Кое-как добравшись до зеркала, я в недоумении посмотрела на отражение. Дали небесные! Неужели эта изможденная, худая как тень, с провальными кругами у глаз женщина — я? Кожа побледнела, волосы потускнели, губы все в трещинах. От слабости слегка кружилась голова. На месте Вероэса я такую пациентку к кровати бы привязала — чтобы ветром не унесло.

Но сегодня свекор не решался делать замечания, помалкивая, расхаживал в волнении по комнате и время от времени бросал на меня то умоляющие, то недовольные, то просто встревоженные взгляды. Сегодня я смогла бы его осадить, не боясь получить достойный ответ, но вот желания продолжать войну с ним у меня не было. Я сочувствовала старику, понимая, что на его месте никто бы не смог остаться спокойным: его лучший друг, пропавший без вести и четыре года считавшийся погибшим, оказался заточенным в стенах приполярного форта. И по чьему приказу!

Покачав головой, я развернула выписку скопированную из канцелярской книги, которую сумел раздобыть Дон. Сухая отметка о собственноручно подписанном Ордо приказе была единственным следом, указывающим, где нужно искать Да-Дегана.

Полчаса назад я показала эту выписку Аторису и получила в ответ потрясающую реакцию: до такой степени явного недоумения, настолько сильного удивления мне на его лице видеть никогда раньше не приходилось. Да и я сама не смогла до конца поверить бумаге, которую сумел отыскать Дон. Ну не мог Аторис, будучи в здравом рассудке, отправить в форт Файми воспитателя своих детей.

Не прошло и пяти минут, в мои руки лег лаконичный приказ: «Заключенного Да-Дегана Раттера освободить из-под стражи». Под приказом были проставлены число, печать и личная подпись Ордо. Вручив его мне, Аторис достал сигарету, сунул в рот, и, не зажигая ее, хмуро заметил:

— Если Дагги попал в Файми, то вряд ли он выжил.

— Ты сомневаешься?

— Я надеюсь, что в книги закралась ошибка. Не помню, что подписывал подобный приказ. Да я бы и не подписал, ты же знаешь… Но убедиться необходимо.

— Кого пошлешь?

— Тебя. Ты не станешь врать, и… Фори, я знаю, ты сделаешь все, что необходимо, даже больше того, — чиркнув зажигалкой он закурил и совсем тихо добавил: — Тебя не было на Рэне в дни бунта. Пожалуй, я только тебе я могу довериться. Поэтому прошу, сделай это. Когда это будет тебе по силам — вытряси правду из коменданта. Я должен знать…

Зажмурившись, я отогнала воспоминание, нащупала в кармане плотный конверт с приказом и снова взглянула в зеркало. Оправив подол шерстяного платья, накинула на плечи теплую шаль и случайно обратила внимание на желтовато-зеленый глазок кибердиагноста, обвившего запястье: Вероэс нацепил его на меня для страховки, заправив несколькими ампулами с лекарствами, да еще и вручил Дону аптечку — на всякий случай.

Только увидев свое отражение в зеркале, я поняла, с чего так нервничал медик, собирая меня в дорогу. Старика разрывало беспокойство за мое здоровье и судьбу друга. Но когда я решила, что еду немедленно, что не собираюсь тратить зря ни минуты, он не посмел со мной спорить.

— Фори, я понимаю, если Дагги попал в форт, он вряд ли выжил, — прошептал свекор.

Я твердо посмотрела в его глаза и слегка улыбнулась.

— Мы же с тобой это точно не знаем…

Я не хотела ему ни лгать, ни обнадеживать. Я не хотела обнадеживаться сама: где находится Файми, я знала достаточно хорошо. Но не попытаться ободрить свекра я не смогла.

Да, то что Дагги Раттера не значился в списках узников, умерших в заключении, могло быть простой ошибкой, недобросовестным ведением списков. Тому можно было найти сотню причин. Но у меня закололо сердце, когда на миг подумалось, а вдруг ошибки нет? И, похоже, Вероэс, рассуждал так же. Взглянув на свекра, я попыталась ему улыбнуться и почувствовала, как у левого угла рта дернулась жилка: тик.

