В какой момент я отключилась и как оказалась в постели, я не помнила, а ко всему — не имела ни малейшего понятия, где нахожусь. Несколько минут я в изумлении рассматривала просторную светлую комнату, в которой очнулась. Затейливая лепнина в виде цветов украшала нежно-голубые стены и потолок. Солнечные лучи, проникавшие через распахнутое окно, превращали наборный паркет с причудливым рисунком в янтарную патоку.

Ветер шаловливо качнул белоснежные занавеси и принес собой сладковатые нотки аромата диких роз и горьковатые — перестоявшей, пожухлой травы. С детства я любила этот запах.

То ли от воспоминаний, то ли от осознания, что жива, слезы навернулись на глаза. Глубоко вздохнув, я постаралась их сдержать. Попыталась слегка приподняться и повернуться, чтобы прижаться щекой к подушке, но тотчас ощутила резкую боль в боку, а следом закружилась голова, от усилия на висках выступил пот. Упав назад, я прикрыла глаза. Бездна! Сил едва хватало, чтобы приподнять голову. Так отвратительно я себя никогда не чувствовала. Но до сих пор ни разу не подводившее меня тело, решительно отказывалось повиноваться.

Никогда раньше я не болела. Ощущение беспомощности было внове и оно мне не нравилось. Противное чувство. Едва открыв глаза, я уже не могла противиться сонливости. Сил перебороть это состояние не было. Закрыв глаза, я вновь отключилась, и проснулась только через несколько часов.

В комнате царил полумрак, рассеиваемый парой светильников, а окном — темнота. Теплый воздух был наполнен запахами трав и цветов, как бывало только перед закатом или недолгое время после него. До моего слуха доносился стрекот насекомых и звук чьих-то осторожных шагов.

— Допрыгалась? — язвительно прозвучал знакомый голос откуда-то сбоку.

Я мгновенно узнала его обладателя и… невольно улыбнулась. Несмотря на непростые отношения, я была безумно рада увидеть свекра. Пусть он меня никогда не любил. Пусть тон его голоса часто был ехиден, а чаще откровенно ядовит, пусть я никогда не стремилась попасть в число его пациентов, считая это самым худшим, из того что вообще может произойти, но я искренне была рада узнать, что Вероэс жив.

Пусть морщины еще сильнее изрезали покрытое бронзовым загаром лицо, пусть его волосы из черных, присыпанных снегом седины на висках, стали похожи на смесь соли и перца, пусть его взгляд потерял присущее ему лукавство и потух — медик был жив, и это неожиданно отогрело мне душу.

— Вероэс, — прошептала я, глядя на то, как мужчина подошел к кровати.

Остановившись, он несколько долгих секунд хмуро смотрел на меня сверху вниз, и под этим, лишенным всяческого тепла взглядом, я почувствовала, как бесследно тает мое хорошее настроение.

В первые несколько мгновений, обрадовавшись, я сумела забыть, насколько сильно свекор меня не любил. Что для него я всегда был ненормальной, одержимой фанатичкой, и что совсем не такую женщину он хотел видеть рядом со своим сыном. Да, у него хватало порядочности и ума не пытаться нас ссорить. Но на каждый из моих визитов вежливости он лишь морщился. Я, после того как догадалась об его истинном отношении, старалась ему не навязываться. Для окружающих мы казались слишком заняты каждый своим делом, и в наших редких встречах не было ничего необычного. И только мы сами знали, что на самом деле скрывается за видимостью ровных и редких отношений.

Но сейчас никого обмануть не получится, саму себя — в первую очередь. Да и нет необходимой дистанции для маневра.

— С возвращением, мадам Арима, — произнес старик. И ледяным тоном добавил. — Что-то вы сегодня неважненько выглядите.

Я отвела взгляд, интуитивно чувствуя, что ссоры не избежать, и потому постаралась не ввязываться в спор: сил подобные диспуты отнимают много, а их и так было немного. Но и признавать справедливость упреков мне не хотелось. Поэтому я постаралась сделать то, что было мне все же по силам: старательно пропуская мимо ушей слова свекра, я делала вид, что внимательно в них вслушиваюсь.

Видимо, разгадав этот трюк, Вероэс усмехнулся, и, наклонившись, заглянул мне в глаза.

— Ну, рассказывай, как тебя лечили, — произнес он, не сводя с меня внимательного взгляда. — Как нарвалась, заметь, я не спрашиваю.

Он взял меня за запястье, пощупал пульс, усмехнулся и, уложив мою руку на кровать, отступил на пару шагов.

