***

Никелированный гремит мороз. Зимы

Торжественный, чудовищный, какой-то ящероподобный механизм,

Тебя хватает, сплющивает, зажимает в бабки,

Подводит суппорт, подаёт подачу, —

Мороз ревёт Бетховеном, визжит железо по-собачьи —

Какая ж в том, однако, правда-матка —

Стоять на остановке, стиснутый бескрайними снегами —

Чистое поле налево, пустырь новостройки направо —

Нелепый, крохотный, дурацкий, как Гагарин,

При этом, ясный барабан, опять неправый.

Жёсткий кустарник торчит из-под снега как брошенная арматура.

Брошенная арматура торчит из-под снега жёсткая, точно кустарник.

Только холод и солнце и ветер впереди по бокам и сзади, —

Люминесцентная жизнь. Нашатырное утро.

— На тысячи вёрст кругом чужая страна

В которой нет никого, кого бы хотел ты любить;

— На тысячу вёрст кругом чужая страна

В которой нет никого кем ты бы хотел быть любим;

Чужая страна, казармы, общаги, и драки

Траншеи теплоцентралей, руины заброшенных новостроек;

Вонь общежитий, трамвайная свальная давка,

Горькая водка и лучший писатель Горький,

— и всякое прочее в этом духе, сейчас уж и не помню, что;

Тюмень, декабрь 1984 — Надым, май 1988. Май? Май. Это ж Надым. В мае там — так, да.