Впрочем, не впервые за четыре истекших дня я поражалась, ужасалась и была готова устроить истерику: к положению дел на Рэне после бунта, я была не готова. Изучая документы, пытаясь понять насколько сильны изменения и что можно сделать для нормализации обстановки, я часто ловила себя на том, что слезы непроизвольно катятся по щекам. И хоть прежде в своей работе, я сталкивалась ситуациями и хуже, в этот раз мне часто становилось нестерпимо больно: ведь это была не чужая планета, а Рэна, которую я любила.

Вцепившись пальцами в шаль, я поспешила отвернулась от Вероэса, надеясь, что свекор не заметил, как у меня перекосилось лицо. Я безумно хотела увидеть Да-Дегана живым, и не корить себя за то, что, быть может, сама поспособствовала его гибели. Это я, глупая женщина нашла детям Аториса наставника. И я же порекомендовала Да-Дегана координатору, когда стало ясно, что сам тот с близнецами не справится: мальчишкам были нужны внимание, забота и твердая рука, которых вечно занятый делами отец дать им просто не мог. Да-Деган, этот длинновязый парень, более всего похожий на бледную, бесцветную моль, непостижимым образом умел договориться с самым капризным и непослушным ребенком, расположить к себе и заставить слушаться.

Если быть до конца откровенной, он не очень-то был мне по душе — этот высокий, задумчивый, слегка нескладный соседский парень. В отличии от большинства ровесников он казался лишенным жизненных сил, и, признаться, в юности меня это изрядно злило. Потом злость прошла, и осталось лишь удивление: четыре года назад, в день моего отлета с Рэны он выглядел совершенно так же как и двадцать семь лет назад, в день, когда я увидела его впервые. Дагги словно навеки застрял в одном возрасте — казалось, ему чуть больше двадцати. А еще я безумно любила, когда он улыбался: улыбка преображала скучное бесцветное лицо, в холодных серых глазах словно зажигались звезды, маска неудачника и зануды слетала, обнажая душу мечтателя. Но он очень редко улыбался кому-то кроме своих воспитанников.

Заслышав шаги в коридоре, я обернулась к двери как раз в тот момент, когда в комнату вошел Дон с охапкой теплых вещей.

— Вот, — проговорил он, вытерев выступивший на лбу пот. — В этом ты не должна замерзнуть.

Переобувшись, я накинула на плечи шубку, а шапку, не решившись ее надеть, взяла в руку. Обернулась к Вероэсу.

— Ну, пожелай мне удачи, — попросила я старика, перепрятав приказ в глубокий карман шубы. — И чтобы Судьба не чинила препятствий.

Медик кивнул. Вместо слов махнул рукой. Я вцепилась в руку сына и вместе с ним вышла из комнаты.

За дверями к нам присоединилась небольшая толпа — пятеро мускулистых, крепких парней, которых Аторис приставил мне в качестве личной охраны. Я гнала от себя мысли о том, приставлены они не защищать, а присматривать за мной, чтобы я не сбежала, понимая, что вооруженные люди в форме порой могут оказаться более весомым аргументом, чем гербовая бумага.

Наши шаги гулко прозвучали в тишине заснувшей резиденции. Шел второй час ночи. Даже фонари во дворе полупритушены и горят вполнакала. И только окна в кабинете Ордо — в противоположном крыле на втором этаже — ярко освещены.

Стоило выйти из дома и пройти несколько шагов, как неизвестно откуда налетел ледяной порыв ветра. Поежившись от холода, я подумала: «Вот лето и кончилось».

Сезон ливней всегда обрушивался на Амалгиру внезапно, безо всякого предупреждения. В какой-то момент на остров налетал холодный и сильный ветер, а следом — через пару часов небо затягивалось низкими темными тучами.

