Имелось такое явление в жизни СССР 1980-х годов. Имелось он и в Тюмени, причем сменяя друг друга рок-клубов было то ли пять, то ли шесть. Вот история первого из них.

1

В первой половине 1980-х гг. в г. Тюмени проживал некий человек по фамилии М.Немиров. Он учился в университете. Помимо этого, он сильно порой любил выпить вина «Вечерний звон» в компании друзей; для людей, не знакомых с характером тогдашних суровых дней поясняю: «Вечерний Звон» — это было тогда такое сухое красное вино болгарского производства, которое стоило 1 рубль 80 коп., и которое было самым популярным напитком тогдашних молодых людей, учившихся в высших учебных заведениях города Тюмени.

Проблема состояла в следующем: в городе Тюмени очень уж холодно. Зима здесь длится, согласно учебнику географии тюменской области ни много ни мало, а 169 дней из 365, составляющих год. На улице ох, не повыпиваешь — необходимо отапливаемое и защищенное от ветра помещение. А вот с этим-то делом в городе Тюмени всегда была ох и супер же напряженка!

Но М.Немиров нашел выход. Он воспользовался тем, что в указанный период времени в городе Тюмени наличествовала советская власть и диктатура КПСС.

Дело вот в чём: она была очень глупая, эта власть, её было очень легко дурить!

Например, советская власть и КПСС очень сильно любили всякие секции, кружки и художественную самодеятельность всех видов и разновидностей. Представителю этой власти на местах, если на вверенной ему в пользование территории имелись такие секции и кружки, ему за это советская власть всегда давала премию, переходящее красное знамя, благодарность с занесением и прочие номенклатурные привилегии. Вот этим-то и воспользовался М.Немиров.

2.

Он приходит к такому представителю этой власти в Тюменском университете. Фамилия представителя — Туров.

— А не организовать ли нам в университете рок-клуб? — предлагает М.Немиров сему представителю.

— Рок-клуб? — удивляется представитель.

— А что это?

— Ну, — объясняет М.Немиров, — Есть такая современная молодежная музыка, народные песни американских негров, протестующих против капитализма и военщины, мы их будем слушать и обсуждать.

Тут происходит вот что: представитель ужасно обрадывается. Тут же он выделяет под это дело помещение в общежитии на Мельникайте, тут же он повелевает выдать из запасов профсоюза магнитофон и усилитель, после чего добавляет:

— Ну, ставку руководителя мы тебе выбить вряд ли пока сможем, пока посидишь на полставке. — Тут М.Немиров совсем обалдел: мало того, что дают теплое помещение под притон, так еще и деньги на водку!

Правда, решено было изменить название:

— Мистицизмом каким-то отдает — рок, понимаешь ли, фатум. Могут не понять! — объясняет Туров. И названо это было Клубом Любителей Песен Протеста Против Американского Империализма и Милитаризма. 1 марта 1985-го года сие объединение любителей успешно приступило к занятиям.

Картинка в заголовке как раз и призвана продемонстрировать, что было с тем руководителем, который не уделял должного внимания художественной самодеятельности: его беспощадно продергивали в центральной прессе.

3.

Какого-то не скажу точно мая того же 1985-го года имеет место следующее событие: М.Немиров выходя из «Пельменной» которая возле университета, сталкивается лицом к лицу с некиим Аркадием Кузнецовым, учеником 9 класса средней школы номер 25.

Дело в следующем: за более чем полгода до описываемого, осенью 1984 года, М.Немиров, будучи студентом-филологом, проходил педагогическую практику как раз в школе номер 25, и преподавал русский язык и литературу как раз среди указанному Кузнецову А.; а поскольку заставлять подростков изучать образ чего-то там в чём-то там ему было уж очень скучно, он их заставлял изучать образ пива в песне группы «Кино» «Мои друзья идут по жизни маршем».

— А что, Мирослав Маратович, — робко спрашивает юноша бородатого, немытого и всклокоченного М.Немирова, — Правда ли, что у вас в университете какой-то рок-клуб завелся?

