«Отвоевав» себе немного жизненного пространства в углу вагона метро, Корнеев достал газету и пробежался взглядом по заголовкам: «Громкое убийство в Сокольниках», «Проститутки отстаивают свои права», «Мать выкинула пятилетнюю дочку в окно». Читать не хотелось. Он целый день анализировал сводки происшествий и преступлений, совершенных в армии, и был сыт по горло чернухой.

 Городскую молодежную газету Корнеев покупал регулярно, но не из–за большой любви к ней. Напротив, он презирал ее за пошлый, шутовской тон, за публикацию телефонов публичных домом под рубрикой «Досуг». За то, что при чтении материала на любую тему невольно в воображении возникал образ журналиста: эдакого наглого, самоуверенного, циничного и весьма сексуально озабоченного молодого повесы. Не о нем ли у Есенина:

 «Длинноволосый урод

 Говорит о мирах,

 Половой истекая истомою».

 И все же Корнеев покупал «Гальюн таймс», как он окрестил эту газетенку, там можно было прочитать многие армейские и прочие околовоенные новости «с душком», которые не смела публиковать официальная «Красная звезда». Не исключением был и сегодняшний номер.

 Именно этой газетой угрожающе тряс сегодня вечером перед лицом Корнеева генерал–майор Скорняжный. Его лицо было красным и злым, он не особо подбирал выражения:

 - Подонки! Кто посмел?! Что за «пятая колонна» у вас завелась?! Нет, вы отдаете себе отчет?! Вы понимаете, что это преступление?! Понимаете, я вас спрашиваю?!!

 - Товарищ генерал…

 - Молчать!!! Даю вам три дня на служебное расследование. Потом этим займется военная прокуратура. Тут же секретная информация. Кто имел к ней доступ?!

 - Не готов доложить.

 - Мне! Список!! Срочно!!! Всех проверить! Найти!!! Уволить!!! Нет, судить!!! Но пока идет служебное расследование, о нашем разговоре никто, слышите, никто не должен знать! Трое суток, товарищ полковник, вам. Все! Идите! Вон!!!

 Корнеев, который раз уже за сегодняшний день перечитал публикацию журналиста Бергмана, но так и не мог понять: что так сильно вывело из себя генерала Скорняжного. Человека, о котором шла молва как о суперосторожном и суперживучем чиновнике.

 Скорняжный Владимир Сергеевич был генералом а–ля Наполеон, правда, сходство это начиналось и заканчивалось его малым ростом. Разговаривая с человеком, имел привычку время от времени приподниматься на носки, он как бы весь рвался ввысь. При этом на его лице, изъеденном оспинами, блуждала улыбка, от которой веяло не теплом, а скорее вечной мерзлотой. Бегающие небольшие острые глазки, цепкие, как рыболовные крючки, только усиливали негативное впечатление.

 СВ (прозвище, данное офицерами за его сибаритство) освоил науку выживания в центральном аппарате лучше, чем науку побеждать. Как осьминог в случае опасности испускает чернильное облако, так Владимир Сергеевич при малейшей опасности «испускал облако» справок, отчетов и планов. Его нисколько не смущало, что они, как правило, не имели ничего общего с реальной жизнью, главное — на хорошей бумаге и без исправлений. Благодаря этой его способности или другой, неизвестно, но факт остается фактом: только ему одному удалось пережить уже восьмое (!) реформирование главка. Больше того, он смог продвинуться по службе: сделал неплохую карьеру от старшего офицера до начальника ведущего управления. Злые языки даже новую единицу измерения придумали — один СВ. Это единица выживаемости. При десяти СВ человека можно смело выбрасывать в шторм за борт, при сотне — на Луну без скафандра, в обоих случаях человек обязательно выживет.

 СВ с офицерами всегда был предельно вежлив. Он твердо усвоил истину: в центральном аппарате неизвестно «за кем кто стоит», поэтому не стоит нарываться. И сегодняшний срыв на крик должен был иметь под собой очень весомый повод. Не верилось, что обычный отчет о командировке в Чечню журналиста Бергмана тому причиной.

 Корнеев хорошо знал, как пишутся подобные газетные материалы. Скупая информация официальных структур и мимолетная «экскурсия» в какую–нибудь часть второго эшелона не могли по понятным причинам удовлетворить журналистов. И они брались за самостоятельный сбор «фактуры». Начинали с местной столовой в Моздоке, где обедали офицеры. В ход шли все байки и небылицы. Иногда офицеры специально сливали «нужную» информацию, были и такие, кто от обиды на что–нибудь или кого–нибудь «невзначай» проговаривался. Но чтобы «сдать» секретные сведения… В это Корнеев не мог поверить.

 В репортаже Бергмана, на первый взгляд, ничего особенного не было. Сначала журналист долго и несколько нудно описывал свои мытарства при попытке выбить хоть какую–то информацию от официальных представителей Минобороны, затем живописал свой визит на «передовую», где «только что отшумел ночной бой». «Федералам достались солидные трофеи: совершенно новая бронемашина иностранного производства, три гранатомета, цинки с патронами и несколько килограммов морфия. Как мне пояснили офицеры, наркотики они изымали не раз, но столь внушительная партия им попадается впервые. В эту же ночь был освобожден майор Валиев, накануне захваченный в плен бойцами полевого командира Уразаева».

 В конце репортажа Бергман поместил фотоснимок, на котором он в окружении разведчиков красовался на фоне трофейного бронетранспортера. Правда, из–за низкого качества снимка и скученности людей толком рассмотреть технику было практически невозможно. Оставалось только верить журналисту, что «железо», действительно иностранное. Под снимком пояснение, кто есть кто, и обобщенные за месяц цифры потерь по всей российской группировке войск. Они были абсолютно точными, но не совпадали с официальным. Теми, которые озвучивала пресс- служба Министерства обороны.

 Причина такого расхождения не была загадкой для Корнеева. По порядку перечисления цифр, некоторым замечаниям нетрудно было догадаться, что их взяли из последней шифротелеграммы из штаба Северо–Кавказского военного округа. Подобные шифротелеграммы регулярно приходят в главк для сведения руководства. Позднее на их основе пресс–служба составляет свое заявление о потерях. Текст заявления после многочисленных утверждений и согласований успевает состариться как минимум на неделю, прежде чем появиться на свет.

 С формальной точки зрения цифры, приведенные в материале, явное разглашение военной тайны. В правом верхнем углу шифровки четко значилось короткое, но емкое слово «секретно». И если найти «источник» утечки — можно смело заводить дело и «впаять» виновному лет семь тюрьмы. Но с другой стороны, чисто человеческой, это явно был секрет полишинеля. Кто же не знает, что в Чечне практически ежедневно гибнут солдаты? И большая ли разница, что эти конкретные цифры пресса узнает неделю спустя? Но логика — это одно, а закон — другое.

 Корнеев скрутил газету в трубку и спрятал во внутренний карман куртки: надо все еще раз внимательно перечитать, взвесить. Неужели кто–то из наших решил таким способом заработать гонорар себе на пиво? При всей бедности, которая давно уже поселилась в офицерских кошельках, этот вариант Корнееву был особенно противен. Он верил, что по такому же принципу, как и он (пусть бедный, но гордый), живут все окружающие его офицеры.

 Но даже если действительно у газеты объявился «свой корреспондент», это еще не повод для столь бурной реакции генерала Скорняжного.

 - Почему же наиулыбчивый и наитишайший так озверел? — размышлял Корнеев. — Нет, здесь что–то не так. Завтра обмозгую это дело, а пока — спать. Часика четыре можно себе позволить на отдых и протрезвление, а там за «основную» работу.