Взглянув на небо, я не увидела звезд — видимо, и впрямь, ливни уже на подходе, и через несколько часов, по возвращении, я застану на острове серую хмарь, тихий шепот дождя, прохладу и скуку. Самая противная погода для здорового человека, но самое то для меня: ничто не помешает сидеть тихо в своих покоях, не заставит перечить врачу, покорно принимая лекарства, ничто не позовет на свободу — к зелени трав, синему небу и солнцу. Целый месяц над городом будет висеть серый занавес туч, и туманы будут клубиться в низинах. Затяжные дожди убьют всякое желание бродить по улочкам Амалгиры.

По возвращению я стану послушной пациенткой. Буду слушать ворчание Вероэса, и соглашаться, не споря с ним. Может быть, возьму колоду карт, и мы с Лией будем играть в одну из тех игр, что не возбраняются в высшем обществе. Может быть, я сбегу еще раз — мое присутствие на переговорах выставлено Арвидом Эль-Эмрана обязательным условием, но это станет последним нарушением режима.

Одинокая капля упала мне на щеку, как обещанье дождя. Коснувшись пальцами лица, я стерла слезинку, слетевшую с неба и пошла к флаеру.

Дон помог мне разместиться, сам сел рядом, приказав пилоту взлетать. Наша охрана разместилась в двух других транспортах. Прислонившись щекой к плечу сына, я прикрыла глаза, делая вид, что дремлю, хоть мне было отнюдь не до сна. Знал ли Ордо о судьбе Да-Дегана? Играл ли он удивление и поспешность, выписывая приказ? Хотя… подобное не сыграть без подготовки, а актер из Аториса всегда был никудышный.

Но спешила я не из-за недоверия к Ордо — я была убеждена что капитан, с которым мы когда-то были друзьями, не изменился и что он не станет мне лгать. И не из-за хлестнувшего ударом кнута предупреждения Дона, прошептавшего мне: «Мама, Ордо сегодня издал указ, завтра это будет известно многим. Никто не поручится, что тот, кто отправил Да-Дегана в форт, не решит помешать тебе. Хочешь на самом деле что-то узнать — делай это сегодня».

Истинной причиной был страх. Страх опоздать. Раньше, в Разведке мне приходилось сталкиваться с ситуациями, когда человек погибал лишь потому, что помощь не пришла вовремя, опоздав не на четыре года — на минуту, две, десяток минут или час.

Отгоняя мрачные предчувствия, я нащупала в кармане приказ, но доставать не стала, просто провела пальцами по сгибу, подумав о том, что в любом случае вновь посадить человека в тюрьму намного сложнее, чем просто не выпустить его на свободу.

И даже если я найду только запись в официальных книгах форта о смерти Да-Дегана, я не стану себя корить, зная, что сделала все, что могла.

Я гнала от себя эти спутанные, дурные мысли, пытаясь расслабиться и отдохнуть, насколько это представлялось возможным.

Стоило чуть расслабиться — вспомнился синий камень. Прошило через самое сердце, накатило, словно накрыло волной — странный зов, глубокий нечеловеческий голос, вибрациями пронизывающий все тело, который я упрямо пыталась списать на галлюцинации — со мной ли одной такое происходило?

Камни Аюми я впервые увидела на Софро: они покоились под толстым стеклом музейной витрины. Холодные и прекрасные, то играющие искристой синью, то мутнеющие, то невероятно чистые и прозрачные. Семь осколков неба казались живыми, подрагивали в углублениях ложа из черного бархата, но молчали. Или из-за толстого неразбиваемого стекла было невозможно расслышать их голос?

Восьмой, тот, который дал подержать в руки Арвид — запел сразу, стоило к нему прикоснуться. И в тот миг весь мир мог обрушиться в бездну, раскрошившись в осколки — я бы не заметила этого. Слушая шепот камня, я ощущала, как у самого сердца горячим цветком распускается благодарность за чудо, которое мне довелось держать в ладони.

Уколола внезапная мысль, пройдя острием через самое сердце — а ведь Аторис наверняка тоже держал подобный камень в руках. Мог. Довелось ли ему хоть раз услышать поразительный шепот?

Внезапно вспомнилось — невысокая крепкая фигура, энергичность жестов, упрямство на широком лице. Мы шли по безлюдным тенистым аллеям сада Джиеру — я и Ордо.