М.Немиров с головой погружён в думы о крайне сложной и безумной своей личной жизни; таблетки от сумасшествия «сонапакс» он употребляет пригоршнями, как революционные матросы в 1917-м году семечки подсолнухов; помогают они мало: безумие бытия прогрессирует по экспоненте, принимая характер тотальной и перманентной катастрофы. Так что ему ох, не до воспитания юношества.

— Ну, — единственное, что отвечает он.

— А как бы это… Можно, мы с другом к вам придем? — интересуется Кузнецов А.

Тут М.Немиров производит следующее: он лезет в карман и последовательно вынимает оттуда: грязные носки — трусы — зубную щетку — початую бутылку красного сухого вина «Огненный танец», заткнутую скрученной в комок бумажкой, — кучу всяких бумажек, на которых что-то понаписано — стакан — несколько окурков папирос «Беломор» разной длины. Затем не меньшее количество разных предметов он вынимает и из другого кармана, в их числе спички. Выбрав из окурков тот, что подлинней, М.Немиров сует его в рот, прикуривает, после чего отвечает:

— Приходи.

Он объясняет, куда приходить.

Объяснив, он удаляется.

История о содержимом карманов М.Немирова надолго становится историей, которую А.Кузнецов охотно вспоминает и рассказывает при всяком удобном случае.

4.

В тот же день А.Кузнецов с приятелем В.Медведевым приходят на заседание Клуба любителей песен протеста. Помещением, отведенным под местопребывание сего клуба является большая комната на пятом этаже университетского общежития, что на улице Мельникайте, перед гастрономом «Радуга» — во двор.

Это комната размером наверно метров так 60. Первоначально это была комната, предназначавшаяся для самостоятельных занятий студентов.

Например, у некоего студента Х завтра экзамен, а у него в комнате — День рождения. Предполагается, что тогда он и идет в эту вот комнату — в ней столы стоят рядами, стулья — и занимается. Ее и отдают любителям протеста под их надобности.

Юноши стучат в дверь, затем толкают её. Они входят.

Вот что они видят: притон!

Они видят наиклассичейскейший из притонов, как в кино про американский сухой закон!

Они видят стоящий посередине комнаты разложенный диван-кровать, на котором римским сенатором возлежит Мирослав Немиров.

Перед диваном они видят журнальный столик, заставленный всем подряд, начиная с электрического чайника и кончая полубутылкой «Огненного Танца».

Еще они видят, что вокруг столика стоят кресла, и в них сидят всякие молодые люди, положив на стол ноги и куря — дым висит коромыслом. Еще всякие люди сидят на ковре, который лежит на полу. (Всё это изобилие мебели вот откуда: М.Немирова как раз только что выгнали со снимаемой им на Широтной улице квартиры, вот он и переехал жить в рок-клуб, и еще и перевез сюда всю свою мебель.)

Короче, они видят примерно именно то, что на картинке ввверху этой страницы.

Прически у молодых людей такие, что просто удивительно, почему они до сих пор на свободе — у некоторых из них даже выбриты виски! Наличествующие здесь девушки одеты так, что возникает мысль, от которой холодный пот бежит по спине: возникает подозрение, что некоторые из них, может быть, вообще без трусов! Они одеты короче так как на картиночке 1. Что вызывает подозрение, что дело обстоит примерно так, как на картиночке 2.

Все эти люди заняты выпиванием всё того же «Огненного танца», второго из сухих красных болгарских вин по цене рубль восемьдесят за бутылку, и различными беседами о разных вещах; никакого внимания пришедшим не уделяет никто. Юноша Аркаша, наконец, решается вклиниться в беседу. Он сообщает: он с товарищем есть любители рок-музыки, и хотят сочинять её, а потом исполнять.

Он сообщает это М.Немирову.

М.Немирову ох, ни единым местом не до воспитания юношества. Он с головой погружён в созерцание сидящей напротив него Оли Каращук и в посылание ей магнетических телепатограмм в порядке невербальной коммуникации.