Под его неприязненным взглядом я чувствовала себя едва одетой, и было непонятно, отчего вдруг он перестал скрывать свое истинное отношение. От обиды дрогнули губы, и слезы едва не покатились по щекам.

Я понимала, что нельзя скрывать информацию от медика, но чувствуя его враждебность, не могла выдавить из себя ни слова. К тому же, хоть и никогда не жаловалась на память, но все процедуры, которым меня подвергали в госпитале, я так и не смогла запомнить. И список медикаментов, оказавшийся весьма внушительным, полностью запомнить тоже не удалось.

Сглотнув комок в горле, я виновато отвела взгляд и попросила:

— Хочу пить.

Вероэс вновь посмотрел на меня с укоризной, принес воду, помог напиться, поддерживая за плечи.

Стало чуть легче. По крайней мере, пересушенные рот и горло уже не царапало дыханием. Головокружение и слабость донимали по-прежнему, и все так же тяжело оказалось ворочать неподъемной, словно заполненной свинцом, головой.

Поставив стакан на столик возле кровати, свекор прошелся по комнате, подвинул стул, присел рядом. Молчал. Но лучше бы распекал, видеть его неприязненный взгляд было невыносимо. Словно прочитав мои мысли, свекор заговорил:

— Что, не нравится врач, которого к тебе приставил Ордо? Учти, что другого не будет: Аторис не многим доверяет и совсем мало людей могут получить доступ в его резиденцию. Так что смирись.

Закусив губу, я посмотрела прямо в лицо свекра. Кажется, я ошиблась, назвав его отношение неприязнью. Это была самая настоящая ненависть.

«Чересчур чувствительной вы становитесь, мадам Арима», — одернула я себя мысленно, а вслух спросила:

— Долго я была без сознания?

Медик покачал головой.

— Нет, — снисходительно отозвался он, — каких-то пару часов. Потом спала, что естественно. Правда не совсем понятно, почему, когда ты отключилась, Ордо всю резиденцию на уши поднял — вид у тебя доходяги, так что стоило ожидать. Правда Аторис, хоть и неплохо тебя знает, подумать не мог, что ты способна через неделю после сложнейшей операции сбежать из медцентра, отказавшись от реабилитации…. — Свекор иронично качнул головой, и процедил через зубы: — Идиотский поступок, знаешь ли. На Рэне с оборудованием и медикаментами туго. И сдохнуть у тебя шансов больше, чем выжить. Вот зачем ты вернулась?

В горле снова вырос ком, который я не могла ни сглотнуть, ни выдохнуть. Он медленно переместился в центр груди, и только когда он, прорвался и от боли горячие слезы хлынули из глаз, я смогла ответить:

— Дон, — прошептала я, — Доэл. Я хотела вернуться к ним. Если не сейчас, то уже никогда.

Вероэс скривил губы и неожиданно тихонько погладил меня по кисти, словно пытался успокоить, но от его внезапного сочувствия мне стало только хуже: к слезам присоединились горькие истеричные рыдания. Даже понимая, что веду себя как тряпка, я ничего не могла с этим поделать: рыдала, ревела и тщетно пыталась улыбаться, скрывая боль, вызванную словами свекра.

Старик вздохнул, прошептал тихо:

— Прости.

Это было неожиданно. Я закрыла глаза, вздохнула, попробовала взять эмоции под контроль и вновь почувствовала, как пальцы Вероэса поглаживают кисть моей руки.

— Фори, — проговорил он неожиданно тихим и виноватым голосом, — пойми меня правильно. Я никогда не смогу забыть, что ты — сотрудник разведки. И что причина, по которой ты вернулась, может быть далеко не единственной.

Я стиснула губы, чтобы не дрожали, и попыталась отвернуться, злясь и на собственную слабость и на жестокость свекра.

Для него работа на разведку была чем-то сродни болезни, навсегда вычеркнувшей меня из числа нормальных людей. Словно проказа. Впрочем, к прокаженным мой свекор отнесся бы лучше. Ведь болезнь, в отличие от работы, не выбирают.

— Скажи, хотя бы в первой причине ты мне не лжешь?

Я не стала отвечать. Да и что можно ответить? Будь больше сил, я, все же, с ним поругалась бы. И хоть я старательно пропускала слова мимо ушей, одно из последующих предположений заставило меня рывком оторвать голову от подушки и, негодуя, посмотреть свекру прямо в глаза.

— Фориэ, а другая причина… Надеюсь, тебе не приказали устранить Ордо?

— Что за бред? — возмутилась я.

Дали небесные! Знала я, что у Вероэса нелюбовь к Стратегам переходила все разумные пределы, но что в его голове роятся подобные предположения — такого я не ждала! Однако же, лестное у медика обо мне мнение!