— Я видел корабли Аюми, Фори.

— Аюми — это только легенда. Люди назовут тебя сумасшедшим.

— Да плевать! Фори, плевать! Я сам бы год назад назвал себя сумасшедшим. Но я видел Их. Понимаешь? Я своими руками прикоснулся к тому, что ты называешь легендой. Это меня изменило.

В темных глазах светилась мольба. Он хотел, чтобы ему поверили. Аторис желал этого столь сильно, что ему было плевать на репутацию.

«Эти корабли, они… необыкновенные».

Взволнованный голос, выражение глаз — поэта, мечтателя, сумасшедшего. Никогда не думала, что буду каяться за поспешность, не давшую дослушать признание, что мне станет стыдно за колкость, оброненную, дабы свернуть разговор. Но я помнила все — и как Аторис мял в крепких пальцах длинную сигарету, и дрожащие уголки его губ, и как он резко махнул рукой, поняв, что разговора не выйдет.

А следом вспомнилась случайная встреча на исходе знойного дня, солнце, почти затонувшее в море цвета розовой меди, обеспокоенный голос Да-Дегана, в густеющих сумерках говорящего кому-то невидимому: «Толку в его попытках добиться правды не будет. Никто этого ему этого не позволит! Ни Элейдж, ни Сенат! Боюсь, не случилось бы беды с ребятами из экипажа».

И ведь как в воду глядел!

При крушении исследовательского судна уцелела большая часть экипажа — человек сорок. Но вот потом… всякий, кто пытался поддержать капитана, подать голос в его защиту, погибал по непостижимой и нелепой случайности.

Первым от кого отвернулась Судьба, был старший помощник, он пережил взрыв двигателя, был отправлен в госпиталь, но через несколько дней после выписки погиб, не справившись с управлением личного флаера — врезался в скалы. Вторым погиб штурман: здоровый парень, прекрасно плававший и нырявший, увлекавшийся дайвингом с детства, утонул на мелководье. Третьим стал медик экспедиции, разворошивший осиное гнездо и умерший от анафилактического шока.

Как погибли остальные, я не знала, не следила — подоспела командировка в один из отдаленных Закрытых Секторов и, улетев, я не смогла отследить всю эту странную историю. А должна была бы! Быть может, мне бы удалось разобраться, что это за цепь такая случайностей, или то не случайности вовсе. И может быть, тогда не случилось то, что надолго подкосило Ордо: полтора года спустя после этой проклятой экспедиции погиб его сын.

— Мама? Тебе нехорошо? — полный тревоги голос Дона выдернул меня из воспоминаний.

— Нет-нет, все в порядке, — я торопливо ответила, и предварительно взглянув на огонек кибердиагноста — по-прежнему светло-салатовый — продемонстрировала его Дону. Решив, не тревожить сына, о небольшом головокружении и слабости я просто умолчала.

— Ты побледнела.

Тебе показалось.

Прикусив губу, я отвернулась к стеклу, против воли погрузившись в события прошлого и продолжая вспоминать.

Сына Аторис любил до безумия. К дочери был нежен и снисходителен, но мальчишка значил для него больше, чем весь окружающий мир. И его гибель сломила упрямого капитана. Больше он про корабли Аюми не заикался.

«Тела так не нашли, Фори, и пока не найдут, для меня Иридэ будет жив. — Аторис, видимо, смертельно устав от назойливых родственников жены, заговорил об этом со мною сам. — Скажи им, пока его не найдут, никакой памятной стелы не будет».

Если бы только упрямством можно было кого-нибудь воскресить — первым бы вернулся в мир из небытия непоседливый бойкий мальчишка.

Да-Деган же скрипел зубами, ревел и клял себя, что в тот день отпустил ребенка погулять по городу с матерью. Он обвинял себя, будто беда произошла по его недосмотру. Но как он мог отказать матери?

И кто знал, что та случайно оставит шустрого и неугомонного мальчишку одного? Кто мог подумать, что девятилетний постреленок в одиночку протопает через полгорода незамеченным, а пересохший ручей воробью по колено, который протекал невдалеке от дома Да-Дегана, из-за недавних ливней превратится в бурный поток?

