в буровой?
— Ничего… Только не беспокойтесь, Александр Петрович! прерывающимся шепотом сказал студент. — Там… пожар…
Не помня себя бежал Васильев по коридору. Из двери буровой вырывалось пламя. Горящая нефть ползла ему навстречу… Люди бросались на нее с огнетушителями, засыпали песком, топтали ногами тонкие огненные струйки.
К двери буровой нельзя было подойти — пламя охватывало ее со всех сторон… Черные клубы дыма поднимались к потолку… Кроме огненных языков, люди ничего не видели. Они задыхались, но не могли оставить это страшное место…
Кто-то метнулся к пожарному крану.
— Назад! — закричал Васильев. — Нельзя водой!
Но человек уже открыл кран и бросился под струю… Было непонятно, зачем он купается под краном, как под душем. Но вот мокрая фигура сквозь огонь подбежала к двери буровой… Тяжелая дверь медленно преградила путь огню… Человек упал. По его одежде метались огненные струйки.
Синицкий первым кинулся на помощь, сорвал с себя пиджак и быстро закутал горящего. Все, словно опомнившись, бросились к нему.
— Нури, не надо так… не надо! — беспомощно говорил Синицкий, положив его голову к себе на колени.
Нури не отвечал… Студент вынул из кармана платок и, смочив его водой, положил на лоб товарищу.
В дымной полутьме он не мог разобрать, открыл ли глаза Нури, поэтому легким движением провел пальцами по его векам… Нури вздрогнул, проговорил что-то невнятное и снова замолк. Синицкий почувствовал пульс на его виске, неровный и замирающий.
Васильев приказал людям перебраться в соседние камеры, куда еще не успел проникнуть дым, а в коридоре поставить химические дымопоглотители.
Плотно закрылась непроницаемая дверь.
Оглядывая присутствующих, Васильев спросил:
— Все здесь?
— Все, — ответила Саида, прислушиваясь к шипенью пламени за стеной. Она приблизилась к Васильеву и прошептала: — Надо затопить буровую… Сгорит все оборудование…
— Нельзя, — вполголоса ответил Васильев. — Оставшийся воздух в баллонах не сможет вытеснить столько воды… Мы не всплывем…
Саида остановившимися глазами смотрела на своего начальника. Она только сейчас поняла всю безвыходность их положения. За стеной гудел пожар, горело все: машины, приборы, звукоизолирующая обшивка. Сплошной огонь! Он может гореть до тех пор, пока хватит кислорода. Воздухоочистители, видимо, все еще работают. А там, наверху, на мостике, десятки кислородных баллонов…
— Послушайте, Саида, — подбегая к ней, сказал Синицкий. — Нури уже очнулся, ему нужен свежий воздух. Здесь нечем дышать. Почему мы не всплываем?
— Конечно, не потому, что нам здесь нравится! — с горечью ответила она. — Неужели вы думаете, что это зависит от нашего желания?
— И надолго это? — осторожно спросил Синицкий.
— Пока не закончится пожар.
— Он нас задерживает здесь?
— Нет.
— Тогда, — сказал студент, подчеркивая каждое слово, — еще один вопрос: почему нельзя подняться наверх?
— Ну вот! — вздохнула Саида. — Вопрос можно?… Опять, как дитя, расспрашиваете!… Ладно, скрывать нечего… — Она замолчала, прислушалась к шуму пожара за переборкой и глухо сказала: — Подводный дом не может подняться. Вы понимаете?… Мы пришпилены к морскому дну, как жук булавкой. Нас держат на дне трубы буровой скважины. Мы не сумеем от них освободиться, потому что для этого нужно войти туда… Она кивком головы указала на дверь.
Синицкий понимающе посмотрел на нее и отошел к Нури.
Саида задумалась. «Что сейчас делает Ибрагим? Знал бы он…» Последний раз видела его только на стекле видеотелефона. О чем его тогда спрашивала? «Да-да… Он так и не ответил… Как он обойдется без меня?… Ничего в квартире не найдет…»
* * *
Люди сидели на полу и терпеливо ждали, когда можно будет открыть дверь в буровую, где еще зловеще шипели огненные змеи.
Все были спокойны.
Опанасенко с сожалением рассматривал свои недавно еще блестевшие сапоги и протирал их куском обгорелой тряпки. Пахомов держал в руке папиросу и оглядывался по сторонам: где бы прикурить? У него невольно мелькнула странная мысль: «Теперь можно, все равно пожар».