— Фори?

Я проигнорировала обращение и протяжно вздохнула. Ответила я через несколько долгих секунд, которые потребовались, чтобы собраться с силами:

— Ты б еще предположил, что я приехала убить мужа и сына.

Медик отшатнулся, поднялся на ноги и прошелся по комнате. Я слышала звук его шагов по паркету, но глаз не открывала. Слабость снова сковала тело, хуже того, она постепенно обволакивала разум, и меня начинало вновь клонить в сон. И даже раздражение не помогало стряхнуть сонливость полностью.

Того, что наговорил мне сейчас свекор, в прежние времена было бы поводом для серьезнейшего скандала. Сейчас предположения меня задевали, ранили, заставляли сетовать на несправедливость упреков и… глотать слезы, мысленно жалуясь всему свету на несправедливость.

— Прости, — прозвучало вновь.

Я тихо вздохнула: слова и ничего больше. Было мгновение, когда я почти поверила, что лед способен растаять, но оно уже ушло.

— Ордо тебе верит, — не дождавшись моего ответа, медик заговорил сам; на этот раз медленно и аккуратно подбирая каждое слово. — Не знаю, что ты ему посулила. Но сегодня впервые за много дней он не срывает зло на окружающих, не глушит кофе литрами и почти не курит. Это значит, что у него хорошее настроение. Редкое событие. Чем ты его обрадовала?

Распахнув глаза, я сонно посмотрела на медика, прежде чем ответить:

— Спроси у Аториса. Я устала.

Свекор тихо вздохнул, остановился, а потом снова принялся измерять шагами комнату.

— Дуешься. Ладно. После вашей беседы Аторис отменил все, запланированные ранее встречи, и назначил несколько новых. Кстати, некий Арвид Эль-Эмрана сегодня тоже посетил резиденцию, между делом торговец заглянул ко мне в лазарет и передал весточку от коллег с Ирдала.

Приблизившись к кровати и остановившись, свекор посмотрел долгим взглядом мне в лицо. Выдержав длинную паузу, он тихо проговорил:

— Я, конечно, могу забыть о том, зачем он заходил, и откуда вас обоих принесло на Рэну. Эль-Эмрана производит впечатление порядочного человека, и я не желаю осложнять ему жизнь. В отличие от тебя, он не юлил. Просил не распространяться и только. Именно он дал мне план твоего лечения, вместе со списком рекомендуемых лекарств и необходимых процедур. Более того, по его распоряжению в резиденцию доставили твой багаж.

— Бездна! — прошипела я, чувствуя как от злости меня начинает колотить крупной дрожью.

Вот клятый торгаш! Кто его просил распускать язык? И подарки присылать его не просили тоже!

— Спасибо бы ему лучше сказала, — бросил медик, заметив, как меня трясет и корежит. — Я чуть голову не сломал, чем тебя лечить, а в багаже нашлись лекарства: как лигийские, так и произведенные на Раст-эн-Хейм. А еще очень редкие и специфические медикаменты Разведки, из разряда тех, которые способны поднять даже труп. Почти труп.

Пройдя по комнате, Вероэс остановился около стола, достал из выдвижного ящика упаковку, и, вернувшись к кровати, показал мне оставшиеся в гнездах три полных ампулы желтовато-горчичного цвета. Только три из пяти.

— Знаешь, что это? — проговорил он, стараясь держать себя в руках. Но его голос срывался, взволнованно дрожал, и я не могла понять, злость это или беспокойство заставляют старика так сильно нервничать.

Я не разбиралась в медикаментах, но посмотрев на свекра отметила, что ампулы он держал так, как держат ядовитую змею, боясь ее потревожить.

— Не знаю, — сорвалось с губ почти стоном.

В голове стучало, словно кто-то отбивал ритм прямо по костям черепа, вновь кружилась голова, а к горлу подкатила дурнота. И все это вместе с невероятной слабостью, не позволявшей даже пошевелиться, превращало разговор в немыслимой жестокости пытку.

Мне было плохо. Так плохо, как никогда в жизни еще не бывало. Наверное, я сравнялась цветом кожи с белоснежным накрахмаленным бельем на постели. Потому что медик уронил ампулы на кровать, и, метнувшись к столу, достал какие-то медикаменты, затолкал их в инъектор и, вернувшись, нацепил мне его на запястье.

Присев на край кровати он время от времени бросал на меня обеспокоенные взгляды и молчал.

Кожу под инъектором слегка пощипывало, постепенно лекарства начинали действовать: понемногу теплели кисти рук, дрожь отступала, какофония в голове становилась тише. Облизнув губы и окончательно придя в себя, я спросила:

— Что это было?