Жене гибели сына Ордо простить не смог. Не став затягивать с разводом, он добился и единоличной опеки над дочерью. Но и это не могло его успокоить. Я не узнавала некогда благоразумного и уверенного в себе человека.

Возможно, если бы не отстранение от полетов, он бы смог взять себя в руки. Но капитану просто было нечем занять себя, чтобы отвлечься от тяжелых воспоминаний. Любимая работа, в которую он погружался с головой, была потеряна, а после смерти сына Аторис и вовсе оставил попытки оправдаться и добиться пересмотра заключения следствия, не пытался вернуться во флот. Ордо смирился, осунулся, и даже плечи его ссутулились.

Однажды я заметила его на окраине, там, где город, утомившись карабкаться по зеленым холмам ввысь, остановился, наткнувшись на неприветливые бесплодные скалы. Скрестив ноги, Ордо сидел у самого края утеса и смотрел на море, небо и горизонт.

Подойдя к нему, я почувствовала, как на коже оседает мельчайшая водяная пыль. Ветер рвал подол платья, отталкивая меня от пропасти и от Аториса. Подумалось, что если ветер сменит направление и рванет к обрыву — удержаться на скалах мне станет почти невозможно. Страх обвил сердце холодной змеей. Но, несмотря на это, я подошла к мужчине, присела рядом, и молча стала смотреть на то, как глубоко внизу под нами прибой бился в подножье отвесных скал. Словно океан бесился, что не мог нас достать.

Утес дрожал. И я не понимала, почему мы как два идиота продолжаем сидеть на самом краю. Даже будучи уверенной, что океану еще долго не подточить основания скал, глядя на пенные буруны, я тряслась от страха, представляя, что в любой момент мы можем полететь вниз, туда, где прибой перетирал в пену все, что оказывалось в его власти.

Кажется, я сказала об этом Аторису, он кивнул, теплая ладонь легла поверх моей, губы что-то шептали, но средь шума прибоя, в завывании ветра не разобрать было — что именно. Я пыталась читать слова по губам, но и это не удавалось.

Кто-то сильно сжал мою руку, потом легонько встряхнул за плечо, заставив очнуться. Открыв глаза и обернувшись, я увидела встревоженное лицо Дона.

— Прилетели, мама, — проговорил он. — Вот и Файми.

Несколько мгновений я сидела неподвижно, пытаясь забыть кошмар и собираясь с силами, потом натянула шапку и, выйдя из флаера, ступила на промороженный камень брусчатки. Стылость сразу же проникла под широкий подол щегольской шубки, обняла меня ледяными руками, отбирая тепло. Я потопала ногами по брусчатке двора, потерла ладони, спрятала коченеющие кисти рук в рукава, мысленно коря себя за то, что забыла перчатки, и только потом обвела взглядом гладкий камень высоких стен внутреннего двора. Выше них переливались холодные зеленые сполохи, изгибаясь в ночном небе змеями.

Неуютно. Холодно. Страшно. Черные стены, нависая, грозились раздавить. Каждому шагу вторило гулкое эхо. Я вся дрожала. Мне до зуда в пятках хотелось нырнуть в тёплый безопасный флаер и рвануть прочь.

Рука Дона поддержала меня под локоть.

— Куда теперь? — прошептала я, не рискнув облизнуть пересохшие губы — на таком морозе трещины стали бы глубже, начав кровить.

При каждом слове и выдохе изо рта вырывалось облачко пара.

— К коменданту, — ответил Дон и потащил меня внутрь здания.

В слабо освещенных коридорах было не намного теплей, чем на улице, разве что пронизывающие порывы ветра сменились противными сквозняками.

Дон вел уверенно, точно не раз бывал в старом форте. Охрана грохотала сапогами чуть позади. А меня все больше грызло тоскливое предчувствие провала. Провести четыре года в промерзших стенах и — выжить? В подобное не верилось. Единственное, что толкало вперед — раз уж приехала, я должна выполнить просьбу Аториса.