Керимов тревожно следил за Васильевым. Инженер ходил по коридору, заложив руки за спину.
Тускло светились плафоны. От жара раскалившейся перегородки становилось трудно дышать…
Никто из людей подводного дома не знал в точности, почему произошел пожар, но они могли предполагать, что пожар возник от искры. О стальную трубу чиркнул камешек, выброшенный вместе с нефтью. Так раньше бывало, когда люди еще не умели уберечь скважину от фонтанирования…
Однако пожар произошел совсем по другой причине. Тяжелый цилиндр электробура, ударившись в потолок, упал неподалеку от моторов. При падении он зацепил довольно прочный пластмассовый кожух мотора. В кожухе появилась маленькая трещина. Струйка нефти прошла сквозь нее и попала на коллектор. Коллектор стал искрить, нефть загорелась и горящей выползла из кожуха. Вся буровая запылала почти мгновенно…
Только при таком редком стечении обстоятельств мог вспыхнуть пожар. Конечно, если бы не фонтан, то этого бы не произошло… В подводном доме все было предусмотрено против фонтанирования. Однако невероятное давление пласта при ослабевшем противодействии насосов, нагнетающих раствор, привело к катастрофе…
«Нельзя было продолжать бурение… Как же я не учел повышенного давления пласта? — думал Васильев. — Видно, слишком понадеялся на расчеты геологов и бурильщиков, которые полностью исключали возможность фонтанирования…»
Он шагал по коридору, искоса поглядывая на людей, сидящих на полу. Все как будто спокойно ждали конца пожара.
Саида рассказывала Синицкому:
— Вы видели на вышке Гасанова автоматическое управление насосами и другими механизмами. Если бы не исследовательские задачи, то люди там совсем не нужны. Я даже думаю, что скоро и на буровых мы обойдемся без людей… — Она прислушалась к гуденью пламени за стеной. — Вы не уснули, Синицкий? Что молчите? Боитесь?
— Нет-нет, что вы, Саида! — встрепенулся студент, протирая слезящиеся от дыма глаза. — Это очень интересно, продолжайте. Значит, скоро появятся установки совсем без людей?
— Так будет, Синицкий… — Она закашлялась. — Через несколько лет подводные танки станут искать нефть, а доставать ее поручим машинам.
— Но ими надо управлять на большом расстоянии?
— Ничего, сделаем… — Она опять закашлялась. — Пока — игрушки, открывающиеся краны, управляемые по радио, а потом…
Синицкий ее уже не слушал. Он смотрел на Нури, который жадными глотками пил воду.
Заметив товарища, Нури благодарно кивнул ему головой: ничего, мол, и не то еще в жизни бывает!
«Знают ли наверху, что здесь случилось? — с неясной тревогой спрашивал себя Синицкий. — Неужели нельзя как-нибудь сообщить об аварии?…»
Глухой взрыв за стеной прервал его размышления. Будто раздуваемое форсункой, загудело пламя.
— Лопнули кислородные баллоны, — прошептал Васильев, как бы не веря своей догадке, и сразу вспомнил, что баллонами заполнена вся верхняя часть буровой. — Ко мне, товарищи! — решительно скомандовал он.
Все окружили капитана подводного танка.
— Положение серьезное, — говорил Васильев, оглядывая друзей. — Не стану скрывать…
Снова один за другим загремели взрывы.
— Пожар пока еще будет продолжаться, если не случится худшего. Войти в буровую мы не можем… Значит, нельзя освободиться от труб, они держат нас на дне. Попытаемся вырваться. К подъему! Открыть баллоны! — приказал Васильев.
Первым вскочил Опанасенко:
— Есть открыть!
Сжатый воздух из баллонов ворвался в камеры. Клокотала рассерженная вода, не желая уступать своего места.
Подводный дом вздрагивал, как бы силясь приподняться, но надежная стальная труба с закрепляющими устройствами цепко держала его на дне.
…Еле светились плафоны. Под матовыми колпаками словно тлели красноватые угольки. Разряженные аккумуляторы отдавали последнюю энергию.
Дышать стало совсем трудно: прекратилась работа воздухоочистительных установок.
Наконец погас свет.
Васильев зажег карманный фонарик.
Синеватый луч скользнул по лицам и побежал по коридору…