Вероэс пожал плечами, криво усмехнулся, подобрал желтоватые ампулы, сгорбился и, повертев их в руках, ответил, избегая смотреть мне в лицо:

— Один из побочных эффектов стимулятора, — протянул невесело. — Я полагаю, без него тебе бы силенок не хватило перенести полет. Но после трансплантации применять подобные препараты очень опасно. Можно полностью исчерпать все резервы организма и умереть. Тебе жить надоело? Знаешь, Фори, я уже успел выстроить гипотезу о том, что ты — смертница.

От похоронной серьезности его голоса у меня мурашки побежали по коже. Ледяная лапа страха коснулась спины и погладила кожу вдоль позвоночника — от шеи до копчика. Запоздалое раскаяние растеклось по щекам жаркой волной стыда.

На месте старика я тоже бы не знала, что мне предполагать и о чем думать.

— Прости, — прошептала я.

— Какое у тебя задание?

— Да нет никакого задания, — возмутилась я. — Нет!

Замолчав, я закрыла глаза, пытаясь успокоиться. Дали Небесные! Да я сама бы себе сейчас не поверила, что говорить о свекре, с его вечной нелюбовью к Стратегам?

Доэл несколько раз упоминал, что по юности его отец стажировался в медслужбе Разведки, но то ли завалил квалификационные, во что мне лично не верилось, то ли просто отказался подписывать контракт, предпочтя спокойную размеренную жизнь гражданского медика.

Знать бы что на самом деле тогда случилось, откуда у свекра появилась неистребимая ненависть к разведке? А еще чудилось, что допрос еще не закончился. И точно:

— Думаешь, я поверю, что эти препараты ты получила за красивые глаза? Что шеф посочувствовал и отпустил тебя домой по доброте душевной, а не потому, что ему что-то позарез нужно на Рэне? — Ядовито выплюнул он.

Логика в словах Вероэса, определенно, присутствовала. Вот только задания мне никто не давал. Просьбы — были, приказы — нет.

— Если я поклянусь, что не собираюсь вредить Аторису, ты от меня отстанешь? — спросила я старика.

Тот отрицательно мотнул головой.

— И не надейся, Фори. Элейдж — подлая тварь и…

— Дали Небесные, хватит! — выдохнула я, и добавила, мысленно сгорая от стыда за собственную ложь: — Да, просили, меня просили прижиться, осмотреться и действовать по обстоятельствам. Обычные прогрессорские программы первого этапа. Доволен?

Вероэс протяжно выдохнул, а следом затаенно выдохнула и я. Мне казалось, он не поверит в эту наспех состряпанную ложь.

Агенты никогда не работали в своих мирах, это было непреложной аксиомой. Слишком велик был риск через призму старого опыта не заметить важного нового, того, что бросилось бы в глаза постороннему. Старые привязанности, чувства, эмоции тоже были сродни паутине, в которой легко запутаться.

Но старик только грустно усмехнулся, кивнул, и, посмотрев на оранжевый огонек кибердиагноста, вновь погладил меня по руке.

— Будь осторожна, — предупредил он. — Ты случайно можешь подставить сына, мужа, друга. Аторис тебе верит, но кто знает — надолго ли. У него есть советник. Некий Энкеле Корхида. Сволочь редкостная, но он способен убедить Аториса в том, что белое это — черное и наоборот. Так вот, многие слышали, как этот мерзавец пытался настроить Ордо против тебя.

— Получилось?

— Сегодня — нет. И, думаю, только воспитание помешало Аторису спустить генерала с лестницы. Но это только начало. Теперь Корхида будет следить за каждым твоим шагом, и ждать удобного момента. Он злопамятен. И большинство тех, кто перешел ему дорогу или просто мог помешать, исчезли бесследно. Знаешь, Дагги тоже исчез.

Губы медика скривились, и он замолчал, его рука накрыла мою ладонь, слегка сжала ее, и я почувствовала, как пальцы медика задрожали.

Вздохнув, я отвела взгляд, пытаясь хоть немного успокоиться. Отчего-то сердце сжалось. Дагги. Этот тихоня — да чем и кому он мог помешать? Но за предупреждение я была благодарна, им не стоило пренебрегать: слишком серьезны последствия. И если неведомый мне генерал затеял войну, придется разузнать о нем как можно больше, прежде чем начинать ответные действия.

— Спасибо. Но почему ты меня предупредил?

Ироничная улыбочка тронула губы медика, но он мне ответил:

— Знаешь, Фори, я хорошо выучил, что Стратег становится бывшим только в гробу…