— Ну что ж, сочиняйте, — отвечает он юноше.

— А какие? В каком стиле? Вы уж подскажите, как старшие товарищи! — не унимается юноша.

— Да играйте в каком хотите! Какая, в конце концов, разница!

— Мы вот думаем, нужно такую интеллектуальную музыку играть, ну типа там «Йес», «Генезис»…

— «Генезис»? Ну это уж совсем мудотень! — раздраженно сообщает Немиров.

— Мудотень? — поражен юноша таким отзывом о группе, прославленной своей высокохудожественностью. Подумав некоторое время над этой неожиданной мыслью, он идет на новый приступ:

— А что не мудотень?

— Панкуха, — коротко отвечает М.Немиров.

— Панку-у-уха?! — это идея окончательно погружает А.Кузнецова в состояние духа человека, с детства слышавшего везде, где только можно, что Земля — шар, и вдруг узнавшего, что это полная неправда, ибо на самом деле она всё-таки — плоская.

Обдумав это дело еще некоторое время, он в очередной раз решается оторвать М.Немирова от его занятий.

— А, простите, это… ну… (поправляя очки, нервно глядя в пол) У вас ведь есть магнитофон? Нельзя ли её завести, эту панкуху?

Магнитофон!

Клубу любителей действительно выписан казенный магнитофон, и даже стереофонический, и даже к нему усилитель «Бриг» мощностью 50 ватт с колонками. Но ведь это нужно ехать за ним в студклуб, находящийся на другом конце города, да тащить его сюда, да… Естественно, руки до этого не доходят вот уже третий месяц. И без магнитофона здесь очень вполне отлично!

— Ну, дайте мне пленку, мы дома послушаем… Честное слово, завтра возвратим!

Пленку…

Единственная пленка, имеющаяся в клубе любителей — неизвестно откуда завалявшаяся кассета с записью пластинки «Регатта де Бланк», группы «Полис», назвать которую панкухой —. (Деньги, регулярно собираемые с членов клуба в качестве взносов на приобретение пленок, пластинок и прочей хреноты, естественно, тут же относятся в рядом лежащий гастроном «Радуга», где на них покупается много разных отличных штук, продающихся в его винном отделе).

В итоге Аркаше вручается именно указанная запись «Полис», прижав которую к сердцу унылый юноша бежит домой скорей прильнуть к звукам таинственной «панкухи».

Фотографии Аркадия Кузнецова того периода у меня нет, поэтому помещаю здесь изображение второго из юношей, Медведева В.

5.

Дальнейшее является удивительным: на следующий день Кузнецов А. является в рок-клуб с гитарой и сообщает:

— Я вот вчера послушал вашу музыку, и тоже песню сочинил!

Деваться некуда, любители протеста приступают к прослушиванию песни. Удивительно, но песня действительно оказывается вполне нормальным панк-роком по своей музыкально-ритмической структуре, а текст таков:

Мама — строитель,

Папа — монтер,

Я — шустрый, как провод,

И очень хитер,

и припев:

Ублюдки!

Ублюдки!

Родители — ублюдки!

Правительство — ублюдки!

Кругом одни ублюдки!

и так далее.

Вполне, короче сказать, ничем не хуже настоящих, песня протеста.

Она удостаивается всяческого одобрения.

— Сочиняй дальше! — постановляют любители. — Будешь музыкальным сопровождением! А то, действительно, нехорошо: числимся любителями песен, а сами только винище хлещем. Так и разогнать могут лавочку!

Но, оказывается, этого мало.

Оказывается, Кузнецова А. не устраивает петь под гитару, он желает исполнять это всё на настоящих электрических инструментах, с колонками, усилителями и всем остальным положенным..

— Ну, что же, — отвечают ему, — Дело нужное, давай!

Оказывается, нет.

Оказывается, он хочет, чтобы это мы ему раздобыли аппаратуру и место для репетиций — где мол, мне, бедному школьнику всё это искать; то ли дело вы, старшие товарищи!

Деваться некуда: назвался груздем. Любители устраивают его репетировать в студклубе на имеющихся там инструментах и аппаратуре. Но оказывается, этого опять мало!

— Не могу же я один играть на всём сразу, — нудит настырный юноша и просит старших товарищей подыскать ему музыкантов.

Но и это не всё! Вскоре оказывается, что кроме «Ублюдков» более у А.Кузнецова никак ничего не сочиняется:

— Вы же старшие товарищи, вы образованные, в университете учитесь, сочините мне чего-нибудь, — канючит он со своим обычным видом малолетнего уксуса.

— Да ты что, совсем обалдел? — хватается за голову М.Немиров. — У меня, во-первых, слуха нет — абсолютно, во-вторых, я вашу гоп-музыку вообще терпеть не могу!

Тем не менее, М.Немирову приходится в итоге сочинять им песни: сочинять тексты — ну, это еще куда ни шло, но сочинять и музыку также!

Делая это следующим образом:

— Ну, — говоря гитаристу, — Ты играй какое-нибудь «Туруру — пим! Турум-пимпим!», а ты (это басисту) в это время этак давай «Бу-бу-бумс! Бумбум-бубумс!», а ты (барабанщику) тоже как-нибудь стучи, только почаще по тарелкам!

Называет всё это он в честь одного из своих стихотворений «Инструкцией по Выживанию», и так вот в городе Тюмени и возникает рок-музыка.

Рок-клуб, начальство, опомнившись, уже в июле всё того же 1985-го года, естественно, разгоняет, однако группа «Инструкция по Выживанию» существует до сих пор, и даже, выступает с концертами в Москве, Питере и прочих городах б-СССР. Аркадий Кузнецов играет в ней на басу, а заправляет всем Роман Неумоев по прозвищу Ромыч — см.

Часть II

Впрочем, уже осенью того же года возникает 2-й рок-клуб, организованный Ю.Шаповаловым и упоминавшимся Р.Неумоевым, и базировавшийся сначала непосредственно на новой квартире М.Немирова. которую он снимал на ул. Котовского, а затем — в университетском студклубе (см.), который тогда располагался в корпусе исторического факультета на Перекопской улице, и который — рок-клуб, а не исторический корпус — просуществовал до конца апреля 1986, когда был разгромлен уже не кем-либо, а самим КГБ!

Что, однако, не помешало летом того же года возникнуть 3-му рок-клубу, засевшему в ДК «Строитель», возглавлял который всё тот же Р.Неумоев; после чего в 1987-88-м годах были и 4-й, и 5-й, и 6-й, которые возглавляли то всё тот же Р.Неумоев, то всё та же Г.Салаватова, то Д.Попов (см.), и которые были то там, то здесь, то в ДК «Водник», то в ДК «Геолог», то в клубе Моторного завода, то в угрюмой общаге какого-то из ПТУ. Еще позже, уже в конце 1980-х, доходили слухи и о еще каких-то рок-клубах, которые основывали уже совершенно неизвестные автору этих строк представители нового поколения — неотюменщики (см.); и я нисколько не удивлюсь, если узнаю, что и сейчас где-нибудь в здании общественного назначения собирается ежевечерне выпивать водку группа молодых людей, а на двери, за которой они это делают, весит вывеска «рок-клуб».

Ибо очень уж в Тюмени холодно.

Если содержание предпоследних четырех строк соответствует истине — пускай эти молодые люди пришлют мне почтой сообщения относительно сего — я их опубликую.

26 января 1996, ночь.

Слушая по радио «Станция» отличную новую музыку называемую «джангл»: 24 часа в сутки непрерывного барабанного грохота и дергания за самые басовые из струн бас-гитары, сопровождаемые примерно 1 раз в 10 минут каких-нибудь маловразумительным выкриком.

Красота!

Всю жизнь именно вот чтобы вот такая музыка была, я хотел — пожалуйста: сроки настали, она есть.